Глава 32 — Mein Herz (1/1)

Ты разбойнику и воруБольше княжеской короныОтдал — больше сына! — сердце,Вырванное из груди.М. Цветаева***Mein Herz tragt schwere KettenDie Du mir angelegt. Ich mocht' mein Leben wetten,Dass Keine schwerer tragtФранкфуртская песенка.(нем.)?Моё сердце в тяжёлых оковах,которыми ты его опутал.Клянусь жизнью,ни у кого нет цепей тяжелее?На ужин Альбус не выходит: греет вторую порцию, которую утащил с послеобеденной трапезы, и уносит тарелку в ванную, чтобы перекусить во время водных процедур. Так тщательно он не приводил себя в порядок даже перед выпускным: нужно пахнуть приятно, а не как обычно после тренировки, а ещё проверить, точно ли нигде не осталось лишних волос. Если Геллерт не станет с ним спать, это не значит, что не захочет раздеть, например, чтобы выпороть.Флакон с маслом Альбус убирает с полки в шкафчик. Пальцы подрагивают от мысли, что в следующий раз этот флакон достанет только Грин-де-Вальд. Или Альбус по приказу Грин-де-Вальда. Низ живота окатывает новой волной возбуждения, но времени самоудовлетворяться обычным для юношей способом уже нет, да и не получится, скорее всего. Ощущение отсутствия свободы и контроля над собственным телом после настоящего запрета гораздо… полнее, чем Альбус себе представлял. Ни прикосновения мочалки, ни прикосновения намыленной ладони, ни полотенца больше не вызывают порыва всадить в себя пальцы, только хочется, чтобы это сделал Геллерт. Пусть и придётся долго ждать.Дамблдор ещё раз чистит зубы, аккуратно сушит волосы, чтобы красиво лежали, проверяет ногти, брови, манжеты свежевыстиранной белой рубашки, туфли — всё, что можно проверить, и надевает свой лучший костюм. Тот, в котором путешествовал в Сан-Лоренсо. Кажется, именно это Геллерт называл ?одеться, как нормальный человек?.?Надо было спросить, в чём он хочет меня видеть и какие духи предпочитает?, — запоздало понимает Альбус.В дверь тихо стучат. Дамблдор открывает, прохаживается по коридору, убеждается, что никого нет, и запирается: на ключ и несколько защитных заклинаний.Проскользнувший в комнату Геллерт становится видимым. Его небрежно расстёгнутый алый мундир и чёрная рубашка под ним обжигают сердце Альбуса.— Это наша парадная форма, ну, не считая рубашки, она должна быть белой, — с усмешкой поясняет он Альбусу, застывшему с поднятой палочкой. — А я на тебя дурно влияю. Смотри, как бы Изольдоттир не донесли на такого красивого тебя.— Она отлёживается в больничном корпусе. Да и преподавателей не подвергают дисциплинарной ответственности. А Вы правда считаете меня красивым? Я могу одеваться так чаще, если Вы хотите, — опомнившись, Альбус опускается на одно колено и трепетно целует ладонь Геллерта, теряя голову от нахлынувшего счастья.Ему в самом деле можно! И говорить о мазохизме, наверно, тоже. Геллерт ведь сам спросил сегодня в библиотеке.— Хочу. Ты сделал верёвки? — интересуется Грин-де-Вальд и жестом приказывает встать.— Да, — выдыхает Альбус, улыбаясь своим мыслям, и достаёт из шкафа несколько мотков прочной колючей верёвки, — ещё до вечерней тренировки. Посмотрите, пожалуйста, такие подходят? Я пытался почитать про структуру волокна, надеюсь, правильно понял.— Вполне, — Геллерт едва касается мотков кончиками пальцев и надевает тонкие кожаные перчатки, — сейчас мы их и проверим. А заодно выясним, правда ли ты так любишь боль, как говоришь.— Надеюсь, — от радостного предвкушения Альбус готов подпрыгивать на месте. — Мне раздеться?Грин-де-Вальд постукивает пальцем по столу, размышляя:— Наверно, пока просто сними пиджак и закатай рукава. Повыше локтей. А там посмотрим. Жилет оставь.— Когда в следующий раз придёте, не стучите, пожалуйста, — просит Альбус, убирая пиджак в шкаф. — Я же Ваша собственность. Моя спальня — это Ваша личная территория. — Флиртуешь? — смеётся Геллерт.— Нет! Просто мне кажется, что это правильно, — оправдывается Альбус и поспешно добавляет. — Я буду очень рад, если Вы будете приходить.— Буду, — тепло улыбается Геллерт и садится на кровать, вытянув в сторону Альбуса ноги в туфлях, тех самых, которые были на нём на корабле, — чего мне не хватает в Дурмстранге, так это своей комнаты.Засмотревшись, Дамблдор не сразу нащупывает запонки на своих манжетах.— И ещё: как мне Вас называть в присутствии других людей?— Называй господином Грин-де-Вальдом, — решает Геллерт, и в его синих глазах вспыхивают завораживающие искорки, — или герром Грин-де-Вальдом.— Да, Хозяин, — в который раз за день повторяет Альбус, наслаждаясь возможностью произносить эти слова. — Что мне делать дальше?— Поставь стул в центр комнаты, сядь, заведи руки за его спинку и закрой глаза, — приказывает Геллерт и обходит Альбуса, мягко ступая по ковру.Дыхание Альбуса сбивается от шороха шагов Грин-де-Вальда и острого напряжения ожидания. На лицо Дамблдора от переносицы до лба ложится плотная гладкая ткань. Судя по ощущениям, один из шейных платков Грин-де-Вальда. Завязывая края платка, Геллерт перебирает пальцами волосы Альбуса, поправляет их, чтобы они не попали в узел. Как он может быть одновременно ласковым и пренебрежительным?На запястьях Дамблдора затягивается режущая кожу петля. Верёвка впивается в руки и неумолимо, неотвратимо отнимает свободу. Грудь пронзает колкое ощущение восторга: Геллерт в самом деле связывает его! Альбус замирает и решается попробовать пошевелиться только после того, как Грин-де-Вальд завязывает последний узел и отходит за следующей верёвкой. Получается согнуть пальцы и немного локти. Руки не развести даже на сотую долю дюйма, только колючий ворс врезается сильнее. Мир Альбуса словно одновременно ужимается до точки и разлетается, сливаясь с необъятными просторами Вселенной.Цепкие пальцы Грин-де-Вальда сближают локти Альбуса, насколько это возможно, и их перехватывает вторая верёвка. Натяжение в плечах заставляет Дамблдора выпрямиться, но они всё равно болят от глубоких вдохов. Геллерт протягивает верёвку рывками, обжигая кожу, а её жёсткие витки ложатся один над другим, окончательно лишая руки способности двигаться.Третья верёвка приматывает Дамблдора к стулу и ложится поверх связанных рук. Грин-де-Вальд отходит, негромко произносит заклинание, после которого ещё две верёвки привязывают к стулу ноги, и приподнимает подбородок Альбуса:— Вот и всё. Ты мой.— Я давно весь Ваш, — шепчет Альбус и запрокидывает голову.Пальцы Геллерта скользят по шее к воротнику рубашки и расстёгивают верхние пуговицы. Альбус вздрагивает от каждого касания, даже самого лёгкого.— Я… — хрипло произносит он, — я создал одно заклинание… если его применить, с верёвками ничего нельзя будет сделать при помощи магии. Fortis funem.— Давно ты его придумал?Собственнический взгляд Грин-де-Вальда пробирает даже сквозь повязку. — В Хогвартсе. На шестом курсе, — отрывисто отвечает Альбус. — Мне нравилось мечтать о том, что я не смогу сопротивляться. Совсем.Грин-де-Вальд останавливается за спиной Дамблдора. Альбус непроизвольно поводит плечами, отчего их снова простреливает болью.— Fortis funem!Заклинание будто затягивает верёвки ещё туже. Альбус с коротким стоном вздрагивает и пытается дёрнуть руками. Абсолютная беспомощность кружит голову: это совсем не то же самое, что самому себе заматывать запястья спереди, зная, что можешь в любой момент освободиться. Сейчас всё решает только Геллерт.?Ему правда нравится видеть меня таким??Грин-де-Вальд подходит ближе, кладёт ладонь на горло Дамблдора и прислоняет его затылком к своей груди. Это почти объятия. Два пальца второй руки проникают в приоткрытый рот Альбуса. Юноша нерешительно проводит языком по гладкой коже перчатки и не замечает, как начинает увлечённо вылизывать их, плотно обхватывая губами. Можно ведь, если Геллерт сам вставил пальцы? Да и это же не секс?— И тебя отправили останавливать мою революцию, — усмехается Геллерт, убирает руки, делает несколько шагов и бьёт Альбуса по щеке. — Как, по мнению Изольдоттир, ты должен это сделать? Соблазнить меня и увезти в Англию, к Дарам Смерти? Отличный план.— Я никогда не пойду против Вас, — восхищённо произносит Альбус, и по его телу разливается приятное тепло. — Ни за что. Чего бы Вы ни захотели. Я всегда буду на Вашей стороне. Пожалуйста… прошу Вас, сделайте мне больно. Я на всё готов ради боли от Вас.Если бы Альбус мог сделать хотя бы что-нибудь, он бы уже целовал туфли Геллерта. Разом захлёстывают и любовь к Грин-де-Вальду, и стремление принадлежать ему, быть его вещью, и жажда ощутить абсолютно любое его прикосновение, и мучительное желание отдаться ему, да хотя бы просто отсосать, но вместе с тем — знать, что кончать он запретил.На плечо ложится рука Грин-де-Вальда, а в следующее мгновение он кусает Альбуса за нос. На глазах выступают слёзы, но не от резкой боли, которая приходит позже, а скорее от избытка чувств. — Спасибо, — Альбус трётся щекой о рукав Геллерта, глупо улыбаясь.Пусть только Геллерт будет рядом и пользуется им, ради этого можно вынести что угодно и радоваться любой жестокости.Грин-де-Вальд целует Альбуса в висок. Он совсем рядом, так близко, что можно почувствовать запах его волос. Но вскоре отходит и произносит заклинание:— Druo!Мир поглощает боль невиданной ранее силы. Перед закрытыми глазами, где-то в голове сверкают молнии. Вне этой боли не существует ничего: ни самого Дамблдора, ни реальности вообще. Крик раздирает горло, но если бы Альбус мог, он бы кричал ещё громче. Кажется, что если пошевелиться, боль станет немного слабее, но верёвки держат очень крепко, и это практически невозможно. Ощущение несвободы и беззащитности становится предельно отчётливым. Эту боль нельзя свести к точечной и сгладить усилием воли, от неё нельзя абстрагироваться.Действие заклинания прекращается, и следом накатывает такая же сумасшедшая радость.— Я люблю Вас, — бормочёт он непослушными губами, свешиваясь вперёд, насколько позволяют верёвки, — простите, я забыл, что не должен так говорить. Я Вас просто боготворю. Можете сделать так ещё раз? Это ведь не непростительное?— Я откопал его в старонемецком справочнике. Его не упоминали в книгах несколько сотен лет, и закон на его счёт ничего не говорит.В голосе Грин-де-Вальда появляется новый оттенок. Превосходства. И от этой интонации Альбуса словно током прошибает.Геллерт применяет Druo ещё два раза, и боль усиливается почти до предела, за которым только пустота. Переводя дыхание после третьей ?вспышки молний?, Альбус с неожиданной чёткостью осознаёт: ?Его правда радует моя боль!?И уголки губ ползут вверх в усталой, но гордой улыбке. Он смог ради Геллерта, ради исполнения его воли, выдержать то, что, наверно, действует, как Круциатус, и получить удовольствие.Желание отдаться Геллерту, которое Дамблдор на время перестал замечать, возвращается с новой силой.— Ну как тебе? — осведомляется Грин-де-Вальд и проводит пальцем по подбородку Дамблдора.— Прекрасно… — блаженно шепчет Альбус. — Только я немного устал. Я, наверно, пока не до конца привык.— Фините Инкантатем, — Геллерт снимает защитные чары с верёвок и следующим заклинанием разрезает их.?Потом надо будет починить?, — отмечает для себя Альбус и сползает на колени. Геллерт снимает с его глаз свой платок, прислоняет Альбуса к себе за плечи и с удивительной нежностью гладит по волосам. — Вы придёте завтра? — Альбус с надеждой поднимает ещё мутный взгляд. — Как я могу это заслужить?Грин-де-Вальд такой красивый. Особенно сейчас, когда смотрит на Альбуса потемневшими жестокими глазами.— Я скажу тебе, когда захочу, чтобы ты что-то сделал для меня. А пока тебе просто нужно вести себя так, как подобает моей собственности: продолжай тренировки, будь мне послушен и непобедим. Я по обстановке посмотрю, смогу ли прийти завтра вечером. В любом случае, мы сможем увидеться в библиотеке во время самоподготовки. А пока переодевайся и ложись спать. Я тоже пойду, приближается отбой.— Да, Хозяин, — Альбус в последний раз за день целует руку Грин-де-Вальда, провожает его и едва успевает надеть пижаму, прежде чем упасть на кровать без чувств.Огромное счастье, которому в сердце мало места, не покидает его даже во сне.