Глава 35 — Mit herzlichen Grussen (1/1)

— Геллерт, то есть, господин Грин-де-Вальд, вы кашляли ночью, — с самого утра сообщает Агмунд, едва с Геллерта снимают сонное заклинание. — Профессор, скажите ему, что он должен показаться вештицам!— Громко кашлял? — хмурится дежурный по этажу.— Он не давал нам спать, — зевает кудрявый Тсветан, сосед с нижнего яруса.— Почему вы меня не разбудили? — строго спрашивает дежурный и кладёт руку на лоб Геллерту, чтобы проверить температуру. — Я бы мог принести ему снадобье.— Я не позволил, — решительно и будто гордо сообщает Агмунд. — Ге… господину Грин-де-Вальду нужно отдыхать.Пусть такая забота по-своему приятна, привлекать к себе внимание подобным образом не хочется совсем. Геллерт потягивается, спрыгивает на пол и отмахивается от новоиспечённых нянечек:— Не нужно мне снадобье, я хорошо себя чувствую.— А мы — плохо! — негодует Тсветан и бьёт кулаком по матрасу. — Никакого сна с этим чахоточным на одном этаже!— Господин Грин-де-Вальд не чахоточный, — одёргивает его Агмунд. — Я же говорил, необходимо…— Я пойду в больничный корпус после тренировки, успокойся, — вздыхает Геллерт и открывает шкафчик, чтобы достать уличную форму.Не идти же в больничный корпус на виду у всей школы, так ещё и сразу после выздоровления: запишут в калеки.На улице горло перехватывает до такой степени, что становится невозможно вдохнуть, но Грин-де-Вальд усилием воли успокаивается, и восстановить дыхание удаётся.— Я пойду с вами, если хотите, — участливо предлагает Агмунд.— Ноги я пока переставляю сам, — хмыкает Грин-де-Вальд и встаёт на построение.Труднее всего оказывается выдержать до конца бег, но и с этим с горем пополам Геллерт справляется.***Самоподготовку Грин-де-Вальд не пропускал никогда. Пожалуй, зря. Есть в этом волшебный оттенок опасности: не идёшь ни в учебный корпус, ни в библиотеку, и точно знаешь, что это вызовет вопросы у любого, кого встретишь на пути. И вместе с тем знаешь, что тебя защищает уважительная причина.Запах коридора больничного корпуса обостряет тягу к проклятому отвару. Грин-де-Вальд зажмуривается и трёт лицо холодными промокшими варежками. Зависимость умеет быть подлой. Проходит день, другой, и мысли об опии уходят, он даже не снится. А потом в привычную череду дней врывается что-то казалось бы незначительное, и весь самоконтроль, точнее, самообман летит к чертям. Когда всё это закончится?Этому вообще может прийти конец? Что, если бороться бессмысленно, и, отказывая себе, он только продлевает свои страдания безо всякой пользы?Сегодня силы держаться вроде бы есть.Геллерт оставляет тулуп и шапку у входа, стряхивает с сапог снег и стучит в кабинет осмотров.— Проходите, — приглашает молодая девушка, выглянувшая из приоткрытой двери.Эту вештицу Геллерт раньше не видел. Должно быть, слухи правдивы и здесь в самом деле полностью сменили персонал из-за скандала, который устроил отец.— Меня зовут госпожица Ковач, — представляется незнакомка и возвращается обратно за стол, — я помощница дежурной вештицы. Представьтесь, пожалуйста, и расскажите, что вас беспокоит.— Геллерт Грин-де-Вальд, шестой курс, седьмой этаж, — докладывает Геллерт и, подумав, садится на кушетку.Разговор наверняка будет долгим.А она и бровью не ведёт, когда слышит его фамилию. Точно новенькая.— Я недавно долго болел. В итоге оказалось воспаление лёгких. В день выписки я случайно посидел на сквозняке и с тех пор кашляю.Ковач дисциплинированно записывает всё в журнал. Раньше так не делали. Чья, интересно, это идея?— Я позову дежурную вештицу, она вас осмотрит, — сообщает девушка и уходит.Вскоре входная дверь снова скрипит. Геллерт от испуга теряет дар речи и невольно задерживает дыхание на несколько секунд.Какого чёрта?!— Добрый день, — отчётливо произносит донельзя знакомый голос. — Меня зовут госпожа Изольдоттир. Откройте рот и высуньте язык.Геллерт судорожно сжимает зубы. Что, мать её, здесь делает Изольдоттир?! Она, конечно, тоже вештица… И зачем она сменила причёску? Распустила волосы, сделала себе каре до плеч… Или у неё такая длина и была…— Откройте рот, господин Грин-де-Вальд, — повторяет Изольдоттир, подходит ближе, заслоняя собой свет из окна, и достаёт палочку, угрожающе взирая с высоты своего почти полувеликанского роста, — мне нужно увидеть ваше горло.Геллерт решительно встаёт, чтобы не выглядеть сжавшимся в комок, и делает глубокий вдох. ?Она же не рискнёт допрашивать меня здесь, при свидетелях? Правда, она может отослать эту Ковач… Сама виновата! Додумалась же — замораживать меня сразу после пневмонии! Ещё бы в озеро окунула, а потом удивлялась, почему я не могу долечиться. Так, я не должен давать ей понять, что я боюсь, иначе она будет плясать от радости. Пусть увидит, что мне всё равно!?Заставив себя не обращать внимание на то, как подозрительно она нацеливает палочку, Геллерт запрокидывает голову, зажмуривается и всё же рот открывает. Изольдоттир использует всего лишь Люмос, но разглядывает подозрительно долго, аж язык успевает пересохнуть. Что она хочет там увидеть? Зашифрованные революционные послания, написанные на зубах?— Раздевайтесь до пояса, — требует Изольдоттир.— Зачем? — Грин-де-Вальд отступает на шаг, глядя на неё исподлобья.Ещё чего придумала! Мало поглазела на него, когда пришла в больничный корпус уточнять диагноз?— Я должна проверить ваши бронхи и лёгкие, — вечным ледяным тоном отвечает Изольдоттир.И совершенно не меняется в лице. Как всегда.?Она же не будет сама участвовать в ежесеместровых осмотрах? Ну не должна ведь! Да это всё равно что Шульц стал бы дежурить на этажах! Каким ветром её сюда принесло?!?Геллерт расстёгивает гимнастёрку, стараясь расслабить руки, чтобы пальцы не дрожали, откладывает её на кушетку, быстро, не позволяя себе окончательно провалиться в панику, стягивает через голову зимнее трикотажное нательное бельё с рукавами, кладёт его сверху на гимнастёрку… Изольдоттир, кажется, не мигает совсем. От её пристального цепкого взгляда становится не по себе. Грин-де-Вальд выпрямляется и смотрит в окно поверх её плеча. Эта процедура в любом случае закончится. Не будет же Изольдоттир пялиться на него три часа.И всё равно Геллерт вздрагивает, когда на его грудь ложатся холодные ладони. Дыхание перехватывает каким-то суеверным ужасом. Как если бы через прикосновение его могли отравить. Или правда могут? Есть же такие яды. Лицо Изольдоттир делается предельно сосредоточенным. Глаза, зачем-то подведённые чёрным — кажется, впервые за то время, что Геллерт её знает — темнеют, и вместе с тем она будто обращает взор внутрь себя. У вештиц всегда бывает такое странное выражение, когда они всматриваются в то, что скрыто от глаз. Геллерту казалось, что он к этому привык, но теперь сверлит неприятное ощущение, что Изольдоттир под благовидным предлогом пытается влезть прямо в его душу.Её ладони скользят по коже, ложатся то выше, то ниже. Ничего нового, так на ежесеместровых проверках здоровья делают все вештицы… Геллерт собирает всё своё хладнокровие, всё самообладание, чтобы прогнать удушающий страх, от которого уже кружится голова.В больничном корпусе белые стены и белый потолок. Глазу не за что зацепиться. Кто это придумал?— Повернитесь спиной.Геллерт сглатывает. Запоздало приходит ощущение неприятного холода, как бывает летом, когда ясное небо заволакивает свинцовыми тучами, и тихо, как хищник, подкрадывается, а после налетает ледяной ветер. И начинаешь жалеть, что вышел в сад в тонкой рубашке. От взгляда Изольдоттир обнажённые плечи и спину обжигает, словно в лютый мороз. Такой, когда лицо застывает в одном выражении.Она держит ладони слишком долго. Думает, что Геллерт — симулянт? Ясное дело, она лучше его казнит, чем…— Одевайтесь. В своё спасение страшно верить. Она действительно ничего не сделает? Разве бывает такая удача? Геллерт натягивает форму неспешно, будто ему нет никакого дела до того, что Изольдоттир видела его полуголым, пусть и хочется спрятаться от неё поскорее. По возможности — в тулуп. А лучше — в другую страну. Пуговицы выскальзывают из пальцев, но теперь уже от еле сдерживаемого ликования. Грин-де-Вальд с трудом давит улыбку, которая так и хочет вспыхнуть на губах.— Вам нужно уехать из школы на несколько дней, — подтверждает Изольдоттир догадки Агмунда, садится за стол и зарывается в свои записи, завешиваясь прямыми белыми волосами и словно забывая о Геллерте. — Я свяжусь с вашими родителями. Госпожица Ковач, выпишите господину Грин-де-Вальду освобождение от уроков, тренировок и самоподготовки.— В Мюнхене сейчас холодно, может быть, я поеду, например, на Крит? — произносит Грин-де-Вальд как можно равнодушнее, но всё равно в его голосе проскальзывает надежда, а руки тянутся поправить и без того ровно лежащий воротник.Ради поездки с Альбусом он бы рискнул даже лично поговорить с отцом. Правда, смысла в этом мало: отец не станет слушать его.— Как сочтут нужным ваши родители, — пресекает обсуждение Изольдоттир. — Если они не ответят в течение дня, зайдите после ужина в мой кабинет. — В учебном корпусе? — переспрашивает Геллерт, чувствуя, как вновь накатывает оцепенение и губы немеют, словно глубокой зимой на улице.Хочет устроить допрос, чтобы узнать, не едет ли он заниматься политической пропагандой?— Я работаю в больничном корпусе, — Изольдоттир поворачивает голову и смотрит на него из-под чёлки недовольно, как на умственно отсталого. — Кстати, вам нужно меньше нервничать. У вас очень высокий пульс. Рекомендую попросить у дежурного по этажу успокоительное, например, мяту, и больше лежать сегодня.У Грин-де-Вальда вырывается нервный смешок. Вот же сучка: потребовать, чтобы он вечером явился на очередное дознание, и посоветовать выпить мятный отвар, чтобы не волноваться! Ей остаётся только, угрожая пытками, потребовать объяснений касательно того, почему он прогулял самоподготовку! Не отвечая, Геллерт исчезает в коридоре. Его сейчас успокоит только Альбус.***В замке Геллерт быстро окидывает внимательным взглядом коридор, проскальзывает под лестницу и шёпотом применяет к себе чары невидимости — едва ли не единственное трансфигурационное заклинание, заинтересовавшее его всерьёз. Зря его не добавили в школьную программу. А ведь он ни разу не был в преподавательском корпусе до знакомства с Дамблдором. Несколько бесшумных шагов через холл школы, и вот она — незримая линия, которую не смеет пересечь ни один студент. Грин-де-Вальд перескакивает через неё и жалеет, что не может вдобавок сделать ?колесо?: в тулупе неудобно, да и шапка упадёт. Проносится по широким коридорам, налету отсчитывая двери, и без стука, как они с Альбусом договаривались, открывает нужную.— Да ты связался с плохой компанией, Альбус! — тихо усмехается Грин-де-Вальд. — Уже учишься в спальне!Уважаемый предотвратитель войны и нарушения школьной дисциплины посреди бела дня лежит на животе в своей кровати, болтая ногами, и что-то конспектирует, листая учебник. Само по себе чтение книг вне учебного корпуса или библиотеки — уже грубое нарушение правил, а ещё и в постели — просто плевок в лоб Изольдоттир!— Простите, — Дамблдор тут же встаёт, аккуратно подходит к двери, чтобы не задеть невидимого Грин-де-Вальда, закрывается от мира защитными заклинаниями и пристыженно опускает голову, — Вы против этого?Геллерт целует его в лоб и только после этого становится видимым. До чего же Альбус забавный!— При всей моей нелюбви к строгому соблюдению закона, это правило имеет смысл: чтобы лучше засыпать, кровать нужно использовать только для отдыха. Так что учись за столом.— Как Вам будет угодно, — не поднимая глаз, Альбус целует руку Геллерта и улыбается, сверкая радостью сквозь английскую сдержанность, — счастлив Вас видеть. Я ждал. Вам что-нибудь нужно?— Для начала постели мне постель. Никогда не лежал на преподавательской. А потом отвернись.После визита к Изольдоттир не хочется, чтобы кто-то видел его раздетым, даже если это такое безобидное — для него — создание, как Альбус.Дамблдор одним заклинанием переносит свои вещи на стол, другим убирает покрывало, а третьим так проворно меняет постельное бельё, что кажется, будто ему для всех действий хватило одного точного взмаха палочкой. Зря он на себя наговаривает, будто плохо разбирается в бытовой магии.— Готово, — в его голосе проскальзывает едва заметный оттенок самодовольства, и он ему чертовски идёт.Закончив, Дамблдор послушно встаёт лицом к шкафу и закрывает глаза. Он выглядит одновременно смирённым и гордым. Рагнар никогда не был таким. Жаль, что Геллерта настолько клонит в сон. Такого Альбуса хочется вжать в стену, схватить за запястья — точно зная, что он не подумает сопротивляться, и искусать так, чтобы неделю синяки не сходили.Геллерт снимает форму, нательное бельё и носки, швыряет на пол, радуясь отсутствию необходимости хотя бы сейчас аккуратно складывать одежду в шкафчик, и забирается под одеяло, укрываясь по подбородок. Не холодно, если притянуть колени к груди, и не жарко. Почти идеально, только свет режет глаза.— Задёрни шторы, — сонно отдаёт он приказ и утыкается носом в чистую наволочку.Она пахнет чем-то свежим и успокаивающим, чем не пахнут свежевыстиранные наволочки студентов.— Я могу открыть глаза? — мягко уточняет Дамблдор.— Да.Сквозь ресницы виднеется силуэт Дамблдора, поднимающего палочку. Поскрипывают кольца на карнизе. Комнату заволакивает восхитительный полумрак. Глаза сразу перестают болеть.— Сейчас время самоподготовки, у Вас всё будет хорошо? — скрывая беспокойство, полушёпотом спрашивает Альбус.— Не поверишь, Изольдоттир отправила меня отдыхать на весь день, — Грин-де-Вальд поворачивается на спину и вытягивается на кровати, — она сегодня вообще странная. Даже не так. С ней произошли воистину невероятные перемены. Она дежурила в больничном корпусе, как вештица, то есть, она и есть вештица, но она не работает лекарем, только заведует ими, как самая главная. Я пришёл, а она там, в халате. Представилась мне зачем-то. Сказала, кстати, что она госпожа Изольдоттир. За кого она успела выйти замуж, пока лечилась?— Я навещал её вчера, — Альбус задумчиво постукивает палочкой по подбородку, — она лежала в постели с примочкой на глазах. Когда к ней обращались, её называли госпожицей.— Ничего не понятно, — бормочет Геллерт, — она ко всему прочему была без пучка, распустила волосы, они у неё до плеч. Я почему-то думал, что длиннее. И глаза накрасила. Раньше она даже на праздники не красилась, по-моему. — Вчера у неё были волосы длиннее, немного повыше талии, наверно… — озадаченно произносит Альбус и отодвигает стул. — Я могу продолжить конспектировать?— Можешь.— Спасибо, — на удивление искренне благодарит Альбус и что-то ставит на стол, должно быть, загораживает свечу, которую зажигает несколько секунд спустя.Его перо уютно шуршит о пергамент. Этот шорох заполняет пространство. Создаёт пространство. Стоит ли рассказывать, как Изольдоттир заставила Геллерта раздеться и ощупала? Геллерт понимает, что не расскажет. Отчего-то кажется, что Альбус перестанет его уважать, если узнает.— Чуть не забыл: она собиралась написать моим родителям о поездке.— Я вчера вечером сообщил Вашему отцу, что методы, которыми Вас лечили, могут иметь отдалённые последствия, если не принять меры сейчас, и попросил его убедить Вас обратиться к вештицам. По всей видимости, письмо Хульды будет выглядеть естественным развитием событий.Учтивый вкрадчивый голос Дамблдора умиротворяет, погружает в какое-то непривычное настроение, будто… будто именно сейчас и именно здесь ничего плохого случиться не может. Геллерт отстранённо удивляется, когда замечает, что начинает засыпать. Сам, без заклинания, которым его по распоряжению Изольдоттир будут усыплять каждый вечер до конца шестого курса. ***Когда Геллерт просыпается, удивительно отдохнувший, сквозь шторы уже не пробивается свет. В комнате темно, как ночью. В Дурмстранге осенью это ни о чём не говорит: в конце октября темнеет рано. Близится долгая полярная ночь.Грин-де-Вальд садится, протирает глаза и пытается вспомнить, где оставил палочку. Кажется, на прикроватной тумбочке. В комнате Альбуса удобный матрас и мягкая подушка. Почти как дома, в Мюнхене. Но там и на императорской постели не захочешь засыпать, зная, что ждёт утром.— Люмос!Дамблдора в спальне нет, но на тумбе Геллерт находит записку:Сожалею, что не спросил разрешения: не хотел Вас будить. Я пошёл на тренировку с профессором Добревым, а потом отправлюсь на общую, дневную. Если мы с Вами не встретимся в столовой на лёгком ужине, я принесу что-нибудь.Ваш отец написал профессору Шульцу. Он настаивает, чтобы именно я сопроводил Вас в оздоровительную поездку, и хочет, чтобы мы отправлялись завтра же. Право выбора страны и города он оставляет за мной (я же последую Вашему приказу, каким бы он ни был). К письму он приложил чек на моё имя. Я распоряжусь средствами по Вашему усмотрению.Как передал профессор Шульц, вештицы рекомендуют недельную поездку. Также он сообщил, что по настоянию профессора Изольдоттир (к сожалению, я не выяснил, что с ней) на все дни Вашего отсутствия Вам нужно будет взять задания у преподавателей.Вашу одежду я положил на стол.Если решите уйти, пока меня не будет, воспользуйтесь, пожалуйста, следующим набором заклинаний для снятия защиты с двери и повторной установки охранных чар:...Ваш Альбус Д.Ровные округлые линии чернеют на светло-коричневом пергаменте. Геллерт проводит пальцем по подписи, мечтательно улыбаясь. ?В самом деле. Теперь точно мой?.Альбус подписывался так и раньше, но теперь, когда он начал писать по-немецки, это выглядит куда более ярким подтверждением преданности. Геллерт тихо смеётся и прижимает письмо к груди. Сначала хочется забрать его с собой, но после Геллерт решает поступить по-другому:— Акцио перо и чернила!Ты просто чудо. И у тебя удобная кровать. Я бы спал здесь каждую ночь.Вещи соберу сегодня вечером, так что завтра буду готов ехать хоть с утра. Мне нравится твоя идея с Критом.Как тебе удалось произвести такое хорошее впечатление на моего отца?Может, заодно придумаешь что-нибудь с моей помолвкой?(Я шучу, с Эккертами вряд ли можно так легко справиться)В поездке много тратить не будем: отец редко выдаёт деньги, кто знает, когда он в следующий раз расщедрится. Для меня отсутствие Изольдоттир и твоё общество уже будет большой радостью.До скорой встречи, с приветомГеллертЕсли бы не несчастный кашель, Грин-де-Вальд поскакал бы бегать вокруг школы от избытка чувств.— Tími, — он щёлкает пальцами, и над рукой вспыхивает циферблат.До лёгкого ужина минут двадцать. Если поспешить, можно успеть сходить в жилой корпус за сумкой и потом прямо в столовой обойти всех нужных преподавателей. Вставать нужно прямо сейчас, но Геллерт зарывается под одеяло. Ещё пара секунд, они ведь ничего не изменят. Невыносимо хочется приказать Альбусу устроить совместную ночёвку здесь, но после такого Изольдоттир точно начнёт что-то подозревать.***Геллерт садится ближе к выходу из столовой, чтобы не пропустить уходящих преподавателей. Взгляд сразу притягивает рыжая шевелюра Дамблдора. Нет, надо прекращать рассматривать его во время трапез, пока это никто не заметил.Альбус якобы случайно указывает вилкой в сторону. Грин-де-Вальд поворачивает голову. Кусок мяса едва не застревает у него в горле: на другом конце скамьи сидит Изольдоттир. С пучком. Ненакрашенная. В преподавательской форме.Всему, конечно, должно быть объяснение. Может быть, она дежурит в больничном корпусе, потому что не нашли достаточно вештиц. Вдруг она вышла замуж за одного из преподавателей, и он сейчас лежит с какой-то травмой, и она накрасилась для мужа? Но почему она посчитала необходимым сообщить о своём новом статусе этом Геллерту?Из-за стола Хульда поднимается в числе первых. Грин-де-Вальд, холодея от собственной храбрости, достаёт конспект по прорицанию и догоняет её:— Профессор Изольдоттир! Не могли бы вы сейчас дать мне задание на время моего отъезда?— Записывайте, господин Грин-де-Вальд, — с видимым недовольством отвечает она, повернув к нему только голову. — Законспектировать семь следующих параграфов учебника, написать эссе о нюансах предсказания судьбы лиц пожилого возраста и вызвать контролируемое пророческое видение. Отчёт о проделанной работе представить в письменном виде сразу по возвращении. О вещем видении отправить письмо с совой, уверена, вам будет, что доработать.— А куда присылать? — уточняет Геллерт, едва успевая делать пометки. Задала, сволочь, вдвое больше, чем обычно. — В больничный корпус?— Я уже здорова, — её голос леденеет ещё сильнее. — Присылайте профессору Шульцу, он передаст мне, и я в тот же день вам отвечу.Грин-де-Вальд косится на её руку. Кольца нет. А с утра оно точно было.— Хорошо, — кивает он и оглядывает столовую, проверяя, не ушёл ли кто-то из других его преподавателей.Если у Изольдоттир правда появился муж, это хорошо. Может, хоть он её отвлечёт. Альбус помешивает в стакане последние два глотка компота, подпирает подбородок рукой и очаровательно улыбается своим мыслям. С одной стороны грустно, что сегодня вечером не получится побыть с ним, а с другой — завтрашний день наступит уже совсем скоро. А у статуса злостного нарушителя распорядка есть свои преимущества: бессонницы у Геллерта точно не будет.