Глава 25 — Ты видишь, я болен, растерзан и сед (1/1)

Услышав шаги вештицы за ширмой, Геллерт тут же притворяется, что спит. Судя по стуку чего-то стеклянного о деревянную поверхность у изголовья, принесли ещё один кувшин. Наверняка снова отвар с какой-то дрянью, от которой сносит крышу. Обычной воды от них в последнее время не дождёшься.Вештица обходит кровать и кладёт руку Геллерту на лоб. И именно в этот момент горло начинает сверлить страшное желание прокашляться. А проклятая лекарша не уходит. Пытается применить исцеляющую магию и снизить температуру. Грин-де-Вальд сглатывает и старается дышать ровнее, чтобы не накашлять прямо на неё. А она ещё с кем-то советуется, чёрт её дери! Если поймут, что Геллерт не спит, точно заставят пить отвар.С трудом дождавшись, когда его оставят в одиночестве, юноша прячет голову под большую подушку и, закрыв губы ладонью, как можно тише кашляет в матрас. Крови стало больше. Геллерт вытирает пальцы платком и шёпотом произносит заклинание, чтобы убрать багровое пятно с простыни.Жажда дерёт горло и рот сильнее болезни. В вечерней серости комнаты алеет проклятый кувшин. С каждым днём всё сложнее подавлять тягу выпить всё залпом и провалиться в прекрасный сон с видениями, которые не нужно толковать. В сон, где нет ни жара, ни боли, ни кашля, а главное — тревог. Можно забыть об Изольдоттир, Эккертах, отце, Рагнаре… И просто качаться на волнах, распластавшись на палубе воображаемого корабля, который будет плыть вечно и никуда не приплывёт.Дрожащей рукой Геллерт дотягивается до стакана, задевая стопку нераспечатанных писем, которые с шелестом сыпятся на пол.— Чёрт… — Геллерт прячет под одеяло палочку и стакан и снова ложится, прикидываясь спящим, но никто не приходит.Успокоившись, Грин-де-Вальд приподнимается на локте и шёпотом произносит заклинание:— Агуаменти.Вода получается слишком холодной, кажется, что она замораживает даже нос. А в кувшине тёплый отвар. Стоит выпить хотя бы пару глотков, и станет легче… Но пока рано. Геллерт достаёт из-под кровати второй стакан, наполняет его лекарством и прячет обратно. Остаётся продержаться часа четыре, ночью можно будет выпить хоть всё сразу. А пока нужен ясный ум.— Акцио учебник по древним рунам!На его счастье вештицы не проверяют личные вещи. Геллерт открывает книгу на последней странице, снимает защитное заклинание и достаёт из появившегося конверта щепотку нюхательного табака. По-матросски снюхивает табачный шарик с ямочки между большим и указательным пальцем. Сонливость отступает, вот только Грин-де-Вальд чихает так громко, что слышно, наверно, даже в жилом корпусе. Грудь обжигает изнутри. Сейчас помог бы отвар. — Не спишь? — тут же заглядывает вештица. — Чего у тебя там тёмное на платке?— Это кровь, — хрипло отвечает Геллерт и тут же прячет платок под одеяло. — Теперь из носа тоже идёт.Хуже всё равно не будет.Вештица подходит, приподнимает его лицо за подбородок и светит Люмосом в нос. Почему-то становится всё равно, рассмотрит ли она табак. Впрочем, Геллерт успел вытереться.— Что-то ты совсем плох, — заключает вештица и кидает взгляд на кувшин. — Завтра придёт профессор Изольдоттир, решит, можем ли мы тебя вылечить или нужно вызывать твоих родителей, чтобы они увезли тебя в больницу.— Не надо родителей, — морщится Геллерт. — Я сам могу уехать в Мюнхен.— Ну конечно, — хмыкает вештица, — а потом тебе станет плохо по дороге и твой отец вытрясет из нас душу за то, что мы тебя одного отпустили. Ты несовершеннолетний, мы за тебя отвечаем.?А как женить меня, так я уже взрослый?, — Геллерт отрывисто выдыхает и утыкается в учебник.Вечер тянется невыносимо долго. Досидеть до ночи сложнее, чем до конца урока прорицания.***Вытащить из шкафа парадную форму, в которой Геллерт пришёл сюда с бала, туфли и кожаные перчатки, переодеться, спрятать пижаму и тапки… Интересно, в какое объяснение поверили бы вештицы, если бы пришли в этот момент? ?Хочу побыть красивым перед смертью? сгодится?Грин-де-Вальд прячет в карман конверт с нюхательным табаком, прячется под чарами невидимости и, держа обувь в руках, чтобы не стучать каблуками, выходит в коридор.Глазам, привыкшим к постоянному отсутствию света, спящий больничный корпус кажется светлым, как днём. Геллерт надевает туфли у самого порога, шагает на крыльцо, осторожно прикрывает за собой дверь и снова становится видимым.От ледяного воздуха гадко перехватывает горло. Геллерт разворачивается к ветру спиной и снюхивает ещё одну щепотку табака. Чихание тянет за собой долгий и жгучий кашель. Кажется, будто на этот раз голос точно пропадёт окончательно.— Тебе не лучше, да? — подкравшийся Рагнар грустно смотрит на окровавленный платок и прижимает качающегося Геллерта к груди. — Ты бы не ходил без тулупа, холодно же.— Мы ведь не будем долго ходить, — Грин-де-Вальд целует его в небритый подбородок и берёт за руку, спрятанную в варежку. — Меня грозят сослать обратно в Германию. Скорее всего, завтра. Ходят с такими лицами, будто провожают умирать. Хочу, чтобы ты запомнил меня ослепительно прекрасным.— Не говори так, — вздыхает Расмуссон и снова порывисто обнимает Геллерта, — ты поправишься, вот увидишь!— Если отец не убьёт, то поправлюсь, — усмехается Геллерт, уткнувшись носом в его тулуп, — идём, не хочу стоять под дверью. Что там в школе нового?Рагнар рассказывает про новые заклинания, жалуется на то, как ему на тренировке заехали посохом по лицу, и на большое эссе, которое задали на конец недели… Геллерт ловит себя на полнейшем равнодушии. Жалобы человека, за которого он когда-то был готов убить, утомляют. Надоедает напрягать горло ради того, чтобы ответить на всё.Огоньки звёзд пляшут и расплываются от слёз, выступивших на ветру. На боль в пальцах всё сложнее не обращать внимания.— Пойдём обратно, а то меня хватятся.— Уже? Может, ещё совсем немного, до стены учебного корпуса? — жалобно просит Рагнар. — Ты ведь надолго уедешь. Я буду скучать. И ты меня даже не поцеловал.— Я заразный, — Геллерт пытается сжать и разжать кулак. Получается с трудом.— Я к тебе давно хожу и не заболел! Может, у меня иммунитет? Ну пожалуйста, только один раз! — Рагнар падает на колени и трётся носом о кисть Грин-де-Вальда.Раньше это казалось красивым, а иногда и вовсе заставляло терять голову.— Ладно, — цедит Геллерт и коротко прижимается к его бледным губам своими.— Ну, давай по-настоящему! — возмущается Рагнар. — Чмокнуть меня и Ингрид может!?К ней и иди?, — хочет ответить Геллерт, но молча прокашливается, сплёвывает багровую мокроту и целует его второй раз. Даже находит в себе силы на укус. Долго целовать не выходит — накатывает брезгливость.***Пронизывающий ветер остаётся за дверью, только ощущение гадливости проползает в коридор вместе со снежинками, осевшими на плечах и волосах.— Люмос!Геллерт прикрывает глаза ладонью и только потом пугается. Вполсилы. Эмоции теряются, как стены больничного корпуса в облаке света.— Нокс!Старая вештица убирает палочку и хмыкает:— Я знаю хорошего мастера, он красивые надгробия делает.— Себе их закажите, — стуча зубами, огрызается Грин-де-Вальд и уходит в палату.Не проходит и десяти минут, как вештицы врываются к нему целой стаей.— Кого ты ходил заражать?! — вопит главная, тряся растрёпанными после сна волосами. — Ты понимаешь, дурная твоя голова, что твоя болезнь смертельно опасна?— Ну так дайте мне спокойно умереть, — фыркает Грин-де-Вальд и забирается под одеяло. — Всё равно толку от вашей отравы нет никакого, я только сплю целый день. А гулял я один. У вас тут со скуки концы отдать можно раньше, чем от чахотки.— Это кто-то из тех, кто к нему постоянно ходил, — докладывает старуха, ехидно улыбаясь, — Расмуссон, кажется. А мы тут головы ломаем, почему от нашей, так сказать, отравы толку нет. Иди в озере утопись, чего зря лекарства переводить.Грин-де-Вальд сжимает одеяло в оттаивающих пальцах, борясь с настойчивым желанием порвать пододеяльник. Нашли себе развлечение: вскакивать посреди ночи и орать просто так.— Нам всё равно, сдохнешь ты или нет, — добавляет третья, шипя от злости, — такой балбес, как ты — невелика потеря. Но из-за твоей дурости полшколы помереть может. Ты думаешь, мы из вредности никого к тебе не пускаем?— С ним бесполезно говорить, — подытожила главная, — он слов не понимает. Наложите на него сонное заклинание, пусть профессор Изольдоттир утром решает, что с ним делать. Моё мнение — отдать родителям, пусть они его воспитывают, а школе такие проблемы не нужны. — Куда?!Последнее, что запоминает Геллерт — вспышку страха и палочку в руке главной вештицы.***— Твою ж мать! — вырывается у Геллерта, и он тут же садится, натягивая одеяло по шею.Увидеть Хульду сразу после пробуждения — это пострашнее любого кошмара. Так ещё и сидящую прямо на кровати.— Я осмотрела вас, господин Грин-де-Вальд, пижаму застегните сами, — лицо Изольдоттир на мгновение искажает кривая усмешка.Даже думать не хочется, что она там осматривала. Геллерт поспешно застёгивает пуговицы непослушными пальцами и закрывается одеялом снова.Изольдоттир встаёт, не опираясь на посох, и вещает официальным тоном с ноткой издёвки:— О вашем безответственном отношении к собственному здоровью и здоровью других студентов я также проинформирована. На ваше счастье, господин Расмуссон не болен и исключены из школы вы не будете. Кроме того, я установила, что вы не больны чахоткой. Однако ваша болезнь заразна. До полного излечения вы не должны ни с кем контактировать, кроме вештиц. Поскольку вы находитесь в больничном корпусе, вас не подвергнут дисциплинарному взысканию в полной мере, однако письма вам носить не будут, а также до конца шестого курса по ночам вы будете спать под действием заклинания.Геллерт поджимает губы и косится на тумбу. Вместо кувшина с отваром принесли воду. Могло быть хуже. Заклинания лучше непонятного снотворного, пусть сейчас этого отвара отчаянно не хватает. Из-за режущей боли в лёгких толком не вздохнуть, а без того снадобья она не пройдёт. Если бы не предчувствие опасности, исходящей от отвара, Геллерт бы уже угрожал вештицам расправой и требовал налить его немедленно.— Согласно правилам школы я обязана письменно проинформировать ваших родителей. Примените свой пророческий дар и скажите: я сообщу вашей матери или вашему отцу?Снова эта сумасшедшая улыбка, которая появляется на лице волшебницы на доли секунды, а из головы не идёт часами.— Не надейтесь, я не буду упрашивать вас ничего ему не говорить, — вложить в хриплый голос всю свою ненависть сложнее, чем кажется. — Не забудьте доложить ему, чем меня лечили. И про телегу, и про наркотики.— И про двойку по прорицанию? — со странной весёлостью парирует Изольдоттир. — Я собираюсь поговорить с вашей матерью.В дверь больничного корпуса тарабанят с такой силой, что Геллерт вздрагивает от шума даже в палате. Судя по грохоту, замок сносят заклинанием Бомбардо. Доносятся крики вештиц:— Сюда нельзя! Фрайхерр Грин-де-Вальд, немедленно покиньте помещение! Здесь опасно находиться!— Пусть заходит и сам посмотрит, что тут вытворяет его балбес, — ворчит старуха.— О поведении моего сына я буду говорить с заместителем директора, профессором Изольдоттир. А к вам у меня вопрос поважнее!— Так что насчёт пятёрки по прорицанию? — ухмыляется Геллерт.Изольдоттир сдувает в коридор, посох лязгает о ширму.Вот теперь Геллерта парализует настоящий ужас. В лучшем случае отец просто заберёт палочку обратно. Но с него станется прямо сейчас увезти Геллерта в Мюнхен и женить на девчонке Эккертов.— Профессор Изольдоттир! Вас-то я и искал. Надеюсь, хотя бы вы дадите объяснение возмутительной ситуации, о которой я узнал только сегодня утром? И почему-то не от вас!Геллерт хорошо знает такой его голос: ещё немного, и отец начнёт сыпать ругательствами. Точно палочкой не обойдётся.— Я слушаю вас, фрайхерр Грин-де-Вальд.Шорохи, возня... Должно быть, чинят дверь.— Скажите, профессор, школа получает чеки, которые я выписываю каждый год? — Да, фрайхерр Грин-де-Вальд. Школа Дурмстранг признательна вам за столь щедрые пожертвования.Геллерт сползает на подушку и укрывается с головой. Пусть это и не спасёт.— Нуждается ли школа в дополнительных средствах, в частности, больничный корпус?Кажется, вот-вот вспыхнет воздух.— Нет, благодаря вашей помощи…— Тогда какого дьявола, — доносится треск чего-то деревянного, — какого, я спрашиваю, дьявола вы лечите моего единственного сына средневековыми методами?! Вам не хватает денег, чтобы переучить ваших двухсотлетних лекарей?!— Проследуйте, пожалуйста, за мной в кабинет профессора Шульца, там мы всё обсудим, — настаивает Изольдоттир.— Я требую, чтобы за моим наследником присматривали надлежащим образом. С ним должен находиться человек, которому я могу доверять: профессор Дамблдор.— У нас больничный корпус, а не гостиница! А если профессор Дамблдор тоже заболеет? Что мы скажем его семье?— Поверьте, я не единственный мужчина в роду, — звучит знакомый вкрадчивый голос.Геллерт удивлённо распахивает глаза, но тут же отворачивается к стене и зажмуривается. Только нравоучений от англичанина ему не хватало.— Я считаю просьбу фрайхерра Грин-де-Вальда уместной, — подхватывает идею Изольдоттир. — Профессор Дамблдор будет находиться в палате господина Грин-де-Вальда весь срок его лечения. Подготовьте ему место.Впервые за две недели в душе Геллерта просыпается что-то похожее на радость, несмотря на то, что поводов для злости достаточно: теперь к нему приставляют круглосуточную няньку. Даже если Альбус в самом деле не доложит Изольдоттир лишнего, то упрёками и причитаниями придушит хуже кашля.***— Лучше б он по ночам так спал, — шёпотом ворчит вештица и наконец уходит.— Я позабочусь о том, чтобы всё было в порядке, не беспокойтесь, — заверяет её Альбус.Дверь захлопывается. Дамблдор шуршит вещами, зачем-то двигает ширму. Подходит к кровати Геллерта. Шуршит снова.— Вы спите? — еле слышно уточняет он.Его голос доносится откуда-то от тумбочки, как если бы Дамблдор сидел на полу.Геллерт медленно вдыхает и выдыхает, стараясь подавить кашель. Вовремя, чтоб его.Край матраса продавливается под головой Альбуса. ?Интересно, под кроватью остался стакан с отваром??Дамблдор коротко вдыхает, как если бы хотел начать говорить, но не подобрал слов. Так не терпится начать ругаться?Он шепчет тихо и сбивчиво, словно говоря с самим собой:— Пожалуйста, не рискуйте собой. Я готов принять любой Ваш выбор, я не буду вмешиваться, если Вы любите Рагнара, только, прошу Вас, не подвергайте свою жизнь такой опасности. Я не переживу, если мне придётся Вас похоронить. Где бы Вы ни были, мне нужно только знать, что Вы живы и у Вас всё хорошо.Яркое чувство власти прокатывается волной по спине и бьёт в голову сильнее, чем отвар. Если бы грудь не болела от дыхания, эти мгновения были бы похожи на счастье.