Глава 38 — Смотрю, словно в зеркало, в душу твою (1/1)

— Во всём виноваты такие, как ты! Что вам было нужно? Власть, богатство? У нас нечего было отбирать! За какие грехи вы разрушили нашу спокойную жизнь?! Мы не мешали никому!Лицо незнакомца перекошено от ненависти. Он в самом деле похож на нищего: таких обносков Геллерт не видел даже на бродягах в Аргентине.Он говорит по-немецки.— Ты поплатишься кровью! — брызжет слюной незнакомец и, дрожа от ярости, нацеливает палочку на Геллерта. — Твоя жизнь ничего не стоит! Всего одна слеза моей покойной дочери, которую грёбаные солдаты…— Убей его, — одними губами приказывает Геллерт.Это происходит будто само собой, будто он не сам принимает такое решение. Будто… по-другому руслу история просто не может пойти.Что-то в нём радуется. Как если бы он наконец решился сделать то, что давно хотел.— Возьмите меня за руку, пожалуйста, — не оборачиваясь, решительно произносит нисколько не удивлённый приказом Дамблдор, протягивает Геллерту левую ладонь и коротко взмахивает вскинутой для атаки палочкой. — Режа!Незнакомец пытается вскрикнуть и, хрипя, падает на землю, с мерзким звуком выкашливая кровь.Распахнутые глаза, наполненные злобой и ужасом, — последнее, что видит Геллерт, прежде чем его уносит в вихрь трансгрессии.Грин-де-Вальд открывает глаза. На ковре у кровати лежит Альбус, завернувшийся в простыню. Его Альбус. Теперь уже навсегда только его. Так радостно не было даже в Норвегии, когда Геллерт просыпался в комнате Рагнара и понимал, что ещё целую неделю не надо будет одеваться по горящей спичке и учиться до самого отбоя. Комната спит, застыв в бледных лучах утреннего солнца. Геллерт протягивает руку и проводит пальцами по мягким рыжим прядям. Альбус трётся щекой о его ладонь, моргает и сонно улыбается.— С первым днём вечного рабства тебя, Альбус! — тихо смеётся Грин-де-Вальд и поднимает за цепочку фиал, держа его над Дамблдором, как игрушку перед котом.Огонёк клятвы горит уже не так ярко, как ночью, скорее светится ровно и спокойно. Альбус приподнимается на локтях и проводит кончиком языка по стержню, пронизывающему фиал. И сверкает глазами не хуже огонька.— Какие будут приказы? — интересуется он и проворно поднимается на ноги. — Чтобы долечиться, Вам нужно три раза в день принимать зелье. Я могу приготовить его сейчас или после завтрака.— Сейчас, — решает Геллерт и потягивается, — позавтракаем, когда пойдём гулять. Нам нужно в магазин или на рынок. У меня немного изменились планы на твой счёт. Буду тебя дрессировать.— Как пожелаете, — расцветает Альбус и склоняет голову в лёгком поклоне.За стеной не воет вьюга. Эту ласковую осень, так похожую на забытую баварскую весну, слышно из-за двери. Она витает в воздухе. Она влетает со сквозняком, несущим запах цветущего дерева, ветки которого скребутся в окно.Похожее дерево цвело за спиной незнакомца во сне.— Мне приснилось, как ты убил какого-то оборванца, — сообщает Геллерт, озадаченно рассматривая гроздья розовых лепестков.— Что? — по-английски переспрашивает Альбус и роняет ложку от растерянности, но тут же снова переходит на немецкий. — Когда?— Не знаю, — пожимает плечами Геллерт, — наверно, скоро. Мои видения обычно касаются того, что произойдёт в ближайшие несколько дней. В этом сне я видел тебя со спины. Выглядел ты примерно как сейчас. А ещё там было дерево, как у нас за окном.Альбус чешет нос ложкой, перемешивает зелье и о чём-то напряжённо размышляет. — Как я убью его? — спрашивает он тихо, но непривычно жёстко.Как палач, которому нужно заставить себя пойти и выполнить первое задание.— Заклинанием ?режа?. Оно оставляет порезы. Но я не видел его раненым, у него кровь только горлом шла.— Радко научил меня, — всё ещё ошарашенный Альбус подносит стакан и садится у кровати на пятки, — он говорил, что на войне волшебникам запрещено убивать так, чтобы было заметно применение магии. Это нарушило бы статут о секретности. Он рассказал мне о нескольких способах и настоял на том, чтобы я овладел ими. Если заклинанием ?режа? перерезать что-то внутри, будет, как Вы рассказали. Я тренировался на чучелах.— Зачем Добрев научил тебя убивать? — Геллерт недоумевающе таращится на своё лекарство, а после долго пьёт, прежде чем продолжить говорить. — Похоже, нам это окажется на руку. Тот незнакомец был настроен расправиться со мной. Обвинял меня в чём-то. Я только не понял, в чём. Он что-то кричал о том, что я разрушил чью-то спокойную жизнь.— Угрожать Вам в моём присутствии? — недобро усмехается Дамблдор. — Как опрометчиво.Он никогда раньше так не смотрел. Будто в самом деле готов убить кого угодно прямо сейчас.— Если ты продолжишь так говорить, я умру от разрыва сердца безо всяких заклинаний, — шепчет Грин-де-Вальд и убирает ему волосы за ухо.В лукавых глазах Дамблдора, похожих на яркий топаз, словно отражается та хищная жажда крови, чужой крови, которую Грин-де-Вальд прежде замечал только в себе самом. Но таким нельзя стать, можно только быть изначально. Геллерт притягивает его к себе за подбородок, и глаза Дамблдора заволакивает чернота расширенных зрачков.Альбус почтительно опускает ресницы и прижимается губами к большому пальцу Геллерта.— Всё, что пожелаете, Хозяин, — произносит он, тщетно пытаясь выровнять сбившееся дыхание.Что Геллерт знал о поцелуях до Альбуса? Ничего. Определённо, он не любил целоваться только из-за того, что не целовал этого рыжего демона.Подчиняясь руке Геллерта, Альбус приподнимается, встаёт на колени и запрокидывает голову. И убирает руки за спину — уже сам. Его хочется искусать до крови. У его крови приятный вкус. Похожий на вкус собственной крови Геллерта.Грин-де-Вальд медленно проводит языком от ключицы Дамблдора до уголка его рта, кусает за шею, так сильно, чтобы Альбус точно вскрикнул, и снова целует от ворота пижамы к губам. Сердце Альбуса под ладонью Геллерта колотится как заведённое. Геллерт никогда не поймёт его сумасшедшую любовь к боли — сам Геллерт её совершенно не переносит, даже на шестом курсе за каждый лишний синяк хочется убить противника. Но Альбуса не надо понимать, его надо мучить.— Почему ты выбрал такую формулировку клятвы: исполнять мои желания? — Грин-де-Вальд легко скользит языком по нижней губе Дамблдора и отрывисто царапает его подбородок, оставляя белую полосу.— Если бы я поклялся исполнять приказы, у меня осталась бы возможность искать лазейки в формулировках и не подчиняться по-настоящему, — сбивчиво отвечает Дамблдор. — Я бы не хотел её иметь, пусть я бы ею никогда не воспользовался. Я хочу быть Вашим по-настоящему, а не только на словах.— Чёртов англичанин! — Геллерт хватает его за волосы, прижимает ближе, порывисто кусает за мочку уха и слизывает кровь. — Если бы я знал, что ты не притворяешься, то заставил бы поклясться мне служить ещё в сентябре.— Я Вам нравился? — несмело уточняет Альбус.Грин-де-Вальд затаскивает его на кровать, ложится сверху и долго целует, падая в поцелуй, как в пропасть. Чем громче Альбус стонет в губы Геллерта, тем ярче разгорается желание утопить его в боли, заставить глотать собственную кровь, как воду.— Как ты можешь не понравиться, — усмехается Геллерт и втягивает в рот его покрасневшую губу, солёную от крови.— Делайте со мной что угодно, только не оставляйте меня, — умоляет Альбус, едва получив возможность говорить.Он так откровенно вручает себя, его душа и тело так просятся в руки, что устоять и не взять практически невозможно. А ведь Геллерт планировал отложить начало дрессировки на вечер.Насколько покорным может быть Альбус Дамблдор?— Зависимое существо, — Грин-де-Вальд целует подбородок Дамблдора и проводит пальцем по своим отросшим твёрдым ногтям.Вставать за маслом не хочется и отрезать ногти тоже.?Что же, ты говорил, что любишь любую боль?.— Да, — кивает Альбус и улыбается, будто ему сделали комплимент.Геллерт кладёт ладонь на его поясницу и запускает руку в трусы. Если б ещё что-то видеть.— Чуть ниже, — подсказывает Альбус срывающимся голосом, — можно я обниму Вас?— Можно, — выдыхает Геллерт на его шею, снова проводит по ней языком от плеча к мочке уха и кусается, вырывая несдержанные стоны.Дамблдор бережно обнимает Грин-де-Вальда и выгибается, прижимаясь к нему пахом. Как, должно быть, тяжело ему сдерживаться после двухнедельного запрета что-либо в себя вставлять. И всё равно слушается. Он безукоризненно прекрасен.Геллерт вводит сразу три пальца, но совсем неглубоко, дальше не получается, и болезненно сжимает твёрдый сосок Альбуса:— Я приказываю тебе кончить.Крик Дамблдора, наверно, слышно на улице. Альбус, чуть хмурясь от боли, пытается насадиться глубже. Он бы, наверно, и на нож с радостью запрыгнул. Приказ он выполняет сразу, словно его останавливало только отсутствие разрешения. Он отлично поддастся дрессировке.Геллерт никогда бы не подумал, что девственник может отдаваться с такой страстью.— Я тебя просто обожаю, — улыбается Грин-де-Вальд и прислоняется носом к щеке Альбуса, — так бы и лежал с тобой целый день, если бы не нужно было идти завтракать.Неописуемо счастливый Дамблдор обмякает в его руках и рассеянно ощупывает карман пижамных штанов в поисках палочки. У него на лице написано, что он не верит в свою удачу. Такой трогательный.— Я могу трансфигурировать любую еду, — просяще заглядывает в глаза Альбус, — пожалуйста, давайте никуда не пойдём. — Ты трансфигурируешь лучше всех, моё чудо, но я уверен, ты оценишь настоящих креветок, обитавших в море и приготовленных с травами, выросшими из земли, — Геллерт целует его под ухом и отпускает. — Одевайся.Альбус чистит одежду заклинанием и, пошатываясь, направляется в ванную. Вернувшись, шагает к шкафу уже более твёрдой походкой, но всё ещё до крайности удивлённый.— Что мне надеть? Кроме преподавательской формы у меня есть чёрные брюки, две рубашки, одна с французскими манжетами, белая, а другая светло-серая…— Выбери сам, — решает Геллерт и садится, наблюдая за ним.Подумав, Дамблдор выбирает белую рубашку с французскими манжетами, а после направляет палочку на свои квадратные запонки и превращает их в треугольные.Такие же были в пророческом сне.Серому жилету Альбус предпочитает жилет кофейного цвета.— В моём сне ты был одет именно так.Дамблдор кладёт пальцы на пуговицы и с сомнением косится на шкаф:— Но… мне кажется, с серым жилетом мой костюм будет выглядеть слишком бледно.В его голосе появляются нотки надменности, и как же они ему идут.Он встаёт перед зеркалом, касается пальцем распухшей прокушенной губы и улыбается своим мыслям:— Мне помазать лицо заживляющим зельем или так оставить?— Оставь, — приказывает Геллерт, подходит к Альбусу и целует в лопатку, — соберёшься и жди меня на улице.— Как прикажете, мой Повелитель, — с придыханием отвечает Дамблдор и проверяет, положил ли палочку в карман.***?Пожалуйста, уважайте нашу маленькую тихую улицу!?просит деревянная табличка. Надпись повторяется на всех языках, которые изучают в Дурмстранге.На Крите все улицы маленькие: короткие и узкие, пять-шесть домов — и они уже обрываются поворотами. Если бы не игрушечное очарование средневековых каменных домиков, увитых цветущими растениями, Геллерт бы начал опасаться встретить в этом лабиринте Минотавра.— Как ты здесь находишь дорогу? — удивляется Грин-де-Вальд и бросает взгляд на лимонное дерево, завесившее тяжёлыми ветками окно.Мимо такого дерева они уже проходили… а нет, в тот раз ставни были другого цвета.— Я изучал карту города Ханья в целом и отдельно — района, где мы поселились. На крайний случай она у меня с собой. Ещё один поворот, и мы выйдем к рынку. Могу я узнать, что Вы хотите купить?— Масло, — хитро прищуривается Геллерт.Дамблдор смущённо опускает глаза. Интересно, что с ним будет во время дрессировки? Масло, табак и сувлаки, маленькие шашлычки на деревянных шпажках, удаётся купить безо всяких проблем: критские волшебники учатся в Дурмстранге, многие из них говорят по-немецки.— Они такие улыбчивые и дружелюбные, — замечает Геллерт, — по ним не скажешь, что совсем недавно здесь была война.— Поселения волшебников защищены от магловских солдат и оружия, — поясняет Альбус, — кроме того, я полагаю, что местные жители сейчас остро нуждаются в деньгах.?Прямо как я, — усмехается про себя Грин-де-Вальд?. Сумма, которую выделил отец, кажется большой, но если задуматься о будущей жизни без его подачек…— То, что у нас останется, положи в банк под проценты, — решает Геллерт.Как ему повезло, что его вечный раб уже совершеннолетний.— Как пожелаете, — кивает Альбус.Из винной лавки огромный сапог выпинывает бродягу, а следом вылетает кричалка и тараторит что-то на греческом.— Ебись в колено, потаскуха сраная! — кричит он в ответ на чистом немецком и грозит чумазым кулаком.Геллерт застывает и вглядывается в лицо незнакомца.— Это тот самый оборванец, — дёргает он за рукав Альбуса, — его я видел во сне.— Нужно увести его подальше, — негромко произносит Дамблдор, и его лицо становится сосредоточенным.На него сложно не засмотреться.Незнакомец плюёт себе под ноги, размашистым шагом направляется прочь от лавки, но, проходя мимо Геллерта, вдруг останавливается.— А ты, ублюдок, что здесь забыл? Хочешь посмотреть, что с нами стало? Ну так смотри! — он разводит руки в стороны и выпячивает тощее пузо, прикрытое обносками, которые, вероятно, когда-то были неплохой одеждой. — Скоро зад голый будет нечем прикрыть!Альбус резко разворачивается и, встав между ним и Геллертом, указывает взглядом на затенённый деревьями переулок:— Лучше пойти туда, — просит он по-английски.Незнакомец не отстаёт, сколько бы они ни петляли между домами. Впрочем, Альбус выглядит так, будто выбирает повороты не случайно, а направляется в заранее выбранное место.?Это же надо — так настырно преследовать собственную смерть?, — нервно смеётся про себя Грин-де-Вальд, подавляя желание обернуться. Пусть он знает, что всё кончится хорошо, от присутствия безумного оборванца как-то не по себе. Что ему вообще нужно?— Ты доволен, сучий выродок? Ты доволен, я тебя спрашиваю?! — рычит он и пинает стену. — Мы все жили тихо и мирно, пока не заявились подобные тебе! Вы пришли сюда и стали орать во все свои драные глотки, что без этой войны нам тут будет жопа, а если встанем на вашу сторону, то срать золотом будем! И где оно??О чём он? — никак не может понять Геллерт. — Я его точно прежде не видел. Я даже в Османской империи никогда не был. Может, он немецкий солдат? Альбус говорил что-то про вмешательство европейцев в войну за независимость Крита...?— Да хуй с ним, с золотом! — надрывается незнакомец. — Семья моя тебе чем помешала? В глаза мне посмотри и скажи, что тебе сделали мои жена и дочь!Лабиринт кончается. Альбус выходит к дороге, вдоль которой разбросаны редкие домики. Вдали высятся горы, а над их вершинами медленно проплывают сереющие облака. Незнакомцу бы их безмятежность.— Ты всерьёз считал, что для нас так лучше?! — не унимается тот, и его глаза наливаются кровью. — Какие речи тут говорили! Что мы заслуживаем свободы, что у нас должен быть свой путь! К чёрту в зад — вот, куда нас привёл этот путь!Дома остаются позади. Грин-де-Вальд поворачивает голову и замечает розовое дерево. То самое, которое было… будет за спиной у крикуна перед тем, как он умрёт.Альбуса словно дёргает за невидимую нитку, он вдруг сворачивает с дороги и решительно направляется в одному ему известное место через померанцевый пролесок. Геллерт всматривается в тени деревьев: они указывают в сторону дороги. Во сне они тоже были вытянуты навстречу Геллерту, а солнце светило ему в лицо.Незнакомец забегает вперёд и преграждает путь:— Сбежать от меня хочешь, дерьмо собачье? От совести не убежишь! Посмотри на меня! Думаешь, я родился бездомным пьяницей? Думаешь, наша страна всегда была нищей и голодной? Что молчишь, говнюк, сказать нечего? Или командир язык отстрелил?Альбус крепче сжимает палочку, но первый руку не поднимает. Ждёт. Должно быть, хочет обеспечить себе оправдание на случай суда: чтобы даже под сывороткой правды можно было сказать, что он просто защищался.— Во всём виноваты такие, как ты! Что вам было нужно? Власть, богатство? У нас нечего было отбирать! За какие грехи вы разрушили нашу спокойную жизнь?! Мы не мешали никому!Грин-де-Вальд концентрируется на своей правой руке. Взять Дамблдора за руку нужно будет очень быстро. Бродяге остаётся сказать три фразы, последнюю из которых он не закончит. Губы Геллерта расплываются в жестокой улыбке. Так и надо этому сквернослову.— Ты поплатишься кровью! — брызжет слюной незнакомец и, дрожа от ярости, нацеливает палочку на Геллерта. С каждым мгновением предвкушение всё больше вытесняет давящий страх, который преследовал Грин-де-Вальда всю дорогу. Альбус поднимает палочку. От избытка эмоций хочется прыгать.— Твоя жизнь ничего не стоит! Всего одна слеза моей покойной дочери, которую грёбаные солдаты…— Убей его, — одними губами приказывает Геллерт.Это происходит будто само собой, будто он не сам принимает такое решение. Будто… по-другому руслу история просто не может пойти.Что-то в нём ликует. Как если бы ему сделали подарок, о котором он давно мечтал.— Возьмите меня за руку, пожалуйста, — не оборачиваясь, решительно произносит Дамблдор, протягивает Геллерту левую ладонь и коротко взмахивает вскинутой для атаки палочкой. — Режа!Незнакомец пытается вскрикнуть и, хрипя, падает на землю, с мерзким звуком выкашливая кровь.Распахнутые глаза, наполненные злобой и ужасом, — последнее, что видит Геллерт, прежде чем его уносит в вихрь трансгрессии.***Их с Альбусом выбрасывает на песчаный пляж. Эта местность выглядит знакомой: вроде бы, они проходили мимо вчера вечером, когда шли из порта к съёмному дому. К берегу подкатывает пенистая приливная волна и заливает туфли. Геллерт, так и не отпустивший руку Альбуса, уводит его дальше от моря. Ликование отступает и сменяется неприятным ощущением, словно они только что вдвоём побили девочку-первокурсницу, которая и посохом пользоваться толком не научилась.Дамблдора мелко трясёт, как от холодного ветра. Грин-де-Вальд обнимает его за плечи, прижимая руки к телу, и гладит по волосам.— Всё будет хорошо. Я с тобой, мой хороший. Мне тоже не по себе.— Спасибо, — бормочет Дамблдор и утыкается носом в его плечо.Свежий утренний бриз качает ветки (или это длинные листья?) финиковой пальмы.— Никто не узнает, — Геллерт обнимает его крепче и кусает за ухо, — а если меня будут допрашивать под сывороткой правды, я скажу, что при мне ты никаких смертельных заклинаний не применял и что мы всё утро просто гуляли. Это ведь правда. А в худшем случае мой отец внесёт за тебя залог. Ты ему нравишься гораздо больше, чем я. Когда мракоборцы приходили разбираться с применением Империуса через мою палочку, он откупился. Да и не видел никто. Мы с ним просто шли. Скажем, что мы пытались уйти, но он не отставал, а потом мы трансгрессировали. Это тоже правда. И мёртвым мы его не видели.— Он сумасшедший какой-то, — цедит Альбус и неуверенно кладёт руки на талию Геллерта, — если бы мы правда просто сбежали, он бы потом за нами гонялся по всему городу.— Именно, — соглашается Геллерт, — ещё набросился бы из засады.Дрожь Альбуса понемногу утихает.— Я испугался за Вас, — поясняет он наконец, — это настоящее чудо, что он не достал палочку раньше. Не знаю, что бы я делал, если бы он попытался напасть в городе. Мне пришлось бы его схватить и трансгрессировать… не знаю, куда. Я ведь не был у того дерева и толком не представлял, где оно может расти.— Ты бы его оглушил, и ничего бы он не сделал, — успокаивает его Грин-де-Вальд и снова целует, — впрочем, трансгрессировать с ним после этого и правда было бы странно. А по тебе было совсем не заметно, что ты волнуешься. Ты отлично справился.— Тогда я не нервничал, — напряжённо смеётся Дамблдор, — я думал только о том, что должен его прикончить, не позволив ему навредить Вам. А сейчас как-то гадко.— Не удивительно, учитывая, что он нёс, — хмыкает Геллерт, — тут рядом ресторан, сходи купи бутылку вина, посидим на берегу, позавтракаем.— Как прикажете, — слабо улыбается Альбус и целует ладонь Геллерта, — какое Вы предпочитаете?— Красное. Какое-нибудь местное хочу попробовать. Сладкое, если будет.Дамблдор легко кланяется и уходит.Геллерт пинает булыжник, и он с плеском бухается в воду.?Я же всегда хотел кого-то убить. Или чтобы ради меня убили. Почему теперь так...? — Грин-де-Вальд закрывает глаза и прислушивается к своим ощущениям. Он точно не сожалеет. Хотел бы он приказать убить бродягу, если бы бродяга не угрожал им? Да, хотел бы. Может, это страх? За Альбуса, которому может угрожать тюрьма, если кто-то узнает. За себя. Дамблдор прав, если бы бродяга напал первым, отбиться было бы сложнее.Вернувшийся Альбус расстилает мягкий шерстяной плед, достаёт из бездонного кармана завёрнутые в несколько слоёв салфеток сувлаки и уточняет, нужны ли бокалы.— Из бутылки будем пить, — решает Геллерт и садится, вытянув ноги к морю, — ты применяешь к карманам заклинание незримого расширения?— Да, — Альбус, натянуто улыбнувшись, устраивается рядом, открывает вино и разводит в металлической миске маленький костёр, чтобы поджарить сувлаки, — у меня и посох в кармане есть.Взгляд у него всё ещё потухший, а движения медленные и не такие уверенные, как обычно.— Ты переживаешь из-за него? — Геллерт убирает рыжую чёлку в сторону и кусает Дамблдора за нос.— Не совсем, — Дамблдор отводит взгляд, целует пальцы Грин-де-Вальда и упирается локтями в колени, сгорбившись, — мне кажется, я не так хорош, как нужно. Когда он появился, я больше боялся, чем думал. У меня было время заранее посмотреть, как выйти к ближайшему лесу, но холодно размышлять и сохранять самообладание было тяжело. А если что-то такое произойдёт неожиданно? Мы не можем всегда полагаться на Ваш пророческий дар.— Ты не просто хорош. Ты восхитительный волшебник, — приглушённым голосом отвечает Грин-де-Вальд, встаёт, перешагивает через его ногу и снова садится, прислонившись спиной к его груди. — В Дурмстранге не каждый преподаватель может победить в дуэли с тобой. И почти во всех ситуациях противника достаточно оглушить. Но если хочешь, попроси Добрева дать тебе какой-нибудь совет. Я слышал, он восемь лет служил в армии и был на войне.— Да, он был, — подтверждает Альбус и выпрямляется, — много кто был. Есть вероятность, что и наш новый знакомый тоже. А я не был. И не учился семь лет в Дурмстранге.— Уверен, у тебя всё получится. Ты станешь одним из самых грозных дуэлянтов в истории, — Геллерт откидывает голову на его плечо и проводит носом по шее, — не зря тебя выбрал осиновый посох и не просто так тебе посоветовали вставить рубин. А ещё я видел сон, где у тебя была бузинная палочка, помнишь?— Помню, — на этот раз Альбус улыбается искренне, — простите, я совсем ушёл в свои переживания. Как Вы себя чувствуете?Геллерт делает несколько глотков вина, прежде чем ответить:— Странно. Сам не могу понять. Вроде, у меня в школе были противники очевидно слабее меня, но тогда я спокойно к этому относился.— Вы считаете, что мы злоупотребляем силой? — осведомляется Альбус. — Акцио сувлаки!— Не совсем, — Геллерт снова отпивает явно десертное вино со сливочным вкусом и ловит один из шашлычков, — не уверен, что дело в нас, но у меня есть ощущение несправедливости. Этот волшебник пострадал во время войны. Если не обращать внимания на его ругательства, можно было заметить, что он был довольно грамотным. Должно быть, он был достойным человеком, пока не спился из-за того, что потерял семью.— Вероятно, Вы правы, — соглашается Альбус и откусывает кусок мяса. — Война никому не приносит счастья.Геллерт проверяет свою порцию губами. Горячая.— Ты не обжёгся?— Не знаю, — Альбус задумчиво трогает язык, — возможно. Я не обращаю внимания.— Всегда проверяй температуру и не ешь горячее, — приказывает Геллерт, — ты не имеешь права сам себе причинять боль.— Да, Хозяин. Простите, — Альбус вспоминает заклинание и чуть остужает мясо. — Вы хотите, чтобы я стремился исполнить абсолютно все Ваши желания или те, о которых Вы говорите вслух?— Вслух. К постоянной легилименции я пока не готов, — смеётся Геллерт.Волны набегают одна за другой, шуршат камни, пахнет солёной водой и простором огромного мира, где возможно всё. Грин-де-Вальд гладит Дамблдора по колену и всматривается в его будто повзрослевшее лицо. Он словно стал ещё красивее. Чужая кровь незримой рукой подчеркнула лучшее, что в нём есть.— Ты прекрасен, как вейла. Смотрю на тебя и забываю обо всём, даже кто я и откуда. Кажется, я живу сразу везде. С тобой я в любом городе чувствую себя, как на родине.От вина, окрыляющей свободы и присутствия Дамблдора кружится голова. Альбус краснеет и запивает смущение вином. Из уголка его рта стекает кирпично-красная капелька. Геллерт слизывает её, проводит языком между его губ и целует, не позволяя прикасаться к своим губам, используя только язык. Дамблдор подчиняется, льнёт к нему, но не ближе, чем Грин-де-Вальд позволяет. Сбежать бы с Альбусом, куда глаза глядят.— В последнее время так много войн, — вздыхает Геллерт и вертит в руках шпажку с мясом, — маглы не могут спокойно жить. Вечно из-за чего-то грызутся между собой. — Такова их натура, — устав сидеть прямо, Альбус опирается на руки, отставленные назад, — не знаю, с чем это связано, но в них больше невежества и злобы. А ведь это наша наука ограничена законом. Не их.— Может… — Геллерт откусывает сувлаки и переводит взгляд на бирюзовые волны, — может, это гнев бессилия? Они понимают, что никогда не станут такими, как мы. Многие из них не знают о нас, но…Маглов тяжело понять. А ведь Геллерту предстоит жениться на магловской девушке.Он никогда к ней не прикоснётся как к жене. Даже один раз, ради приличия — ни за что.***Конспектов, составленных в детстве по заданию приглашённых учителей, хватает, чтобы выполнить основную часть заданий, нужно только переписать, вдумчиво, чтобы самому вспомнить. Хоть какая-то польза от отца.— А чем ты занимаешься? — Геллерт закрывает тетрадь и поворачивает голову к Альбусу, сидящему за складным столиком на полу. — Что ты пишешь?— Сейчас я делаю упражнения из учебника немецкого языка, — Альбус показывает обложку, не поднимая головы, — а до этого конспектировал теорию проклятий. Я подумал, мне будет полезно.— Ты так много учишься, совсем как я, когда жил в Мюнхене, — Геллерт подходит к нему, целует в макушку и заглядывает в его записи через плечо. — Я проверю, когда закончишь, но, вроде бы, у тебя нет ошибок. Тебе хорошо даётся немецкий.— Мне помогал Радко, у него есть друзья немцы, — Альбус дописывает последнее слово и протягивает тетрадь. — Спасибо Вам. Для меня важно знать, что Вы довольны мной.Грин-де-Вальд убирает его прядь и кусает за ухо, заставляя вздрогнуть. Чего ещё желать, когда есть Альбус?Он выполнил задания правильно. Будто могло быть иначе.— Я так и думал, всё в порядке, — Геллерт достаёт хлыст и приподнимает им подбородок Дамблдора, — ты заслужил моё внимание.— Правда? — радуется Альбус, как дитя, и трётся о хлыст.От одного взгляда на Дамблдора можно лишиться рассудка. А может, Геллерт уже сошёл с ума, и всё это — его видения?— Ещё вчера ты заслужил всё, что я могу тебе дать, — Грин-де-Вальд бьёт его по лицу и любуется проступающим на щеке алым следом, — раздевайся. Я буду учить тебя кончать по моему приказу. Когда будет хорошо получаться, ты отдашься мне.Дамблдор лучится восторгом и удивлением. Он тут же поднимается, но одежду расстёгивает медленно, будто сомневается, что верно понял приказ, боится поверить подарку судьбы. Такой забавный.Перед тем как снять трусы, Альбус собирается с духом около минуты. Как и всегда, он сомневается в себе совершенно напрасно. Когда-нибудь он осознает, насколько чудесен. У него просто нет недостатков.— Как я должен встать? — он опускает глаза и заводит руки за спину.И цветёт ярче всех цветов Крита.— На четвереньки, на пол, — приказывает Грин-де-Вальд и указывает хлыстом куда.Рука сама тянется выпороть его, такого преданного, такого сильного. Ещё немного тренировок, и он будет непобедим. А когда у него появится бузинная палочка...Геллерт бьёт в полную силу, не жалея. Азарт жжёт руки изнутри. Бёдра и задница Альбуса краснеют от ударов, а сам Альбус закусывает ладонь, пытаясь не кричать слишком громко.— Я хочу слышать, как тебе больно, — приказывает Грин-де-Вальд и бьёт стороной хлыста с металлическими заклёпками.Дамблдор опускает руку и кричит ещё громче, чем утром, выгибает спину и упирается лбом в пол. Он настоящее сокровище.— Я… — сбивчиво рассказывает он, — всегда… хотел… чтобы мне запретили… кончать без разрешения.— Это я и собираюсь сделать с тобой, — улыбается Геллерт, бьёт Альбуса по ноге и отходит за флаконом, — с этого дня оргазм у тебя может быть тогда и только тогда, когда я приказываю.— Вы будете пытать меня, не разрешая? — с надеждой спрашивает Альбус.— А ты как думал, — ухмыляется Грин-де-Вальд, смазывает пальцы, садится на кровать и неспеша вводит сначала два. — Терпи.С маслом получается вставить до конца. Альбус довольно узкий, но не зажимается и не сопротивляется даже неосознанно. Всё оказывается не так сложно и непонятно, как опасался Геллерт: В Рагнара пальцы даже со смазкой лезли с трудом. Альбус оглушительно стонет и явно из последних сил заставляет себя не шевелиться. Наверно, он с самого завтрака об этом мечтал.— Будешь терпеть, пока я не насмотрюсь на твои страдания, — приглушает голос Грин-де-Вальд и преувеличенно осторожно гладит изнутри.— Да… — сдавленно отвечает Дамблдор, порывается снова прикусить себе руку, но держится.Давно чёрная душа Грин-де-Вальда так не радовалась.Через несколько минут Геллерт вставляет уже три пальца и издевательски медленно двигает ими. Альбус цепляется пальцами в ковёр, выгибается сильнее и стонет совсем умоляюще. Похоже, воздержание сильно его измучило. — Пожалуйста… — еле слышно просит он.— Что? — с коварной ухмылкой уточняет Геллерт и останавливается. — О чём ты?— Пожалуйста… — выстанывает Альбус. — Позвольте стать полностью Вашим.— Я приказываю тебе кончить, — Грин-де-Вальд имеет его пальцами жёстче и бьёт хлыстом по плечу.Как и утром, Дамблдор выполняет приказ незамедлительно. Ещё и вертит задницей, меняя угол проникновения так, что ему наверняка больно. Отчаянный мазохист. Грин-де-Вальд вытирает руку, обходит его и наступает на его пальцы каблуком. Альбус вскрикивает, как от удара, проводит языком по туфле и поднимает сияющий благодарный взгляд.Перед глазами Геллерта встаёт умирающий незнакомец. Держать на цепи волшебника, способного даже на такое, — детская мечта Грин-де-Вальда, на исполнение которой он не надеялся.— Помой их и вылизывай дальше, — отдаёт он следующий приказ и садится в мягкое кресло.— Правда можно? — с восторгом переспрашивает Альбус, дотягивается до палочки и чистит туфли невербальным заклинанием.— Правда, — подтверждает Грин-де-Вальд и, откинувшись в кресле, подпирает голову ладонью.Каким-то чудом Дамблдору хватает мастерства одновременно вылизывать его обувь и улыбаться с видом превосходства над всем миром, целовать туфли и казаться гордым. Если бы Геллерт не видел это своими глазами, то не смог бы представить. От каждого прикосновения языка и томного взгляда из-под приподнятых рыжих ресниц, власть прошибает разрядом в самое сердце и бьёт в голову, как бутылка крепкого вина, опрокинутая залпом. Каждую секунду становится немного страшно умереть от счастья прямо в этом кресле, если Дамблдор опять посмотрит своими бесстыжими глазами или его чёлка удачно упадёт на лицо, когда он наклоняется ниже, чтобы облизать каблук.Впавший в транс Геллерт будто спит с открытыми глазами и видит сказочный сон. Тени становятся длиннее, и полупрозрачные шторы краснеют в закатных лучах.Грин-де-Вальд приходит в себя на редкость отдохнувшим. Новую мысль прояснившийся разум подкидывает мгновенно:— Сядь на бутылку, только сначала сделай её прочнее, чтобы не разбилась, и облизывай мои пальцы.— Как пожелаете, мой повелитель! — Альбус подскакивает от восторга.Глубоко сесть у него не получается, но это и не требуется, достаточно держаться на весу. Пальцы он буквально глотает, доставая кончиком языка до запястья Геллерта. Откуда Альбус берёт силы на такой энтузиазм — загадка. — Вот она, твоя натура, ты готов землю жрать ради того, чтобы я потоптался по тебе и твоей гордости, — хмыкает Грин-де-Вальд и бьёт его хлыстом по щеке.— Я готов на всё, Хозяин, — Альбус ненадолго убирает пальцы Геллерта изо рта, а после проводит по ним языком от ладони к ногтям, — на всё, абсолютно. Я никогда не скажу ?нет?. Только пользуйтесь мной.Дамблдор насаживается губами на пальцы, и Грин-де-Вальда уносит в иные миры. Как можно не терять связь с реальностью, когда Альбус приглушённо стонет, вдохновенно вылизывая его руку, нетерпеливо ёрзает на бутылке и стоически не выпрашивает оргазм раньше времени, хотя у самого уже давно капает с члена??Он правда на многое способен. Наверно, со своим рубином он может сравнять с землёй весь город, никто и не подумает, что здесь когда-то жили люди. И он принадлежит только мне?.— Я приказываю тебе кончить, — произносит наконец Грин-де-Вальд.Альбус стискивает подлокотник кресла, прижимается языком к ногтям сильнее и кончает даже дольше, чем в первый раз, улыбаясь одновременно блаженно и измученно.— Ну как тебе? — интересуется Геллерт, когда он успокаивается, и вытирает руку о его плечо.Время ужина они, похоже, пропустили. Впрочем, здесь не Дурмстранг, можно есть хоть ночью.Альбус слезает с бутылки, несколькими взмахами палочкой приводит в порядок себя и комнату, неопределённо жестикулирует, молча открывая рот, и просит разрешения обнять Геллерта за ногу.— Накинь рубашку на плечи, прохладно становится, — велит он Альбусу, и тот, одевшись, ложится щекой на его колено.Само очарование.