Глава 14 — Ich weis nichts (1/1)

— Господин Грин-де-Вальд, сейчас я отменю действие парализующего заклинания, и вы скажете мне, зачем вы отправились к горному озеру девятого сентября. На этот раз я хочу услышать правду. Фините Инкантатем!Ноги внезапно перестают держать Геллерта, и он падает на ближайший стул, едва дойдя до него. Остро не хватает посоха, который Изольдоттир потребовала оставить в жилом корпусе. Холодные руки до сих пор немеют, а на сердце болезненно давит ледяной ужас. Он не успел придумать, что соврать Хульде. Совершенно не понятно, что ей нужно, а потому трудно угадать, какой вариант её устроит. Чем ей не угодило объяснение, что он хотел подраться с нечистью, которое он дал Дамблдору? Или она решила выпытать то же самое, чтобы прикрыть своего прихвостня?— Я хотел пойти в лес, чтобы найти там чудовище. Нечисть, — сбивчиво рассказывает Геллерт, пытаясь отдышаться. — Ну, например, какую-нибудь юду. Подраться. Проверить, что я могу.Белые облачка пара от его дыхания растворяются в черноте кабинета прорицаний. Хульда должна поверить. Из-за посоха репутация Геллерта как любителя ввязываться в дуэли по поводу и без укрепилась.Рука сама тянется расковырять ногтём светлую линию на деревянной парте, но Геллерт сдерживается: Хульда решит, что раз он нервничает, значит, опять врёт.По каменному полу стучат острые каблуки. По стеклу бьют тяжёлые капли зимнего ливня. Лязг острого посоха режет уши. — Мне известно о вашем нраве, господин Грин-де-Вальд. И о ваших способностях. Но иногда ваше поведение огорчает меня.?Поверила?? — Геллерту страшно надеяться на то, что всё закончится сейчас. И он прав: надеяться рано. Изольдоттир продолжает:— Вы совершили ошибку и теперь. Вам кажется, что я глупая женщина, которую легко обмануть. Страх сжимает сердце с новой силой. Ну вот что ей кажется неправдоподобным? Что? Геллерт напряжённо сглатывает и проводит пальцем по светлой полоске. Может, Изольдоттир надеется, что с третьего раза он сознается? Может, имеет смысл настаивать на том, что он говорит правду, тогда она отстанет?Посох Изольдоттир появляется рядом с партой. Поздно. Геллерт слишком долго думал, теперь ей очевидно, что он солгал и думает, как врать дальше. Полный провал.— Нам обоим есть, что скрывать, господин Грин-де-Вальд, — даже тихий голос Хульды оглушающе отражается от гладких стен, — однако, если инспектор из Международной Конфедерации магов прибудет сюда с проверкой для расследования злоупотребления непростительными заклинаниями, в чью виновность он поверит охотнее: в мою или в вашу?На то, чтобы нервничать ещё сильнее, сил уже не остаётся. Изольдоттир не сможет держать его в кабинете вечно, а значит, Геллерт в любом случае отсюда уйдёт. Скорее всего, живой и невредимый. Не в её интересах, чтобы кто-то узнал о её методах вести разговор. Впрочем, и не в интересах Геллерта. Это позор.Попытка отвлечь себя не ускользает от Изольдоттир. Видимо, волшебница решает, что на этот раз рисковать и использовать Круциатус не имеет смысла, поэтому ограничивается заклинанием проще:— Смага!Кожу Грин-де-Вальда обжигает будто костром. Геллерт усилием воли расслабляет руки и подавляет порыв прикоснуться хотя бы ладонью к холодной лакированной поверхности парты. От любых прикосновений будет только хуже.В каком-то журнале мод писали, что наблюдение за собственным состоянием — действенный способ утешить умного человека. Грин-де-Вальд концентрируется на отстранённом взгляде на свои эмоции: желание убить заслоняет всё. Уже не важно, как, не обязательно даже жестоко. Только пусть проклятой Изольдоттир не будет, совсем. Это похоже на желание убить отца. Но отец далеко, и его Геллерт не увидит до зимы. Мириться с его существованием немного проще.Отрешиться от боли не получается. Геллерт не выдерживает и всё же сжимает кулак. Зажмуривается и судорожно втягивает носом воздух, который больше не остужает.— Фините Инкантатем! Вы готовы к диалогу, господин Грин-де-Вальд?Геллерт поднимает ненавидящий взгляд. Будь у него с собой палочка или посох, он бы убил Хульду прямо сейчас. Всего одно заклинание, и эта тварь сдохнет. Плевать, что будет потом.— Я пошёл в горы, чтобы заняться сексом с юдой, — с ядовитым презрением произносит он неожиданно для самого себя, не размышляя, слова будто вырываются сами собой из глубин души, — я читал, что они умеют менять внешность, если очень надо, и исполняют любые желания мужчин. Я хотел представить, что я трахаю и избиваю тебя. Ты хотела, чтобы я прямо сказал, что я тебя ненавижу? Вот, я говорю. Ты довольна?Это такая же ложь, как и всё, что он говорил прежде. Злоба, от которой начинали мелко дрожать руки, стала ещё более жадной. Ей мало. И одновременно с ней в душе Грин-де-Вальда просыпается жестокая радость. Пусть Хульда получит. Пусть знает, что он её не боится.— Вы могли погибнуть, — незамедлительно отвечает Изольдоттир и смотрит не мигая, как неживая, — если бы вы в самом деле читали о юдах, вам было бы известно, что для мужчин подобные связи нередко заканчиваются плачевно.?Её голос дрогнул. Или мне послышалось? Должно быть, мозги сварились, вот и мерещится?.— Мне плевать, — Геллерт откидывается на спинку стула с мнимой расслабленностью и вытягивает ноги к двери, — если хоть раз по твоей роже заеду, то и помереть не жалко. Мне, знаешь ли, моя жизнь не особо дорога. Так что, раз уж я встал тебе поперёк горла, уничтожь меня, хватит уже этих спектаклей. Лучше в могиле лежать, чем голос твой поганый слушать.Геллерт никогда так не говорил с Изольдоттир. Он всегда старался рассказывать как можно меньше, а если получалось, то и вовсе отмалчивался. Чем меньше она знает, тем меньше поводов для подозрений. А теперь его губы будто говорят сами собой. И этого мало, этого всё равно ничтожно мало.Изольдоттир почему-то застывает и будто даже о чём-то задумывается. Убьёт ли она его в самом деле? Геллерту кажется, что она на это способна. После таких слов — точно по стенке размажет, а потом заставит кровь за собой слизывать с камней. Судя по тому, как её перекосило, она просто в ярости. Может, она уже размышляет, как выдать его смерть за несчастный случай? Только остановиться Грин-де-Вальд уже не сможет:— У тебя что, нет ни друзей, ни семьи, ни любимых занятий? Нашла себе развлечение — ко мне приставать! — Геллерт подскакивает со стула и пинает его в сторону. — Дисциплину себе придумала, чтоб тебя! Роди себе ребёнка и его воспитывай, сколько хочешь, а от меня отцепись! Если ты меня сейчас не убьёшь, я сам покончу с собой, я сыт по горло твоей слежкой и твоими допросами! Мужа себе найди и его допрашивай, с какой шалавой он спал сегодня!Геллерт не замечает, как его душат злые слёзы, только слышит, как под конец монолога его голос становится до противного жалостливым. Будто он несчастный страдалец, который пытается воззвать к милосердию. Но всё совсем не так. Он бы до такого не опустился, да и милосердия в Изольдоттир нет ни капли.Резкий выпад, и палочка Хульды оказывается у самого лица Грин-де-Вальда. Волшебница стискивает зубы, не позволяя себе произнести заклинание. Геллерт усмехается и опускает взгляд на ботинки. Вот и всё? Изольдоттир прикончит его сейчас из-за пары оскорблений? Пусть на самом деле умирать Геллерту не хочется, такой вариант кажется не самым плохим. Он даже не успеет прийти в себя и испугаться по-настоящему. А Изольдоттир заслужила.— Долго я буду ждать? — юноша заставляет себя надменно улыбнуться.— Сдайте экзамен по прорицанию в конце следующего курса и идите на все четыре стороны, — шипит Хульда, — меня не интересует ваша дальнейшая судьба. Можете наложить на себя руки прямо в экзаменационной аудитории и обвинить в предсмертной записке моё жёсткое сердце.Изольдоттир пытается говорить с издёвкой, но что-то явно не так.?Не собирается же она сказать, что всё это время стремилась научить меня своему предмету?!?— Тогда открой дверь, и я пойду готовиться. В этой конуре я тебе ничего не напророчу, — набирается наглости Геллерт.Его буквально вышвыривает в коридор. Дверь за спиной захлопывается.***Спрыгивать вниз по ступенькам поразительно легко. Тем более — без посоха. Геллерт не думал, что эта штука такая тяжёлая. Голова ещё кружится, а ноги ещё подкашиваются, но какое значение имеют такие мелочи, когда на сегодня он, кажется, спасён?На первом этаже кто-то окликает:— Геллерт!И кому приспичило с ним болтать так не вовремя?Ну кто это мог быть, если не Дамблдор.— Да, это я, — недовольно бросает Грин-де-Вальд в сторону, — чего тебе?Сияющий Альбус запрыгивает на лестницу, на пару ступенек ниже Геллерта, и сообщает:— Я официально согласовал нашу поездку с профессором Шульцем! Вы уже подготовились? То есть, мы же будем не в школе, Вы можете надеть, что захотите, мы можем что-то посмотреть, что Вам интересно, вдруг у нас получится отклониться от маршрута? И Вам не обязательно есть только мясо с овощами, как тут: мы купим, что пожелаете. Вы успеете придумать, чего Вам хочется? Мы едем уже завтра утром, времени осталось совсем мало.?Мне хочется, чтобы Изольдоттир свалила и не вернулась. Так сможешь? Кто-то же должен её убить, шар обещал мне!?Грин-де-Вальд с сожалением вспоминает предсказание: не ему, Геллерту, удастся это сделать. Сколько ему ещё смотреть на эту ведьму, не имея возможности избавиться от неё?Рука тянется за посохом, но сейчас нет даже его.— Геллерт? Всё хорошо?.. — обеспокоенно спрашивает Альбус.Геллерт стискивает зубы и криво усмехается. Чёртов притворщик. Наверняка, если припереть его к стенке, он скажет, что даже краем уха не слышал, что вытворяет Изольдоттир. А ведь этот гад знает, чего она хочет на самом деле. Знает и не скажет. Никогда.— Слушай, я только из кабинета прорицаний. Я не в духе. Поговорим потом, — Геллерт отводит взгляд в сторону и сдерживается из последних сил, чтобы не отправить его восвояси жёстче.Альбус виновато опускает глаза и скребёт пуговицу-переводчик на мундире. Ему, значит, стыдно. Ничего, Изольдоттир его ещё всему научит.— Она утомила Вас, да? — сочувствующе шепчет Дамблдор.?Вот же слово выбрал! Утомила. Утомила она меня на третьем курсе, когда задала эссе об анализе пророчеств?.— И что с того? Дай пройти наконец, — Геллерт скидывает с перил руку Дамблдора и шагает вниз, пихнув его плечом.— Я могу её проучить, — предлагает Альбус как-то отчаянно, сбегая за ним следом и преграждая собой путь, — на Вас никто не подумает, я сделаю это после вечерней тренировки, когда Вы будете в жилом корпусе.— Проучи, — с глухой болью в голосе приказывает Геллерт, — только по-настоящему. Никаких лягушек в сумке и прочей ерунды в духе первокурсников.Альбус озадаченно моргает, но вскоре воображение подкидывает ему идею, которую он считает хорошей. Интересно, он будет согласовывать это с Хульдой или уже согласовал?— Не уходите так быстро после ужина, — просит Дамблдор с надеждой и целует руку Геллерта, — Вам будет, на что посмотреть.После разговора с Изольдоттир от этого притворства особенно тошно. — Прекрати уже, — Геллерт вцепляется Альбусу в горло и вжимает его в обшарпанную каменную стену, — хочешь крутиться вокруг меня — хрен с тобой, крутись. Но заруби себе на носу, что роман с тобой заводить я не хочу. Меня профессора, которым сто лет в обед, не интересуют. Эдеру ботинки лижи, а от меня с этим идиотизмом отстань.Англичанин только ойкает, кладёт расслабленную ладонь на руку Грин-де-Вальда, а потом смотрит голубыми глазами спокойно и внимательно. Будто понимает, что Геллерт опять врёт, в первую очередь себе. Видеть врага ползающим в ногах приятно, даже слишком. На сытой рыжей морде так и читается: ?Хочешь поиграть в недотрогу? Будь по-твоему, поиграем?. Хоть бы изобразил, что огорчён. Ну нельзя же так бездарно себя выдавать!— Я понял, — кивает Альбус. — Буду ждать Вас на ужине.Геллерт отпускает его и молча уходит в жилой корпус. Посох надо забрать, без него неуютно, хоть и легче бегать.?И всё-таки, что он решил сделать за ужином?? — не оставляет Геллерта любопытство.***Не успевает факультатив по магической географии начаться, как в кабинет вваливается профессор Добрев.— Прошу прощения! — Добрев, уже зайдя внутрь, громко стучит по косяку смуглым кулаком. — Я вам не помешал?— Нисколько, проходите, пожалуйста, — приглашает его преподаватель, в который раз поправляя очки, и утыкается в свою книгу.— Вы не будете против, если я заберу у вас двух учеников? Мне срочно нужна помощь. Двух мальчиков, если можно. Господина Грин-де-Вальда и… — Добрев озирается, но никак не может выбрать.— А можно я? — с готовностью поднимает руку Русана.?Она же меня теперь ненавидит, — удивляется Геллерт, — или считает, что отомстила и можно простить? И куда она лезет? Наверняка Добрев хочет, чтобы мы сосны вырастили и в школу притащили?.— Вот ты, Крам, — машет рукой Добрев, — поди сюда.Богдан сметает вещи в сумку и уже на выходе интересуется:— Профессор, вы не против, если я пойду?— Конечно, идите, — не отрывая взгляд от книги, отвечает преподаватель географии.Геллерт и сам рад сбежать: с профессором Добревым любое дело интересное, а если там не будет Русаны, то это весело вдвойне. Он срывается с места, кое-как побросав вещи в сумку, и сбегает всего на пару мгновений позже Крама: с посохом просто так из-за парты не выберешься.Добрев ведёт их в зал тренировок. Но не отправляет Крама за посохом. Ничего не понятно. Но от выдумок Добрева хотя бы не бросает в холодный пот: от этого преподавателя можно не ждать подвоха страшнее обычной учительской строгости.— Так, друзья! — хлопает Добрев и потирает руки. — Я вас выбрал, потому что вы зря болтать не станете. Никому ни слова. Хорошо?Грин-де-Вальд и Крам кивают. Если просит Добрев, значит, дело серьёзное.— Геллерт, ты вытяни руки вперёд, вот так, — профессор поворачивает его кисти ладонями вверх и чуть сгибает его локти, — а ты, Богдан, подойди к нему, положи руки на его, вот так, ладонями на плечи, и расслабься. И расслабь в колене левую ногу. А ты, Геллерт, правую. Я сейчас буду учить вас, как танцевать танго.?Чего? Зачем?? — не понимает Геллерт, но виду не подаёт. Крам вопросительно оборачивается на Добрева и тоже молчит.— Я подумываю в нашей школе открыть кружок танго. Аргентинского. Танго изначально танцевали двое мужчин, так что, Богдан, не бойся, я вовсе не хотел намекать тебе, что считаю тебя девчонкой. Я думаю, в наши скучные выпускные танцы пора добавить огоньку! — Добрев делает взмах палочкой, и начинает играть аргентинская музыка, навевающая пронзительную тоску по обжигающей душной южной ночи.Разве можно скучать по стране, которую никогда не видел?Под такую мелодию даже неловко обнимать Крама, да ещё и в присутствии преподавателя.— Давай, Богдан, закрывай глаза, — с энтузиазмом инструктирует Добрев, — а ты, Геллерт, будешь учиться ставить его на разные ноги. В этом нет ничего сложного, не напрягайся так!Когда Геллерт понимает, как переносить Богдана с ноги на ногу, Добрев спохватывается, что не научил их правильно стоять.Через полчаса глупых топтаний на месте они переходят к неловким шаганиям по периметру зала. Геллерту не привыкать к сложным движениям руками и ногами, на тренировках с посохом было и не такое, но теперь, когда нужно думать ещё и за партнёра по танцу, в голове не остаётся места для других мыслей совсем. Стоит задуматься ?а который час??, и тут же забываешь, на какой там ноге стоял Крам только что. Приходится останавливаться и переставлять туда-сюда, чтобы он точно оказался на нужной.— Геллерт, ты куда пошёл? Богдана бросил! — нагоняет их Добрев. — Ему ж не понятно, чего ты там в башке у себя придумал! Корпусом веди, не волоки его руками, как продажную девку!Геллерт гонит мысли о том, как нелепо сейчас выглядит. Широкоплечий Богдан с его ростом под два метра, ёжиком тёмных волос и в роли ведомого наверняка со стороны смотрится ещё смешнее.?Почему, интересно, Добрев поставил ведомым Богдана?? — задаётся вопросом Геллерт и опять забывает, что нужно делать дальше. И это тогда, когда он почти без ошибок вписался в поворот!Профессор снова отчитывает. Обоих. Крама — за то, что он своевольничает и пытается сам сочинить, куда шагать, тогда как от него требуется слушаться Грин-де-Вальда. От таких слов и от молчаливого согласия Богдана с ними в жадной до власти душе Геллерта пляшут искорки, как в невидимом костре Буэнос-Айреса, на котором жарит мясо усталый гаучо, если только этих гаучо ещё не истребили.Под конец занятия им удаётся разучить несколько несложных фигур. Если бы от усталости не заплетались ноги, должно быть, у них получалось бы лучше.— Ох, да я ж вас на обед не отпустил? — замечает Добрев, бросив взгляд на часы.В самом деле, обед был больше часа назад, теперь уже минут пятнадцать как идёт дневная тренировка выходного дня. А Геллерт и не заметил, как прошли два с лишним часа. Он давно не чувствовал себя таким отдохнувшим. Ещё бы: всё это время — ни единой мысли о домашнем задании, Изольдоттир, Русане и прочих неприятностях.— Вот что, — решает профессор и выключает музыку, — вы идите в столовую, скажите, что я вас на обед только сейчас отпустил. На тренировку не ходите, отдыхайте, я передам профессору Шульцу, что разрешил вам. Ну, что думаете? Будут ваши друзья такое танцевать на выпускном? Или глупости всё это? — Мне понравилось, — не задумываясь, отвечает Крам и отходит в сторону, — немного странно сначала, но потом ничего, занятно. Можно отдохнуть, пока тебя ведут, расслабиться. Ну и не скучно, дополнение к нашим тренировкам, получается.Геллерт только сейчас понимает, насколько устал таскать тяжёлые натренированные руки Богдана, и прохаживается, встряхивая плечи. Он не ожидал, что его партнёр по танцам будет настолько доволен. Впрочем, то, что предлагает Добрев, приходится по душе всем. Если он завтра предложит жарить на обед тех, кто плохо учится, никто слова поперёк не скажет.— И я бы ещё потанцевал, — поддерживает Геллерт, хрустя затёкшей шеей, — если именно как ведущий. Ведомым я быть не хочу.— Вот и отлично, — Добрев приоткрывает дверь, выглядывает в коридор и выпускает студентов, — бегите в столовую, а я за вами. Если вас не покормят, я прикрикну на них.***После вечерней тренировки Геллерт бросает тулуп и шапку на кровать, не отряхнув снег, пинает под окно сапоги и, не заходя в душ, натягивает сухую форму, застёгивая её на бегу. Пусть шутка над Изольдоттир, скорее всего, будет подставной и не слишком зрелищной, Геллерт сгорал от нетерпения весь вечер. Даже если она всего лишь поскользнётся на упавшем куске мяса, день определённо будет прожит не зря.Изольдоттир успевает прийти в столовую раньше него и уже идёт к столу с подносом в руках. Грин-де-Вальд застывает, провожая её взглядом.Он и не думал, что у женщин такое сложное бельё: какая-то штука на грудь, явно для увеличения, матерчатый корсет с кучей завязок на спине и по бокам, чулки, прикреплённые не понятно к чему, и панталоны, зачем-то полностью открывающие задницу.?А я думал, она старше?, — Геллерт озадаченно таращится на подтянутую и даже красивую попу Изольдоттир и врезается в другого студента, который бредёт, опустив глаза. Тот, как ни странно, вместо того, чтобы возмутиться, бормочет под нос извинения и сбегает на другой конец столовой, подальше от Хульды.Франц Эдер тоже рад бы отсесть, но дальние учительские места уже заняты. Не зная, куда девать глаза, он садится в двух стульях от Изольдоттир и старается прожарить мясо как можно скорее.— Профессор Эдер, ответьте хотя бы вы, — требует она, — на тренировке что-то произошло? Неужели я всех так напугала дуэлью с вами? — Ч-ч-что вы, — ещё сильнее краснеет Эдер, — дуэль была отличной. Я думаю, всем было понятно: вы меня учите. Ничего такого не случилось.— Тогда почему меня все остерегаются? — хмурится Хульда. — На мне странно сидит одежда?Эдер давится куском мяса и, откашлявшись, утирает глаза рукавом:— На вас прекрасно сидит одежда. Я, пожалуй, пойду, я не голоден.?И чем её Альбус шарахнул?? — Грин-де-Вальд, посмеиваясь в кулак, идёт за едой и устраивается за столом поудобнее. Ему терять нечего. В чём Изольдоттир его может обвинить? Он не сообщил, что она ходит голая? Так никто не сообщил. Не проклянёт же Хульда всю школу разом.В середине ужина припозднившийся Дамблдор как ни в чём не бывало подходит к Худьде:— Профессор Изольдоттир, — негромко говорит он ей на ухо, — мне очень неловко, но, боюсь, я должен сказать.— В чём дело? — оборачивается Хульда, уже порядком раздражённая тем, что ей никто не хочет смотреть в лицо.— Видите ли, на вас нет ничего, кроме нижнего белья, — сообщает Альбус, сохраняя поразительное спокойствие, — должно быть, вы утомились после тренировки и забыли надеть форму.Грин-де-Вальд с хохотом падает лицом в стол. Ещё смешнее становится тогда, когда Хульда пунцовеет от смущения и цепляется кружевами панталон за скамейку, пытаясь выпрыгнуть. Геллерт готов поклясться, что и это произошло не случайно. Только у двери она вспоминает, что ей хватает мастерства перенести одежду из комнаты сразу на себя. — Благодарю, что поставили меня в известность, профессор Дамблдор, вашим коллегам нужно брать с вас пример, — подчёркнуто жёстко произносит она и возвращается за стол. А после долго размышляет, чем нужно доедать блюдо: ложкой или вилкой.Альбус сдержал обещание. В то, что Изольдоттир сама такое подстроила, Геллерт не поверит никогда.***Дурмстранг, 18 сентября 1898Дорогая матушка!Как твоё здоровье? Как погода в Мюнхене? Что нового дома?У меня всё хорошо, только много дополнительных занятий, едва успеваю делать задания к урокам и высыпаться. Сегодня вместо факультатива пришлось идти помогать профессору Добреву, так что буду просить конспекты по магической географии у соседей по этажу.Передавай, что нужно и кому нужно.С приветом,ГеллертГрин-де-Вальд запечатывает письмо и отчётливо осознаёт: ни про танго, ни про поездку с Альбусом на выходные он ничего матери не расскажет.Альбусу хочется поверить. До невозможности хочется. Геллерт закрывает глаза и снова вспоминает, как послушно Дамблдор стоял у стены с рукой на шее, пока тот его не отпустил.