Глава 33 — Прелестная звёздочка (1/1)

— Я сяду с тобой? — фраза Агмунда выдёргивает Геллерта, замечтавшегося за обедом, из прекрасных мыслей об Альбусе.— Да, — Геллерт отодвигает поднос и кашляет в платок, отвернувшись в сторону.— Хочешь компот? У меня ещё тёплый, я только что взял, — обеспокоенно предлагает Агмунд. — Ты что ли опять заболел?— Да после тренировки горло дерёт, — хрипло произносит Грин-де-Вальд, сморкается и забирает стакан Стиана.Свой компот он уже выпил, но легче не стало.— Тренировка была утром, а сейчас уже день, — недовольно поджимает губы Агмунд, — я спросить хотел: что ты будешь делать после обеда?То после выпуска, теперь после обеда… Это начинает выглядеть так, будто он правда шпион.— Пойду в библиотеку. С профессором Дамблдором, — сухо отвечает Грин-де-Вальд.?Чем я ещё могу заниматься в школе? Ну не митинги же проводить!?— Повезло тебе! А можно с тобой? — не понятно чему радуется Агмунд.Грин-де-Вальд медленно выдыхает и долго жуёт кусок жареного мяса, прежде чем ответить. Вот только подозрительных наблюдателей на и без того коротком разговоре с Альбусом ему не хватало. С другой стороны, если он даст понять, что хочет увидеться с Альбусом наедине, это будет выглядеть так, будто у них любовные отношения.— Можно, — говорит Геллерт как можно безразличнее.А через несколько столиков от них сидит Дамблдор. Жуёт какую-то овощную смесь с мясом. Замечает на себе взгляд Геллерта, якобы случайно потирает запястье там, где вчера вечером были верёвки, и улыбается. И вот ради кого Грин-де-Вальд отказывает себе в возможности поговорить с ним без свидетелей.Указав взглядом на Агмунда, Геллерт слегка пинает сумку с книгами, лежащими под столом, и барабанит по столу указательным и средним пальцами в надежде, что Дамблдор поймёт. Альбус хмурится, пытаясь разгадать загадку, и показывает на себя, поправляя воротник. Думает, что Геллерт хочет пойти в библиотеку с Агмундом, а не с ним? Грин-де-Вальд едва заметно кивает и коротко улыбается. Ну уж нет, один сидеть с Агмундом, у которого на уме одна учёба, он не будет.А Агмунд ест свою похлёбку и ухом не ведёт. Либо ему всё равно, либо он очень хорошо притворяется. В библиотеке станет понятно, что ему нужно.Дамблдор поворачивает голову то влево, то вправо, потирает свою шею, как если бы она затекла, и кладёт пальцы, обхватывая её. ?Будет тебе ошейник, Альбус, никуда не денешься?.Вдруг Дамблдор сначала опять над чем-то задумывается, а после с виноватым видом чешет лоб. В следующее мгновение разума Геллерта осторожно касаются чары легилименции. Что же, сейчас и вправду по-другому не выйдет. Геллерт снимает барьер окклюменции, который удерживает практически постоянно:?Нам надо придумать, как общаться в присутствии других людей. Так, я должен сформулировать мысль… Альбус, блин, вот сейчас подумаю случайно о какой-нибудь ерунде! Нет, ты не виноват, сейчас и правда некогда что-то придумывать… А раб-легилимент — это удобно. И ошейник тебе бы пошёл. Так. Вот. Агмунд напросился со мной в библиотеку, надо с ним сходить, ты тоже иди, пусть все думают, что мы с тобой просто… компаньоны… нет, твою мать, пошло звучит. Ну, что-то вроде друзей. Всё, ставлю окклюменцию?.Смущённый, но довольный Дамблдор утыкается в свою тарелку. Он такой забавный временами.***Идея с легилименцией оказалась удачной: в библиотеку Агмунд приходит раньше Альбуса, так ещё и ходит среди стеллажей за Геллертом, пока тот ищет дополнительный справочник к учебнику по анализу проклятых предметов, и рассуждает о том, что шестой и седьмой года обучения — это время, когда студент должен забыть о хобби и личной жизни и заниматься только учёбой. Ну и зачем это повторять? Можно подумать, Геллерт с ним спорит. С ним соглашаешься, а он только пуще агитирует. Вот нет чтобы посидеть в читальном зале и подождать!От поднятой пыли Геллерт снова кашляет. Но оно того стоит: на дальних полках удаётся раскопать справочник аж шестнадцатого века.А вот Дамблдор пробирается в библиотеку тихо и дожидается их за любимым столом Геллерта. Он просто чудо.— Альбус, это мой друг, Агмунд Стиан, он с седьмого курса, — на всякий случай представляет Геллерт, хотя Агмунд наверняка ходит на факультативы по трансфигурации.— Благодарю, я знаком с господином Стианом, — Альбус поднимается и с профессорской улыбкой протягивает Агмунду ладонь, — буду рад пообщаться и в неформальной обстановке.— Вы можете называть меня просто Агмундом, профессор! — Агмунд с энтузиазмом пожимает его руку. — Только, наверно, я не смогу обращаться к вам по имени, всё-таки, вы преподаватель.Геллерт прячет довольный взгляд, раскладывая учебники и конспекты: отчего-то его собственнической душе не хочется, чтобы Дамблдора называл по имени кто-то другой.— Разумеется, — снисходительно соглашается Альбус и незаметным жестом заставляет свои вещи сдвинуться, чтобы они не мешали сидящему напротив Геллерту. — А нашего друга Геллерта мы с тобой будем называть господином Грин-де-Вальдом. Или герром Грин-де-Вальдом.Теперь смущается Геллерт. Он на самом деле хотел, чтобы Альбус так сделал, но не собирался об этом говорить. Альбус выцепил это из его головы или сам придумал?— Почему? — удивляется Агмунд и садится за соседний стул по правую руку от Грин-де-Вальда.Занимает место Альбуса. Бессовестный.— Герр Грин-де-Вальд — наследник знатного рода.В устах Альбуса это звучит… действительно приятно. Без мерзкой напыщенности, свойственной титулованным родственникам Геллерта, без заискивания простолюдинов, потомков ?предательницы крови?. Легко и естественно. Так, как надо.— Откуда ты знаешь? — бессмысленный вопрос вырывается сам собой.И так понятно, откуда, если он был в доме родителей и общался с отцом.— Профессор Изольдоттир обращалась к Вашему отцу ?фрайхерр?, — Альбус почтительно приглушает голос и опускает рыжие ресницы.Геллерт откидывается на стуле и кладёт вытянутую руку на стол. Дамблдор сглатывает и отводит взгляд. ?Помни, Альбус, что с тобой делают эти руки?.— А мне не рассказывал! — одновременно восторженно и возмущённо восклицает Агмунд и забывает про книгу, страницы которой придерживал. — Геллерт, то есть, герр Грин-де-Вальд, почему вы скрыли от меня столь любопытный факт?— Я и Рагнару рассказал только в конце первого курса, а кроме него — никому, это ведь не так важно, — Геллерт ещё пытается изображать скромность, но всё в нём смеётся и ликует.Красоту момента портит долгий удушающий кашель, от которого ещё и слёзы льются. Альбус протягивает стакан тёплой воды с лимоном. Это успокаивает горло, но приходится лезть за платком, чтобы высморкаться.— Вы так прекрасно трансфигурируете! — восторгается Агмунд. — Я вообще не заметил, откуда взялся лимон. — Я всегда ношу с собой засахаренные лимонные дольки, — тоном мудрого профессора отвечает Дамблдор и переводит обеспокоенный взгляд на Геллерта. — Как Вы себя чувствуете? Вам что-нибудь нужно?— Отдых в тёплых краях, — цедит Геллерт. — Желательно, без Изольдоттир.— А она причём? — не понимает Агмунд. — Но про тёплые края правильно говорите, герр Грин-де-Вальд. Вы не долечились. Чем вы болели?— Воспалением лёгких. А потом Изольдоттир устроила сквозняк, когда я к ней на дополнительные занятия ходил.От одних воспоминаний Геллерта знобит. Если бы не нужно было держать лицо, он бы закутался в тулуп или хотя бы шарф. Дамблдор наколдовывает новую порцию воды, теплее первой, и подвигает стакан ближе. Задерживает пальцы на горячем и убирает их за мгновение до того, как озябшую руку, покрытую тёмной сеточкой сосудов, протянет Грин-де-Вальд. Лимонный напиток согревает, но чего-то вроде одеяла всё равно не хватает. У Альбуса тёплые руки. Вот зачем Агмунд навязался в компанию именно сегодня.— Это может кончиться осложнениями, особенно при наших тренировках на улице, — назидает Стиан. — Покажитесь вештицам, они подтвердят, что вам надо домой. В Германии, вроде, тепло сейчас.— Нет, — отрезает Геллерт и мрачнеет. Отец с него за болезнь и пропуск тренировок три шкуры спустит. — Я попрошу какое-нибудь зелье.— В Германии осень, холодно, хоть и не как здесь, — вмешивается Альбус, — а на Крите практически лето и война подходит к концу. Я слышал, и европейцы, и Османы уже выводят войска. Да и в магических районах, скорее всего, безопасно.— А что, езжайте! — подхватывает Агмунд с наивным энтузиазмом. — Там мусульмане с христианами друг друга бьют, а вы атеист, вы вне их конфликта.— Отец не повезёт меня на Крит, даже если из школы отпустят в поездку. А Изольдоттир не отпустит. Так что обсуждать тут нечего, — подытоживает Грин-де-Вальд. — А зачем ты меня звал в библиотеку?— Хотел попросить вас позаниматься со мной зельеварением, — деловито сообщает Агмунд, шурша конспектами, — теоретической частью. Наш поток идёт на автомат по зельям, не хочу портить остальным оценку.— Лучше бы ты занялся практикой, — фыркает Геллерт и небрежно поправляет золотистые волосы, — там и теория лучше запомнится. Ты б ещё дуэли по книгам изучал!Магическая теория набила Геллерту оскомину ещё в родительском доме. ?Чистокровный волшебник должен пройти полный теоретический курс ещё до школы!? — любил повторять отец. Учителя ходили к Геллерту с четырёх лет. Быть может, это правда пошло ему на пользу, вероятно, благодаря этому многие предметы давались ему легко… Но зарываться в теорию в волшебной школе, где можно беспрепятственно использовать магию? Не для того Геллерт ждал свою палочку!— Теоретические основы магического боя тоже очень важны! — не соглашается Агмунд и кивает на книги Альбуса. — Вот смотрите, профессор Дамблдор изучает литературу и учится быстрее, чем мы.Альбус горделиво выпрямляется и важно отвечает:— Просто со мной много занимается профессор Добрев.Агмунд прав: Альбус в последнее время стал сражаться на дуэлях так искусно, словно провёл в Дурмстранге всю жизнь. А теперь, когда в навершие его посоха вставлен рубин, Геллерт рискует приобрести привычку быстро заканчивать собственные дуэли не совсем честными методами, чтобы подольше посмотреть на него.В читальном зале появляется Мария с увесистой стопкой книг. Ещё пара дней, и в библиотеке станет людно: до зимних соревнований всего пара месяцев, скоро все ринутся искать в старых справочниках какие-нибудь хитрости, которые помогут превзойти себя из прошлых лет. Заметив озирающуюся в поисках удобного места волшебницу, Агмунд подскакивает с места, забирает у неё книги и предлагает:— Посидишь с нами? К нам профессор Дамблдор пришёл. Мы обсуждаем революцию. Хочешь с нами?— Да ну вас с вашими шуточками, — заносчиво вздёргивает нос Мария, но позволяет ухаживать за ней: и сумку вдобавок к книгам Агмунду отдаёт, и садится на стул, который он ей отодвигает.— Геллерт кашляет. Я ему говорю, что он не долечился после своей пневмонии, а он мне не верит, — жалуется Агмунд, усевшись боком к столу, а к Геллерту вообще спиной. — Объясни ему, ты же обеспечила нашему потоку автомат по колдомедицине. Кстати! Называй Геллерта герром Грин-де-Вальдом и обращайся к нему на ?вы?.— Это ещё почему? — недоумевает Мария.Геллерт со смешанными чувствами погружается в собственные записи. С одной стороны, конечно, приятно. С другой — не покидает чувство, что сейчас набегут люди, которые точно знают, что ему подобает, а что нет.— Его отец покупает нам в Шармбатоне омолаживающую воду для подвалов, чтобы мы не старели из-за того, что проводим там много времени. А то выходили бы из школы тридцатилетними! Особенно мы с тобой, — Агмунд старается незаметно подсесть к девушке ближе.Та замечает и не возражает.— У моего отца не хватило бы денег даже для того, чтобы на один год для всей школы закупить, — уточняет Геллерт, пока его не занесли в список первых богачей школы. — Он просто тоже вносит свою часть. Я же не единственный аристократ на весь Дурмстранг. Когда мой кузен учился, его отец тоже платил.— Аристократ? — заинтересованно вытягивает шею Мария. — А какой у тебя, то есть, у вас титул?— Никакого нет, — вздыхает Геллерт. — Когда отец умрёт, буду фрайхерром. Мой дядя граф, у основной ветви рода два титула: граф и фрайхерр. Мой отец, его младший брат, не должен был ничего унаследовать. Титул фрайхерра, низший из дворянских, он мог носить до тех пор, пока у дяди не родился сын. Но дядя пожаловал титул отцу с концами. И новую фамилию дал. У нас в семье титул один, поэтому мне не досталось ничего. Только не надо всем об этом рассказывать.— Мария никому не разболтает, — заверяет Агмунд, наконец обернувшись. — А вот с горлом у вас всё плохо. Мы можем с вами к вештицам сходить, если вы думаете, что вам не поверят. Мария, ты представляешь, он думает, что может долечиться зельями!— Никакие зелья тут не помогут, если по два раза в день бегать по холоду, — голосом строгой гувернантки наставляет Мария. — Нужно на несколько дней съездить туда, где тёплый климат.— Вот видите, я же говорил! — радуется Агмунд.— Я займусь этим, — обещает Дамблдор.Геллерт опирается носом на собственную ладонь, чтобы спрятать за рукой влюблённую улыбку. Отчего-то верится, что Альбус может едва ли не всё и что с ним можно без опаски ехать хоть на фронт.***Пережить факультатив по магической географии, и больше ничего плохого сегодня не случится. Не должно. Изольдоттир в больничном корпусе…— Геля, ты поправился! — с разбегу бросается ему на шею Русана, и Геллерт чуть не улетает вниз по лестнице, на последних ступеньках которой стоял. — Господи, Геля, ты живой!От ужаса, негодования и отвращения Грин-де-Вальд путается в мыслях и не знает, как реагировать. Только крепче хватается за перила, практически повисая на них.— Уйди, — цедит он и пытается одной рукой отодрать от себя Русану, вцепившуюся намертво. — Я упаду сейчас!Она его задушит, если не уберёт руки с шеи. ?Не доставайся же никому!? — так что ли?Перед глазами появляются мушки. Может, отпустить перила и будь, что будет? Тогда Русана тоже упадёт. Геллерт сильнее сжимает белеющие пальцы. Чёрт бы побрал твёрдый принцип не бить девчонок… Она ещё и обзывается! Это же надо так исковеркать его имя! Слава Мерлину, кто-то оттаскивает волшебницу за мочалку, которую она называет волосами, впечатывает в стену и приставляет к горлу палочку.— Вы нарушаете школьную дисциплину, госпожица Йорданова, — ледяным тоном отчитывает Дамблдор, — правила запрещают нападать на других студентов вне учебных дуэлей.Грин-де-Вальд со вздохом облегчения встаёт на ноги твёрже, применяет к своей одежде очищающее заклинание и подбирает сумку, которую уронил. И жалеет, что Дамблдор стоит к нему спиной: наверняка глаза Альбуса сейчас просто восхитительно сверкают.— Я просто по-дружески обняла его, что такого? Гель, скажи профессору Дамблдору! — запинаясь, лепечет Русана.— Ты мне не друг, — зло усмехается Геллерт. — Я говорил об этом. И хватит называть меня Гелей.Неужели она совсем не слушает, что он говорит? Да он даже специально говорил по-болгарски, чтобы значок, переводя, не исказил смысл.— Вы собирались сбросить господина Грин-де-Вальда с лестницы, я всё видел, — голос Альбуса кажется жёстким и безэмоциональным, но Геллерту хватает одной мысли, чтобы представить, как Дамблдора жжёт ревность.Власть разрядом прокатывается по рукам, и Геллерту не удаётся удержать улыбку. Он успевает только отвернуться.— Вы понесёте дисциплинарную ответственность второй степени, — заключает Дамблдор.— Что?.. Нет! — взвизгивает Русана.?Повторяешься. Давай, придумай что-нибудь ещё, я в тебя верю?.Звенит звонок на факультатив, но Геллерт остаётся в коридоре досматривать, удобно оперевшись на перила. Давно его сердце так не ликовало.— Кроме того, вы будете на месяц лишены права посещения библиотеки, — находится Альбус, — даже во время самоподготовки.— А это за что?! — негодует волшебница и косится на часы, но пробовать убежать боится.— Вы осмеливаетесь обсуждать решение преподавателя, госпожица Йорданова? — одёргивает её Альбус.— Как скажете, — буркает под нос Русана, насупившись.Главное, чтобы они с Рагнаром не сговорились во время уборки и не придумали план мщения.— Надеюсь, вы хорошо расслышали. Можете идти, — Альбус опускает палочку, но сверлит взглядом спину торопливо уходящей студентки, пока девушка не скрывается за поворотом.Он чего-то набрался у Изольдоттир. Но это его не портит. Напротив.Альбус поворачивается лицом и замирает, словно ожидая распоряжений. И смотрит с таким подкупающим волнением. Хочет знать, доволен ли им Грин-де-Вальд?— Как я могу уйти от такого тебя на факультатив, да ещё и с ней, — шепчет Геллерт, надеясь, что лишних ушей здесь нет, — с библиотекой ты хорошо придумал. Но можно было бы жёстче. В Дурмстранге тебе ничего не будет, если ты применишь свой дуэльный талант, призывая кого-то к порядку.— Учту в следующий раз, — голос Альбуса мгновенно делается тише и теплее, а сам англичанин склоняет голову, даже не проверив, не идёт ли по коридору кто-нибудь, опаздывающий на занятия. — А у вас не будет неприятностей из-за пропуска факультатива?Однажды сердце Геллерта просто разорвётся от сумасшедшего счастья, если Дамблдор останется таким… таким… головокружительно прекрасным.— У меня будут неприятности, даже если я буду соблюдать все правила, делать домашнюю работу по всем предметам и почитать отца и мать, — с надменным смешком отвечает Грин-де-Вальд, — а ты не успеваешь на трансфигурацию. Точнее, уже не успел. Опоздаю-ка я с тобой, может, ты ещё кого-нибудь отлупишь в учебных целях.— Вам тогда понравилась моя дуэль с Рагнаром? — с затаённой гордостью переспрашивает Альбус. — Вы правда хотите пойти на мои занятия?Наверно, когда первая радость от начала отношений пройдёт, сердце Дамблдора не будет так замирать от каждого проявления внимания Геллерта. Это прекрасное время, когда Альбус на всё готов ради того, чтобы добиться симпатии Грин-де-Вальда, будет жалко отпускать. Если бы только оно могло не кончаться.— Правда. Идём.Ничего ведь не случится, если Геллерт сходит ещё один раз? Альбус не подумает, что можно больше не стараться?***В кабинет трансфигурации Грин-де-Вальд проскальзывает минут на пятнадцать позже Дамблдора, садится за последнюю парту, достаёт учебник, начинает его листать и понимает, что конспектировать не хочет. Совсем. Не выдавит и абзаца, даже если заставит себя силой. От бесконечной учёбы нужно отдохнуть. Геллерт лезет рукой на самое дно сумки и достаёт папку с самыми ценными записями: с обрывками ещё не написанных книг, которые удалось сохранить на пергаменте после пророческих снов.Вот он, один из любимых, записанный ещё в детстве, когда он жил в Мюнхене:Что такое Буэнос-Айрес?Это Пласа де Майо, куда усталые и счастливые они вернулись, отвоевав своё.Это лабиринт огней, когда мы подлетаем к городу, а внутри: это улица, поворот, этот последний дворик, эти спокойные вещи.Это место, где был казнён один из моих предков.Это большое дерево на улице Хунин, которое, не зная того, дает нам прохладу и тень.Это длинная улица хижин, где ломается и навсегда пропадет западный ветер.Это южный причал, за который держится Космос.Это дверь под каким-то номером, где я провёл десять дней и ночей, неподвижен. Вспоминаю как целую вечность.Это бронзовый всадник, что бросил на землю тень. Тень ползёт по земле, в день совершая круг.Это тот же памятник под дождем.Это угол улицы Перу, где Хулио Кесар Дабове говорил, что зачать ребенка, дать ему выйти в жизнь, в страшную жизнь, — преступно.Это Эльвира де Альвиар за своим бесконечным романом, что начат словами с чистой тетради, а далее — неразборчиво.Это шпага служившая раньше войнам, а сегодня не столько шпага, сколько воспоминание.Это день, когда мы покидаем женщину, и день, когда женщина покидает нас.Это арка на улице Боливара, за которой — Библиотека.Это и полинялые деньги, и поблекший дагерротип, — собственность времени.Это вечная пьеса, где умер Пауль Гроссас.Это последнее зеркало, отразившее лик моего отца.Это лицо Христа, которое я увидел разбитым, в пыли, на одном из кораблей Сострадания.Это высокий дом, где я и моя жена переводили Уитмена, чьё влияние (дай-то Бог!) даже на этой странице.Это Лугонес, смотрящий в окно купе, на то, как предметы теряют форму, и думающий о том, что больше не надо их называть словами, ибо это последний путь.Это безлюдная ночь, запертое кафе в переулке Одиннадцати, где покойный Маседонио Фернандес говорил мне, что смерти нет.Не хочу продолжать, это слишком моё, личное. Эти вещи слишком самостоятельны, чтобы строить из них город.Буэнос-Айрес — это другая улица, по которой никто не ходит, это та сердцевина яблока, тот самый последний дворик, который закрыли здания, это мой враг, если есть вообще таковой, я ему (впрочем, как и себе) посвящаю стихи, это старая книжная лавка, которую снова находишь, это то, что исчезло и то, что будет, это там, впереди — неизвестность. Это центр, окраина, пригород, незамеченный и желанный, никогда не мой и не твой.Тихий и спокойный голос Дамблдора, что-то объясняющего студентам, не мешает погружаться в размышления, наоборот, помогает пойти в подобие ясновидческого транса.Грин-де-Вальд устраивается на стуле поудобнее, прислоняет голову к стене и закрывает глаза. Сквозь дрёму доносится плеск воды и ощущается запах дорожной пыли, но никаких зрительных образов нет.Буэнос-Айрес.И без пергамента Геллерт помнит каждое слово текста о незнакомом городе наизусть. Кто это напишет? А может, уже написал? Может быть, этот человек давно мёртв, просто его книги пока не переведены на немецкий?Автор говорит, что вместе с женой переводил Уитмена. Американский поэт Уолт Уитмен умер шесть лет назад, в 1892 году. Площадь мая в Буэнос-Айресе существует с 1580 года. Остальные имена и названия не дали никакой полезной информации.?Лабиринт огней, когда мы подлетаем к городу...?На чём? На дирижабле? На метле? Не на планёре же.?Нужно было соглашаться трансгрессировать с Альбусом в Буэнос-Айрес, — сокрушается Геллерт, — зря я ему тогда не доверял. Сколько теперь пройдёт времени, прежде чем я увижу столицу Аргентины??Через приподнятые ресницы видно, как по-профессорски важно Дамблдор ходит между партами и наставляет студентов, как правильно выполнять очередное замысловатое преобразование материи. Его рыжие пряди задевают угольно-чёрный воротник преподавательского мундира. Геллерт всегда любил чёрный цвет, но не думал, что полюбит огненный.***Дурмстранг, 21 октября 1898Дорогая матушка!Как твоё здоровье? Что нового в Мюнхене?Из школы хотят написать папе, что мне нужна оздоровительная поездка на Крит: я сильно болел, и теперь во избежание развития осложнений я должен отправиться к тёплому морю. На этом также настаивает Агмунд и волшебница с его потока, благодаря которой они получили автомат по колдомедицине. Проследи, чтобы отец после того, как закончит кричать, подписал разрешение.С приветомГеллерт