Глава 17 — Plaza de Mayo (1/1)

Впервые за много дней Альбуса будят не противные волшебные лучи из окна спальни, а Геллерт. Заехавший во сне локтем в челюсть. В этом даже есть что-то приятное: захотел и ударил. Как если бы считал, что имеет право на всё. Как владелец. Альбусу от радости даже снилось что-то в этом роде — или Геллерт в самом деле очень беспокойно спал.Ради такого утра можно убить не только Изольдоттир, но и Шульца. И фрайхерра Грин-де-Вальда, которого Геллерт так ненавидит. Из его вчерашних слов Альбус не понял, что у них с отцом за отношения, но решил, что лучше не знать. Иначе желание трансгрессировать в Мюнхен и… поговорить с этим отвратительным типом по душам пересилит разум. Мысль о том, что кто-то может быть жесток с таким прекрасным в каждой мелочи человеком, как Геллерт, невыносима.Не потому ли лучшие воспоминания связаны у Геллерта с отъездом из дома?— Глёгом, — не задумываясь, ответил Геллерт на вопрос о том, чем для него пахнет амортенция, — бабушка Рагнара всегда варила его, когда я ездил на Рождество к нему в Норвегию. В их доме я встретил своё первое Рождество без отца, без официальных приёмов и кучи правил приличия. Наследнику фрайхерра не подобает это, наследнику фрайхерра не подобает то… Тоже мне, важность! Это низший дворянский титул!И всё равно, даже будучи совершенно нетрезвым, Геллерт ел мясо строго по этикету. В Дурмстранге он всегда слишком торопится, чтобы можно было успеть заметить, а в Аргентине, в стране, которая не умеет спешить, Альбус получил возможность изучить каждый его жест.?Что с ним делали, чтобы довести до такого совершенства??— Вам понравилась Норвегия? — осведомился Дамблдор и обнаружил, что бросил свой десерт недоеденным.— Мне понравилась свобода, — синие глаза Грин-де-Вальда вновь завораживали проникновенным взглядом. — Я мог делать вообще всё, что захочу, просто радоваться каникулам и празднику, целый день играть с человеком, которого считал другом. Его отец, Расмус, по вечерам показывал нам забавные заклинания, при помощи которых мы потом разыгрывали соседей по этажу. Мне было больше ничего не надо. Я по утрам просыпался от счастья раньше всех. Те времена я вспоминал, когда мы проходили Патронусов. У меня был кот, пушистый, как норвежская лесная кошка бабушки Рагнара. Как ты догадываешься, с некоторых пор я больше не вызываю Патронуса.Он говорил со странным… не спокойствием и не безразличием. А так, как говорят об умерших, которых похоронили и простили за то, что они бросили живых справляться без них.— Почему Рагнару всё сошло с рук?! — не сдержал Альбус негодования. — Изольдоттир его оставила в покое, кругом всё так тихо, будто каждому студенту Обливиэйтом память почистили!Геллерт усмехнулся, отложил приборы и откинулся на шатком стуле:— Об этом никто, кроме нескольких преподавателей, не знал. Изольдоттир, наверно, сказала тебе, будто родители Рагнара весь Дурмстранг перетрясли. Это не совсем правда. Она преувеличивает масштаб происшествия, потому что сама с ног сбилась. Инспектор приехал, потому что Рагнар долго под Империусом ходил. Изольдоттир ужом на сковороде вертелась, чтобы не затеяли проверку всех палочек, иначе четверть школы можно исключать, а четверть сразу в тюрьму. Все что-то пробуют хотя бы раз, не обязательно непростительные.— А на каком основании Вас допрашивали? — Альбус озадаченно расковырял ложкой непонятный фрукт в своей вазочке. — Думали, что Империус наложили Вы? — Так Рагнар и сказал инспектору, что я его принуждал к чему-то там. Его сывороткой правды было бессмысленно травить, если это Империус, так что приволокли меня. Не знаю, что сделали Шульц и Изольдоттир, чтобы инспектор родителей Рагнара не трогал, но их отпустили, хотя я уверен, что они либо сами это сделали, либо кого-то ещё попросили. Про меня официально объявили, что я Рагнара едва не убил на учебной дуэли. Такое временами с кем-то бывает.Из другого конца зала всё так же пронзительно и вместе с тем однообразно лилась музыка для танцев. Небо не упало на Землю. Геллерт устало прикрыл глаза ладонями и вздохнул.— Знаешь, что было хуже всего? — хмыкнул он. — Потом, когда с Рагнара сняли Империус, он мне вообще ничего не сказал. Просто ходил мимо меня, будто мы никогда не были знакомы.Даже от пересказа Альбусу стало страшно. Дамблдор осторожно, чтобы не помешать спать, укрывает Грин-де-Вальда съехавшим одеялом, больше похожим на плед, приподнимается на локте и любуется, затаив дыхание. Золотистыми волосами, разметавшимися по тёмной подушке, почти белыми ресницами, непривычно умиротворённым лицом, шеей, которая кажется ещё длиннее из-за расстёгнутого ворота рубашки.Каких усилий ночью стоило снять с него пальто и обувь! — Ты что придумал, гад! — кричал никак не желающий трезветь Геллерт и пинался, когда Альбус пытался стянуть с него ботинки. — Решил сам меня трахнуть, раз я тебя не трахаю?!— Вам будет неудобно спать в них, — мягко, но настойчиво повторял Дамблдор, глядя на него снизу вверх, — я не хочу ничего дурного. Если пожелаете, я сниму ещё одну комнату и уйду спать туда.Надо приготовить для Геллерта зелье от отравлений, чтобы ему, когда он проснётся, не пришлось ждать. Альбус положил с собой ингредиенты, остаётся только найти их в чемодане и залить водой. Геллерта так хочется окружить заботой, как глупая наседка. Вчера Дамблдор дошёл до того, что нёс его из таверны на руках — вдруг оступится? Ноги у него опасно заплетались.Сначала нужно встать. Не скрипя половицами. Хорошо, что Геллерт спит у стенки, а то задача подняться и не разбудить его была бы невыполнимой.?Могу ли я наложить на него заклинание глухоты? Всего на пять минут! Поступлю ли я как Изольдоттир? Или желание позаботиться может служить мне оправданием??Пока Альбус держит в руках палочку, гадая, имеет ли он право на эту хитрость или же не такую уж и хитрость, Геллерт открывает глаза.— Какого чёрта ты здесь делаешь? — хриплым голосом спрашивает он и отползает к стене.Альбус тут же встаёт и опускает глаза, пряча дурацкую улыбку:— Вы пожелали, чтобы я остался.— Я?! — не верит Грин-де-Вальд и ещё крепче цепляется в одеяло.— Я хотел… то есть, не хотел… я собирался уйти, но Вы схватили меня за волосы, силой уложили на кровать и вцепились в меня мёртвой хваткой. Я не стал сопротивляться.От одних слов, от возможности их произносить, в груди Дамблдора распускаются весенние рододендроны. Воспоминания и вовсе колют острым счастьем в самую душу.Геллерт подскакивает, бросается к запылённому зеркалу и проверяет свою одежду. И лицо. Он переживает напрасно: такой волшебник, как он, не может выглядеть плохо. Лёгкая помятость его даже украшает. Такого Грин-де-Вальда ещё сильнее хочется беречь. А для начала — спросить о самочувствии и покормить. Альбус беззвучно открывает чемодан заклинанием и принимается всё же искать снадобье, стараясь не шуметь.В коридоре и за окном тихо. Аргентина ещё не проснулась. Только часы едва слышным скрипом отсчитывают секунды.Грин-де-Вальд что-то бормочет на немецком. Скудных познаний Альбуса не хватает, чтобы разобрать его слова.?Надо учиться быстрее, — вздыхает про себя Дамблдор, — вот Геллерт хорошо знает английский, только по акценту понятно, что это не родной его язык, я и забыл, что мы сняли значки?.Геллерт прокашливается в кулак и произносит немного осипшим голосом:— Я не буду спрашивать, что было вчера. Не хочу это знать. Я помню, как мы заказывали мясо, и ещё что-то о том, как мы танцевали. Сохрани мне остатки душевного покоя и не рассказывай ничего. Понял?— Как пожелаете, — Альбус сжимает в пальцах холодную склянку и опасается, что расплавит стекло. Либо своей сумасшедшей влюблённостью, либо приземлённым желанием отдаться Грин-де-Вальду прямо сейчас, которое не утихает с вечера. — Однако позволю себе заметить, что Вы не делали и не говорили ничего такого, чего бы Вам следовало стыдиться.Под конец фразы сожаление становится трудно скрыть. Геллерт вчера даже с поцелуями не полез, хотя ситуаций, когда это могло вот-вот произойти, было достаточно.?Я умру девственником, — с горечью констатирует Дамблдор, — несчастным старым девственником, который никогда не целовался. Отпущу бороду до колен и буду носить старомодные кафтаны в пол, чтобы все думали, что я очень увлечён работой учителя и изучением магии. Чтобы скрыть своё малопривлекательное тело в большом мешке, пёстром, как рождественская ёлка?.— Допустим, — сухо отвечает Геллерт и принимается шариться в своих вещах, — ты не видел мою расчёску и чистые носки?— Акцио расчёска! — Альбус тут же отвлекается от своих раздумий и выуживает её со дна чемодана манящими чарами. — Позвольте узнать, какие носки предпочтительнее: те, которые в чемодане, или те, которые Вы надевали вчера? Я почистил их вечером парой несложных заклинаний, как и одежду, которая осталась на Вас.— Ты что, возился с моими носками? — в конец теряется Грин-де-Вальд и вертит в руках расчёску, пытаясь вспомнить, зачем она была нужна только что. — И в чём они… Нет, лучше не отвечай. Достань из чемодана. И скажи, где здесь умывальник.Его перекашивает то от брезгливости, то от ужаса. Совершенно напрасно.— Я просто не хотел, чтобы вещи оставались несвежими. Комната для приведения себя в порядок на первом этаже рядом с комнатами продажных женщин. Там есть всё необходимое, чем можно пользоваться без страха заразиться. Вам достать зубную щётку, тапочки и полотенце?Чем дальше, тем сильнее Альбусу нравится играть в дворецкого. Должно быть, Геллерту от этого смешно: у фрайхерров Грин-де-Вальдов дома наверняка есть настоящий, правильный дворецкий. И другая вышколенная прислуга. Дамблдор о таком только читал. Но даже неумелое подражание приносит какую-то непонятную радость. Интересно, получится ли продолжать в том же духе в Дурмстранге?— Я… — Геллерт задумчиво чешет подбородок расчёской, — по-моему, я половину из этого точно забыл положить.— Моя палочка всегда к Вашим услугам, — Дамблдор пытается изобразить поклон, трансфигурирует параллельными невербальными заклинаниями несколько предметов одновременно и заставляет их подплыть к Геллерту по воздуху.И прикрывает губы пальцами, осознав, что он ляпнул.?Не надо было про палочку! Зачем я напомнил??Грин-де-Вальд помрачнел и отставил недопитый бокал:— Её забрал отец, — каждое слово было отравлено застарелой ненавистью, — до лета. Сначала вообще сломать хотел, мать еле отговорила, так что просто спрятал. Я видел, куда. На Рождество поеду домой и украду. Пусть только попробует меня остановить.Вопрос ?почему?? застрял у Альбуса в горле. Стоит ли ворошить такие тайны?— А всё из-за моего кузена, будь он неладен! — Геллерт ударил кусок мяса ножом и принялся остервенело распиливать. — Стащил мою палочку, наложил Империус на магловскую девку, дочь друзей семьи, и затащил в постель. Так ещё и эта дура твердит, что я её изнасиловал. Наверно, он ей так приказал. Или просто хочет замуж за моё наследство. Её родители чуть последний особняк не прокутили. Но глупо всё равно. У моего кузена титул получше будет, у него отец — граф. А фрайхерр — это вообще ни о чём.Альбус стиснул зубы и уставился в стол. Сначала Рагнар, потом Изольдоттир, ещё эта мерзкая история… Кажется, что у Геллерта не осталось совсем никого.— И что теперь? — еле слышно спрашивает Дамблдор, цепляясь в собственные локти.— А какие варианты? — невесело усмехается Геллерт. — Я на ней женюсь. Летом, скорее всего. Иначе конец нам обоим. Её родители разболтают, что называется, правду. Моя мать сейчас распространяет слухи про нашу с этой девицей страстную… любовь. Хорошо хоть ребёнка не будет. Я бы такого ужаса не пережил. А потом весь седьмой курс молодая жена будет ждать меня из школы и тосковать. Самому смешно. Я пока не придумал, куда её сплавить потом, но жить с ней я не намерен. Я даже толком не знаком с ней, только слушал, как она стихи на приёмах читает, и всё на этом. — Почему Ваши родители не стёрли несчастной память? — удивляется Дамблдор и рассеянно помешивает сливки в своей вазочке. — Зачем нужна свадьба, которая никому не принесёт счастья?— Мой отец только рад: мне всё равно пришлось бы жениться самое позднее — после окончания школы. Я единственный наследник, меня бы никто не спрашивал. Невеста из хорошей семьи, из нашего круга, с приданным, её родители уже готовы дать разрешение на брак, договариваться не нужно… Он раньше хотел, чтобы я взял в жёны волшебницу, но репутация в обществе для него важнее чистоты крови. Он не готов полностью рвать связи с магловскими аристократами, говорит, это не выгодно.Альбус представил Геллерта в церкви. В роли жениха. А после — женатым человеком, ради приличия появляющимся то здесь, то там с ненавистной супругой. Стало совсем тошно. Этот ужас надо предотвратить любым способом.— И возьмите вот это! — опомнившись, Альбус добавляет воду в заготовленную смесь трав и заканчивает приготовление зелья. — Выпейте, и сразу станет лучше.Геллерт забирает сосуд, небрежно коснувшись пальцев Дамблдора, глотает залпом, как вчера — вино, и уходит, шаркая по полу свежесотворёнными тапками. Как Альбусу не хочется отдавать такого Грин-де-Вальда несуразной магловской девушке.***— Мы уже вышли из города? — Грин-де-Вальд застёгивает пальто на последнюю пуговицу и коротким жестом даёт Альбусу понять, что в калебас с местным чаем, матэ, нужно наколдовать ещё горячей воды. — Это их знаменитое поле?— Верно, — Альбус выполняет приказ и следующим заклинанием испаряет лужи подтаявшего снега. — Именно здесь восемьдесят с лишним лет назад состоялась первая битва за независимость Аргентины. На этом самом месте под руководством Хосе де Сан-Мартина была одержана победа над солдатами испанской короны.Грин-де-Вальд всматривается в чёрную землю, поросшую молодой травой, потягивает через серебряную бомбилью булькающий матэ и задумчиво произносит:— Они бы как-то облагородили свою исторически значимую опушку, что ли. Как ты её вообще нашёл?— Она есть на карте, которую мне прислали из местного музея, — светится гордый собой Дамблдор, — его открыли в монастыре Сан-Карлос. У них донельзя любопытная выставка, судя по письму, которое я получил от монахов в ответ на свою просьбу. Хотите посмотреть? А потом можем взглянуть на школу. В Сан-Лоренсо была открыта первая аргентинская государственная школа. Это случилось после Майской Революции.Геллерт отдаёт калебас Альбусу и натягивает на порозовевшие пальцы перчатки:— В музей схожу. Но хватит агитации. Я хочу быть путешественником, а не революционером. Согласен, маглы в конец потеряли совесть и толкают мир к катастрофе, но почему их нужно останавливать именно моими руками? Я желаю жить в своё удовольствие, а не рисковать жизнью ради сомнительных политических конфликтов. Его фразы звучат неуверенно. Будто он пытается прогнать из головы какие-то неприятные мысли.***Дурмстранг21/09/1898Дорогой Аберфорт!Надеюсь, ты найдёшь в себе силы простить своего безответственного старшего брата за долгое молчание. Как твои дела?Я всё больше проникаюсь очарованием боевой магии. Теперь я понимаю, что ты в ней находишь, и забираю назад свои прежние насмешки.Спешу сообщить, что в Дурмстранге начали всерьёз ценить мои навыки трансфигурации: я с её помощью спас студентов от жуткой кровожадной твари. Постарайся донести эту информацию до студентов Когтеврана.Жду новостей и желаю здоровья!АльбусОба письма, Аберфорту и матери, Дамблдор отправляет с борта корабля, вновь причалившего к берегу своего родного горного озера. Серая сова машет крыльями и сливается с подсвеченными тусклым северным солнцем тучами.