Часть XXI. Meravigliosamente (1/1)

Qu'est-ce que j'ai dans le c?ur ?Quel est ce sentiment qui me fait peur ?Qu'est-ce que j'ai dans le c?ur ?Quel est ce mal étrange, cette douleurComme un invisible ennemi qui veut devenirMon ami?Don Juan?, ?Jalousie?Что это в моём сердце?Что это за чувство, что пугает меня?Что это в моём сердце?Что за странное зло? Что за боль?Словно невидимый враг, Который хочет стать моим другом?Дон Жуан?, ?Ревность?— Тибальт! — раздался снаружи требовательный голос Джульетты. — Где ты там?— Я иду, иду, — громко протянул Тибальт, возясь с фибулой плаща.Как только юноша вырвался из своей комнаты, его встретили холодные порывы январского ветра, что остудили его разгорячившееся тело. Тибальт вдохнул морозного воздуха, заколовший его грудь словно тысяча иголок, и вместо того, чтобы спуститься по лестнице во внутренний двор, рывком бросился к перилам и, перегнувшись через них, взглянул вниз. Оттуда на него посмотрела Джульетта, усмехнувшаяся внезапному появлению кузена. Тибальт тоже не смог сдержать улыбки: один вид кузины вселял в него непомерную радость, что заставляла его дрожать. — Здравствуй, — одними губами произнёс он.После любования, длившегося всего пару мгновений, но для Тибальта — по меньшей мере час, юноша наконец выпрямился и направился к лестнице. Приблизившись к кузине, он протянул ей руку.— Вот и я, — только и сказал он.— Конечно это ты, — Джульетта вдруг повысила голос, — кто же ещё?И, взяв друг друга за руки, они медленным шагом направились в сад. Всё ещё окрылённая возвращением кузена, Джульетта старалась проводить с Тибальтом как можно больше времени в ущерб другим занятиям, словно опасалась его очередного ухода. Видимо, её привязанность была настолько сильной, что она многие свои уроки заменила на прогулки с кузеном — с чем чета Капулетти согласилась на одном условии: проводить такие свидания с пользой. Вот и сейчас Тибальт с Джульеттой собирались посвятить свою встречу чтению.— Смотри, кузен, — воскликнула Джульетта, поднимая из груды книг небольшой томик, — Джакомо Лентини, — прочитала она и подняла голову, — что насчёт него ты слышал?— Лентини… Да так, — пожал плечами Тибальт, — знаю только, что был когда-то такой поэт на Сицилии.В ответ Джульетта лишь медленно моргнула и вновь склонилась над книгой. Пролистав немного, она ткнула куда-то в страницу.— Что я нашла, Тибальт. Слушай, — с тихим восторгом прошептала Джульетта, прежде чем начать читать:Любви закрылась клетка,И чара неземнаяСтеснила грудь поэта.Как мастер, что нередкоРисует, вспоминаяУвиденное где-то,Так линией незримойЯ лик боготворимыйНанес на сердце это.Губы Тибальта изогнулись в усмешке: и эти строки говорили о любви. Юноше, хоть и наслышанном и начитанном об этом, было непонятно это чувство и оттого смешно. ?Из всех возможных… Сколько там страниц? — он бросил короткий взгляд на томик, оценивая его толщину. — Из сотни стихов, что в этой книге, Джульетте попался именно тот, который про любовь?Развалившись на тахте и прикрыв глаза, Тибальт ждал следующей строфы, что, возможно, развеселит его. Твой лик в груди ношу я,Но никому не выдамЕго любовной власти.Душа кипит, бушуя,Брожу с понурым видомИ даже малой частиСтраданий не открою:Стыжусь взглянуть пороюВ глаза желанной страсти.— ?Страсти?, — произнёс Тибальт беззвучно с задумчивым видом, — ?стыжусь?.Как бы это ни казалось странным, но все дни, что юноша провёл в Вероне — неважно, счастливые они были или нет — он связывал в своём сознании со страданиями. Более того, единая мысль об этом приносила Тибальту сладкую негу, хоть и причина до сих пор ускользала от него: то ли это наслаждение исходило из тех напускных страданий, то ли имело свой собственный нераскрытый ещё источник.Взгляд Тибальта в растерянности метнулся куда-то вверх, где наткнулся на проницательный взор Джульетты: она тоже от чего-то подняла голову и теперь смотрела на кузена, но через несколько мгновений вновь вернулась к чтению. На этот раз Тибальт, уже увлечённый, сильно подался вперёд корпусом в стремлении расслышать каждое слово.Я сердцем пламенеюИ, точно в лихорадке,Сбиваю пламя стужей.О боль! Как быть мне с нею? —На миг упрячу краткий —И вновь она снаружи!Тебя увидеть рядомИ не ответить взглядом —О, есть ли пытка хуже!Тибальт вдруг усмехнулся: всё-таки любовь не меняется. Будь это чувство у гражданина Римской Империи или у жителя Венецианской Республики — оно не меняется в своих вечных проявлениях. То, что описал когда-то поэт, живший в далёком двенадцатом веке, может хранить в сердце ныне существующий.?Забудь всё, что ты думал раньше о любви, — пронеслось вдруг в голове у Тибальта. — Как здорово, наверное, иметь влюблённость, раз это чувство так прекрасно, как его описывают. Иметь кого-то…?Взор Тибальта, до этого блуждающий по садовым окрестностям, остановился прямо на Джульетте, отчего дрожь пробежалась по телу юноши — настолько это было для него внезапно. Неведомая сила, из когтей которой он хотел вырваться, но не предпринимал ни одной попытки, обездвижила его. Джульетта однако не заметила странностей кузена и не оторвалась от чтения:Столкнемся мы случайно —Я отвернусь, вздыхая,Как будто не заметил.Слезами душит тайна,Гнетет тоска глухая,И день уже не светел.Я оттого тоскую,Что красоту такуюСебе на горе встретил.Тибальт вскочил с места, будто услышанные строки обожгли его, и застыл так — лишь его взгляд заметался в лихорадке.— Кузен? — с тревогой спросила Джульетта. — Что случилось? Отчего ты так? Кузина, ловким движением бросив томик на стол, подалась немного вперёд, чтобы заглянуть юноше в глаза, но тот закрыл их: он не мог теперь смотреть на неё.— Я… Мне нужно.., — начал он сбивчивым голосом, — боюсь, наше свидание придётся завершить раньше срока. Прощай.Ноги понесли его прочь из сада. Юноша мчался так быстро, что его замыленный взгляд не уловил кормилицу, которую также взбудоражила эта сцена — та лишь успела крикнуть вслед ему. — Тибальт, — её лицо словно исказила боль.У Тибальта за спиной выросли крылья. Однако это были не те покрытые белоснежно-ангельским пухом крылья, что одним взмахом поднимали в самое небо: эти словно кинжалы пускали в спину свои корни и нещадно гнали в самые тёмные углы мира, где можно спрятаться от жгучего позора. Внезапная боль в груди прибивала его к земле, но стыд, набатом стучащий в ушах, заставлял подниматься и мчаться дальше.В свою комнату юноша ворвался словно вихрь и дал волю чувствам, что до этого удерживал в тесном флаконе хладно кровия. Схватившись руками за голову, Тибальт взвыл от ноющей фантомной боли.— Что ты натворил! — он мерил комнату шагами. — Как ты мог?! Это, это же…Причитания юноши прервал грохот — по двери колотили. Этот звук выбил из Тибальта все эмоции, оставляя место хладнокровной решимости.— Кузен, — вскричала взволнованным голосом Джульетта, — что с тобой? Точно что-то не так, я ведь это знаю! Открой же!Едва Тибальт приоткрыл дверь, появляясь в проёме, как с ног его чуть не сбила Джульетта: видимо, она налегала на дверь всем телом. Оказавшись в объятиях друг друга, оба отстранились словно обожжённые — юноша сделал шаг назад, не взволнованный подобным столкновением, а кузина резко отпрянула.— Тибальт! — произнесла она на выдохе.— Да, Джульетта? — взгляд его выражал крайнюю холодность.— Что произошло в саду? — её брови сдвинулись к переносице. — Ты ушёл просто так.Джульетта склонила голову в попытке осмотреть его комнату; Тибальт поймал её взгляд и медленным движением загородил собой дверной проём. Кузина вздрогнула, словно холод, исходящий от юноши, в самом деле колол её.— Неверно, — отчеканил юноша, — я объяснился.— ?Мне нужно? — это не объяснение, Тибальт.Несмотря на серьёзный тон Джульетты, в этом передразнивании угадывалось ребячество, свойственное для её возраста. Тем не менее лицо кузины было напряжено настолько, что казалось, что вот-вот её черты смягчатся и она, утомлённая своей суровостью, засмеётся, но она этого не делала.— Я извинился, — ответил тупым голосом Тибальт. — А теперь я хотел бы остаться один.— Я уйду, — Джульетта сделала шаг назад, сдаваясь, — но, кузен, скажи мне: всё с тобой в порядке? Я ведь волнуюсь, — зачастила она, — ты такой странный с самого дня своего приезда.— В порядке, — протянул юноша, сдерживаясь от порыва повторить свои слова. — Точно? — глаза Джульетты сузились, словно этот подозрительный прищур поможет ей распознать правду.Тибальт только кивнул и раскрыл тонкие губы.— А теперь.., — из его горла вырвался хрип.— Я уже иду, — кротко ответила Джульетта, хотя взгляд её умолял о другом. Не дожидаясь, пока она уйдет, Тибальт потянулся к дверной ручке — он прилагал все усилия, чтобы не дрогнуть от блеска в глазах Джульетты — и вскоре оказался один в комнате. Но вместо того, чтобы согнать с себя напряжение, причиной которому было присутствие кузины, юноша продолжил стоять у двери. Его напрягшийся слух уловил тяжёлые вздохи Джульетты, а следом шорох юбок. Тибальт ещё долго прислушивался к звуку её удаляющихся шагов, прежде чем самообладание вернулось к нему; юноша, следуя привычному ритуалу, потянулся пальцами к фибуле и направился сундуку.Однако вместе с плащом Тибальт оставил и своё напускное хладнокровие: тело его задрожало, а из горла вырвался стон. То зловещее чувство, что проросло в нём, медленно подтачивало его внутренний стержень, пока не разрушило окончательно.— Это неправильно, — всё повторял он.Юноша не отрицал ничего, потому что уже признал свой грех — ещё когда Джульетта читала то злополучное стихотворение (как же он проклинал его) — и понимал, что бессмысленно врать самому себе.— Ведь то, что я чувствую, — его ладонь прикоснулась к груди, к месту, где его сердце захлёбывалось жидким огнём. — Это, наверное, любовь?Вот и Тибальта охватило это чувство. Многие уверяли его о безусловном приходе этого наваждения, но теперь эти слова, что тогда звучали как сладкие предсказания, казались угрозами. И это была не та любовь к Джульетте, которую он знал: через призму этой новой любви он видел её совсем не сестрой, а объектом (именно это слово Тибальт находил наиболее подходящим) страстей.— О Мадонна, — обессиленно выдохнул юноша, опускаясь на постель, — почему именно она? Хотя, наверное, только она и может быть, — с этими словами он мечтательно посмотрел вверх. — Только она и достойна любви. Но только не моей. Как же это неправильно. Я неправильный, грешник.Тибальт внезапно подскочил к зеркалу и принялся рассматривать собственное отражение в поисках тех грешных черт, что должны были у него появится. Но тщетно: юноша по-прежнему видел свой обычный облик, только во взгляде плескалась горечь знания. — Но всё это, эта страсть неправильна, — это честь, страх осуждения говорили в нём. — Что же мне делать?Но комната отвечала ему тишиной; никого в этом мире не было, кто мог бы дать ему совет, а если и смог бы: поможет ли он? Ведь цена неверного наставления — вечное осуждение. Страх этого порицания обществом, всеми теми, кто видели в юноше образец для подражания, душил Тибальта в своих холодных объятиях, а стыд сжигал все спасительные мосты.***С тех пор, как Тибальт открыл на карте своего сознания белое пятно — новое чувство к кузине — все его мысли были только об этом секрете. Гораздо лучше лишь догадываться, но не знать, чем быть посвящённым в тайну и не мочь об этом рассказать! Вот и Тибальт копил в себе все непроизнесённые слова, как сосуд хранит за своими стеклянными стенками жидкость. Страх преследовал юношу: он не решался сказать об этом вслух даже за наглухо запертыми дверьми своей комнаты — вымученное беспокойство видело глаза и уши в любом предмете.— Никто не должен узнать, — повторял Тибальт в те моменты, когда, казалось, нет сил уже хранить молчание. — Даже в пустыне не найду я спокойствие. Шли дни — время подтачивало стенки сосуда, пока он не лопнул, освобождая жидкость, что загорелась на воздухе. Так и Тибальт нарушил своё внутреннее спокойствие — болезнь сразила юношу. Хоть все лекари, приглашённые в палаццо Капулетти, были не в силах определить недуг, Тибальт точно знал её природу — стыд. Именно стыд заставлял его тело пылать и вкладывал в воспалённый разум мысли о самозабвении. Но именно в днях болезни юноша нашёл долгожданный отдых, ибо само его состояние ограждали Тибальта от общения с людьми — в том числе с Джульеттой. Каждый раз, когда обеспокоенная кузина навещала юношу и пыталась вести с ним беседу, тот едва отвечал и молил о конце их свидания. Благо, через некоторое время неизвестную болезнь признали заразной, поэтому вход в комнату Тибальта для Джульетты был запрещён: юноша наконец мог насладиться тишиной своих покоев.Иногда в его комнате бывали другие посетители кроме лекарей. Кормилица — одна из таких. Несмотря на все её убеждения об искреннем беспокойстве за юношу (чему он и верил), предательский блеск на глубине её глаз наталкивал Тибальта на мысль, что Джульетта тоже приложила руку к таким посещениям. Всё же он любил визиты кормилицы: её ласковые руки и мягкость её голоса напоминали Тибальту о временах, когда был ещё очень мал и воспринимал мир лишь через ощущения и звуки.Обычно юноша хранил молчание, чтобы поддерживать миф о своей болезни, но в эту встречу, устав от своего безмолвия, решил заговорить:— Кормилица? — прохрипел он, ибо отвык от речи. — Нет…— Нет, нет, — слегка встревожилась кормилица, опасаясь, что юноша впал в беспамятство, — это я, синьор.Тибальт, отмахнувшись от её слов, приподнялся на локтях и заглянул кормилице в глаза: взгляд юноши был необычайно твёрд.— Нет, — протянул он. — Аньеза. Я хотел позвать тебя по имени. Аньеза. Это ведь твоё имя?На губах кормилицы залегла тень улыбки, а в её глазах появился тёплый блеск.— Да, синьор, — ответила Аньеза. — А как вы узнали?Вместо ответа Тибальт промолчал и вновь опрокинулся на постель — полутьма комнаты нагоняла на него дремоту несмотря на то, что в последнее время юноша всегда спал. Казалось, прошли дни, прежде чем он заговорил:— Аньеза? — бесцветно произнёс он.— Да, синьор? — Ты когда-нибудь любила?Вымученная тревога отдёргивала юношу от этого бессмысленного поступка, который мог выдать терзающие его внутренние переживания, но всё же была одолена хладнокровным интересом. Несмотря на тайну Тибальта, его голос звучал необычайно спокойно — весь страх в одно мгновение ушёл из тела.— Конечно, любила.— И каково это: любить?— Как будто вы сами не знаете, синьор, — кормилица подняла взор, словно хотела посмотреть на небо. — Это хорошо, даже приятно. Это, — Аньеза пожала плечами, — сложно объяснить. — И что уж? Все любви настолько хорошие? — Тибальт впервые за несколько дней сел в постели.— Нет уж, синьор. Иногда любовь кажется настолько небесной, что тут же становится невыносимой.Тибальт усмехнулся: кормилица, сама того не зная, описала чувства юноши. Хотя так ли это? Казалось, что любовь Тибальта никогда не касалась чего-то небесного и никогда не коснётся, ибо зародилась в адском пекле.?Может быть, — пронеслось у юноши в голове, — эту любовь наслал на меня сам Сатана, чтобы потешиться над моими страданиями? Но если и так, почему он выбрал именно меня??— И когда такое случалось? Когда любовь перерастала в невыносимую? — юноша ощущал ту опасную грань, которой едва касался своими словами.Кормилица, не изменившись в лице, заговорила:— Откуда мне знать, синьор? — она скрестила руки на груди. — Я ведь всего лишь служанка. У меня нет времени и вычурности, что есть у господ, чтобы мучиться от такой любви. Не было у меня такой, которая становилась невыносимой. Правда, — кормилица нахмурилась и бросила на Тибальта неосторожный взгляд, — была такая невыносимая с самого начала. — И кого тебе посчастливилось полюбить? — улыбнулся юноша: его забавляло, что когда-то кормилица страдала от таких же любовных терзаний, что и он.— Он был дворянин из одного знатного рода. Тибальт несколько раз кивнул, прося о продолжении.— К моей радости, он тоже любил меня. Или так мне казалось. Мы несколько лет, как он называл это, ?наслаждались компанией друг друга?, — кормилица неоднозначно улыбнулась, отчего и так раззадорившийся Тибальт прыснул. — Но всё время я словно изучалась, так неправильно всё это казалось мне. И я думала: ?Что же будет, когда он устанет от меня, ведь такое всё равно когда-нибудь случится??Тибальт прикрыл глаза в притворной дремоте, но всё же было заметно, как напряжено его тело.— И? — дрожащим голосом протянул юноша. — Как избавилась от этого чувства?— Он женился, — холодно ответила кормилица, словно она рассказывала не о себе, — на своей ровне, такой же дворянке.Липкий ком скатился по горлу Тибальта. Он, не отрывая своего пристального взгляда от кормилицы, подался ближе: в глубине её глаз, кроется решение, в поисках которого юноша провёл столько ночей. И раз его все его ленивые попытки кончались крахом, то, возможно, кормилица всё это время хранила ключ.— И что? — прошептал юноша, широко открыв рот в ожидании ответа. — С любовью что?— Исчезла, как отрезало, — кормилица сделала жест рукой. — В конце концов, он принадлежал уже к другой. А там и я скоро вышла замуж.Тибальт хмыкнул и опустил голову: мысль, что крутилась в его разуме, казалась всё более толковой. Раз замужество Джульетты видится ему единственной пока возможностью избавиться от этого влечения, то стоит ей воспользоваться — по крайней мере, так юноша думал вначале. Следом его тело охватил жар, а сердце в груди сжалось. Теперь лишь тень его первоначального замысла зарождало отторжение. Тибальт не видел — и не желал видеть — кого-нибудь рядом с кузиной, с кем она разделит свою жизнь, кто будет владеть его Джульеттой. ?Нет, — юноша усердно замотал головой, стряхивая с себя эти домыслы, — она никогда не отдаст никому свои руку и сердце. Я этого не позволю?Кормилица подалась вперёд и склонила голову, чтобы встретиться с Тибальтом взглядами. Заметив это едва уловимое движение, юноша вздрогнул в испуге.— Что-то, синьор, вы странные, — посмеялась кормилица, а затем притворно нахмурилась. — Заболели вот, теперь меня про любовь расспрашиваете, — её глаза сузились от улыбки. — Уж не влюбились ли вы сами, синьор?Тибальт похолодел, чувствуя, как предательски задрожало его тело, но через мгновение самообладание вновь вернулось к нему. Его губы изогнула заученная уже непринуждённая улыбка.— Что ты говоришь? — смех, вырвавшийся у него из груди, прозвучал натужным хрипом. — Нет! Это, это не любовь вовсе, я просто из любопытства спросил. Не имею я на это права, ты что ли считаешь?— Нет, синьор, что вы, — тихо произнесла кормилица.Ответ усыпил бдительность Тибальта, и он, расслабившись окончательно, опрокинулся на постель. Лишь его разум напряжённо прокручивал одну и ту же мысль.***В разговоре с кормилицей Тибальту удалось выплеснуть все свои тревоги, что душили его — и на следующий день он избавился от недомогания, словно никогда не болел. Вместе с этим невероятная для него живость наполнила его тело; любопытство юноши захватывало все события в палаццо Капулетти, теперь в нём не было места, куда не стремился пытливый взор Тибальта. Однако это не уменьшило страх перед встречей с кузиной: юноша избегал семейных трапез и не приближался к женской части палаццо.В воскресенье им всё же пришлось встретиться — для посещения мессы. Мысли о всевозможных объяснениях своего поведения роились у юноши в голове, а тело била дрожь от воспоминания о взгляде, которым кузина одарила его в их прошлое свидание. Когда кузина вышла во внутренний двор, чтобы присоединиться к семье, и Тибальт завидел её приближающуюся фигуру, стремление скрыться потянуло юношу в галерею, где сизые тени могли бы спрятать его от стыда. Джульетта тем временем уже подошла к арке — страх обездвижил юношу, и он медленно, затаив дыхание, перевёл взгляд на кузину. — Джульетта, смотри: вот и Тибальт с нами, а то вы давно уже не виделись, — с улыбкой подлила масла в огонь синьора Капулетти.Вопреки ожиданиям Тибальта, черты Джульетты выражали искреннюю — так он предпочитал думать — радость: кузина подала ему свою руку для поцелуя, как она делала при любой другой встрече. ?Если бы не тётушка и синьор Капулетти, то наверняка дело дошло бы и до объятий?, — пронеслось в голове у юноши, когда он заметил дрожь в теле кузины. Склоняясь к ладони Джульетты, Тибальт мельком взглянул на неё в страхе увидеть выражение досады и огорчения на её лице, но не уловил такого и улыбнулся ей, на что кузина ответила подавленным смешком.Только семя радости начало прорастать в его истерзанном волнениями сознании, здравый смысл вырвал зародыш этого светлого чувства, в котором Тибальт нуждался больше всего. Если бы Джульетта узнала, какими глазами смотрит на неё украдкой её кузен и что за образы создаются в его сознании каждую ночь, то не улыбалась бы Тибальту с такой радостью и охотно протягивала ладонь, а бежала бы от него в ужасе. Ибо в тот момент перед ней предстало бы истинное обличие юноши, что тот так тщательно скрывал под маской неловкого в своей заботе кузена. Именно это видел Тибальт, когда предавался бегу лихорадочного воображения, подпитанного тревогой.?Но это невозможно, — крутилось у юноши в голове, когда он уже в церкви переводил свой тупой взгляд на кузину. — Не вижу я Джульетту… такой, которая боится меня. Нет, — Тибальт упёрся лбом в ладони, едва дыша. — Такого не произойдёт, а если и произойдёт, то я умру. Да, я умру. Прямо на том же месте?Тем временем началась месса. Тибальт, обычно глотающий каждое слово, что срывалось с губ священников во время богослужения, теперь оброс непроницаемой оболочкой, через которую не проходил ни один звук. Внезапно этот кокон порвался с оглушительным хлопком: юноша лихорадочно огляделся в поисках нарушителя его раздумий, бегая взглядом по прихожанам, и в этот момент его слух уловил строки из Писания. Тибальт, захваченный любопытством, что навлечен был монотонным голосом священника, подался вперёд.?Из Ветхого Завета, — что-то подсказывало юноше, и он, расслабившись, откинулся на спинку стасидии, — что-то интересное. Любопытно, о чём же этот??Тибальт принялся слушать:И сказал : кто ты? Она сказала: я Руфь, раба твоя, простри крыло твое на рабу твою, ибо ты родственник— А, ?Книга Руфи?! — полушёпотом произнёс Тибальт. — Вооз, Ноеминь, Руфь и всякие другие личности. Слышал я её однажды. Как же там было? — юноша положил ладонь на голову в искренних муках раздумий. — Руфь вышла за сына Ноеминь, но тот скоро умер. А теперь обе (Руфь с Ноеминью) пришли на родную землю Ноемини, наверное, — его губы сжались. — А что там с Воозом? Он ведь дальний родственник Ноемини, вроде бы, и пожелал при этом жениться на Руфи, которая отказала ему из-за того, — Тибальт вдруг запнулся, — из-за того, что они родственники.Юноша вытер о фарсетто стремительно взмокшие ладони. Его взгляд приобрёл такой вес, что Тибальт не мог сдвинуть его ни на дигит — так он и остался лежать на на холодном церковном граните. Сознание ткало из тонких нитей мысль, но её образ не имел пока резко очерченных краёв, чтобы Тибальт мог понять её: на эти мгновения будто сам Господь выдернул юношу из жизненной канвы. Лишь голос священника вернул его обратно в церковь: И сказал Вооз старейшинам и всему народу: вы теперь свидетели тому, что я покупаю у Ноемини все Елимелехово и все Хилеоново и Махлоново; также и Руфь Моавитянку, жену Махлонову, беру себе в жену, чтоб оставить имя умершего в уделе его, и чтобы не исчезло имя умершего между братьями его и у ворот местопребывания его: вы сегодня свидетели тому— Купил.., — протянул тупо Тибальт, — нет, выкупил имущество сыновей у Ноемини, а с этим и право жениться на Руфи, родственнице.В мозгу у юноши зазудело.— Выкупил право, выкупил, — повторял Тибальт.Мысль, давно уже зародившаяся в его сознании, начала обретать форму и увеличиваться в размере, заполняя собой всю голову Тибальта. Юноша и до этого слышал заговорщеское перешёптывание своих самых смелых догадок, но теперь звон, что звучал так радостно и вместе с тем тревожно, оглушал его.?Если Воозу нужно было выкупить всё имущество сыновей Ноемини, и после этого он мог жениться на Руфи, — пронеслось в голове у Тибальта, пока его взгляд скакал по всей церкви, — то и могу выкупить такое право на… Женитьбу? — юноша заёрзал на стасидии. — Неужели это предполагает свадьбу? Между мной и Джульеттой, кузенами? Ведь Вооз и Руфь не были по крови связаны, а Джульетта, — юноша опустил задумчивый взгляд на кузину. — На всём свете нет никого роднее для меня чем она. И с ней свадьба??Тибальт отогнал фантазии о собственном венчании, в мыслях отдавая Джульетту другому, но в это же мгновение жадный огонь вспыхнул в его груди.?Не могу представить, — юноша вздрогнул словно обожжённый, — церковь, Джульетта в подвенечном платье, а перед ней — кто-то другой, чужой. Возьмёт мою Джульетту и уведёт в свой дом. Нет, — он замотал головой, — уж лучше я умру, чем увижу её рядом с другим. Никогда. Только я должен быть рядом с ней?Юноша, обернувшись на кузину, будто не замечавшую выходок Тибальта, принялся точить её своим твёрдым взглядом. Через несколько мгновений тяжёлый вздох вырвался из его груди, словно принятое им решение с трудом далось ему: на самом деле, юноша алкал этого с самого дня открытия его чувств.?Значит, свадьба, — заключил Тибальт с едва скрываемой улыбкой, за которой последовала горькая усмешка. — На выкуп права у меня должно хватить, только делом нужно будет как следует заняться, а там и прибыль утроится, — его взгляд вновь привлекла Джульетта. — Но свадьба между кузенами, почти что братом и сестрой. Что подумает тётушка, когда узнает? Кто одобрит этот брак??Следующая строка псалма прозвучала для юноши как спасение:Соседки нарекли ему имя и говорили: ?у Руфи родился сын?, и нарекли ему имя: Овид. Он отец Иессея, отца Давидова?Давид, — пронеслось у юноши, — отец Соломона. Сам царь Иудеи произошёл из этого, казалось, невозможного и неправильного брака. Значит, он не так уж и незаконен??В это мгновение Джульетта, видимо, чтобы поддержать своего болезненного кузена, придвинулась к нему и заключила его широкую ладонь в свои. Первой мыслью было отдёрнуть руку, но вместо этого Тибальт опустил к кузине голову и коснулся щекой её макушки: волосы защекотали кожу, отчего юноша скривил на миг лицо — Джульетта тоже почувствовала, какое малое расстояние их разделяет, поэтому не шевелилась.?Если есть шанс, что от такого брака родятся какие-нибудь самородки вроде Давида и Соломона, которые будут служить этому обществу, — Тибальт вдруг содрогнулся от одной мысли о потомстве. — То обеспечивает ли этот мизерный шанс законности такому браку??Тело Тибальта налилось холодным свинцом, придающим силы. Перед юношей послушно выстилалась тропа, уходящая в будущее: там, где вымощенная дорожка едва выглядывала из молочного тумана времени, видны были очертания Сан-Заккарии — церкви, в которой ему присуждено было обвенчаться. Лишь прищурившись, Тибальт мог рассмотреть едва очерченные силуэты суженных; в них он угадывал черты собственные и кузины. Казалось, путь до этого заветного дня исчисляется неделями, но на самом деле пропасть разделяла эти дни. В ней обитала такая липкая и беспросветная мгла, что пропасть виделась бескрайней и бездонной. Юноша осторожно приблизился к фантомной бездне, комки земли, вылетевшие из-под его сапог, устремились вниз и сразу исчезли в поглотившей их темноте.?Если я в такую упаду — точно убьюсь, — Тибальт поспешил отойти от зыбкого края. — Как же мне перебраться дотуда??Силуэт церкви манил словно песнь сирены. Тибальт оглядел бездну ещё раз в поисках переправы, но края были голы: в удручении он уронил голову на грудь. ?Был бы кто-нибудь, кто построил мост, — его взгляд вдруг забегал, — ведь кто-нибудь — это я. Я должен сделать переправу. Засыпать бездну монетами. Это же моя судьба меня там, на той стороне, ждёт?