Руна (1/1)

Как выяснилось, неизвестный Артуру Вадик покончил с собой в парке, а в не своей квартире, поэтому они с Белкой очень просто в эту квартиру проникли: у Белки обнаружились ключи, а у Вадика не обнаружилось родных, которые бились бы в истерике, сидя на кухне за накрытым цветастой клеенкой столом.Вообще-то, как пояснила Белка, то и дело всхлипывая, у Вадика имелся старший брат, но он жил где-то на Севере и они не общались.– Ну то есть совсем не общались, – грустно подчеркнула она. – Можно сказать, у него вообще никого не было.– Кроме тульпы? – проницательно спросил Артур.– Ну да, – буркнула Белка. – Кроме тульпы. Ее звали Мэриен. Светловолосая такая, типа феи.– Фея-блондинка? – хмыкнул Артур.В квартире стоял затхлый запах, было грязновато. Ковер с оленями на стене и маленькие подушки с кружавчиками выдавали, что Вадик снимал жилье у какой-то бабули. Единственная комната являла взору компьютер, музыкальный центр годов 2000-х, большую кровать с темным сальным бельем, корявые картины маслом на стенах и еще более корявые чашки, кружки и вазы из глины, расставленные на полках старинного стеллажа. Картины изображали по большой части какой-то цветущий лес, глина отливала цветом морской волны.?Фея, понятно?, – подумал Артур, а вслух поинтересовался:– Вадик увлекался живописью и лепкой?– Он был начинающим художником, очень творческим человеком! – горячо подтвердила Белка и схватила одну из чудовищных ваз – голубую с ручками, страстно прижав ее к груди. Потом сунула Артуру под нос смартфон:– А это фото Вадика, так он выглядит… выглядел!Артур покосился на экран: русый парнишка с грустными глазами и безвольным ртом, похоже, что неврастеник, мечтатель, наверняка считал себя непризнанным гением. Секс, очевидно, видел только в фантазиях с тульпой – ну, типичная история, что тут выяснять?– Не очень понимаю, зачем мы здесь. Не надо быть Шерлоком, чтобы понять – Вадик твой сдох от тоски.Белка внезапно снова разразилась слезами. Артур пожал плечами – этот бледный юноша с тусклым взором умер без каких-либо мучений, просто заснул вечным сном на скамейке под теплыми лучами летнего солнца. Никто об этой утрате не беспокоился, никто не печалился, кроме девочки с розовыми волосами.– Ты такой же, как Лофт! Вы оба! Лощеные, уверенные, шмотки дорогущие – да я бы полгода на один твой свитер копила! А Лофт – эти улыбочки, эти гримасы… Он тоже нас всех презирал, я же видела! А Вадик, он чистый был. Просто одинокий! И я такая же... Ты не знаешь, а это как зараза, когда ни с кем не можешь познакомиться, ни с кем не можешь нормально общаться! И единственное наше спасение – это…– Дивные сады и прелестные всепонимающие тульпы, можешь мне не рассказывать, – спокойно сказал Артур и аккуратно сел на стул, накрытый белой вязаной салфеткой. – Но ты меня привела не ради драмы, правда? Почему ты думаешь, что это все из-за Лофта?– Да ты внимательно посмотри вокруг! Он же пытался портал открыть! Видишь?И Белка ожесточенно ткнула в маленький круглый столик, притулившийся за большим столом и невидимый с позиции Артура. Артур подошел и внимательно вгляделся в столешницу: на неполированном дереве резко выделялся черный знак, выжженный при помощи детского набора для выжигания, да и сам набор тут же нашелся на подоконнике, стоило только понять, что искать. В детстве Артур иногда выжигал подобным прибором узоры на разделочных досках, чтобы подарить маме на Восьмое марта.Но знак на столике выжигали с какой-то непонятной яростью – дерево обуглилось вглубь, в бороздки можно было полногтя засунуть.Артур пошел по комнате кругом и начал находить выжженные знаки везде: на старом паркете, на деревянной двери в комнату – с обеих сторон, на обоих подоконниках, на оконных рамах, да вообще на всех деревянных поверхностях, какие только встречались. Потом он заметил, что штук десять таких знаков было намалевано на обоях в разных местах – масляной краской и даже синей глиной, из которой Вадик, видимо, лепил свои адские вазы.Знак, присмотрелся Артур, рисовался всегда один. То есть имело место некое навязчивое переживание. Было ли это посланием, предсмертной запиской или выражением отношения Вадика к миру? Артур не мог этого знака прочесть, хотя он ему что-то смутно напоминал.А потом он вспомнил, где такой видел. На запястье у Лофта. Левом, где обычно щупают пульс.– А что этот знак означает? – спросил он Белку.Та всплеснула руками.– И о чем ты с Лофтом полтора часа болтал? Это же руна, он очень интересовался этой темой. Он так и место то назвал, куда в коллективном трансе они все отправлялись. Помнишь, я говорила тебе? Турс, или Торн, или Торс…– То есть ты даже точно не знаешь? Отлично.Артур сфотографировал руну и запустил в Гугле поиск по картинке.– Эта руна называется турисаз. Никогда не сталкивался раньше с рунами, но слышал, что есть руническая магия…– Да не факт, что Лофт вдавался в эту магию, может, ему просто руны нравились! Мне кажется, он больше выпендривался… Все тело татуировками из рун забил. Белка злилась, ноздри ее раздувались от ярости, и смотрелось бы это комично, если бы Артур не знал: она и вправду горюет. А он и вправду не может ей посочувствовать.– Слушай, мне нужна хоть какая-то информация, а ты мне толком ничего рассказать не можешь. Может быть, мне нужен тот, кто знает больше тебя. Тот, кто ходил на эти самые ?сеансы?. Но я так и не понял, что ты видишь итогом наших бродилок по квартире мертвого парня? Хочешь разоблачить Лофта как организатора деструктивной секты? Да он даже денег не брал. И все к нему добровольно приходили. Насколько я понял, он только предлагал – никого не шантажировал, не угрожал никому…Белка надулась и молчала, сидела на тумбочке, сгорбившись, теребила кисти своего огромного желтого шарфа – он выедал глаза почище розовой куртки.– Есть один парень. Он ходил на сеансы, и много раз. Но не самоубился – наоборот, отлично вроде чувствует себя. Он, кстати, в Фейсбуке есть, могу дать ссылку на профиль, сам посмотришь. И еще баба одна ходила – она тоже там есть … Все легко и просто, тебе даже ничего расследовать не надо.– Я понял, – кивнул Артур. – Но дальше ты точно не будешь лезть в это дерьмо. Ты выглядишь как несовершеннолетняя и – немного странная, не пойми неправильно.– Да мне тридцать лет! – взревела Белка, и брови Артура взлетели на затылок. – А про то, что странная… Да понятно, – сникла она. – Для таких обложечных парней, как ты, все мы странные. Лузеры. Но и лузеры не должны умирать пачками!– Да какими пачками, о чем ты?– Да ты не слышал меня, что ли? Это третий случай!– И ты уверена, что все эти суициды на одну и ту же тему?– Да конечно, уверена! Они все этот знак изображали, руну эту. И жгли, и рисовали, и вырезали, и хрен знает что еще. Словно с ума сошли. И все они – все трое – ходили на транс к Лофту! – И почему ты воспылала праведным гневом только сейчас?– Страшно мне было, – пробубнила Белка, а потом вдруг вскинула глаза. – Да и насрать мне на тех двоих, они неприятные какие-то. А Вадик мой друг. Единственный. Был. Я сама ничего не смогла бы толком разузнать, кто я такая, меня никто не замечает. А ты же журналист!Артур глубоко вздохнул: эту фразу он слышал не впервые. Почему-то абсолютно все были уверены, что журналисты – это обязательно доморощенные детективы и их хлебом не корми, только дай с головой увязнуть в какой-нибудь сомнительной авантюре.– Ладно, вот тебе моя визитка. Кинешь на почту профили тех двоих, кто посещал групповые сеансы Лофта. А в этой квартире оставаться у меня больше нет никакого желания. Думаю, в дальнейшем твоя помощь мне не понадобится, а если понадобится – я позвоню. Поняла?– Да поняла, поняла, – буркнула девушка.***Тридцать лет, думал Артур, возвращаясь домой. Решил пройтись немного пешком – сегодня вечер радовал теплом, а метеопрогноз обещал дожди и холод. Тридцать лет, и вот это все: розовые куртки, заколочки-бабочки, ядовито-желтые шарфы, воображаемые друзья и одиночество, привычное, как собственное тело.Иногда ему казалось, что одиночество – это болезнь, что-то типа сложного вируса, от которого не умираешь, но живешь тоже дерьмово. Сам он смотрел на людей, которых этот вирус заставил опуститься и потерять всякое человеческое лицо, свысока. Ему самому всегда было комфортно в одиночестве.Вечером на его почту упали ссылки на два профиля в Фейсбуке: юноша и женщина. Юноша на этот раз впечатления лузера по фото не производил – одевался с претензией, даже вычурно, дошел до того, что костюмы из бордового бархата носил, и смотрелись они на нем – Артур прямо засмотрелся – вполне уместно. Не каждому дано такое умение носить экстравагантные шмотки. Да и чертами лица походил на ангелов Возрождения, только не золотистой масти, а темноглазый и темнобровый, с густыми каштановыми локонами. Звал он себя Тимати, а по паспорту был наверняка Тимофей. Парню недавно стукнуло двадцать два года.Женщина находилась в самом прекрасном, по мнению Артура, возрасте – тридцать шесть лет (так гласила строчка в профиле), однако выглядела лет на десять старше. Довольно симпатичная на лицо, но худая, как жердь, вся какая-то сухая, изнуренная, и тоска с ее фотографий текла густой безнадежной рекой. В чем тут причина, думал Артур, с недоумением листая снимки: прилично, даже модно одета, следит за собой, прекрасный маникюр, украшения подобраны с большим вкусом, изящная гладкая прическа. Работала она в известной аудиторской фирме, это тоже было указано. Более того, что у Тимати, что у Лилии, так звали женщину, в профиле откровенно светились номера сотовых телефонов, и Артур, поражаясь людской беспечности, решил, что завтра же позвонит им. Сейчас уже близилась полночь, и в окно заглядывала тяжелая и желтая, как спелый персик, луна.А в общем-то, все складывалось этим вечером как обычно: Артур принял ванну, почистил зубы, облачился в шелковую пижаму, открыл книжку на смартфоне. Однако что-то все время отвлекало его от чтения, он не мог сосредоточиться.Подспудно он чего-то ждал, и даже не составляло тайны – чего.Или кого.Когда ожидание не оправдалось, он задавил в себе разочарование в самом зародыше, оно и так было легчайшим, почти невесомым.Но оно было.***К удивлению Артура, оба его визави согласились на встречу охотно. Если в случае с Лилией он мог сделать скидку на свой приятный голос, выдававший в нем ухоженного молодого мужчину, то Тимати, кажется, просто ?хотел поговорить об этом? и согласился с жаром и нетерпением.Артуру показалось, что оба они встревожены отсутствием Лофта. Дверь известной квартиры была заперта, телефон не отвечал. Про самоубийства Артур, разумеется, не упомянул, лишь смутно намекнув, что, возможно, знает причину, по которой исчез Лофт. Приманка казалась неудобоваримой, грубо состряпанной, но на нее попались.С Лилией они встретились в обед на канале Грибоедова в кофейне Little Brooklyn, которая гордо именовала себя ?кусочком Нью-Йорка в Петербурге?. Здесь подавали бейглы, чизкейки, сорбет и милкшейки, а интерьер навевал меланхолию коричневыми оттенками. Прибавьте к этому киносъемочные прожекторы в качестве светильников и обложки комиксов вперемешку с фотографиями Бруклина на стенах – и поймете, каким нехитрым способом достигалась ?нью-йоркская атмосфера?.Тем не менее, Артур отдал должное вкусу бейглов с тунцом и сыром. Кофе здесь доливали безгранично, по системе free refill, что не могло не радовать: спал Артур почему-то плохо, его преследовали во сне двери, много зеленых дверей разных мастей и размеров, и в каждой чернела замысловатая замочная скважина, а вот ключей у Артура не нашлось ни одного.Лилией можно было украсить обложку модного журнала, символизирующую наступление осеннего сезона: вся в шоколадных и сливочных тонах, она выглядела очень элегантно в юбке-карандаше, свободном мягком свитере и замшевых туфельках. Волосы оказались ярко высветлены, хотя по фотографиям в Фейсбуке Артур запомнил их рыжими. Однако если всмотреться пристальнее, становилось видно: эта дорогая дамочка походила на одну из собак Гекаты – загнанная до крайности и тянущая за собой нечто черное, какую-то тьму.Она молчала, пока Артур рассказывал ей о серии таинственных исчезновений постоянных визитеров Лофта (о самоубийствах не говорил), только держалась обеими ладонями за белый бумажный стакан, куда здесь наливали кофе. Но лицо ее дернулось, как резиновая маска, когда он сообщил ей, что исчез и сам Лофт.– Он и раньше исчезал, бывало, на месяц, на два, а вы говорите – три дня, – неуместно колко возразила она. – Может, ничего и не случилось, а вы делаете из мухи слона, Артур! – Честно говоря, я чувствую себя полным идиотом, меня просто попросили сначала сделать интервью с Лофтом, а потом помочь разыскать его и, если это возможно, предупредить его постоянных гостей о некой неясной опасности. Так Лофт ничем не мог угрожать своим клиентам?– О, вы все не так понимаете, – строго сдвинула она брови. – Конечно, Лофт ничем никому не угрожал. Я скажу вам откровенно, он манипулировал, но совершенно иначе – сначала давал кое-что важное, а потом мог и перестать это давать. Или мог кому-то дать, а кому-то нет. Представьте, что сначала некие ключи вручаются большой группе – каждому ее члену. Потом ключи отнимаются у всех, а во второй раз возвращаются лишь половине группы, а в третий раз – ее трети, допустим. И те, которые держали ключи в первый и во второй раз, уже не могут проникнуть туда, куда хотят. Разве это справедливо? И несправедливо, и… Ну представляете – ломка...– Мы говорим о наркотиках? Лофт – дилер? И на коллективных сеансах… пресловутый транс тоже состояние наркотическое? – предположил Артур.– Вы не в ту сторону смотрите совсем, – скривилась Лилия. – Грубо думаете. Нет никаких наркотиков и в помине, у Лофта имелось кое-что иное. Гораздо более сложное. Уж не знаю, где он такому обучался. Хотя он что-то рассказывал нам о трудах Лабержа – вроде как действовал по схожей методике. Лофт выглядел очень ученым человеком, такой имидж, но не только имидж, мне сразу стало понятно: он действительно большой интеллектуал. О Лаберже вы можете даже в Википедии прочитать. А еще, рассказывал Лофт, раньше и в нашей стране работали некие группы сновидцев, которые ставили определенные опыты. В частности, пытались овладеть искусством осознанных сновидений. Допустим, собиралась группа человек, договаривалась встретиться в определенном месте – для этого они перед погружением в сон его подробно описывали, рисовали, представляли в деталях, да и сами места выбирали, так сказать, архетипические: Школа там, Собор, Библиотека. Ну, есть ведь вещи, образ которых все хорошо воображают. Они договаривались во сне прийти в это место, пройтись по нему, рассмотреть. Потом рассказывали впечатления. Цель этих опытов была – собраться в таком месте вместе, извините за каламбур. Однако у тех людей цели достичь не получилось: они легко оказывались в описанных местах поодиночке и могли бродить там, осознавая, что спят, но коллективно – никогда. Осознанные сны получались отлично, но не командные. Извините, я говорю на языке менеджмента, мне так привычнее. Но у Лофта... Он не применял никаких длительных тренировок, а у него все получалось с первого раза. Всегда удачно.– Что это значит? – поднял брови Артур. По спине у него побежали мурашки, и он напрасно списывал это на сквозняк – опять врал самому себе и знал это.– Лофт собирал людей, которым создал тульп, – по желанию, конечно, он вообще не сторонник насилия, – и путем транса, гипноза, введение в одновременный сон, назвать это можно как угодно, – отправлял их в одно и то же место. И мы там встречались, и общались, и гуляли, и развлекались.– Лилия, как часто вы видели это место?– Однажды, только однажды. Да, там мы встречались – люди и тульпы, все вместе. Причем каждый был в том виде, в каком хотел. Ну… то есть, не обязательно в своем реальном облике, а как он себя представлял. Тульпы иногда тоже менялись – не до неузнаваемости, конечно, но заметно. Это было так… вы не представляете себе, как! Полная свобода! Ты наконец-то становился сам собой! Не был заперт в клетке тела, в клетке обстоятельств своей жизни… Это рай, Артур. Кто хоть раз там побывал, не забудет никогда.Она замолчала и опять нервно сжала чашку. Что-то бродило по ее лицу; казалось, она не может передать красоту того, о чем говорит, как бы ни пыталась, и это доставляет ей страдание.– Но потом Лофт… я так понимаю, он кого-то отсеивал? Не все попадали еще раз на такой сеанс?– Он отсеивал нестабильных. Знаете, некоторые будто бы сходили с ума там. Время там удлиняется, и некоторые сразу бросались, так сказать… в разврат… Или становились жестокими. Или натурально сходили с ума, или заболевали… Дело в том, что в этом мире можно построить свой мир, и само это место есть как бы скопление разных миров, которые приносят с собой сновидцы. И только одно в этом месте не меняется: город на холме. Само место – это остров, и порой его можно увидеть в натуральном виде, но поскольку каждый человек приносит туда свой мир, остров кажется безразмерным, бесконечным и все время меняется. Но если кто-то там сходит с ума, выпускает так, сказать, внутренний негатив, все как-то сдвигается, там становится нехорошо, жутко. Как будто сон в кошмар превращается… сложно объяснить… надо чувствовать. Еще Лофт отсеивал тех, кто не помнил, что это сон, не осознавал. Он говорил, что это опасно, поскольку подсознание может захотеть остаться на острове навсегда и повредить сознание. Проще говоря, человек не вышел бы полностью из этого места и, проснувшись, пребывал как бы в прострации. Овощ, по сути. А можно и в классическую кому впасть, не проснуться мозгом.– Вас он тоже отсеял? – вдруг спросил Артур, и женщина вмиг посерела, из уютно-кофейной стала землистой.– Да, я была нестабильна. Не понимала, кто я, забыла, что я – это я, стала другой, понимаете. Ну, совсем иной. Забыла, что есть в этом мире, что тут моя жизнь. Я из тех, кто принял тот мир за правду. И сама я не хотела уходить оттуда, когда время вышло, я могла там остаться и не проснуться вообще. Лофту пришлось выбросить меня, и больше он меня туда не пускал. Я сама виновата. Но так тяжело… Так тяжело без этого!И она вдруг некрасиво, страдальчески сморщилась и зарыдала так громко, что бариста чуть не выронил из рук питчер, хотя сидели они вовсе не близко к кофе-бару.– Вручную? Это каким образом? – Лофт начинал представать в ином образе, однако Артур по-прежнему чувствовал в этом образе большую силу.– Если он касается вас, то выбрасывает из сна. С острова. Владеет каким-то загадочными техниками. Но об этом мы не говорим.– Чего вы боитесь?Она пожала плечами.– Никто не знает, что движет Лофтом, зачем он это все делает, зачем ему это надо. Но с некоторыми получилось так, что он вынул котлету из пасти голодной собаки, и это очень жестоко.– Лилия, – осторожно спросил Артур, – но что такого жестокого в том, что у вас отняли сновидение? Вам показали кино, и допустим, оно прекрасно, но его же нельзя смотреть вечно? Возможно, это действительно эксперимент, и этот человек, даже имени которого вы не знаете, защитит потом диссертацию на определенную тему. Возможно, он фиксировал этапы эксперимента и ваши реакции, как реакции кроликов. Но почему вы так покорно идете за гаммельнским крысоловом? Вы находитесь в расцвете лет, вы умны, обаятельны! Вы не какая-нибудь неудачница, Лилия, у которой за душой ничего нет! Так что же с вами не так?– Я очень одинокий человек, – неожиданно успокоившись и вынув из модной кожаной сумочки золоченую пудреницу, ответила она. Пудра тоже отдавала золотом и немного скрыла клоунскую бледность лица. – Я всегда была одинока, с детства, и в юности тоже, и в поздней молодости. У меня ощущение, что все от меня шарахаются. Доходит до того, что мне просто не с кем попить кофе! Даже с коллегами не получается… Я уж не мечтаю о дружбе или там любви, это совершенно недостижимая для меня вещь, нет, просто посидеть, выпить чашечку, поговорить… Вы не представляете, как я была на самом деле рада вашему предложению, хотя вы чужой человек, и все это меня пугает, конечно, все это очень странно. Но целый час разговора, когда во мне искренне заинтересован собеседник! Артур, вы сделали мне подарок, я счастлива с вами уже целый час! А представьте, с тех пор как Лофт создал мне тульпу, я не одна! Я уже почти полгода не одна, а там, на Острове, я смогла общаться со сколь угодно многими другими людьми и их тульпами. Там моя загадочная чума растаяла, исчезла, я как будто забыла о ней, о том, что меня преследует, с меня снялось это проклятье – оно там просто не действовало! Но это было только один раз. Только один миг счастья – зато абсолютного, без примесей! Наверное, так люди чувствовали себя, когда маги переносили их на Авалон. Я уверен, что Лофт создал это место, исходя из мифов об Авалоне. В самом деле, легче ведь создать архетипическое место, не зря он придерживался этой теории…– Так он говорил, что это Авалон?– Нет, имя этому острову не Авалон, – уверенно сказала Лилия и впервые встретилась с Артуром взглядом, словно что-то прибавило ей сил. – Он называется Турисаз.Артур откинулся на спинку стула и с трудом поборол желание расстегнуть сразу две пуговицы на рубашке. Ему показалось, что все вокруг замигало каким-то неверным светом.– Да, я знаю, на самом деле, – сказал он. – Вы в курсе, что это название руны? Турисаз?Она неопределенно повела плечами и наконец-то взялась за свой бейгл – черничный.– Лофт вообще показался мне сильным специалистом по рунам. Очевидно, он видел в этом названии определенный смысл. Он интересовался мифологией кельтов, у них же были руны, у кельтов?Артур кивнул и сделал бармену знак добавить кофе в свой стакан.– У кельтов были руны, да, – медленно сказал он. – Только не такие.– Я не знаток, – пояснила Лилия. – Мне как-то гадали на рунах, знаете, есть такие камешки круглые… Нагадали сплошное счастье, ходила в один якобы магический салон. Так вот, мне его хозяйка, дама такая улыбчивая, все обещала: и замуж я выйду, и детей рожу, и дом будет просто полная чаша. Денег я заплатила тогда уйму, а ничего не сбылось. Так что не верю я в эти руны, в эту магию.– Прощу прощения, а о тульпе своей вы могли бы рассказать?– Нет, – вспыхнула Лилия, – это личное!– Ясно, – слегка усмехнулся Артур.Лицо Лилии сразу скукожилось, будто вяленый фрукт.– Я думаю, – как-то отстраненно, точно не было этой бешеной исповеди, выплеснувшейся, будто забродившее вино, с пеной и маленьким взрывом, – я думаю, мы действительно имеем дело с фанатом Юнга и довольно сильным гипнологом. Не уровня Мессинга, конечно, но сильным. Единственное, что мне непонятно – почему он денег не берет? Даже если и ведет исследование. Или ученым это запрещено, чистота эксперимента не та?..Артур покачал головой. К этой минуте он уже был убежден в том, что ни к Юнгу, ни к защите диссертации, ни к научным экспериментам дело Лофта никакого отношения не имеет.