Голевой пас (1/1)

Сортировкой я занималась до темноты. Надо было перебрать библиотеку. Таблеточку ибупрофена съела и понеслась, поглядывая то и дело на тусклый лепесток пламени. И только под вечер осознала вместе с усталостью, что мне чертовски интересно, что же все-таки написано на лампе.Крайне осторожно взяла артобъект в руки и подула на фитиль. Гаснуть тот не пожелал. Тогда затушила его наслюнявленными пальцами, бережно упаковала в сумку, слив предварительно масло и отправилась домой.Мама занималась обычной рутиной вечера, мазала лицо кремом. Поужинали дома без меня. Из комнаты родителей доносились звуки телевизора. Футбол мне в помощь. Смерив ее взглядом, получила ответный. И вопрос закономерный:—?Это что?—?Ударилась…—?Выпила??Скорее накурилась…?—?Угу.Интуитивно так было правильно. Лучше выслушать отповедь, чем рассказывать в деталях, как, где и с кем. А хотелось, между прочим, взяться за ум и попытаться перевести, что написано на той чертовой лампе.Я отлично помнила, что оттерла ее от грязи, и надписей на ней было много. Хаос слов возник вновь под настольной лампой, в тесном плену двух словарей. Контактные линзы сменились очками. Нет, нет и нет. Ни одного соответствия, кроме: слово, огонь, вера. Я не говорила никаких слов и в сказку не верю. Если же это было инструкцией по эксплуатации лампы, то я безмозглая ослица. На часах было около двенадцати, когда, разминая затекшую спину, поставила лампу на тумбочку и отправилась в постель.Сегодня почему-то было страшно. Тусклый ночник отбрасывал ту тень, или мне вероломно показалось, что на ее медном бочке проступает пятно патины, но рука потянулась сама собой. Я потерла интенсивно всей ладонью и…Явление больше не сопровождалось спецэффектами. Он мгновенно расположился на полу, сложив ноги по-турецки. Чистый и опрятный. Огонь не горел даром. Я получила возможность рассмотреть как следует масляные глазки, рельефные скулы и крупный рот существа. Он улыбался чуть криво, но это было от смущения. Пару минут поиграв в гляделки, джинн расплел ноги, подогнул пятками под себя и бухнулся лбом об пол.—?Смиренный раб лампы готов выслушать первое желание хозяйки!—?Мне страшно,?— я не понимала, зачем сказала первое, пришедшее на ум.На самом деле бояться стоило рецидива галлюцинаций, а не чего-либо иного отвлеченного.—?Что за опасность может угрожать хозяйке в этом тихом, уютном доме? Если хозяйка боится, что ее мужчина неверно истолкует мое присутствие, то поспешу успокоить: джинн видим в данную минуту времени только его владельцу.Меня заколотило от легкого нервного озноба. Приехали! Я не настолько одинока, чтобы придумывать воображаемого друга с сексуальным подтекстом. Завтра же в больницу! Но это завтра, а сегодня…—?Порождение пламени, а ты теплый? Я не помню теплые у тебя руки или так только показалось? Согрей меня… Пове…Но пальцы легли, запечатывая губы. Я не успела уловить перемещение в пространстве. Все как будто повиновалось моей воле. И, как я хотела, так и происходило. Точнее, я хотела, чтобы мой бред тихо заполз под одеяло и весьма удивился моей наготе, а не откидывал его, заставляя почти взвизгнуть. Видения?— мое личное, а звуки, их сопровождающие, скорее неуместны.Беспристрастно разглядывая меня, он весьма щекотно расправился с единственной частью гардероба и взял в руки лампу. Но только я собралась вопить и кидаться подушками, как меня заворожило действо. Сосуд он перевернул и вылил на свою ладонь несколько капель масла, подсолнечного рафинированного, как я представляла. Но плотные капельки засияли жемчужной пылью и золотом. Засверкали собственным переливающимся светом изнутри.Живописную красоту он обронил на мой живот и накрыл горячими гладкими ладонями. Руки заскользили синхронно, то параллельно, то перекрещиваясь. Стеснение и лишние мысли уплыли за негой. Мои фантазии устраивали меня от и до. Пальцы с нежностью проводили меж ребер, чертя их и сходясь на пупке. А тыльной стороной вверх, ложась на шею и тут же соскальзывая по плечам, пропуская руки сквозь тесный плен. Каждый палец сплетая, чтобы вновь лечь на живот, но прочертить иной путь. И так бесконечное количество раз, когда силишься остановить себя, чтобы не выгибаться за волшебными руками. И я даже не квакнула, когда такими же широкими мазками была задета грудь, смята и пропущена сквозь пальцы. Напряженные соски, проскальзывающие с запинкой между безымянным и средним. Вся кожа наполнилась покалывающим теплом. Я горела в фантастическом пламени, не желая ничего сверх того, что происходило.Бесстыдно насладившись массажем ступней, дар речи утеряла, забыв, что имею еще и спину. В тишине была перевернута, раскинулась, забыв приличия. И о каких приличиях может идти речь, когда сильное, хотя и скользящее прикосновение приближалось как волна к единственному жаждущему месту, обладающему в данный миг значительно большей волей и прочими разумными качествами, чем весь придаток с шишкой на лбу.Нежные, ищущие поглаживания. Я могла сама… Должна… Все не могло закончиться на этом. Приподнялась, открываясь, извивалась, подставляя под руку сокровенное. С остервенением глубже и резче на уютные пальцы внутри. Стон. Дрожь. До серости пространства вокруг.А и правда, что-то все поблекло и пожухло. Определив границы своего тела, его положение, как лежащее на животе, нашла и причину столь горячечного бреда. Очевидно, я уже умудрилась уснуть, а увидев такой романтический сон весьма эффективно ему подыграла. Плоть все еще пульсировала вокруг пальцев. Тело покрывала испарина. Лежала я под одеялом. Но воздух предательски наполняло тончайшее благоухание роз, и мирта, и чего-то еще более пряного, восточного. Тихонечко, покусав губы прошептала:—?Не уходи… —?и провалилась в сон.Спала я беспокойно. Мне постоянно было тесно. Хотелось выпутаться из кокона одеяла, но только ноги оказывались на улице, как приходилось прятать их от холода. Осень на дворе, а все еще не топят. На фоне последних событий и обуявшей бессонницы, решила поразмыслить. А о чем бы я и правда попросила всесильного джинна?! Кроме, конечно, того, что, по всей видимости, не шло в зачет моих желаний, а трактовалось как вполне приемлемое взаимодействие раба с хозяином.В моем сознании тесно переплелись три сказки. Хоттабыча я отмела, как пропагандистскую историю, совершенно не подходящую современной женщине, которая по скромности не откажется от дворца и верблюдов, груженных алмазами. Да там и желания регламентировались только густотой волосяного покрова на лице доброго старичка. Аладдин имел цель, для которой все средства хороши. Он мечтал завоевать принцессу. Что же нужно еще, как ни стать принцем — сравняться с ней на иерархической лестнице, чтобы обратить на себя ее внимание?Что нужно мне помимо пары верблюдов с алмазами? Животных можно опустить. Совершенно не к месту вспомнились многочисленные шутки из интернета. ?Раньше я любил лето, а когда понял, что оно может длиться круглый год, то полюбил деньги?. Но вопрос был скорее философским, чем прикладным.Итак, бесконечные деньги, бесконечная молодость и красота, а с ней и бессмертие.Если вспомнить, что повествует мировая философская мысль о бессмертии, то стремиться к нему глупо. Переживать потерю родственников и друзей, раз за разом… Для этого надо быть беспринципным эгоистом. И сделки такие предлагает обычно сатана. А отнимает взамен, конечно же, душу. Я ее не видела, но бояться за нее было не менее естественно, чем дышать.Но при этом умереть молодой и красивой как будто бы довольно нелепо. И бесконечная молодость предполагает бесконечное движение. Нигде подолгу не задержишься, вызывая лишний интерес. Прямо ?Смерть ей к лицу? получается. Рано или поздно придется залечь в глубокое подполье. А это само по себе не жизнь. И кто сказал, что болезни обойдут стороной, если не заказывать предварительно бессмертие.Значит, следует заказать здоровье себе и своим близким. Девочка из сказки ?Цветик-семицветик? так и поступила методом проб и ошибок. Да более того, не себе, любимой, она пожелала не хворать, а тому мальчику на костылях. Расточительство! Желаний у этой дуры мелкой было опять же семь. Везет некоторым. А я практически промухала два. Полностью на совести бескорыстного джинна, что лечение лба и удовлетворение сиюминутной похоти не считаются за два реализованных желания.Но к деньгам я бессовестно склонялась, как стрелка барометра на ?ясно?. Только поразмыслить, куда их деть. Сразу по уму и вложить в недвижимость в тихом местечке, где лето не кончается. Долой увядшие березки! Только так, чтобы не спросили откуда. А сейчас спрашивают? Или?нет?На этой благой мысли я поняла, что спать больше не предстоит. Потянулась, и пальцы запутались… Это надо осмыслить. Моя голова была явно в стороне от событий. И сквозь щелочку приоткрытых глаз так привычно, но так сумасшедше. Все яркие черты, полуулыбка, и пальцы мои в вихрах черных как смоль.—?У-арррх… —?издала смесь нечленораздельных звуков.Сейчас мне было безразлично все. Что я, скорее всего, больна. Что самоудовлетворяюсь, как прыщавый подросток. Что очнусь потная, как мышь, с руками в причинном месте. А нечего было биться лбом! Вот и ушиб лобных долей налицо. Можно не ходить в больницу. Я никому не мешаю, и себе в первую очередь. Само пройдет.Я подтянулась и обвела губами гладкий подбородок, опускаясь на шею, пробуя на вкус свое сумасшествие. Вкус у него был похожим на человеческий — тонкий, солоноватый, душный. Заласкать в ответ. И эта мраморная гладкость с чуть нарастающей под губами температурой. Я будто прижималась к горячей ложке. Как изыскано! А ответ не лаконичный, типа ?ну кончай нежничать?. У меня все равно есть только одно место, как и у тебя. Яркий, самый настоящий, отзывчивый, пленительный угар. Шепот и стон, в котором еле улавливается смысл, на языке на сей раз незнакомом.Потянула шелковую веревочку, поддерживающую традиционные шаровары. А в ответ получила предупредительное рукопожатие. Ладони мои сжал, поднес к лицу, прячась за ними. Ты же ж… Ох…—?Разве тебе не хочется, чтобы все это длилось бесконечно?Мне показалось, что я не понимаю смысл сказанного. И в то же самое время он слишком вторил моим желаниям. Моим сиюминутным хотением было, чтобы этот день не заканчивался, так и не начавшись. Не хватало еще сгоряча заказать день сурка!—?Нет, не хочется,?— отвечала твердо. —?Надеюсь, я не болтаю во сне.—?Что же тогда? Желай-желай!Я толкнула искусителя в грудь. Но, к моему удивлению, он не занял исходную позицию?— ниц. Джинн наступил на меня, опрокинул и поцеловал. А когда наши губы соединились и дыхание существа коснулось их, меня утянуло в мутный водоворот. Вот только не пробуждения от очередной фантазии, намного более безобидной, чем вчера.Меня наполнили раздирающие изнутри муки. Он должен был выполнить предназначение и уйти на покой. Я должна была пожелать еще вчера. И начинать следовало немедленно. Его страдания немного успокаивало то, что воссоединения с его телом я все-таки желала. Мое искреннее стремление могло немного поглотить эту боль.—?Тебе лучше спать,?— промямлила я.—?Мне лучше разойтись миром с очередным хозяином. Я должен услышать настоящее желание. А пока его нет, я не могу тебе позволить охладеть. Холод и молчание внутри тебя подвергают меня мучениям. Воистину, я не люблю выходить из своего убежища, как бы ни маялся внутри.—?Который час? Сопроводи меня на кухню. И я действительно хочу этого. Ведь джинны невидимы.—?Дом пуст. Мы одни. Да будет так.Я накинула майку и пошла, не оборачиваясь. То, что варил мой горшочек на сей момент, превосходило по густоте все ночные кошмары. Зажгла газ на плите и повернулась к раковине наполнить чайник. Воздух начал нагреваться. А мой невидимый друг подошел к огню, разглядывая его. Наклонился и снял руками. Язычки синеватого пламени плясали, обвивая пальцы. Поиграв с ними, он поднес огонь к лицу и сделал движение, будто умывается.—?Как думаешь, а что бы пожелал ты? Ты видел по-настоящему разумное желание, о котором хозяин никогда не пожалеет?—?Нет.—?Это еще никто не желал всеобщего благоденствия и мира!—?Хорошо, что это голословное утверждение, а не пожелание. Что, если я скажу тебе, это достижимо, но лишь, для горстки людей? А всех остальных мне придется уничтожить!—?Но ты не сможешь!—?Мощь джинна возрастает пропорционально задаче.—?Хорошо. Тогда какое было самое глупое желание?—?Они всегда одинаковы. Побывать там, где человек не может существовать. Эти желания требуют большого числа оговорок, не умещающихся в три стандартных заказа. Ни на Луне, ни в глубине морских вод человек жить не может. Приходилось даже летать на Солнце!—?Ну, а ковер-самолет?..—?Странное желание! И правда хочешь? Много лет назад, когда я ощутил руки новой хозяйки, коснувшиеся моего дома, мы стремительно переносились по воздуху.—?А ты хотел бы увидеть, как это происходит теперь?—?Только если это относится к желаниям хозяйки!—?Не понимаю, желание сводить тебя в аэропорт будет считаться за одно из трех? —?считалочка утомляла.—?Только если пожелаешь. Не думаю, что разумная хозяйка стала бы тратить бесценную возможность на недостойного раба.—?Могу ли я в ряду своих безграничных возможностей воспользоваться одной и узнать имя своего смиренного раба? —?я заигрывалась ни на шутку.—?А вот это,?— на его лице отразился страх,?— будет считаться за желание! Имя против богатства, имя против власти. Имя недостойного на одной чаше весов, а на другой — простая, счастливая жизнь.—?Засуетился? —?я ощущала небывалый кураж. —?Мое желание, как хочу, так его и использую! Имя!—?Зия! —?прогремел он, окутываясь пламенем.—?Зия. Проще всего переводится как Свет. Сияй для меня…Я определенно входила во вкус управления джиннами. Растрачивая свое бесценное желание, чувствовала, что приобретаю несоизмеримо большее. Иначе зачем ему было охранять его, пытаться защититься?Я прикоснулась к его щеке, уложила лицо в ладонь, провела сверху вниз, как бы снимая маску. Зарылась в непослушные кудри. Надавливая пальцами на затылок, потянула к себе, шепча:—?Подари мне еще один вдох…Я должна была знать, что моего желания хватит на некоторое время, чтобы усмирились его демоны. Не знаю доподлинно, какова природа джиннов, что ими движет. Но природа женщины — сострадание и забота, что бы о них ни думали джинны.