Глава 12 — Любить немножко — грех большой (1/1)

В мешок и в воду — подвиг доблестный!Любить немножко — грех большой.***Друг! Неизжитая нежность — душит.Хоть на алтын полюби — приму!Друг равнодушный! — Так страшно слушатьЧёрную полночь в пустом дому!М. ЦветаеваАльбус достаёт палочку и привычным жестом снимает охранные заклинания с дверей кабинета трансфигурации. — Добрый день, господа и госпожицы! — здоровается он со студентами, которым, кажется, по-настоящему рад.?Улыбайся своим ученикам, как старым друзьям, которых давно не видел, — так говорил профессор Добрев, — откройся им, и они откроются тебе?.Мимо проходит Рагнар. Рагнар Расмуссон. О чём-то рассказывает своим друзьям, смеясь, как будто случайно кладёт руку на плечо девушке и скользит по ней осторожным взглядом. Девушка неловко улыбается ему и заглядывает в его серые глаза. У Альбуса зубы сводит от отвращения и зависти. Именно из-за этого человека Геллерт стал таким недоверчивым. Никому не ведомо, что Геллерт пережил из-за его подлости. А ведь Рагнар знает о том, о чём Альбусу не узнать никогда: как Геллерт целует, как он приказывает, как он смотрит прямо перед тем, как взять то, что принадлежит ему. Как Геллерту больше нравится: долго мучить лёгкими прикосновениями и только потом издевательски медленно входить? Или он берёт жёстко, требовательно и нетерпеливо, не тратя времени на то, чтобы раздеть до конца? А может, не то и не другое??Я в свои восемнадцать знаю о любви только из книг, а этот мальчишка!..? — Альбус злится и на Рагнара, и на себя. Нельзя. Не время. Сейчас нужно вести факультатив.Не успевает Альбус начать говорить, как Мария тянет руку, подпрыгивая на стуле, словно первокурсница:— Профессор Дамблдор! У меня очень важный вопрос!— Говорите, госпожица, — улыбается Альбус.Эта девочка — его спасение. Благодаря ей в классе никогда не повисает неловкая тишина. На уроках с ней непривычные трансфигурационные заклинания изучаются быстрее, чем по учебникам.Мария принимается восторженно тараторить:— Профессор Дамблдор! Я в воскресенье на посвящении видела, как вы превратили камень в кучу соли. У меня вопрос: как вы это сделали? Кажется, вы использовали невербальное заклинание? Нам говорили, что превращение несъедобного предмета в еду в классической трансфигурации невозможно. Южнославянская школа трансфигурации говорит только о заклинании ?Ядь?, но оно только для овощей и оно вербальное. Как вам удалось?— Я использовал несложное заклинание, которому нас научили в Хогвартсе, — Альбус старается говорить непринуждённо, небрежным жестом откидывает чёлку со лба и расслабленно опирается на стол, стоящий позади, но щёки юноши вспыхивают: ученики заметили, что он сделал!Неужели ему правда удалось поразить их, студентов Дурмстранга? Да ещё и Марию!— Какое, профессор? — удивлённо распахивает глаза девушка.Говорить правду страшно: он на самом деле не сделал ничего сложного. То же самое волшебство мог сотворить любой. Альбус просто быстрее отреагировал, потому что испугался за Геллерта. Студенты могут в нём разочароваться, когда всё поймут. Но имеет ли преподаватель право быть хвастуном и приукрашивать истину, только чтобы сохранить авторитет? Нет, определённо, нет.Альбус делает несколько шагов вдоль доски, поправляет воротник, сильнее сжимает волшебную палочку и наконец берёт себя в руки:— Соль — это не еда. Это минерал. Я просто превратил один камень в другой.Альбус отвечает на одном дыхании и отворачивается к окну, чтобы не видеть, как у юных волшебников затухают глаза.Тишина душит. Их молчаливое презрение давит на грудь и спину. Альбус делает глубокий вдох и, не чувствуя пола под ногами, заставляет себя обернуться и произнести почти без дрожи в голосе:— Если у вас больше нет вопросов, мы можем начать…— Профессор, это гениально! — перебивает его Мария. — Вы изучали это в Хогвартсе? То, что соль — это камень! А мы думали, что соль — это еда, как и хлеб, мы думали, что у нас ничего не получится! Мы стояли и не знали, что делать! Если бы не вы, караконджала съела бы нас!?Она говорит это серьёзно? Она не шутит?? — не может поверить Альбус.— На самом деле, вы все умеете выполнять и более сложные преобразования материи, — улыбается он. — Заклинание ?Ядь?, которое вы упомянули, не превращает напрямую несъедобное в съедобное. Я изучил его. Оно проводит несъедобные предметы через несколько форм, а затем из несъедобных составляющих формируется еда. Я думаю, если его усовершенствовать, можно создавать не только овощи.Перья студентов взлетают над тетрадями и начинают писать — значит, они понимают и запоминают, если Альбус не забыл принцип действия самописных конспектов Дурмстранга. Можно ли польстить преподавателю сильнее?Рагнар морщит лоб, кладёт напряжённые руки на парту, словно порываясь подняться, и спрашивает:— А как ещё трансфигурацию можно применять в бою?Разумеется, это его интересует в первую очередь. Он же студент Дурмстранга. Но Альбуса всё равно что-то неприятно царапает изнутри. Разгорается неправильное, непрофессиональное желание отомстить.— Выходите, господин Рагнар, — жёстко и отрывисто требует Дамблдор.Студент тут же поднимается и в следующее мгновение оказывается у доски, в боевой позиции и с палочкой наготове, будто ждал приглашения с начала занятия. Он выглядит грозным противником: высокий, плечистый, с решимостью молодого воина в глазах.?Не удивительно, что он понравился Геллерту?, — Альбус ловит себя на том, что завидует ещё сильнее. Ему никогда не стать лучше Рагнара Расмуссона. Некстати всплывает короткое воспоминание: ночь посвящения, тёмный кабинет Изольдоттир. Мгновение, когда Геллерт застыл, глядя в сторону двери, отвернувшись от шара, когда он ещё не успел спрятать шар под тулупом. Цветная дымка за стеклом и расплывчатые черты лица будущего убийцы профессора Изольдоттир. Лицо Альбуса.Весь остаток ночи Альбус сидел на берегу озера, кидая камушки в неподвижную воду, глядя в глаза своему отражению, которое оставалось его отражением, даже когда по тёмной поверхности озера шла мелкая рябь. Он будет убийцей. Эта мысль не нова, ему уже снились сны, где Геллерт ему приказывал убить или где Альбус сам говорил, что готов пойти даже на подобное преступление. Но убить такую сильную волшебницу как Хульда? Разве это возможно? Альбус мог бы себе представить, как её убивает Шульц или хотя бы Эдер. Добрев, на худой конец.А главное — за что её убивать?Птица алкион, дремлющая посреди озера рядом со своей кладкой, подняла аккуратную белую голову и посмотрела непроницаемыми чёрными глазами, будто спрашивая: ну и что ты теперь будешь делать?Дамблдор зажмуривается и прогоняет посторонние мысли. Во время дуэли отвлекаться нельзя: этот урок профессора Добрева Альбус запомнил хорошо, когда наставник сбил с его головы шапку. Альбус выставляет ногу вперёд, поднимает руку с палочкой, концентрируется на противнике…Скрипит дверь. В класс, нехотя переставляя ноги, заходит Грин-де-Вальд, мрачный, как тяжёлая снеговая тучка. Отодвигает ногой ближайший стул и садится, бросив сумку на пол. Не трудится даже достать набор для конспектирования. Тычком посоха захлопывает дверь, скрещивает руки на груди и вытягивает ноги в проход.Альбус с трудом давит улыбку. Нельзя так откровенно радоваться ученику! И только мгновение спустя он вспоминает, что улыбается абсолютно каждому студенту, никто ничего не поймёт.— Господин Геллерт, я рад видеть Вас на моём занятии, однако я не настаиваю… — Альбус обращается на ?вы? ко всем студентам, но только сейчас это кажется правильным, само собой разумеющимся, приятным собственному голосу.?Изольдоттир его заставила, — с сожалением понимает Дамблдор, — сам он бы никогда не пришёл?.— Всё в порядке, продолжайте, — недовольно бормочет Геллерт, окидывает Рагнара взглядом исподлобья — каким? Затравленным? Ненавидящим? Презрительным? — и демонстративно вперяется в пустую стену.?Я должен ему доказать, что он пришёл не зря!? — приказывает себе Дамблдор и тут же понимает, что должен сделать. Что точно порадует Геллерта.— Вы готовы, господин Рагнар?Студент кивает. Он ещё не знает, на что способен лучший выпускник школы Хогвартс.— Не считайте гаргите, господин Рагнар! — Альбус повторяет любимую фразу профессора Добрева и трансфигурирует носки юноши в жучков, которые начинают ползать по его ногам, щекоча лапками.— Так нечестно! — негодует Рагнар, смешно прыгая по классу и не зная, куда ему наступать: стоит раздавить одного жука, как на его место приползает другой. — Такое заклинание нельзя отразить!Ученики снова покатываются со смеху. Геллерт уже не пытается притворяться, что он кашляет, и хохочет, упав лбом на руки, сложенные на парте.— Вы не должны отражать моё заклинание, — наставляет Дамблдор, лукаво прищурившись, — вам всего-то нужно выполнить обратное преобразование и атаковать меня в ответ. Ваш противник не всегда будет действовать по дуэльному кодексу, господин Рагнар. Вы должны быть готовы ко всему.Отчаявшись, Расмуссон падает на пол, сдёргивает ботинки и, переведя дух, пытается выстрелить боевым заклинанием. Пока он его произносит, Дамблдор превращает манжет его рубашки в маленького полоза.— Что за чёрт?! — Рагнар с визгом роняет палочку и остервенело трясёт рукой.— Теряете концентрацию, господин Рагнар? И это тогда, когда вы почти меня одолели, — качает головой Дамблдор. — Попросите профессора Эдера о дополнительных занятиях. К сожалению, я не могу дать вам дельный совет. Я всего лишь скромный преподаватель трансфигурации.Два взмаха палочки, и одежда Расмуссона становится прежней. Юноша утирает пот со лба и возвращается на своё место, стараясь ни на кого не смотреть.А до конца факультатива остаётся немногим меньше получаса. Дамблдор бросает взгляд на часы и устало выдыхает. Это будет невыносимо: находиться в одном кабинете с Геллертом, смотреть на него и делать вид, что тот интересен ему не больше, чем другие ученики.Наедине проще: можно перед Геллертом играть роль друга и незадачливого англичанина, которому трудно находить друзей, а перед собой — роль надзирателя, который приветлив с подопечным по распоряжению начальства и только притворяется, что теряет контроль над своими чувствами. Очевидно, что Грин-де-Вальд любит власть. Ему нужно подыграть, и он привяжется к Альбусу, начнёт ему доверять. Так ведь? Геллерт не был удивлён, когда Дамблдор начал ?изображать? стремление к покорности. Не считая первого раза, когда тот удрал в коридор, он не показывал почти никаких эмоций, а порой Альбусу начинает казаться, что Грин-де-Вальд относится к подобному с одобрением. Видимо, такой способ установления контакта является верным, просто Геллерту нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что Альбусу можно доверять.Дамблдор делает шаг в проходе между партами и застывает. Отравленной булавкой в самую душу колет давно очевидная мысль: ему, Альбусу, доверять нельзя. Он предатель, который ещё хуже Рагнара. Что меняется от того, что он сопереживает Геллерту? Он только размышляет о том, что Изольдоттир поступает дурно, и не предпринимает ничего, чтобы существенно ей помешать.А Геллерт сидит за партой всего в паре ярдов от него, в мятой серой гимнастёрке, посмеивается в кулак и придерживает посох тонкими пальцами другой руки. Он ведь ещё не совершал никаких преступлений. Как может Изольдоттир издеваться — да, именно издеваться! — над этим юношей только из-за своих видений о его будущем? Не толкает ли она его тем самым на путь зла?Альбус подходит ещё ближе. Кладёт руку на парту Грин-де-Вальда. По коже бегут мурашки. Профессор заставляет себя повернуться к нему спиной и обращается к классу:— Дорогие друзья! Очевидно, вы собрались здесь не просто для того, чтобы улучшить свои навыки трансфигурации. Я полагаю, каждый из вас преследует некие свои цели. Не могли бы вы поделиться намерениями и стремлениями, чтобы я мог помочь вам?Как Дамблдор ни старается услышать и запомнить каждый ответ, они все сливаются в неразборчивый гул, как если бы Альбус мало спал накануне. Думать удаётся только о том, что за его спиной сидит Геллерт. Человек, которого нужно любой ценой спасти, а через два года забыть навсегда.***Последний студент покидает класс трансфигурации. Остаётся снова наложить охранные заклинания на дверь, и можно идти в пещеру Изольдоттир.— Альбус, ты чего ходишь кислый, как клюквы объелся? — Добрев хлопает Дамблдора по плечу, и тот вздрагивает, словно его застают врасплох. — Дети замучили тебя?— Я понял, что ничего не знаю о трансфигурации, — притворно вздыхает Альбус, удручённо опустив плечи, — я вообще никогда не слышал о южнославянском направлении! Когда я веду факультатив, чувствую себя ослом. Боюсь представить, что обо мне думают студенты!— Они тебя любят, — мягким басом заверяет Радко. — А после посвящения все только о тебе и говорят.— Но их спас профессор Эдер, а не я, — Альбус прислоняется спиной к стене, прижав к себе сумку, опускает голову и понижает голос, когда мимо проходит кто-то из учеников, — я просто позвал его, когда нечисть напала, только и всего.Как, оказывается, сложно играть на публику чувства, которые и в самом деле испытываешь! Казалось бы, нужно совсем немного преувеличить одни свои переживания, чтобы скрыть другие, и дело сделано, но нет — каждое собственное слово, каждая интонация звучит в ушах Альбуса донельзя фальшиво.— Вот, что, — Радко направляет на значок Альбуса палочку и шепчет заклинание, — беги за посохом, а потом дуй в комнату дуэлей. — Стой, — Альбус отшатывается и прикрывает значок рукой. — Это же для учеников?— Ты тоже наш ученик, — усмехается Радко в усы, — и тебе не помешает хорошая драка. Не бойся, девчонку против тебя не поставлю. Богдана Крама видел на тренировках? Он на седьмом курсе. Чего доброго, после дуэли с ним мне придётся тебя на плече к вештицам-лекаршам волочь.— Так нельзя! — ошарашенно шепчет Альбус и оглядывается. — Я же преподаватель! И никто не должен знать, с кем дрался!Снова он притворяется. Если бы не страх, что об этом узнает Шульц, Дамблдор уже спешил бы за оружием: после дуэли с Рагнаром в нём проснулся боевой задор. Отказываться не хочется совершенно. И вдобавок разгорается любопытство: нарушать школьные правила в самом деле настолько весело?— Богдану тоже будет полезно, — успокаивает его Добрев и подталкивает в спину, — давай, не зевай!***Воровато осмотревшись, Альбус шмыгает в дверь дуэльной комнаты, проскакивая через чёрный барьер. Его окутывает магическая тьма: ни очертаний предметов, ни полоски света под дверью. Он слышит, как входит кто-то ещё, должно быть, Крам, но и тогда в комнату не проникает ни луча. Альбус протягивает руку — ничего, будто они провалились в небытие. От таких мыслей становится неуютно, а на несколько мгновений — по-настоящему страшно.?Это просто одно из школьных помещений, — напоминает он себе, переступая с ноги на ногу, — дети бывают тут каждый день, а темнота, наверно, нужна для маскировки?.Ослепительная вспышка озаряет комнату. Повернув голову, Альбус видит только неясный силуэт среднего роста с непонятной длинной палкой в руках.?Крам видит меня таким же??Ещё один силуэт материализуется (или попросту становится видимым?) в одном из углов просторного каменного зала.— Приветствую вас, — разносится незнакомый голос, похожий на эхо в горах, — сегодня мы изучим заклинание, которое сбивает противнику пространственную ориентацию на несколько секунд.Чем дольше преподаватель объясняет, тем меньше Альбус чувствует себя подлой Изольдоттир. Школьник, которого он собирается ?избить?, явно проходил больше: Альбус до сих пор не знает львиной доли магических приёмов, о которых говорят в инструктаже.— Можете начинать!Крам нападает сразу же. Дамблдор толком не успевает подготовиться, но сам не замечает, как отражает его атаку. Первые минуты думать получается только об обороне. Посох Богдана налетает будто со всех сторон одновременно. Замешкаешься, отвлечёшься — попадёшь под действие нового заклинания, и бой тут же будет проигран.?Трансфигурация! — вдруг озаряет Альбуса догадкой. — Я же искал заклинания, которые можно использовать с посохом!?Дамблдор изворачивается, бьёт под ноги Крама и превращает камни в лужу нефти. Студент отступает в сторону, полагая, что его противник промахнулся, и поскальзывается на пятке. Дамблдор аккуратно подхватывает его левитационными чарами, чтобы тот не ушибся, падая, и приставляет посох к его груди.— Ты знаешь правила, — напоминает преподаватель, — соперник должен быть без сознания. Иначе он всё ещё может ударить.Альбус колеблется. Богдану ведь только семнадцать. Он же ещё дитя. И пусть Альбус далеко не так искусен…Крам пинает его в колено и хватает свой посох. Дамблдор, едва удержавшись на ногах, первый применяет оглушающее заклинание.Бой окончен. Ликование заслоняет собой голос совести. Но Изольдоттир всё равно об этом лучше не знать.***Геллерт опять заканчивает ужинать слишком быстро: кажется, он только сейчас сел за стол, но не прошло и минуты, и вот он уже собирает посуду на поднос.— Геллерт! — бросается за ним Альбус, бросив тарелку с отбивной. — Подожди...те!Они знакомы больше двух недель, а Альбус только сегодня днём обратился к нему так, как нужно. По школьным правилам и так, как просит сердце. По-старому уже не выйдет.Грин-де-Вальд оборачивается, с видимым усилием расслабляя лицо, чтобы оно не выражало никаких эмоций. О чём он только что думал?Дамблдор на несколько секунд замолкает: как построить свой вопрос таким образом, чтобы не говорить про Изольдоттир? Упоминание её фамилии слишком быстро портит Геллерту настроение.— Руководство школы поручило мне отправиться в поездку по важным делам. Может так случиться, что мне понадобится Ваша помощь. Вы хорошо знаете Мюнхен?Противнее всего Альбусу от того, что приходится недоговаривать и играть словами. Почти врать Геллерту. Прямой лжи нет: он не утверждает, что в его планах есть визит в Германию, только осведомляется, задаёт вопрос, пусть и не имеющий никакого отношения к поездке. Домыслы Геллерт строит сам. Но на душе всё равно гадко.— Знаю, — Грин-де-Вальд поначалу недоумевает, но тут же добавляет официальным тоном, — конечно, я помогу вам, профессор.— Друг мой, своим обращением к Вам я вовсе не собирался давать понять, что наша с Вами дружба заканчивается! — поспешно заверяет Альбус. — Вы можете разговаривать со мной так, как удобно Вам. Дело в том, что… как бы точнее сказать…Дамблдор запинается и напряжённо трёт собственные пальцы. Вот как объяснить, чтобы не выдать лишнего?— Я понял, — Геллерт опять улыбается неискренне, но хотя бы улыбается. — Я съезжу с тобой. А сейчас я должен идти, у меня много заданий на завтра.— Доброй ночи! — только успевает пожелать ему Альбус.Студент скрывается в коридоре. С каждой минутой становится тревожнее и будто больнее. Отчего?***Дурмстранг09/15/1898Дорогой Элфиас!Как твоё здоровье? Ты писал, что у тебя много дел, и ты в последнее время почти не спишь. Если тебя мучают головные боли и слабость, загляни в конспекты по зельеварению за шестой курс, профессор Слизнорт давал нам рецепт отменного снадобья. Часто его пить не рекомендуется, но в затруднительной ситуации оно может здорово выручить.Друг мой, ты единственный, кому я всегда мог доверить любую, даже самую тёмную тайну. Прошу, не стыди меня и теперь, я сам себя стыжу уже не первый день. С прискорбием я должен сообщить, что вновь испытываю романтическое влечение к юноше, на сей раз куда более сильное, чем в школьные годы. Судьба надо мной смеётся: объектом моих чувств стал ученик. Тот, за кем мне поручено наблюдать. Сколько бы я ни пытался обманывать себя, я вынужден, как и в прошлый раз, признать поражение в борьбе с недостойными порывами души.Хуже всего то, что я не знаю, когда откровеннее преступаю законы совести и морали: когда позволяю себе погружаться в недопустимые для учителя мысли об ученике или когда не делаю ничего, чтобы по велению сердца защитить его от козней мисс Изольдоттир, помощницы мистера Шульца.Прошу ли я твоего совета? Я и сам не в силах понять. Однако я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы поделиться с тобой своим несчастьем.Жду твоего письма с нетерпением!С наилучшими пожеланиями, Альбус.Дамблдор торопливо запечатывает письмо, чтобы не передумать и не сжечь его. Зовёт сову для преподавателей и вручает ей конверт. Птица с тихим шорохом падает в чёрную полночь. Альбус бросается к окну и запоздало протягивает руку, чтобы схватить сову, не дать ей улететь. Ледяной воздух из распахнутого окна забирается за шиворот и стелется по полу, заставляя дрожать, как от озноба. А вдруг эту почту кто-то читает? Что сделает Изольдоттир, если обо всём узнает??Не надо было писать!? — Альбус со злостью захлопывает окно, едва не выбивая раму, и забирается под одеяло с головой, поджимая колени к груди. Ничего изменить уже нельзя: ни того, что письмо отправлено, ни того, что он полюбил ещё безнадёжнее, чем в первый раз.