Глава 36 — Целое море (1/1)

?... каждая пытка в пору,В меру... Лишь ты бы, расторгнув плен,Целое море хлебнул взамен!?М. ЦветаеваСонные чары спадают, и Геллерт по привычке рывком садится на кровати. На этаже уже никого нет, но пахнет потом, как после тренировок, когда все студенты переодеваются.— Уже сложили вещи? — спрашивает дежурный по этажу. — Не забудьте положить одежду, в которой вы приехали из дома. Вы должны оставить её у родителей. Ваш путь будет пролегать через Мюнхен.— А в чём я на Крите ходить буду? — недоумевает Геллерт, ещё не до конца отошедший от заклинания.— В форме, — отрезает дежурный. — Вы знаете, что студентам запрещено привозить с собой свою одежду. Геллерт закатывает глаза и выбирается из постели:— Положил. Вчера. Когда я уезжаю?— После завтрака. Оставьте чемодан у кровати и идите в столовую, он будет ждать вас на корабле.Озвучив инструкции, дежурный разворачивается и уходит. Грин-де-Вальд снимает пижаму и с неожиданным для себя самого отвращением смотрит на надоевшую вдруг школьную форму. На корабле — понятно, но почему в Греции нельзя одеться элегантно? ?Странно, — задумывается Геллерт, натягивая одну серую тряпку за другой, — пять лет в этом ходил и ничего, не тянуло плеваться?.Наверняка Изольдоттир неймётся выпятить свой авторитет. Думает, что, если не портить Геллерту жизнь, он забудет, кто здесь заместитель директора.В столовой Альбус смотрит неуверенно и виновато. А ведь как раз он здесь совершенно ни при чём. Не верится, что он приложил руку к истории с одеждой и крюком в сторону Мюнхена.Рука с тряпкой пихает тарелку Геллерта, и ложка едва не вылетает из пальцев.— Я слышала, ты уезжаешь? — скрипит над ухом голос Русаны. — Напишешь мне письмо?— Нет, — Геллерт, пожалуй, впервые за годы учёбы бросает завтрак недоеденным и выскакивает из-за стола. Пусть убирает, заслужила. А он сможет поесть и в Греции.***Альбус дожидается у дверей на улицу, как и в прошлый раз. Ненадолго поднимает взгляд, услышав шаги, и снова принимается рассматривать свои сапоги. Даже не спрашивает, как дела.— Не переживай из-за Мюнхена, подумаешь, велика беда, не на всю неделю мы туда едем, — улыбается Геллерт и кладёт руку ему на плечо, — и ты ведь любишь меня в любой одежде, правда?— Разумеется, — благодарно шепчет Альбус, — но я мог бы объяснить Изольдоттир… А я кивнул и всё. Я не должен был.— Ты сделал правильно, — усмехается Геллерт, — она должна думать, что ты на стороне дисциплины. Чем меньше ты будешь открыто защищать мои интересы, тем сильнее она будет доверять тебе. Идём.Дамблдор, опомнившись, открывает Грин-де-Вальду дверь. Он всё-таки очень красивый. Особенно в чёрной преподавательской форме.Как Грин-де-Вальд ни убеждает себя, что от короткого визита домой с ним ничего не случится, что, скорее всего, дверь откроет прислуга и можно будет просто отдать вещи и уйти, на сердце неприятно давит тревога. Точно случится что-то… Не то чтобы очень плохое, но неприятное, и избежать этого не получится. Только стиснуть зубы и выдержать. — Ты ни в чём не виноват, — произносит он, не глядя на Альбуса.— Спасибо, — Дамблдор, кажется, успокаивается, будто для него в самом деле было важно это услышать.В нос бьёт запах сырого дерева и мокрой пеньки. На душе становится ещё неприятнее. Корабль Дурмстранга всегда вызывал у Геллерта неоднозначные чувства: на него хорошо подниматься в порту Киля, когда уплываешь из дома. А вот на севере, да ещё и опять плыть в Киль, чтобы оттуда отправиться в Мюнхен… Сапоги стучат по палубе гулко, тяжело, и Геллерт не узнаёт собственные шаги. Чёртов пророческий дар. И поездке из-за него толком не порадуешься.Грин-де-Вальд отходит к противоположному краю палубы и рассеянно смотрит на спокойную тёмную гладь озера. Призрачные голоса матросов и скрип снастей доносятся словно издалека, как во сне. Тихо подходит Дамблдор. Рукава его тёплого преподавательского пальто шуршат о фальшборт. Хочет остаться здесь? Его же, вроде, укачивает во время погружения.— Всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает он по-немецки.С акцентом, но вполне разборчиво.— Да, — кивает Геллерт, — мне не по себе каждый раз, когда я еду домой. В Греции пройдёт.Хлопают падающие паруса. Противоположный берег вдруг начинает приближаться. По озеру идёт рябь. Ни к чему Альбусу беспокоиться раньше времени. Он много сделал для того, чтобы это путешествие состоялось, а проблемы с отцом вряд ли его затронут. С посторонними отец, как правило, ведёт себя прилично.Корабль с громким плеском уходит под воду, и его закручивает в круговерти солёных брызг. Геллерт никак не может отучиться задерживать дыхание при погружении, каждый раз кажется, что рискуешь захлебнуться. Альбус с непривычки чуть не улетает, и Грин-де-Вальд ловит его за талию, вцепившись одной рукой в такелаж.— Эта посудина меня прикончит однажды, — Дамблдлор смешно морщится и пытается отфыркнуть воду, которой, конечно, не успел надышаться.Огненные пряди Альбуса развеваются в водовороте, липнут к лицу. Геллерт встаёт на цыпочки и носом убирает с его лба отросшую чёлку. Альбус смотрит внимательно и просяще, будто хочет что-то сказать, но после смыкает губы и заставляет себя отвернуться.— Голова кружится? — иронично уточняет Грин-де-Вальд и прижимает к себе сильнее.— Да, — выдыхает Дамблдор и хватается обеими руками за фальшборт, — простите. Хогвартс-экспресс немного… устойчивее. Всё-таки поезд. Едет вперёд, не вниз.— И не по кругу, — смеётся Геллерт, целует его в щёку и отпускает.Корабль принимается крутиться в другую сторону. Дамблдор зажмуривается, но не тянется за платком. Должно быть, его больше не тошнит.— Из озера Дурмстранга есть выход в море? — отстранённо интересуется он, пытаясь глубже дышать.— Есть. Надо немного попетлять среди гор, — Геллерт поднимает взгляд к стремительно приближающемуся яркому пятну расплывающихся и подрагивающих лучей. — Поэтому от нашего берега не видно. Там проходят, когда отправляются в страны, где нет подводных порталов. Помнишь, мы с тобой не ныряли, когда плавали в Аргентину.— Вы часто бывали в таких странах?.. — Альбус решается открыть глаза и часто моргает.Теплеет. После севера вода кажется по-сентябрьски ласковой.— Впервые — с тобой, — Геллерт снимает шапку и расстёгивает тулуп, — до этого только читал. Раздевайся, мы уже в Германии.Корабль вырывается из морской пучины, и его подбрасывает на волнах. Понтус отдаёт приказ поднять паруса. Их тут же наполняет ветер. В Киле пасмурно и давяще серо. Чем ближе причал, тем неприветливее пустынный порт. Неясный страх накатывает с новой силой. Бросают якорь, и Геллерт коротко напряжённо выдыхает. Этот звук всегда означал, что спокойный учебный год закончился, впереди два месяца домашних тренировок и занятий с приглашёнными учителями. ?Сейчас октябрь, — напоминает он себе, — скоро мы вернёмся на борт и уже через несколько часов будем в Греции. До июля целых восемь месяцев?. Чемодан Грин-де-Вальда ставят у трапа. Альбус услужливо забирает тёплую одежду, уточняет, в повседневной или парадной форме Грин-де-Вальд хочет гулять по Германии, и вскоре возвращается с осенними шерстяными плащами. Геллерту приносит красный, как тот и приказал, и укрывает им плечи студента. По рукам Геллерта разливается тепло, пальцы перестают дрожать. Только потом Альбус накидывает на себя свой плащ, чёрный. — Долго не гуляйте, а то будем искать Крит по звёздам, — напутствует вечно счастливый Понтус. — Их со дна плохо видно!— Приложу все усилия, — подмигивает Дамблдор и спускается с чемоданом в руке так легко, будто он ничего не весит.Геллерт задерживается у трапа, чтобы полюбоваться на Альбуса. Он точно стал каким-то другим, но пока не понятно, что именно изменилось.— В Лондон я перемещался через портал, в Мюнхен, когда Вы болели, тоже. Почему на этот раз было необходимо плыть? — недоумевает Альбус, шагая по набережной. — Теперь согласно плану Изольдоттир нужно искать извозчика, чтобы добраться до вокзала, там пройти через портал на вокзал Мюнхена… Я боюсь, что такой замысловатый путь утомит Вас. Если Вы хотите, мы можем трансгрессировать.— Думаю, дело в том, что мы потом отправимся на Крит. Я слышал, греческие порталы вышли из строя, пока Греция отделялась от Османской империи, — поясняет Геллерт. — Видимо, в последние шестьдесят лет у греков были дела поважнее создания собственной сети порталов.— Крит, если я не ошибаюсь, до недавних пор принадлежал Османам, да и сейчас у них своё государство. Строго говоря, современный Крит — не Греция, и ещё не известно, когда они воссоединятся, — Альбус останавливается и оглядывается вокруг в поисках свободного транспорта. — Вы точно не устанете, если мы поедем?— Я слышал, после восстания у них всё даже хуже, чем непосредственно в Греции. Кроме погоды, — Геллерт, поразмыслив, берёт его за локоть. — Трансгрессируй. Раньше дойдём до дома — раньше со всем этим покончим.— Считаю своим долгом предупредить, что Ваш отец намеревался лично встретить нас на вокзале, — снова виновато вздыхает Альбус.Воронка трансфигурации затягивает мгновенно, выдавливая из горла ужас.***Грин-де-Вальда выбрасывает в пространство на перрон Главного вокзала Мюнхена. Пошатнувшись, Геллерт на несколько мгновений повисает на плече Альбуса, но быстро встаёт на ноги твёрдо.— Вы трансгрессировали раньше? До посвящения в этом году? — вырывается у Альбуса вопрос, который он, наверно, давно хотел задать.— Пытался. Даже, как видишь, не расщепило, — подтверждает догадку Геллерт, — только с расстоянием от школы промахнулся и угодил на юдино озеро. Так ещё и метель началась. Решил больше не пытаться.— Я тогда так испугался, что с Вами могло что-то случиться, — ёжится Альбус, — я прежде не думал, что настолько сильно дорожу Вами. А я ведь о Вас ничего не знал.— Ты и сейчас мало что знаешь, — хитро улыбается Грин-де-Вальд и тыкает ему пальцем в кончик носа. — И я про тебя тоже. Сегодня вечером найдём какой-нибудь милый ресторан на берегу моря и поговорим наконец.Сегодняшний вечер обязательно наступит и будет просто прекрасным. Нужно помнить об этом, когда придётся говорить с отцом. И ни в коем случае не отвечать ему.— Как пожелаете, — опять смущается Альбус, достаёт карманные часы и поджимает губы, — нужно идти. Нас встретят у входа на вокзал.Геллерт поднимает глаза и глубоко вдыхает, решаясь. Французские цилиндрические своды здания вокзала делают его платформы и залы похожими на трубы. Через эти трубы люди стекаются в поезда, а поезда утекают — или уползают? — куда-то очень далеко.Оказавшись на улице, Геллерт застывает с распахнутыми глазами. Отец, похоже, лишился разума окончательно, как и любых представлений о приличиях. Иначе на кой чёрт он заявился на вокзал на грёбаной личной карете?! На которой едва ли буквами не написано, что она из наследства дедушки-графа! Сложно было нанять городского извозчика и приехать на обычных дрожках?Отцу открывают дверь, и он важно ступает на землю. Слава Мерлину, не напялил свой безвкусный костюм в обтяжку с золотой вышивкой, как на ужин с дядей, хоть на что-то ума хватило.— Добрый день, фрайхерр Грин-де-Вальд, — по-светски любезно, но с едва уловимым оттенком надменной снисходительности приветствует его Альбус. — Простите, что заставил вас ждать. Кому я могу отдать домашнюю одежду герра Грин-де-Вальда?Собственный страх вперемешку с дурным предчувствием замораживают воздух вокруг. Геллерт усилием воли выпрямляет судорожно сжатые пальцы. Только бы ничего не...— Ему самому, профессор Дамблдор, — слишком жёстким, слишком… домашним голосом отвечает отец. — Геллерт поедет домой.Шум громкоговорителя и поездов, гул голосов людей словно пропадают. Нет, он не мог такое сказать! Он же… Не должно ведь… Геллерт почти перестаёт дышать и подавляет порыв посмотреть на Альбуса. Сосредотачивается на копытах лошадей, всматривается в ровные линии стыка с подковами.— Мне поручено сопроводить герра Грин-де-Вальда в Критское государство, — твёрже произносит Дамблдор, — я не могу нарушить предписание директора Шульца.— Мне нужно поговорить с сыном, он вернётся через пару часов. Подождите его вон в том ресторане, через дорогу и налево, — отец небрежно машет рукой в сторону. — Его доставят обратно на нашей карете, вам не о чем беспокоиться. Пообедаете, отдохнёте. Мы доставили вам немало хлопот и обязаны компенсировать.Короткий, практически незаметный взмах палочки, и кошелёк из кармана отца переносится в руку Альбуса. Тот взвешивает подачку в руке и пристально смотрит на отца, словно прицеливается.— Как преподаватель, сопровождающий несовершеннолетнего студента, я не имею права оставлять герра Грин-де-Вальда без присмотра. Боюсь, долг требует, чтобы я отправился с вами. Я вступил в должность недавно и не хотел бы испортить свою репутацию.Дамблдор говорит сдержанно, но его и без того ощутимая магическая аура давит угрозой. От него так не хочется уходить.— Уверяю, вас, профессор, с Геллертом ничего не случится, — решительно заявляет отец, — мы доедем до нашего собственного дома, и после небольшой беседы он приедет прямо к ресторану. Его сопроводят надёжные слуги, преданные нашей семье много лет. Я не боюсь отпускать с ними даже свою супругу. Геллерт, садись, не будем терять время.— Мы можем поговорить в карете здесь, — глухо произносит Геллерт себе под нос, — если ездить, на Крите уже стемнеет, когда мы прибудем.— Не каждый разговор предназначен для ушей прислуги, — прикрикивает отец, — хватит пререкаться, садись.От немедленного убийства Геллерта удерживает исключительно нежелание сидеть в тюрьме из-за такого мерзкого человека. Впрочем, что в камере, что рядом с ним… — Профессор Дамблдор, отдайте мне свёрток с моей одеждой, — как можно невыразительнее говорит Геллерт, — и ждите в ресторане.— Хорошо, — Альбус поворачивается к Геллерту и опускает взгляд. — Однако не задерживайтесь. Если мы не вернёмся на корабль вовремя, об этом станет известно руководству школы. Дамблдор невербальным заклинанием переносит свёрток из чемодана ему в руки. Отчаянно противясь каждому шагу, Геллерт поднимается по ступенькам, словно на эшафот, и садится как можно дальше от двери. Толком не начавшимся отношениям с Альбусом после такого точно придёт конец. Никто не сможет уважать человека, с которым родители разговаривают подобным образом. Нужно было помнить, что Альбус — учитель, а при учителях отец в выражениях не стесняется, это же не общество по его мнению. Если бы Геллерт попросил Альбуса подождать на вокзале или на корабле и вышел один, этого позора можно было бы избежать. Но сокрушаться поздно, уже ничего не сделаешь.Отец плюхается на сидение, и дверь захлопывают, как капкан.Геллерт прислоняется к стене и невидяще таращится на улицу в щель между мерно покачивающимися шторами.?Сам растянул на два дня скандал из-за девчонки Эккертов и не оставил мне времени переодеться, а теперь будет бухтеть, что я нарушаю правила школы!?Свёрток хрустит в сжатой руке. А что, если отец хочет поговорить не про одежду? На что ещё ему могли донести? Что Геллерт исчезал из школы? Изольдоттир думает, что он скажет правду отцу, или хочет отомстить за то, что Геллерт ей наговорил на допросе? А может, Геллерта искали вчера, когда он не пришёл на свой этаж после больничного корпуса? Но тогда Альбус бы ему сказал, да и Хульда не задавала никаких вопросов вечером.Отец молча сопит. Раз не хочет говорить при слугах, значит, очень зол. ?Наверно, ему не понравилось, что Альбус попросил вернуть мне палочку. Он же обещал меня прибить, если я кому-то скажу. Хорошо, что я оставил палочку в школе. Сейчас он не сможет её снова забрать, а летом, после свадьбы, я уеду в дом, который подарят Эккерты. Хоть какая-то от них польза?.— Ты чего вырядился, как на праздник?Геллерт вздрагивает от громкого голоса отца и недовольно отвечает:— Я не на уроках. И вообще не в школе. Имею право ходить, в чём хочу.— Я же не ругаю. Я спрашиваю. Веди себя спокойно. Сидишь как на иголках.?Да по тебе хрен поймёшь, тебя опять что-то не устраивает или чего!?Помрачневший Геллерт всматривается в узел верёвки, которой перевязан свёрток. Отец в самом деле ждёт, что он будет радоваться разговору с ним? Ну не собирается же он сообщить, что оба Шлюндта умерли и Грин-де-Вальды стали владельцами их имущества и титула!Карета выезжает за город. До дома остаётся всего ничего. Так страшно Геллерту не было даже во время первых зимних соревнований, когда вдруг оказалось, что для выполнения задания придётся нырять на дно озера.Наверно, если бы Альбус продолжал настаивать, сейчас отец бы не смог утащить Геллерта на разговор. Но отец мог написать Шульцу и согласовать с ним визит домой на обратном пути. Говорить всё равно пришлось бы. Уж лучше сразу отстреляться, чем неделю гадать, что ему в голову взбрело. Правда, тогда у Геллерта ещё оставался бы шанс сохранить уважение Альбуса.Скрипят заколдованные ворота. Путь окончен.***— Проследи, чтобы никакие бездельники не вздумали тарабанить в дверь без причины, — приказывает отец камердинеру.— Что я должен передать фрайфрау? — невозмутимо осведомляется тот.Делает вид, что мама не относится к ?всяким бездельникам?. Очень мило с его стороны.— Что я занят.— Фрайфрау захочет знать, сможет ли она увидеть…— Нет. Он ей и так постоянно пишет. Пусть сидит у себя и читает, ну или там вышивает, если ей нечем заняться.— Как вам будет угодно, — кланяется седой камердинер и покидает отцовский кабинет.Отец запечатывает защитными заклинаниями окна и двери. Обычно он так не делает. Геллерта не покидает ощущение, что его тут будут убивать. Возможно, не метафорически.— Сядь, не стой над душой.Деревянный стул с кожаной обивкой подлетает прямо к Геллерту так внезапно, что на него приходится падать. Отец тяжёлой чеканной походкой прохаживается за спиной и садится в любимое протёртое кресло. Вокруг чернеют книжные стеллажи: отец любит заказывать издания в тёмных кожаных обложках с золотыми оттисками на корешках.— Сколько раз повторять, не спорь с родителями. Если тебе сказали, значит, делай, не задавай вопросов. Будут у тебя свои дети — будешь сам решать, как их воспитывать, пусть хоть на голове у тебя сидят, а мне дерзить не смей. Понял??Я понял, что у тебя не всё в порядке с головой, причём давно!?— Да, — цедит Геллерт.В лакированной поверхности отцовского стола отражается потолок и позолоченный канделябр.— Дальше. Я знаю, что ты спишь с Дамблдором.— Чего?! — ошарашенно таращится Геллерт. — Нет!Они ведь даже не целовались никогда! С чего он взял?!— Да ладно тебе врать, — криво усмехается отец. — Ты считаешь, я идиот? С какой стати обычному преподавателю так трястись за твоё здоровье и напрашиваться с тобой в поездку? Да и я что ли не знаю, что ты любишь мужиков в койку таскать?— Он любит путешествовать, — оправдывается Геллерт и нервно царапает подлокотник, — ему сложно после Англии привыкнуть к климату Дурмстранга. Конечно, он хочет съездить туда, где тепло. — И откуда ты столько про него знаешь? — ехидно смеётся отец. — Ладно, ты мне вот что скажи: кто у вас главный?Геллерт скрещивает руки на груди и фыркает. Баран. Вбил себе в голову… плохо то, что почти угадал.— Он, — заставляет себя соврать Геллерт.Пусть думает, что Альбус имеет на него влияние и что через Альбуса на него можно давить. Если их с Дамблдором отношения не сильно изменятся после сегодняшнего, так будет выгоднее.— Я так и подумал, что это он тебя трахает. Он нормальный мужик. А по тебе давно было видно, что ты бабой хочешь быть: тряпками интересуешься, плачешь, если по морде получишь. Это ты правильно сделал, что ебыря себе нашёл. А то ишь, придумал: то какого-то скандинавского бедолагу насилуешь, на которого без слёз не взглянешь, то вообще девку. Так хоть кто-то тебя уму-разуму научит и проследит, чтоб ты там не бедокурил.Геллерт старается не слушать, но слова отца звенят в голове. Сукин сын. А ведь если его убить, опекунами Геллерта станут Шлюндты. Ещё хуже. — Ты чего волком смотришь? Неправду говорю что ли? Да перестань ты сидеть, как деревянный, я ж тебе не запрещаю кувыркаться с ним. Это дело молодое. Я, когда не такой старый был, ну, когда на маме ещё не женился, и по бабам ходил, и по мужикам, и в оргиях участвовал. Жопу, правда, никому не подставлял, не то что ты. Но что поделаешь, какого сына бог дал, такого и надо любить.?Не лги, — Геллерт сверлит гневным взглядом его отражение, — ты меня никогда не любил?.— Следи, чтоб он твою жену не трахал, — советует отец, — чтоб дети были точно от тебя.?Не нужны мне дети! Я вообще эту воблу сушёную голой видеть не хочу! Да даже если б другая жена была, зачем детей заводить? От родственников проблемы одни, чем их меньше, тем лучше?.— И не води его в дом. Увидит кто-нибудь. Понимаешь, это как нужду справлять: каждый человек этим занимается, но не на людях же. В своём Крите тоже осторожен будь: тебе кажется, что тебя там никто не знает, это другая страна, а ведь могут повстречаться родители тех, кто с тобой в школе учится, или наши знакомые в путешествие поедут. Будет вся Бавария обсужать, что мой сын кому-то сосёт.— Это всё? — не выдерживает Геллерт.— Не терпится к нему убежать, да? Ты, главное, не воображай себе, будто он в тебя влюбился или что-то такое. Дураку ж понятно, что он с тобой возится из-за твоего положения в обществе. Ему нравится, что перед ним богатая сучка ноги раздвигает. ?Где я богатый? У меня нет ничего. Ты мне карманных денег не даёшь никогда!?Геллерт бросает беглый взгляд на старые часы. Заметив это, отец окончательно теряет терпение:— Ладно, ладно, иди отсюда! Извёлся весь. На хуе только сидеть любишь. Уже и не поговоришь с тобой ни о чём. А маме по три письма в неделю строчишь. Говорю ж, вылитая девка.Сложнее всего не вскочить сразу и не вылететь пулей из ненавистного кабинета: отец такое долго припоминает.***Ни размеренный стук копыт, ни мысль о том, что он не увидит отца до лета… — до зимы, чтоб его! Придётся же приехать на Рождество! — ничего не может успокоить Грин-де-Вальда. Мерзкий разговор с отцом вертится в голове, по кругу, от начала до конца. Горло жгут проглоченные слова и ещё другие, похлеще прежних — вот так надо было ему ответить! Чтобы лопнул от злости, чтобы понял, кто такой Геллерт, чтобы знал, дурень, как Геллерта грязью поливать!Может, написать ему письмо? Много писем! А потом все разом отправить, после свадьбы, когда Геллерт по закону сам за себя отвечать начнёт. И пускай наследства лишает — сколько можно перед ним выплясывать за деньги, которые Геллерт хорошо если лет через пятьдесят увидит?Ему же Эккерты подарят дом. Его можно будет продать, а деньги какими-нибудь способом пустить в оборот и на это жить. Пока он доучивается в Дурмстранге, жильё и еда ему не нужны, а если провалить экзамены за седьмой курс, то предложат остаться на второй год. Генриетта, конечно, будет недовольна, сразу побежит жаловаться родителям… Туда ей и дорога!Геллерт плотнее закутывается в плащ и задумчиво скребёт ногтем край узкой перекладины под окном. Весь этот план провалится, если официально дом в Берлине будет принадлежать Эккертам. Они могут так сделать. И придётся дальше терпеть отца, потому что в министерстве даже на нормальную одежду не заработаешь.От мыслей о министерской работе становится совсем тошно. Эккерты сошли с ума. Им самим не стыдно будет, что их зять ходит на работу, как обычный бюргер?Геллерт откидывается на спинку сидения и запрокидывает голову. Сбежать бы просто из этой жизни. Только некуда и не на что.Карета останавливается. Пару часов назад Геллерту казалось, что самое сложное сегодня — это зайти в кабинет отца. А на то, что предстоит сделать теперь, решиться ещё труднее: зайти в ресторан и увидеть, как Альбус смотрит на него с презрением.Дамблдор подлетает к самой двери, разве что не выскакивает на улицу:— Я видел Вас в окно. Всё хорошо? Вы будете есть или пить что-нибудь? — взволнованно тараторит он, с тревогой загадывая в лицо голубыми глазами.— Нет, — сухо отвечает Геллерт сразу на оба вопроса. — Собирайся и пойдём.— Я места себе не находил! Простите, я должен был ехать с Вами, — Альбус вздыхает и направляется к столику совсем недалеко от дверей, — или вообще не позволять ему настаивать. Я бы нашёл способ договориться с Изольдоттир, чтобы она приняла Вашу сторону, если он напишет.— Он бы всё равно нашёл способ до меня добраться.Несмотря на то, что поездка домой вымотала Геллерту всю душу, остаются силы на блёклую, но всё-таки радость: Альбус настоящее чудо.— Что ему было нужно? Дамблдор отодвигает Геллерту стул, зовёт официанта, чтобы попросить счёт, и прячет во внутренний карман мундира внушительный справочник вместе со своими записями. Заклинание незримого расширения? На уроках магического права говорят, что его применение в быту запрещено практически во всех странах. Либо Геллерт что-то не знает о нюансах производства преподавательской формы, либо Дамблдор решил, что на фоне будущего убийства это не такое уж значительное преступление. Хочется верить во второй вариант: он поднимет очарование Альбуса на новый уровень.Геллерт устало вытягивает ноги, забирает у Дамблдора недопитую кружку пива, трёт её стеклянную ручку и провожает взглядом официанта. Как такому чудесному Альбусу признаться, что отец наговорил дома?— Он решил, что я с тобой сплю, — решительно сообщает Грин-де-Вальд. — Спросил, кто из нас доминант. Я сказал, что ты, чтобы он тебе доверял. И началось. Он сказал, что это правильно, потому что я на роль доминанта не гожусь. Если подвести итог, он наши отношения одобряет. Но противно всё равно. Придушил бы. В смысле, я его придушил бы.Геллерт пытается допить пиво залпом, но его слишком много, и воздуха не хватает. Говорят, если допить за человеком, можно узнать его мысли. Правда, легилимент здесь Альбус.— Вам станет легче, если Вы меня побьёте? — вполголоса предлагает Дамблдор.Хорошо хоть не смотрит жалостливо.— Нет, — сжимает кулак Грин-де-Вальд. — Это не то. Я его побить хочу. Приносят счёт. Дамблдор оставляет деньги на столе и, подумав, уточняет у Геллерта:— Вам будет удобнее, если кошелёк будет у меня или у Вас?— Положи к себе, — подумав, решает Грин-де-Вальд.— Как пожелаете.Интересно, если потянуть деньги из отца через Альбуса, к лету получится насобирать на побег?Дамблдор, чему-то хитро улыбаясь, одевается и, наклонившись к уху Геллерта, спрашивает:— Но разве Вы совсем не хотите причинить мне боль? Мне так Вас не хватало.Выпрямляется и протягивает руку, будто предлагает трансгрессировать прямо отсюда.— Выйдем на улицу и оттуда уже на пристань, — решает Геллерт и встаёт, оперевшись на его ладонь.Как бы Геллерт ни был вымотан, равнодушным к Альбусу оставаться невозможно. Эти голубые глаза вернут его к жизни, даже если он умрёт.***Только присутствие моряков мешает Геллерту за руку утащить Альбуса вниз по лестнице. Стоит представить Дамблдора абсолютно покорным и не способным сопротивляться, и сердце обжигает сумасшедшее чувство власти.— Преподавательская каюта? — заговорщически переспрашивает Дамблдор и сам знает ответ.На заклинания нет времени. Дамблдор запирает дверь на засов и прячет плащ в свой бездонный карман.— На колени, — приказывает Геллерт.Дамблдор незамедлительно подчиняется. Проводит языком по пересохшим губам. Грин-де-Вальд бьёт его по щеке. Альбус поднимает сверкающие от восторга глаза, прижимает его ладонь к лицу и утыкается носом в пальцы.— Я раньше мог только мечтать о том, что у меня будет… что я буду принадлежать человеку, который захочет причинять мне боль просто так, без поиска предлогов для этого.Дамблдор прижимается к кончикам твёрдых ногтей Грин-де-Вальда, трётся о них, пытаясь как можно сильнее расцарапать себе лицо. Он собирается выходить к морякам в таком виде, с красными полосами на щеках? Ненасытный мазохист. Геллерт болезненно сжимает его подбородок. Альбус блаженно жмурится. — Неужели ты полюбил бы кого угодно, если бы он тебя мучил? — смеётся Геллерт. — А я было начал думать, что я особенный.— Нет, не кого угодно, — Альбус смущённо опускает рыжие ресницы, — не уверен, что могу это объяснить. Мне хотелось быть собственностью такого волшебника, который… мог бы дать мне достойную цель жизни. Ради которого я бы мог применить все свои способности. И который… как бы правильнее выразиться… не ставил бы что-то выше себя.— Грабитель банков, например, — Геллерт проводит пальцами от его подбородка к шее и царапает мочку уха. — Кстати, а можешь ради меня, не попавшись мракоборцам, ограбить какой-нибудь банк? Мне деньги нужны, чтобы с отцом поругаться.Грин-де-Вальду самому становится смешно от своей шутки, но в каждой шутке есть доля шутки, а остальное — правда. Насколько далеко осмелится зайти Дамблдор?— Я понял, Вам нужна материальная и юридическая независимость от семьи. Не сомневайтесь, я найду способ это устроить, — его улыбка приобретает оттенок лукавства. Как если бы он уже думал над решением этой проблемы раньше.— А теперь оставь меня наедине с моим чемоданом, я хочу переодеться.— Как прикажете, — склоняет голову Альбус, — Хозяин.В одно движение поднимается с колен, целует руку Геллерта, замирает, прижавшись к ней, и с трудом заставляет себя выпрямиться.Он не просто прекрасен — он неотразим. Кажется, владеть им — больше, чем владеть миром.Геллерт ловит уже уходящего Альбуса, прижимает к стене и кусает за ухо. Тот коротко стонет, вздрагивает в его руках, но не вырывается. Так не бывает, никто не может стать до такой степени идеальным, как Альбус Дамблдор.Его приходится отпустить: до высадки остаётся не больше пары минут, но только несколько минут отделяют их от целой недели на Крите.***— Вы многое потеряли, сидя в каютах! — выкрикивает Понтус, чуть не подпрыгивая от избытка чувств. — Наш корабль поднялся на поверхность рядом с греческим портом Пиреем...Критский воздух пахнет морем, но не так, как в Дурмстранге или в Киле. Даже не так, как в Норвегии. От него веет настоящей свободой, а ещё — весной и надеждой.ПРИМЕЧАНИЯПоиски интересной информации к этой главе начались с уточнений касательно городского транспорта в Германской империи конца 19-го века.Так вот:Русское слово ?дрожки? было позаимствовано немцами и превратилось в ?droschke? Первые малосерийные автомобили, появившиеся, как известно, в Германии, использовались по большей части в качестве такси и назывались тогда Motordroschke или Autodroschke. И даже сейчас нередко можно услышать, как немцы называют такси русским словом ?дрошке?.Источник: https://liveberlin.ru/articles/2016/03/03/berliner-taxi-3-der-eiserne-gustav/Киль был почти полностью разрушен во Вторую Мировую, но сейчас это весьма привлекательный город с красивой набережной.Греция получила независимость от Османской империи в 1832 году в ходе борьбы, начавшейся в 1821 году.Критское государство было создано в 1898 году. В 1897 году восстание на Крите стало причиной Греко-турецкой войны и вмешательства Великобритании, Франции, Италии и России на том основании, что Османская империя уже не могла контролировать ситуацию на Крите. В 1908 году остров де-факто стал частью Греческого королевства, формальное присоединение произошло в 1913 году.К марту 1897 года великие державы сформировали на острове временное правительство. Автономия Крита была создана 9 декабря 1898 года. Турецкие войска покинули остров в 1898 году, но на Крите остался международный военный гарнизон.Так что на момент событий главы, в октябре 1898 года, на Крите уже почти спокойно, но волшебники предпочитают не высовываться из защищённых магией районов.Консультант по морям и кораблям: lacalosta. Рекомендую её оридж: о морских приключениях: https://ficbook.net/readfic/7509516