Тень (1/1)

Утро не задалось сразу же, как и несколько других до него. Погода больше к пешим прогулкам не располагала, с неба сыпалась серая склизкая морось – то ли снег, то ли дождь, листья уже не покрывали землю золотыми монетами, а корчились на обочинах дорог и в застывших лужах ссохшимися коричневыми трупиками.Артур не любил утренние пробки, но идти пешком к станции метро по мокрой каше не хотелось совершенно. Да и сама мысль о чужих людях в метро вызывала дрожь отвращения.Глядя на свои руки в тонких кожаных перчатках, державшие руль, он вдруг задумался: а хотелось ли ему хоть когда-нибудь в жизни к кому-нибудь прикоснуться. Не исходя из ощущения ?будет не противно?, а вот так вот прямо – жгуче, неудержимо, чтобы как магнитом тянуло. И пришел к выводу, что нет: не посещало его такое желание. Тех, с кем он делил постель, он даже помнил с трудом, да и обычно, чтобы страсть разгорелась, ему приходилось выпивать не меньше бутылки вина.Да и какая это была страсть, чего уж там.Артур будто бы родился Каем – встречая другого человека, он в первую очередь видел все его изъяны: физические – а они находились всегда, даже в самом очаровательном представителе любого пола, и психологические – у каждого имелись свои комплексы, дурные качества, страхи, внутренние проблемы, и они всегда высвечивались уже в первые минуты знакомства: кто смотрел, тот всегда видел. Артур пытался бороться с этим своим первым взглядом, но тщетно – люди всегда казались ему нелепыми, ущербными существами, лишь потом он привыкал к каждому конкретному знакомому – и тогда это впечатление сглаживалось.И конечно, нельзя было забыть о втором осколке, плотно сидевшем в сердце: у Артура не нашлось бы спонтанных чувств, все его переживания возникали лишь в его разуме. Чтобы посочувствовать кому-то, он должен был прокрутить ситуацию угодившего в беду человека несколькими способами, проанализировать и силой воли заставить себя сопереживать. Эта работа всегда оказывалась длительной и довольно тяжелой, поэтому он нечасто к ней прибегал и после нее неимоверно уставал.Не было моментального укола сострадания, не было моментального укола желания – он знал об этом только по чужим историям и отлично понимал, что в его случае система обычного человеческого контакта дает сбой; возможно, еще при рождении ему повредили эмоциональную зону мозга или она не развилась на стадии эмбриона, черт его знает.В любом случае Артур осознавал, что он мальчик, поцелованный Снежной Королевой.Очевидно, эти размышления, полившиеся вдруг рекой, были вызваны словами Имса. Тот сумел разглядеть ледяное нутро Артура лишь за пару мимолетных встреч.Все эти мысли развивались по спирали. Артур уже битый час прокрастинировал над колонкой редактора, самым чудовищным в номере выродком пафоса и лицемерия. Нет ничего бессмысленнее слов, пришло ему в голову, – тех, которых так много и за которыми ничего не стоит. Вообще, нет ничего бессмысленнее слов.Но тут ему вдруг вспомнился момент в квартире Лофта, когда послышался за спиной свистящий шепот на чужом языке.На языке богов, понял сейчас Артур, на языке богов.Всего несколько слов, и Артур понял сейчас, что они значили. Локи таким образом связал его с Имсом, и можно ли было сказать, что эти слова не имели смысла?Так что не надо было винить слова. Слово могло обжигать, остужать, превращать в камень, возрождать к жизни, убивать и ранить, звенеть, как натянутая тетива, озарять разум, излучать свет. Слово могло течь золотым нектаром или чистым ядом из уст божества, или чародея, или любящего человека, или врага, или друга, и оно становилось вещественным, влиятельным, веским.?Я потеряю тебя, и тогда все потеряет смысл?, – сказал Имс.Еще никогда Артур не слышал подобного. Никогда, хотя разговаривал за свою жизни с сотнями людей, которые иногда совершали весьма откровенные признания, рассказывали об ужасных вещах, нескромно флиртовали и делали грязные предложения. А написал он за годы своей работы миллионы слов, и ему казалось, что эти слова оседают на землю бесчисленным пеплом, большинство из них оказывались мертвы изначально, едва только появляясь на бумаге или на экране.Артур всегда считал, что мысль изреченная есть ложь, он привык относиться к текстам и разговорам как к навязчивому звуку дудочки на заднем плане. Это звук всегда присутствовал, но никогда ничего не значил.Но вдруг все изменилось. Имена стали что-то значить. Слово могли менять реальность. Высказанные чувства обернулись правдой – так внезапно, так резко, будто задул ветер, предвещавший торнадо.Тут он обнаружил, что вместо того чтобы напечатать на экране макбука несколько искусственно бодрых фраз поздравления с очередным профессиональным праздником, он взял карандаш и нарисовал в бумажном блокноте фигуру Локи. Он не рисовал лет с шестнадцати, с тех пор, как закончил ходить в художественную школу. А ведь ему прочили большое будущее по этой части – говорили, что у него дар, что он может стать прекрасным архитектором, все способности у него для этого имелись: прекрасное пространственное мышление, творческие способности в сочетании с математическим складом ума, умение подмечать детали, железная логика…Артуру не хватало главного: смелости бросить вызов нормам и правилам, желания создать что-то необычное. Попросту говоря, ему не хватало воображения.Прошло столько лет, что давние навыки забылись, но сейчас в его голове рос и ширился образ Локи. Он как наяву видел его, ослепнув для реального мира. Среди тьмы и пустоты фигура бога росла и наливалась огнем, рассыпая вокруг себя искры: Артур видел горящие глаза, искривленный в усмешке тонкий рот, рыжие кудри, рога, отбрасывающие огромные тени, зеленые руны, юркими змейками ползущие по щекам, рукам, шее...Он и сам был как змея, теперь Артур знал, с кем имеет дело: хотя бы поверхностно, прочитав десятки статей и книг с того момента, как впервые увидел Лофта. Ядовитый, переменчивый, огненный, ледяной, породивший саму Смерть и кормчий Нагльфара, женоподобный и мужественный, великий маг, никому не выказывавший уважения, ничьими чарами никогда не очарованный, бог хаоса – вне любой морали и вне любой нормы, воля к власти и власть бессознательного, тьма и свет в едином объятье, всегда возрождающийся бог, стоящий на грани добра и зла, олицетворенный инстинкт выживания, все, что есть в человеке инстинктивного – и все, что есть в человеке коварного, но и все, что есть в человеке детского, ибо стихия Локи была – игра…И Артур оказался жадным невротиком и хотел всего и сразу: звезд, моря, огня, любви, войны, жизни и понимания смерти.И имя всему этому имелось – Турисаз.***– Не жди меня, мама-а, хорошего сына… – разносилось в переходе сиплое пение красноносого мужичка в рваном бушлате.Мужичок увлеченно наяривал на баяне. Деньги, ему, похоже, не особо требовались – он даже не косился на лежавшую под ногами засаленную кепку, зато требовались слушатели, и почти каждому прохожему он заглядывал в лицо, щедро обдавая перегаром.Артур заметил его издалека и постарался обойти по широкой дуге, но и его настигло прямо в ухо звучное:– Меня-я-я засосала! Опасная тряси-на-а, – и Артур обернулся машинально, а когда обернулся, увидел совершенно бессмысленные и совершенно счастливые блекло-голубые глаза.Спать Артур почти перестал. Осознанные сны не давали ощущения полноценного отдыха, потому что мозг работал едва ли не интенсивнее, чем в реальности, а когда такие сны не приходили, когда зеленые врата не открывались, то он всю ночь ждал, что чудо все же случится. Или лежал и мучился сожалением.Иррационально ему казалось: когда он сам туда не попадает, Имс гуляет по Острову без него, веселится и наслаждается жизнью, пусть он и объяснял ему, что в Турисаз можно попасть только парой.Артур гостил в Турисаз всего три раза, и ему наконец-то открылся смысл страданий тех людей, кто пытался пробить стену и вскрыть собственные вены, чтобы только отворить заветный портал. А ведь он видел лишь краешек этого мира, краешек, потому что Имс утверждал, что Остров принимает постепенно, осознанные сновидения нахрапом не осваивают и что Артуру еще предстоит учиться не пугаться, не теряться, не впадать в истерику, когда миры во снах сдвигаются или происходит что-то странное.Последний пункт он обещал объяснить более подробно немного позже, а пока пусть Артур получит чистое удовольствие, без примеси тревог.Артур ответил, что благими намерениями вымощена дорога Имс сам знает куда, но тот поглумился немного и взял Артура за руку.Через мгновение Артур забыл обо всем.Они стояли на утесе, выходившем в море какого-то невероятного изумрудного цвета; до них долетали брызги и клочки пены, разбивавшей свои пышные воздушные гребни об утес. Пахло солью, как всегда пахнет у моря, но и горечью, и сладостью, каких Артур никогда не встречал – будто где-то простирались целые цветочные пустоши. Они и простирались, он увидел покрытые цветами долины, когда обернулся назад: золотые и синие пустоши лежали под холмами, как чаши, наполненные медом.Имс не отпускал его руки, но второй рукой указывал куда-то вдаль.В море резвился дракон.Его тело цвета поздних летних сумерек причудливо извивалось и взбивало волны. Артур видел сияющую чешую, кожистые черные крылья, морду, увенчанную множеством шипов, тупой нос с длинными злыми ноздрями, два золотых рога на лбу, шишковатые гребни на спине. А потом дракон поднял шею от воды в воздух, взметнул свои огромные крылья и заклекотал, как гигантская хищная птица. Артур разглядел длинный голубой глаз, сверкающий, словно огромный турмалин.– Это… твой мир? – тихо спросил Артур – он уже начал разбираться понемногу, что к чему на Острове.Однако, к его удивлению, Имс покачал головой.– Нет. Это мир Локи. Те немногие его фрагменты, которые он дает увидеть избранным.– Вас что-то связывает?Имс промычал что-то невнятное, а потом вдруг расслабил плечи.– Хорошо, я тебе расскажу сказочку, все равно ведь когда-нибудь придется… Там, в своем настоящем, я занимаюсь экспертизой подлинности живописи. Ну и сам малость рисую, малость реставрирую старые картины – хотя, конечно, не Леонардо. И до поры до времени я был кристально честным человеком, Артур. Просто первый в очереди на канонизацию, как какой-нибудь банковский работник.Дракон исчез, пропали и утес, и холмы с долинами, и вот они уже сидели в баре за грубым тяжелым столиком, а перед ними пенились две огромные кружки с пивом. Люстры здесь, казалось, заставляли провисать потолок – похожие на огромные сталактиты и такие же сияющие. Артур пригубил пиво: оно оказалось выше всех похвал и крепким, как наливка гоблинов.– Но однажды, с нетрезвой головы и с юношеских лет, меня угораздило связаться с одной бабой-иностранкой, а она оказалась гадалкой на рунах.– Ты и женщинами интересуешься? – поднял брови Артур.– Зачем же от чего-то отказываться? Красота есть и там, и там, – искренне изумился Имс. – Ну и вот, погадала она однажды и мне – и намекнула, что руны видят во мне вора, и не просто вора, а первоклассного, из тех, кому покровительствует магический трикстер. Тут я и заинтересовался, что за трикстер. Она рассказала в подробностях о нашем общем знакомом, а потом я и сам прочел уйму книг о северных богах. Что мне понравилось в Локи, так это то, что он не обременяет себя умозрительными категориями добра и зла. А потом я его решил призвать – меня оправдывают тогдашняя моя молодость и удивительная самонадеянность. Я был глуп, горяч, самовлюблен и наивен. Гадалка мне рассказала, что Локи любит крепкий алкоголь, сладкое, огни и всякие забавные безделушки, особенно ручной работы. Ну вот я и приносил ему всяческие жертвы такого плана.– И что, помогло? – улыбнулся Артур.– А ты знаешь: мне казалось сначала, что да. Я написал картину и выдал ее за один подлинник – не сильно известного, но ценного в узких кругах мастера. Потом еще одну и еще. И мне перло несколько лет! Потом у меня в руках оказался небольшой шедевр – малые голландцы, знаешь ли, не так просто, но я уже стал хорошим художником. И написал подделку очень неплохо – это еще мягко сказано, мне казалось, никто никогда не отличит ее от оригинала. Однако так случилось, что надо было мне переместиться с одного места на другое с обоими полотнами – мастера и своим. И лежали они в двух разных тубусах, а тубусы – в сумке. Ничто не предвещало туч в моей солнечной жизни, но… Обе картины у меня украли, Артур, пока я тупо топал с одной улицы на другую. Обычная уличная кража, думаю, ради сумки – она из хорошей кожи была, почти новая. И тут я понял, что значит иметь дело с трикстером. Локи явился ко мне через неделю и потребовал настоящей жертвы. Однако для меня то была не жертва… – а скорее дар, я ничего жертвенного в этом не видел, а наоборот – воспылал, как факел. Сразу же.– И что же это было?– Ну, – Имс даже немного порозовел. – Любовь с божеством, Артур. Плотская любовь с богом в нескольких обличьях. Пока Локи приходил ко мне, чтобы утолить свою жажду, я отдавал ему все силы, все соки и после этого долго и тяжело болел, с трудом восстанавливался, при смерти тоже бывал… Но я не жалею ни на миг. Это было так, как будто по моим венам струился жидкий огонь. Я пробовал опиум, Артур, пробовал морфий, кокаин, позже – ЛСД, я вообще не святой… я много чего в своей жизни попробовал. Но изведать того, что мне предложил Локи, удалось, наверное, единицам за тысячи лет, и я был так горд, что он выбрал меня! Горд и невероятно возбужден. Так, кстати, я открыл вторую сторону своей натуры… хотя Локи посещал меня и женщиной.– Ты так понравился ему, Имс? Или он преследовал свою цель?– А тебя на мякине не проведешь, пупсик, – одобрительно хмыкнул Имс. – Ну разумеется, я рад бы думать, что его привлекли только моя сногсшибательная красота и харизма, но его привлекла моя готовность отдать – искренне – самого себя. Он пришел ко мне без сил, обескровленный, ослабленный. Я видел это, хотя его магия была при нем, и, конечно, он ослеплял. Но он пил из меня силы, как будто страдал от вековой жажды, Артур. Там, где-то там, далеко, с ним что-то случилось. Я не знаю, что. Я не друг ему, я не его возлюбленный, я просто донор. Я не обольщаюсь. Но когда он покинул меня, я почувствовал себя одиноким, как ледяная планета в космосе, та, что умерла уже давным-давно. Как будто больше никто никогда не смог бы оживить меня, сделать теплее. И тогда – в тот горький час – он пообещал мне найти мою вторую половину. И, как ты уже знаешь, не солгал.– Я не могу конкурировать с богом, Имс, – ошарашенно произнес Артур. – Не надо взваливать на меня такое бремя…– Да тебе и не надо, – нахмурился Имс. – Неужели я настолько похож на Нарцисса, чтобы рассматривать как достойного моей любви только божество? Я совсем не такой мудак, Артур. – И что, теперь вы с Локи – друзья не разлей вода?– Знаешь, детка, я хотел бы так себе льстить, конечно, но у Локи нет друзей. Он сам себе и друг, и враг, такая вот противоречивая натура. Но порой он приоткрывает мне те стороны Острова, которые созданы им, а не сновидцами, ну то есть – его магией. И они прекрасны – ты видел сейчас.– И судя по всему, ты знаешь, какую цель он преследует. Получается, он создал этот вечный медовый месяц в раю вовсе не ради того, чтобы помочь одиноким душам. Всегда есть какой-то подвох, когда речь идет о трикстере, так, Имс? Все равно что-то будет украдено?– Тут к гадалке не ходи, – кивнул Имс. – Что-то будет украдено, Артур. Но самое главное – сейчас я начинаю подозревать, что обокрали самого вора, и вот это мне не нравится больше всего.– Почему? – спросил Артур, и тут вдруг что-то задребезжало, люстры на потолке зазвенели, и сверху посыпалась известь.А потом потолок очень быстро начал чернеть, будто по нему разлилось огромное нефтяное пятно – черное, блестящее и какое-то… хищное. Какое-то… жадное.– Вот поэтому, – ответил Имс и в мгновение ока оказался рядом, схватил Артура в охапку, и их выбросило куда-то в сырой косой переулок, серый и призрачный. Над носом Артура нависала уродливая каменная горгулья, шел дождь, а на углу алела телефонная будка.Имс улыбался, но как-то криво и болезненно.– Добро пожаловать в мой мир.– Имс, что это было?– Что?..– То, от чего ты выдернул меня сюда. Будь со мной честен, если уж ты воображаешь меня своей парой, черт тебя побери!Имс вздохнул, похлопал по карманам, вытащил пачку сигарет и закурил, глубоко затягиваясь.– Мы были в Городе на Холме, его имя – Соль. Локи назвал свое творение солнцем среди тьмы.– Но я видел не солнце!– А что ты видел?– Это… – Артур поймал себя на том, что задыхается, как если бы он забыл – забыл о том, что все вокруг сон. Ему вдруг стало неимоверно страшно – страшно не только за себя, но и за Имса, за них обоих, как будто бы теперь он всегда думал об Имсе, только этого не сознавал. – Это тьма с безглазыми глазами... Это… призраки, или зомби, или пришельцы, или зараженные чумой, я не знаю, Имс… Это оживший кошмар, не так ли? Так выглядит воплощенный кошмар? Имс!!!– Ты видел сотни теней, и ты прав, это не обитатели Соли. Это чужие проекции, отражение худшего, что есть в нас и отражается в наших сновидениях. Кто-то оставил их на Острове после содеянного, а значит, здесь свершилось большое зло. Они будят темноту. Во всем и во всех.– И что, мы спрячемся здесь, в твоем уютном приватном мирке? – неожиданно разозлился Артур.Имс обвел рукой старинные серые здания из камня и зеленые платаны, кивнул на очертания какого-то собора в просвете переулка. А потом вдруг разом город – и Артуру не надо было гадать, что за это город – заполнился людьми: деловитыми, старомодно одетыми, энергичными и серьезными; возник уличный шум – стон ветра, лепет мелкого дождя, гудки автомобилей, шорох шин, разговоры вразнобой, шепот метлы дворника, звонок велосипеда молочника, который вез белые бутылки; затем появились запахи – пыли, воды, свежего хлеба из ближайшей кондитерской, жести и тумана, хотя раньше Артур не представлял себе, что туман может иметь запах, и цветущей жимолости, и розовых кустов, и молотого кофе, и необработанной кожи, и свежей краски… Голова у Артура закружилась, он никогда столько разом всего не чувствовал, этот мир опрокинулся на него ведром сладкой отравы, он манил его и хотел оставить себе – навсегда, навсегда.Но он покачнулся и снова выпрямился, сжимая руки в кулаки.– Имс, ты ведь ждешь еще чего-то? Что может случиться?– Ты прав, – как-то глухо отозвался Имс. – Что-то может случиться. Турисаз может упасть во тьму. И все будет как раньше.– Все будет как раньше? Что ты имеешь в виду?Имс вздохнул и снова обнял Артура – теперь они стояли на берегу Темзы, у Тауэра, и мимо них проплывали неповоротливые баржи с углем.– Локи создал этот мир, когда случился Рагнарек и всему сущему в той параллели пришел конец. Все существа в той реальности исчезли, кроме Локи. Все миры растаяли, кроме одного. Он не пропал, поскольку сразу был ничем. Нифльхейм – мир льдов и туманов, мир теней, мрака и холода, первозданного хаоса, который существовал до всего остального сущего. И он остался, как бездна, полная только мрака. Но Локи зажег в этой ледяной и темной чаше огонь. У него мало осталось магии, но ее хватило, чтобы сотворить чудесный остров между сном и явью – не вещественный, а иллюзорный, но живой. Наши чувства – чувства всех, кто приходит сюда – дают ему силы. За счет нас его магия крепнет. И когда она достаточно окрепнет, Турисаз воссияет, как звезда, во всей красе и мощи ощутимого вещества. Но жизнь Острова сейчас так условна, что помешать этому может все, что угодно. Артур закрыл глаза и увидел его – Нифльхейм. Увидел бесконечную бездну, которая простиралась от края до края вселенной и где во тьме бесновались еще более темные тени, извиваясь среди холода и печали.Осколок в его сердце и осколок в его глазах происходили словно оттуда, и Артур почувствовал дрожь.– Я рад бы остаться с тобой здесь, Имс, – неожиданно для самого себя сказал он. – И если мы поможем этому миру, я останусь, слышишь?– Оказывается, ты идеалист, малыш, никогда бы не подумал, – проговорил Имс, и голос его показался Артуру странным. Каким-то скрипящим и в то же время звучным, как у старого ворона.Он повернулся и замер.Имс теперь выглядел совсем иначе: одет он был в темный плащ, уже мокрый от дождя, но главное – черты его заострились, глаза горели, как свечки, лицо словно сияло изнутри, озаренное неведомым огнем, и рот кривился на сторону, а между губами виднелись белые клыки.– Уверен, что хочешь остаться со мной? – пророкотало это новое существо, ибо Артур был уверен, что перед ним – именно существо, притом волшебное.Пауза длилась долго-долго, но потом Артур улыбнулся.– Я еще никогда ни в чем не был так уверен, – ответил он.