Number 2 (1/1)

В первую секунду Блейн даже не понял, что только что произошло. Тупо уставившись на то, что еще недавно он называл домом, принявшим его в трудные минуты, приютившим его, подарившим столько радостных и теплых моментов, он смотрел и не хотел осознавать очевидного. Крыша обвалилась, и куски шифера беспорядочно устилали землю вокруг. Часть стен осталась стоять, а другая часть превратилась в крошево и пыль, напрочь въедающуюся в ноздри и словно попадающую прямо в мозг. Балки, местами разломанные и погнутые, образовали своеобразный спасительный островок, на котором стояла единственная выжившая вещь в этом страшном хаосе смерти — грязное кресло цвета кофе с молоком, которое когда-то стояло в общей гостиной и которое Курт так долго выбирал.Кресло, на котором так любил сидеть Курт, забравшись на него с ногами, и читать книги из их большой домашней библиотеки.Теперь ничего этого нет. Только кресло. Грязное, местами порванное, но все еще словно живое. Единственное живое в этом страшном царстве смерти.Тошнотворный и противный холодок пробежал по вмиг ставшей мокрой спине, словно меленький мерзкий паук, дыхание перехватило, словно стальная рука сжала его горло, а тело била мелкая дрожь. Рюкзак упал с его плеч. Слезы, копившиеся в уголках глаз, стремительно упали вниз. Под веками запекло, и крупные соленые капли нескончаемым потоком хлынули из медовых глаз. Из горла вырвался тихий отчаянный хрип. Юноша остался один.— Нет...Подчиняясь каким-то нечеловеческим инстинктам, он со всех ног бросился разбирать завалы. Что-то отчаянно крича себе под нос, он пытался поднять тяжелые каменные плиты, сдирая кожу на руках и разбивая в кровь костяшки пальцев. У него не получалось, но он пытался раз за разом, не останавливаясь ни на секунду. Блейну казалось, что там, где-то под этой грудой железа, еще лежит его семья, что их еще можно спасти, если постараться, но... Эта чертова беспомощность! Каким же жалким он чувствовал себя в этой нечестной битве с руинами старого дома! Ему не справиться здесь одному.— Это бесполезно, парень, — за его спиной раздался тихий голос, и юноша резко обернулся. — Этот дом разбомбили неделю назад. Ночной налет.Перед ним стоял мужчина средних лет, который сейчас выглядел явно старше своего возраста. Волосы его были покрыты слоем пыли, одежда была такой же грязной и местами порванной, а большая часть лица была покрыта мелкими ссадинами и кровоподтеками. Приглядевшись повнимательнее, Блейн с трудом узнал в нем бывшего соседа из дома напротив, который общался с обеими семьями, и по совместительству старого учителя.— Мистер Шу... — прошептал Андерсон, обессиленно опуская руки, и воздух буквально вылетел из его легких, словно кто-то невидимый ударил его со всей силы.— Блейн? Это ты? — шокировано уставился на него мужчина, не в силах поверить своим глазам. Однако уже спустя секунду он быстро подошел к парню и, горько улыбнувшись, крепко сжал его в своих объятьях. У Блейна в буквальном смысле сорвало крышу. Не сдерживая себя, он плакал взахлеб, что-то тихо кричал в плечо учителя, а мужчина лишь успокаивающе поглаживал его по спине, сполна осознавая всю боль, что поражает сейчас бедного юношу. Она словно рак — неизлечимая болезнь, и избавиться он нее не представляется возможным. Юноша сжимал старую куртку на спине бывшего соседа, потеряв от боли рассудок, и практически физически ощутил, как в душе разрастается огромная черная дыра. — Поплачь, Блейн, поплачь. Станет немного, но легче. Все мы тут переживаем подобное, но привыкнуть к такому невозможно. Кому-то везет, кому-то нет. А я ведь уже даже не надеялся снова увидеть тебя. Мальчик мой, все будет хорошо.Блейн и до этого ненавидел войну, но именно сейчас он возненавидел ее всем своим существом.***В старом здании когда-то бывшего ресторана сейчас располагалась обычная пивная. Это место было одним из немногих в районе, которое осталось еще полностью уцелевшим.Пошла уже пятая рюмка водки, а боль внутри Блейна не утихала. Он немного успокоился, и мистер Шустер отвел его в этот бар, рассказывая по дороге все, что произошло в городе за последнее время. Посидев немного с парнем и выпив одну рюмку, мужчина с сожалением заметил, что у него дома раненая жена и он вынужден пойти домой, тем не менее, не забыв пригласить брюнета к ним переночевать. Искренне поблагодарив бывшего учителя, он сказал, что подумает над этим, хотя с самого начала уже знал ответ на этот вопрос.Их город начали бомбить около месяца назад. Именно поэтому вокзал пришлось перенести в другое место и тщательно замаскировать; по той же причине перестали ходить автобусы. О налетах обычно сообщалось по громкоговорителям, что висели практически на каждом фонарном столбе, и людей направляли в ближайшие бомбоубежища под громкие звуки сигнальной сирены. Кто не хотел, мог остаться в своих домах: у некоторых были свои укрытия.В тот злополучный день семью Хаммел-Хадсонов никто не видел на их привычном месте в бункере. Обычно Берт и Кэрол всегда приходили туда, и мистер Шустер забеспокоился, когда по прошествии получаса не увидел своих знакомых. Кто-то потом говорил, что все-таки видел их в своем доме, куда-то спешно собирающихся, но вразумительного ответа никто так и не смог дать. Про Курта никто ничего даже не слышал.А потом случилось страшное. После того, как всех выпустили на улицу, мужчина тут же помчался к своему дому и увидел ужасающую картину, какую он никому не пожелал бы увидеть в своей жизни: на месте его дома и дома семьи Хадсонов осталось лишь пустое место. Свою жену он нашел раненой в бункере на работе, а от семейной пары до сих пор не было никаких вестей.Мистер Шустер, запинаясь и нерешительно медля, пытался донести до юноши, что смысла искать их нет и нужно с этим просто смириться. Оставив юношу наедине со своими мыслями, он еще раз пригласил его к себе ночевать и, с сожалением выдохнув, отправился домой. Посидев еще немного и допив оставшуюся в бутылке водку, Блейн нетвердым шагом пошел к тому месту, где когда-то был его дом. Туда, где еще неделю назад горел камин и звучали счастливые голоса, где его любили и с нетерпением ждали, туда, где еще полтора года назад он, девятнадцатилетний парень, мог почувствовать себя ребенком в объятьях любимого человека. Теперь же это был лишь призрачный мираж когда-то счастливого времени, нетронутого войной и всеобщей скорбью. Война отняла у него все. Отняла у всех все до последней капли.Неизвестным образом он все же нашел дорогу обратно и, подойдя к креслу, буквально рухнул в него, отчаянно сильно хватаясь за подлокотники. Перед глазами все плыло. Впиваясь пальцами в грязную обивку, он съезжал вниз, стараясь уловить нотки знакомого запаха дома и Курта, но вокруг был лишь невыносимый запах гари и пыли, который преследовал его еще с фронта. А он-то надеялся, что на время избавился от него.Он ненавидел себя за слабость и за то, что никак не может успокоиться, но навязчивые мысли о том, что Курт и вся его семья, возможно, погибли и лежат сейчас под этими завалами, расползались в его голове словно маленькие тараканы. Заползая в мизерные щели, они бередили его сердце, его душу, и слезы, которых, казалось, уже быть не должно, текли с новой силой. Всего было слишком много. Много горя. Много потерь. Много слез.Много боли. Слишком много.Он вспоминал, как они праздновали последнее Рождество. Каким счастливым был Курт, когда с замиранием сердца открывал подарки и потом еще очень долго улыбался и не мог перестать обнимать Блейна, шепча слова благодарности на ушко. Берт и Кэрол наблюдали за ними, не отводя счастливых глаз, и только сейчас Андерсон понял, что они обо всем догадывались. А он не замечал.Слезы текли по пыльному лицу, оставляя на нем грязные разводы, которые попадали в еще свежие раны и ссадины, от чего те неприятно ныли , от сгустившейся вокруг пыли и копоти становилось трудно дышать, но парень все никак не мог отпустить то единственное, что осталось у него из прошлой жизни. Это кресло, этот спасательный остров в море разрухи, смертей и трагедий.— Мой бедный, любимый Курт, — тихо шептал Блейн куда-то в темноту, и из-за слез его голос срывался на хрип. — Я не успел... Прости меня, родной, я не успел...— Господи... Этого не может быть, — откуда-то из темноты раздался до боли, до мурашек по всему телу, до дрожи в коленках знакомый голос.В тусклом, едва горевшем свете уличного фонаря, специально затемненного после начавшихся налетов, он увидел Его. Эту знакомую с детства фигуру он просто не мог не узнать, даже в таком ужасном состоянии. Сильно похудевший, с растрепанными волосами, он стоял у своеобразного входа в разрушенный дом, освещаемый лишь желтым светом фонаря и луной, и Блейну на секунду показалось, что он увидел перед собой ангела. Он никогда не сомневался в том, что, если ему будет суждено погибнуть на войне, его ангел-хранитель будет выглядеть именно так. Как Курт.Однако силуэт, двинувшись с места, несмело, медленными нерешительными шагами приближался к креслу. Блейн сидел в немом оцепенении и не шевелился, словно боясь спугнуть это волшебное, посланное ему с небес существо. Он даже дышал через раз. Быть может, это тот самый долгожданный конец, и он наконец сможет увидеть своих близких Там?— Блейн... Э-это ты? — юноша подошел почти вплотную, и Андерсон почувствовал рядом со своей ладонью, все еще исступленно сжимающей подлокотник, необычайное, непривычное тепло. Юноша присел на корточки, и Блейн задрожал. Его в буквальном смысле трясло: руки колотились, сердце бешено стучало, заставляя парня исступленно буквально глотать воздух, которого резко оказалось катастрофически мало, а тело словно пронзали электрические импульсы. Нет, это просто не может быть. Это все сон. Или алкоголь. Да, определенно, это водка, потому что такого просто не бывает.Но эти глаза... Эти печальные, наполненные слезами, горестями и болью, но по-прежнему живые, невероятно голубые глаза он узнал бы из тысячи. Сколько раз они снились ему, сколько раз он вспомнил их, лелея мечту вновь окунуться в них и успев уже ее похоронить. Больше всего на свете он любил эти глаза. Цвета мирного неба. Цвета нетронутого океана. Цвета счастья. Его счастья. — Курт... — имя вырвалось само собой, стремительно обжигая горло и заставляя слезы хлынуть новым потоком. Он не верил. Он уже не надеялся. Но он вернулся. — Курт. Курт. Курт.Продолжая повторять его имя, Блейн несмело коснулся истощенного лица, и по телам обоих словно прошелся заряд тока, пробирая до костей. Подушечки пальцев отчаянно закололо, сердце готово было сжаться и разорваться от переполнявших его чувств и эмоций, а кожа... Кожа просто невыносимо пылала и жгла в местах практически невесомых прикосновений подрагивающих пальцев. Они не верили. Они не могли понять. Но они чувствовали. Чувствовали каждый миллиметр исцарапанной кожи, каждый дрожащий, рвущийся наружу рваный вдох, тепло родного тела. Это был не сон. Эта была реальность; суровая, тревожная, полная трагедий, потерь и гнетущей смерти явь. Но в тот момент они забыли обо всем. Они любили как никогда ранее.— Блейн... — как же прекрасно и сладко звучало его имя в родных и любимых устах. — Я уже ни во что не верил. Но я... я просто не мог перестать ждать тебя. В тот день, когда начинался налет, родители услышали сирены слишком поздно. Меня буквально вытолкали из дома, и я побежал. Среди толпы, которая тоже торопилась занять свои законные места, я был единственным, который бежал, вот только непонятно от чего. Мама сказала мне ждать их в убежище, сказала, что они обязательно меня догонят, но в тот момент, когда я добежал и хотел зайти внутрь, сзади меня раздался первый взрыв. Дом обрушился в считанные секунды.— Мой бедный мальчик... — в шепоте скользила невыносимая боль и сожаление, и от невероятного, просто непостижимого чувства безысходности и беспомощности больно закололо в сердце. Блейн, не выдерживая больше, изо всех сил притянул парня к себе и, посадив на колени, крепко-крепко прижал к себе. Уткнувшись головой в родное плечо, он гладил его по голове, шептал на ушко тихие слова утешения, целовал в исцарапанный бледный лоб, а Курт тихо плакал, уткнувшись в пыльный китель, пропахший гарью и испачканный сажей. Несмотря на печальные события и мрачную мучительную трагедию Блейн был счастлив. Андерсон не остался один на один со своей бедой. С ним был Курт.Его любимый Курт. И он не позволит ему умереть.Никогда.Чего бы это ему ни стоило.— Я так сильно люблю тебя.