Племя младое, незнакомое (1/1)

С того дня, как ничего не подозревающий Анатолий из лучших побуждений – рассказать интересные факты о жизни города его жителям – попросил сделать интервью с загадочным менталистом, Артур уже не мог сосредоточиться на работе. Нет, конечно, он отвечал на звонки и письма, вел переговоры, даже написал пару аналитических обзоров на тему объема мирового рынка цветных металлов в следующем году, но все это пролетало мимо, как пуля, не задерживаясь в уме.Пожалуй, в эти дни у него впервые зародилась мысль, что он занимается какой-то ерундой. Ну хорошо: кому-то эта ерунда могла показаться осмысленной, но не Артуру. Конечно, он всегда относился к работе как к шахте, куда каждый день необходимо спускаться, чтобы отколоть молоточком от скалы немного золота; в конце концов, на что бы он покупал свои лоферы и костюмчики, если бы не работал, как проклятый, большую часть суток? За все в этом мире приходилось платить, он это понимал, как никто другой: его семья всегда считалась интеллигентной, но очень бедной. Он не хотел возвращаться к бедности, его вполне устраивали его уютная квартира-студия в центре города, серый вольво, которым он, правда, нечасто пользовался, гардероб, занимавший небольшую отдельную комнату, и возможность путешествовать несколько раз в год.Санкт-Петербург был городом ленивым, расслабленным, почивающим на лаврах истории, и энергичные люди с деловой хваткой имели здесь высокий шанс вырваться вперед в конкурентной гонке. Впрочем, гонки как раз не наблюдалось, поэтому Артур спокойно процветал – и принимал положение дел как должное.Но теперь ему вдруг стало казаться, что во всем этом – в том, что его каждый день окружало и заполняло его дни – маловато смысла.Неприятное ощущение.Будто черный осадок на дне стакана.Встреча с Лилией этот осадок сделала гуще, как зернистый горький порох в шампанском. Артур будто бы увидел, что одиночество может быть подобно чуме: пугающей, отталкивающей. Эта чума смотрела из глаз одиноких людей, как ранняя смерть души, как приговор чему-то живому, что было заточено в камне.Вопрос состоял в том, почему Артур так этого страшился.Вечером, чтобы пресечь всякие мысли, которые, он знал, до добра не доведут, он включил дома все лампы и уселся на кровати с макбуком, чтобы прочитать как можно больше о рунах.Турисаз означала сразу так много, что сложно было разложить ее смыслы в логическом порядке, но Артур посчитал главным, что одно из ее значений – ?врата?. А еще ?шип?, ?поворот? и ?укол?.Туризаз отвечала за вредоносную руническую магию, но могла стать и мощным средством защиты от черного мага – пожалуй, самым мощным из всех существующих рун.Руна представлялась чем-то похожим на ядерный взрыв, столько она концентрировала в себе энергии. Именно турисаз объединяли с другими рунами, чтобы магическая формула усилила свой эффект. Кое-где писали, что войти в контакт с силой руны можно через сильную эмоцию.Чем еще Артур живо заинтересовался, так это тем, что эхо трудов Карла Гюстава Юнга нашел и здесь: согласно некоторым источникам, руна символизировала Тень – все то, что было личностью подавлено или не осознавалось. Точно так же, как юнгианская Тень, турисаз могла приносить и разрушения, и пользу, если применять ее умеючи.?Турисаз можно считать истинным желанием в непроявленном состоянии?, – прочитал Артур на одном форуме и уже совершенно не удивился, когда узнал, что руну связывают и с сексуальностью, причем часто – с ее темной стороной. Это было логично, если речь шла о Тени. Руна обозначала неосознанные запреты, запирала их на замок, но при определенных обстоятельствах выпускала страсти на волю, и они, как лесной пожар, пожирали все на своем пути.Сказка о Спящей красавице, намекали рунические маги, как они сами себя называли, символизировала именно силу турисаз: и шип, и подсознание, которое проявляет себя во сне, и запрет. Турисаз означала и мощную защиту замка, где спала принцесса: в виде кольца густых непроходимых лесов, сквозь которые должен был пробиться принц.Девушка, называвшая себе Велес, писала, что в ?Речах Сигрдривы? Один уколол Сигрдриву ?шипом сна?, после чего она заснула и стала смертной, а вагнеровское ?Кольцо нибелунга? представляет лишь копию этой легенды – Вотан усыпил Брунгильду в наказание за то, что она исполнила его истинное желание.Так что турисаз могла выступать в роли шипа, охраняющего розу – невинность или другую тайну, но могла стать и вратами в мир подлинных страстей. Вратами в мир той тайны, которую личность хранила сама от себя.Интересно, что изначально турисаз была известна как руна Тора, который способен был сразиться с хтоническими тварями, но также она обозначала великанов, которые у скандинавов отвечали за силы хаоса.Артур вспомнил образ Тора и сдвинул брови: меньше всего такая многозначная руна ассоциировалась у него с богом грома, громким, мощным, прямолинейным и слегка примитивным.Повинуясь внезапному порыву, он вбил в поиск ?лофт?, и после этого у него не осталось сомнений, что с турисаз должен был гораздо ловчее управляться другой бог. Более древний и хитроумный – тот, кто выступал в роли абсолютного хаоса, но мог этот хаос загнать в нужную колею.Слово ?лофт? означало не только старт ракеты, хотя, Артур даже удивился, такой термин тоже существовал.Лофт – таков был один из кеннингов бога Локи.Это означало, что менталист не только обладал бесспорными гипнотическими способностями и серьезным знанием психологии (плюс, возможно, эйдетической памятью), но имел свой ?пунктик? – скандинавские мифы.Локи славился хитроумием и умением творить разные магические фокусы, а также, согласно некоторым мифам, странной красотой, так что человек нарциссического склада вполне мог сделать его образ моделью для подражания. А в том, что Лофт принадлежал к нарциссам, Артур был уверен, он тоже неплохо разбирался в людях.Возможно, имело место даже некоторое безумие. Шизофрения, чем черт не шутит. Слишком уж странно, вспомнил Артур, блестели глаза Лофта, у нормальных людей такого не встречалось. Даже не блестели – сверкали, будто в каждом горело по свечке. И страшно, и завораживающе. Артур подумал сначала, что этот огонь – черта менталиста, гипнотизера, но может статься – он просто отличал сумасшедшего.А безумие, если оно такое сильное и такое упоительное для его носителя, может передаваться, эффект переноса никто не отменял. Если уж одиночество воспринималось как чума, то безумие могло считаться настоящей лихорадкой Эбола.Артур чувствовал себя, как Спящая красавица в замке, окруженном крепостной стеной, – а за стеной этой темнел черный, густой лес, населенный монстрами. Этот лес подступал к стене с голодным воем и местами уже пробил ее.И какая-то часть Артура с нетерпением ждала, чтобы стена пала и монстры захватили замок.***Тимати оказался даже более ярким, чем на фото: живым, подвижным, с длинными ресницами и рафаэлевскими кудрями; на встречу пришел в кожаной куртке такого глубокого фиалкового цвета, что Артур некоторое время созерцал ее как отдельного собеседника.Вот уж в ком точно нельзя было заподозрить депрессии, так в этом мальчишке, которому на вид едва минуло шестнадцать. На фоне давящей встречи с Лилией беседа с ним казалась глотком освежающей колодезной воды.Слушал Тимати очень внимательно, периодически хмуря четкие темные брови – тонкое лицо его вообще жило отдельной жизнью, на это было забавно смотреть.Интересно, какая у него тульпа, подумал Артур. Уж явно не сисястая блондинка Мэриен. Что-нибудь этакое.Мальчик был очень образован для своих лет – на фоне современных подростков, некоторые из которых верили, что Земля на самом деле плоская, а Мерлезонский балет называли Пармезанским. Еще Артур знал многих выпускников журфака, которые употребляли такие неведомые корректорам старой школы слова, как ?координально?, ?вообщем?, ?опетитно? и ?симпотичный?. Однажды к нему в редакцию занесло пару хипстеров-стажеров со старших курсов МГУ, и общение с ними приготовило много сюрпризов: значение слова ?иждивенец? они трактовали как ?сбежавший из тюрьмы?, щеголяли оборотами типа ?Дождь пошел навзничь?, даже приблизительно не представляли, что такое ?кумачовый?, ?толченый? или ?пунцовый?, и ?амбразуру? почему-то считали: один – клеткой в зоопарке, другой – местом, куда отправляют старые автомобили. С каждым днем кураторства этих юношей в джинсах скинни Артур открывал для себя совершенно иной, сюрреалистический мир, где привычные понятия внезапно получали другое значение. Это походило на мир безумного Макса, где люди забывали, о чем говорят старые слова, и называли ими новые предметы.Неудивительно, что, общаясь с Тимати, Артур чувствовал себя старой учительницей, которой эрудированность и смышленость ученика добавляет смысла в жизнь.Тимати был музыкантом, играл на гитаре, пианино и скрипке, сочинял музыку, писал стихи, знал три языка – английский, немецкий и итальянский. Впрочем, как он сам с улыбкой поведал Артуру, с такими родителями, как у него, иначе не могло бы сложиться: папа – профессор археологии, мама – переводчик-востоковед, старший брат – реставратор масляной живописи, в основном итальянской.– Я думал, к Лофту ходят исключительно неудачники, – не стал скрывать своего удивления Артур. – По тебе видно, что ты любимый ребенок, судьба ничем тебя не обидела – ни внешностью, ни мозгами, ни талантами, так скажи мне: какого черта?– Да не, – сморщил нос Тимати. – Вовсе необязательно лузеры туда ходят. Это не баг, а фича, понимаете? Мне вот часто скучно – люди встречаются предсказуемые, многие идиоты, ну объективно. Какое-то средневековье в мозгах, дремучие стереотипы цветут буйным цветом. Я не говорю, что я какой-то особенный – скорее я со своими родителями сравниваю и с их друзьями. Помните, на Фейсбуке кто-то писал: ?Даже после Сервантеса видеть всю эту фигню невозможно??– Я не читаю Фейсбук, – улыбнулся Артур.– Ну, если коротко, там чувак рассказывал, что слушал всякую попсу, а как-то пришел из школы, лет двенадцать ему было, и услышал по радио Пятую симфонию Бетховена. И типа он взял у отца денег и скупил все сонаты Бетховена. Ну и он в этом посте шутил, что потом по наклонной пошел: Гегель, Достоевский, а не будь этого, мог бы стать менеджером по продажам и в конце концов миллионером… И в финале автор говорит, что не надо допускать людей к нормальной музыке и литературе, потому что после них от всего повседневного будет тошнить, а жить как-то надо, успехов добиваться, карьеру строить и прочее… И вот этот пассаж – ?даже после Сервантеса? – меня очень насмешил. Ржачно, а правды много. Ну и вот, не хочется мне общаться с теми, у кого одни деньги на уме. Тут познакомился в одной компании с парнем, который мечтой всей жизни считает купить часы, как у Бонда. Мечтой всей жизни, представляете? Ну, с теми, у кого идеальная жизнь – пивасик, телочки и кальян, у меня тем более не складывается. Я зарегился во всех мыслимых соцсетях, даже на посткроссинге обитаю – отсылаю бумажные открытки по всему миру и получаю взамен. Думал, как в старину, найти друга по переписке – ну мало ли! Но нигде так и не нашел то, что нужно. Может, у меня высокие требования, может! Но мне даже было неважно, кто это будет – парень, девушка, мой ровесник, человек старше меня… Главное, чтобы с ним я не чувствовал этой дырки в груди, чтобы исчезло ощущение, как будто я за невидимым стеклом. Но не получилось. И нет, вы не подумайте, я не сижу дома за нотами, у меня куча друзей, приятелей, меня все время приглашают на пати, погулять, и тусовки самые разные, в разных городах, куда ни приеду, всегда найду с кем повеселиться, время провести… Но это не то. Я не знаю, может, я криво рассказываю… скажете: да он просто зажрался, мажор, чего ему не хватает, родился с серебряной ложкой во рту…– Я ничего такого не скажу, Тимати, и я тебя понимаю, – возразил Артур. – Не надо быть гением, чтобы предугадать: Лофт для тебя создал не друга, а совершенство.– Ну… – помялся Тимати. – Ну да. Я не верил, знаете ли. Случайно узнал о нем на каком-то форуме, от скуки Сеть шерстил. Сначала подумал, конечно: полный бред. Но потом решил сходить – подумал, а что я теряю. Ну, надеялся, конечно, что там не жесткая секта какая-нибудь, и молился, чтобы кукушечка у этого Лофта не свистела.– Ну и как по-твоему: не свистит?Тимати замотал головой так горячо, что локоны закрыли его лицо.– Нет, он, конечно, по-своему сдвинутый, но в другом плане. Просто очень верит в то, что делает. Верит в то, что он на самом деле маг. Но в остальном очень здравый тип и проницательный. Меня он сам крайне заинтересовал, но общаться с ним подолгу не получалось. Лофт – скользкий тип, вроде искренне к тебе расположен, но пробуешь копнуть вглубь, пообщаться откровеннее, чтобы на оба фронта откровенность, и натыкаешься на стену. Однако я не в обиде, я получил то, что хотел. Кого хотел.– И кто же это?– Ну… Это такой хиппарь, рыжий, с длинными кудрявыми волосами, как с картин Ботичелли. И он стольким интересуется! Рисует, стихи пишет, рассказы. Фредо зовут.– Итальянец?– Да, – кивнул Тимати. – Я всегда Ренессансом интересовался. Но Фредо не из пятнадцатого века, а из нашего. Таким он ко мне приходит. И нет, я не верю, что это мои тайные мысли Лофт достал и воплотил в образ. Фредо другой, ничего похожего на меня, да я представить себе подобного не мог даже. Загадочно все это, но дареному коню в зубы не смотрят, так ведь говорят?– Говорят, – подтвердил Артур. – Только конь ведь и троянским может оказаться.– Может, – неожиданно мрачно сказал Тимати.– Если честно, меня больше интересуют коллективные сеансы Лофта. Как они проходили?– Ну, если вы когда-нибудь посещали шоу с массовым гипнозом – я на таких дважды бывал, это что-то подобное. Мы все сидели у Лофта в студии в креслах, такой мини-зал – как на бизнес-тренинге. Он выходил, произносил приветственную речь, объяснял правила, а потом раз – что-то такое делал руками, и ты уже там. Вы же сказали, что уже знаете про Остров.– А что за правила?Тимати подробно рассказал то, что Артур уже знал от Лилии: нельзя пытаться остаться во сне, нельзя быть агрессивным; те, кто забывал, что это сон, исключались; те, кто шел вразнос в исполнении своих желаний, исключались. Сигналом пробуждения выступала музыка – каприс № 24 Паганини.– Музыка резкая и узнаваемая, каждый ее хоть раз где-то да слышал. В чем-то он даже вам угрожает, этот каприс. Если честно, не особо я его люблю, слишком за нервы дергает. Как будто ад открывается.– Мне рассказывали о Городе на Холме. Что ты о нем скажешь?– Есть такое место, – кивнул Тимати. – Это как бы такой якорь. Остров – это перетекающие друг в друга миры, наш с Фредо, например, это Рим семидесятых. Некоторые миры пересекаются, смешиваются, если ты общаешься с кем-то на Острове, можно оказываться попеременно в разных мирах, как во сне меняются картинки – и сюжет другой, и виды, и ощущения. Иногда начинаешь блуждать, становится не по себе, и тогда стоит только захотеть попасть в место, которое неизменно. Это и есть Город на Холме. Но мы с Фредо просто любили там бывать – он необычный. Будто большой готический собор. И одновременно как сокровищница троллей. Описать невозможно... А многие забывали, как он выглядит, когда возвращались. Вообще забывали многое из того мира, но всегда стремились туда вернуться.– Но многих Лофт исключал… И вернуться не удавалось… – осторожно сказал Артур.Тимати помрачнел еще больше и отвернулся, смотрел теперь в окно, на Казанский собор: сидели они на втором этаже дома ?Зингеръ?, в кофейне. За окном начинался дождь, а внутри плавала тишина, днем буднего дня они оказались здесь единственными гостями.– В тусовке ходили легенды, что Лофт давал некоторым ключ, – наконец произнес Тимати. – Показывал, как открыть Остров во сне. Но это только в том случае, если ты научился осознавать свои сны и действовать в них, не забывая, где реальность. Получалось это у немногих.– У тебя получилось? – спросил Артур.Тимати покраснел – до самой шеи. Опустил глаза, повозил подошвами бело-красных кроссовок по полу в коричневую шашечку.– Да, он дал мне ключ, – тихо сказал он. – И я, блин, не виноват, что у меня сразу все вышло. И что доступ… И что врата открываются легко.– Врата?– Зеленые двери, – пояснил Тимати. – Ты засыпаешь, настраиваясь на Остров и предварительно позвав тульпу, оказываешься во сне у зеленых дверей и рисуешь на них руну. Мелом, углем, карандашом, ножом, свечой, да что вообразишь, тем и рисуешь. Она вспыхивает, и врата открываются. И ты – на Острове.– И никаких негативных последствий? Отходняк, похмелье?Тимати выпятил нижнюю губу и задумчиво постучал по ней пальцем.– Нет, ни разу. Но я же ничего никогда не принимал. У меня просто хорошее воображение.– Поэтому тебе не нужен больше Лофт?– Сейчас нет… Но я ведь не знаю, на какое время он дал доступ. Может, это демоверсия. Я ходил-то раз пять туда. Может быть, еще через пять врата заблокируются. И опять придется идти к Лофту. Ну что ж, мне не лень.– Все это очень захватывающе, однако я не понимаю, в чем его интерес, хоть убей, – признался Артур. – Денег нет. Слава сомнительная. Ты описываешь сам процесс как тренинг, то есть он к вам никакие приборы не подсоединял, энцефалограмму не снимал, результаты не фиксировал… так что на научное исследование тоже не тянет. Возможно, он вел дневник, где описывал все ваши впечатления, реакции каждого на осознанные сновидения, а потом книгу издаст – вот это выглядит как вполне реальный сценарий. Научпоп такого рода сегодня на ура идет. Даже самые ?клюквенные? теории своих фанатов имеют – чем страннее, тем лучше. У тебя есть мнение по этому поводу?Тимати в задумчивости похлопывал себя по колену, обтянутому черными брюками в дудочку.– Можно много чего додумывать о Лофте, но мы все равно промахнемся. А я настроен романтично, хочется мне верить в сказку – юность, видимо, сказывается. Хочу верить, что он пришел, чтобы соединить то, что идеально друг к другу подходит, но раньше технически не соединялось.– Прямо мессия какой-то получается…– Да мессия не мессия, а ведь смог соединить! И неважно, каким путем, главное – смог.Они еще посидели некоторое время за маленьким круглым столиком, лениво рассматривая сквозь панорамное стекло Невский проспект, по которому спешили люди. Дождь становился гуще и звонче, над головами прохожих цветами раскрывались зонты, а сами прохожие выглядели неуклюжими, немного смешными, немного жалкими.Артур думал о том, что даже Лофту не под силу найти каждому идеального друга – или идеальную любовь, что он там обычно находит. Слишком много одиночек торопится по мокрым городским лабиринтам, слишком много одиночек слепо прижимается друг к другу в пропахшем влажной шерстью и гнилой капустой общественном транспорте, слишком много одиночек бежит в сырое каменное метро, слишком много проходит друг мимо друга не глядя, не спрашивая, пребывая в страхе или разочаровании.Лофт не в силах изменить это.Даже если он маг.Даже если он бог.