Часть XV.Возвращение (1/1)

После визита принца обитателей палаццо Капулетти не затрагивали никакие волнения и сами они не нарушали спокойствия города, словно затихнув. Однако такая тишина продолжалась лишь один день, до того часа, когда Тибальт отошёл то сна. Пробуждение для самого него было настолько внезапным, что его сердце пропустило несколько ударов, а грудь прерывисто опускалась в мандраже — холодное и колющее ощущение беспокоило юношу, будоражило его сознание мыслей чём-то неотвратимо грядущем и чего он не помнит.— О чём же я забыл? — вопрошал Тибальт перед окном своей комнаты, озябая от декабрьского холода. — Чувствую — день сегодня важный. А причину не знаю.Юноша вдруг задрожал всем телом, словно отряхивая с себя сонливость, и одним рывком оказался у дверей. Они, толкаемые его руками и ногами, громко заскрипели; в появившемся проёме показалась его голова: она покрутилась во все стороны, его взгляд скакал по коридорам в попытке уловить в одном из них силуэт слуги, вставшего раньше всех в палаццо. И, как и ожидал Тибальт, в галерее вскоре стала виднеться фигура. Юноша жестами подозвал его к себе.— Что вам, синьор? — спросил слуга ещё сонливым голосом. — Что же вы в такую рань встали?— Что же за рань такая? — поинтересовался Тибальт. — Всегда солнца нет, когда я встаю.— Так ночи стали длиннее, синьор, — слуга запустил пальцы в бороду, чтобы почесать зудящий подбородок, — сейчас только семь на два часов прошло с захода солнца. Господа и вы обычно через два часа встаёте.— Значит, сейчас шесть, — произнёс Тибальт задумчиво, но через мгновение тряхнул головой. — Неважно это, впрочем. Скажи, который сегодня день.— Сегодня? — слуга нахмурил брови. — Сейчас Аввенто, и до конца его осталось дней… Три. Да, ровно три. Рождество — в понедельник, сегодня — пятница. Значит, число сегодня…— Двадцать второе, сегодня двадцать второе, — проговорил юноша недвигающимися губами. — Всё, иди отсюда.С этими словами Тибальт с шумом захлопнул дверь и облокотился на её доски, слегка заскрипевшие под его весом: дрожащие пальцы поднялись с холодной ручки. — Сегодня двадцать второе декабря, день, когда я родился, — повторял юноша снова и снова, пока не засмеялся и не произнёс с улыбкой на устах. — Мне шестнадцать! Прощай, Верона!***С момента, как до Тибальта дошла эта радостная ему весть, лёгкость не покидала его тела, а весёлость — его души. Сразу же юноша стал звать уже вставших и поднимать ещё спящих слуг, чтобы приучить их сборке вещей. Из его комнаты всё громче доносился топот множества ног, скрип движимой мебели и, конечно, твёрдый голос Тибальта, отдававшего поручения.Шум этот стал слышен почти на всех этажах палаццо, и вскоре в дверях показалась голова синьоры Капулетти. Хоть и оглохший от радости и шума в своей спальне, однако всё ещё чуткий к звукам юноша услышал её вздох и в одно мгновение оказался рядом с ней. Его рука стремительно потянулась к её, после чего его губы оставили влажный след на её ладони от крепкого поцелуя.— Благословенного вам утра, тётушка! — звонким голосом проговорил Тибальт, вкладывая её ладони в свои. — Что же вы так рано встали?— Интересно, почему, — синьора Капулетти освободила свои руки и произнесла взволнованным голосом, — мой племянник, что случилось? Что ты делаешь? Неужели снова у тебя горячка?Она подняла пальцы ко лбу Тибальта, однако тот сделал шаг назад в попытке избежать её прикосновения.— Ах, тётушка, — вздохнул юноша, смеясь, — неужто вы совсем забыли? Сознаюсь, я тоже об этом забыл, но теперь вспомнил. — Что вспомнил, Тибальт? — воззвала к нему синьора Капулетти в явном опасении за душевный покой племянника.Юноша взглянул на её лицо: его глаза, на дне которых таился яркий блеск, никогда не замечаемый за эти три месяца, смотрели несколько безумно из-за чрезмерной радости. Мелкая дрожь била его тело, заставляя Тибальта постоянно встряхивать головой и вытягивать перед собой руки, чтобы размять их, а его губы изогнула робкая улыбка.— Мне шестнадцать, — произнёс он на выдохе. — Шестнадцать, вы слышите, тётушка? Я уезжаю в Венецию.Уголки рта синьоры Капулетти внезапно опустились, её тонкие брови — наоборот — высоко поднялись, сдвигая кожу на лбу в едва видимые морщины. Она прижала пальцы, сплетённые в замок, к груди, что стала часто и судорожно подниматься.— Как?! Сегодня?! — только и сумела сказать она.— Да, — Тибальт энергично закивал. — Неужели это не замечательно?— Невозможно! — всё повторяла синьора Капулетти. — Сегодня и впрямь двадцать второе?Через мгновение её черты изменились: они вновь приобрели твёрдость и непроницаемость, свойственные ей. Её взгляд прошёлся по комнате, всем слугам и вещам, которыми она была полна, и остановился на юноше.— Не вижу я смысла отправляться так рано, — со строгостью заметила она. — Лучше бы ты прекратил сборы сейчас же и продолжил бы через шесть часов. Так будет лучше для тебя, для всех.— Но, тётушка! — с неожиданной жалостливостью в голосе ответил ей Тибальт. — Пожалуйста! Я так соскучился по Венеции, я так давно там не был. Вы, тётушка, сами из Венеции, вы должны сами знать, как там хорошо. Неужели вы не помните? — юноша сложил руки на груди в молящем жесте. — Я и так был в Вероне долгих три месяца, позвольте мне уехать в Венецию! К тому же, — он выпрямился, скрестив руки на груди, — я уже начал собираться, а обратно раскладывать свои вещи займёт слишком много времени и сил. Уж лучше продолжить. Так что вы скажете, тётушка?С этими словами Тибальт слегка наклонил голову и подался вперёд телом в попытке заглянуть синьоре Капулетти в глаза. Хоть он ожидал увидеть в них всё что угодно: возмущение напористостью племянника, раздражённая усталость из-за слишком раннего подъёма, тень грусти от предстоящей разлуки — но надеялся и рассчитывал на то, что найдёт там желанную им благосклонность. Наконец твёрдый блеск во взгляде тётушки смягчился и вовсе растаял; она, поджав губы, посмотрела на племянника со смесью тревоги и опасения, будто подстерегала какие-то трудности на его пути, но потом произнесла со вздохом:— Хорошо, я отпускаю тебя. Только следует перед отъездом со всеми попрощаться. Джульетта к этому времени как раз проснётся.— Благодарю вас, тётушка! Обязательно! — Тибальт ещё раз поцеловал ей руки.***— Как пусто она выглядит, — пробормотал Тибальт себе под нос, окидывая свою комнату, — будто меня здесь никого не бывало, а я здесь жил почти четыре месяца. Целый сезон.Юноша в последний раз огляделся и в последний раз отпустил дверную ручку, покрутив её; та скрипнула от движения пальцев, однако её скрип длился гораздо дольше обычного и звучал настолько пронзительно, что напоминал чей-то плачущий голос. Его нога ступила на вершину лестницы, ведущей к внутреннему дворику — там его ждали Капулетти. Во время спуска лицо Тибальта озаряло выражение радости и возбуждения: он легко двигался и шагал, иногда перелетая несколько ступеней за раз. И подаренный тётушкой венецианский костюм совсем с иголочки больше не сковывал его тела неразносившейся тканью, а накрахмаленные манжеты с воротом не казались теперь металлическими кольцами на запястьях и горле.Тибальт, наконец, оказался во дворе. В проёме арки его взгляд заметил заложенную карету — до отъезда оставалось совсем немного. Его разум на мгновение озарила молния мысли: сразу же броситься к экипажу, и скорей, скорей в Венецию. Однако его совесть принудила его остаться и повернуться в сторону от выхода, где стояли, дожидаясь его, Капулетти. Первым Тибальт подошёл к графу и склонил перед ним голову в поклоне.?Забавно, — пробормотал самому себе юноша, — как редко я видел синьора Капулетти за четыре месяца. Кажется, он сам не знает, что творится в его доме. Тень в своём же палаццо?— До свидания, синьор, — произнёс сдержанно Тибальт, ещё раз кланяясь.— До свидания, Тибальт, — ответил ему граф. — Просто повидаешь отчий дом или начнёшь уже заниматься делами?— Сразу оба, синьор. Я планирую сегодня же поехать в банк за наследством. Ещё раз до свидания, синьор.Юноша сделал шаг назад и в сторону и оказался лицом к лицу с тётушкой: её черты казались ему странными, словно они разбились как фарфор и вновь были собраны. Она в попытке скрыть свои чувства — какими они не были бы — с тщательностью стала вскидывать бровями.— Тётушка, — своим голосом Тибальт выдернул её из этого каменного состояния.— Удачной тебе дороги, племянник, — ровным тоном ответила ему синьора Капулетти. — Венеция, наверно, изменилась за четыре месяца, а за моё отсутствие там — и подавно. Расскажешь мне обо всём новом там, как только появится возможность. — Хорошо, тётушка, — слегка растерянно произнёс Тибальт.— И посети за меня могилу твоего отца, — выпалила синьора Капулетти, будто боясь, что её племянник в это же мгновение уйдёт, не расслышав её просьбу.Тибальт, кивнув тётушка, опустил голову перед ней настолько низко, что мог смотреть ей в глаза. Неожиданно синьора Капулетти подалась вперёд, её руки опустились ему на плечи, а её губы прикоснулись к его лбу всего на несколько мгновений, после чего она пальцами перекрестила его. — Всё, иди, — вновь похолодевшим голосом сказала синьора Капулетти.Тибальт ещё раз оглянулся на тётушку перед тем как сделать шаг к Джульетте. И та казалась ему необычно печальной — такой он её никогда не видел.?Неужели бывает и такая Джульетта?? — спросил себя юноша, смотря снизу вверх на кузину.— Доброе утро, Джульетта, — Тибальт опустился перед ней на одно колено; его взгляд прошёлся по её неподвижному лицу. — Как ты?— Кузен, — она подняла на него глаза, — вам действительно нужно уехать?— Действительно, — юноша кивнул. — Там всё моё наследство, мне нужно его получить. Иначе я останусь дворянином без владений.Джульетта, опустив взгляд, нахмурилась на пару мгновений будто в попытке понять сказанное ей, а затем вздохнула и произнесла с мудростью, что можно услышать лишь от взрослых: — Хорошо, кузен, раз это требуется. Но вы можете пообещать мне одну вещь?Тибальт, тронутый искренностью Джульетты, её чертами, которые выглядели так миловидно и хрупко, усмехнулся; тень улыбки залегла на его губах. — Говори.— Вернитесь к нам в палаццо хотя бы до конца Аввенто. — Джульетта, — Тибальт тяжело вздохнул, — я не знаю… Я не думаю, что когда-либо вернусь в ваш палаццо на такой срок, — его взгляд зацепило печальное и, казалось, разочарованное выражение лица кузины, — возможно, возможно я приеду как раз к Рождеству, к концу Аввенто.В это мгновение юноше вновь на глаза попался ожидающий его экипаж: желание оказаться в нём становилось невыносимым — Тибальт поднялся с колен, прикованный взглядом лишь к карете.— Мне нужно идти, — на выдохе произнёс он, — Джульетта.Его ладони на один краткий миг расправились и потянулись вперёд, к Джульетте. Быстрый взгляд её тёмных глаз поймал это едва уловимое движение: она слегка качнулась в неуверенности, а затем, сделав шаг вперёд, упала кузену в объятия. Тибальт подался назад от силы толчка — с удивлением, выражаемым всей позой тела и выражением лица, он посмотрел сначала на Джульетту, потом вокруг себя в попытке найти взором кого-либо, кто смог бы дать ему подсказку. Тут он увидел кормилицу, что стояла недалеко от них: её полуприкрытые глаза смотрели с одобрением, а уголки рта слегка приподнялись вверх. Плавным и медленным движением он положил руки на плечи и спину Джульетты, крепко прижимая её к себе. Из-за большой разницы в росте ни один из них не мог прислонить к груди другого, поэтому Тибальт опустил голову как можно ниже к макушке кузины; взгляд его рассматривал каждый волос на её светлой голове и наблюдал, как, трепеща, они мелко дрожат от его жаркого дыхания. — Возвращайтесь, милый кузен, — Джульетта неожиданно отпрянула от Тибальта и подошла к кормилице.Юноша в недоумении посмотрел ей вслед: казалось, она в одно мгновение забыла о нём.?Может быть, так ей гораздо легче? В конце концов, мне порой тоже так хочется сделать?, — он помотал головой.— Прощайте! — ещё раз произнёс Тибальт перед тем как исчезнуть в экипаже.***— Синьор, совсем скоро будет город Местре.— Ну и на что ты мне это сказал? Я прекрасно знаю, что впереди!— Я имел в виду, синьор, что неплохо бы заехать там на постоялый двор…— С чего ты взял, Чино, что мы вообще поедем в Местре? — Так будет разумно: выгляните в окно — тогда и поймёте.— Я и выглядываю. Небо тёмно-серое, солнца не видно — вполне обычная погода для декабря. И что же необычного ты нашёл в этом небе? — Это тёмно-серое небо через получас станет чёрным, ибо пробьёт пять. Вы сами увидите, синьор.— Всё ещё не понимаю, почему стоит останавливаться на постоялом дворе…— Синьор, мы едем уже седьмой час. Неплохо было бы отдохнуть, да и лошади устали.— Что уж до тебя, Чино, а я вовсе не устал. А лошади: как они могли устать? Ты их менял часа три назад.— Ясное дело, синьор, вы не устали. От сидения разве кто устанет? А лошади тянут карету и нас двоих. Так и вы устанете, если вас запрячь. — А ты уверен, что лошади устали? Что-то я не думаю: они выглядят вполне нормально, как обычные лошади.— Послушайте их дыхание, синьор. Звучит как рычание. Они делают это только тогда, когда выдыхаются.— Ну, добро. Сворачивай к постоялому двору…— Спасибо, синьор.— ...И вели там запрячь новых лошадей. — Синьор! Неужели вы не понимаете? Путешествовать в ночи опасно: мало кто стоит у дороги с желанием ограбить какого-нибудь богатого синьора, и лошади, лошади не видят в темноте. Что уж до меня. Я во тьме белую от чёрной нити отличить не смогу!— Чино, что ты несёшь?! Венецианское государство заботиться о своих подданных, и дорога на Венецию защищена, тем более если до неё осталось меньше часа езды. А к тому времени, когда новые лошади будут поставлены, уже взойдёт луна. В лунном свете ты уж точно что-нибудь увидишь.— Но, синьор, дорога!— Знаешь, Чино, раз так заботишься о своём отдыхе, то оставайся в этом дворе и спи до утра. Я сам на ко?злах поеду. Только не бери оскорбление за то, что за тобой никто не вернётся. Ни завтра, ни через неделю, никогда. Останешься в своей Местре. А я поеду к Сан-Джулиано. Каждая секунда по весу золота.— Хорошо, синьор: заезжаем на постоялый двор только для замены лошадей.***— Синьор, мы приехали, — достаточно громко протянул Чино, соскакивая с ко?зел.Тибальт, всем телом вжавшийся в мягкую спинку сиденья от напряжения, вдруг выпрямился и с невероятной скоростью покинул салон. Его голова с взъерошенными волосами стала крутиться по всем сторонам, а ищущий взгляд блуждал по линии горизонта. Через несколько мгновений в его груди растеклось вязкое и влажное словно леденцовый сироп тепло, что пустило дрожь по его спине и растянуло его губы в неуклюжую, но искреннюю улыбку: на границе моря и неба виднелся силуэт колокольни с Сан-Марко.— Венеция! — радостно произнёс Тибальт, и вместе с этим будто сердце также пропело это имя.Взор юноши, слегка помутневший от опьяняющей радости, вновь заострился и прошёлся по теням домов и башен, чьи освещаемые снизу фигуры вспыхивали рыжим пламенем кирпичей. Среди чёрной глади Адриатики Венеция пылала словно факел в чёрной смоле, что ставили обыкновенно на стенах гостевых домов для ночных путников. Вот и сейчас, в это мгновение, город-остров своими огнями звал Тибальта, проведя лунным светом к нему дорожку. — Чино, ты распорядился по поводу лодки? — громко позвал юноша.Со стороны рыбацкого селения донеслись звуки шагов; Тибальт обернулся в эту сторону и увидел в нескольких двойных шагах от себя Чино и ещё одного мужчину, стоящего рядом с ним.— Ну? — спросил Тибальт, вскидывая бровь вверх.Чино кивком головы показал на своего соседа.— Вот, синьор. Этот человек единственный из всей деревни согласился перевезти нас через пролив.Названный мужчина опустил голову в поклоне Тибальту, во время которого его изучающий взгляд мельком пробежался по фигуре юноши.— Добрый вечер, синьор, — проговорил он наконец после долгой паузы. — Это, разумеется, замечательно и можно понять — ваше желание попасть на другой берег. Но и вам следует понять меня, синьор.Грудь Тибальта стала вздыматься в глубоком вздохе, а плечи высоко поднялись к голове, закрывая шею. Он бросил на мужчину мимолётный взгляд и с шумом выдохнул: тайное чувство подсказывало ему, что дальнейшие слова ему не понравятся, однако продолжил слушать.— Таргетто — большое судно, — говорил тем временем крестьянин, — им и так трудно править, а уж в темноте. И тем более на подходе к Венеции есть пару затопленных пристаней, и напороться на них проще простого, а где у нас, синьор, есть деньги на починку…Тибальт прикрыл глаза, отворачиваясь от двоих и приложив ладонь ко лбу. — Заплати ему столько, сколько он просит, — бросил он, — лишь бы оказаться в Венеции до полуночи.*** Вода, криво разрезаемая едва острым килем таргетто, бросалась от него, морщиня гладь моря, на столбы, что когда-то поддерживали пристань. Отражаясь от скользкого потемневшего дерева, волны возвращались к судну; порой они обладали такой силой и скоростью, что перебрасывались через борт. Тибальта, однако, не беспокоили брызги, каплями которых были усеяны доски вокруг него: именно отсюда всё приближающаяся Венеция виднелась лучше всего. Наконец порывы ветра стихли — таргетто зашёл в залив — и теперь юноша мог полностью раскрыть заслезившиеся глаза, чтобы осмотреться. Перед собой он увидел ленту канала, извивающуюся в толще зданий. Дрожащими руками Тибальт схватился за борт, его взгляд лихорадочно скакал с одного предмета на другой, за который тот мог зацепиться. Казалось бы, он сейчас в Венеции, родной Венеции — так почему не чувствует себя как дома? Почему этот город встречает его своим самым равнодушным видом, и всё кажется юноше незнакомым и чужим? Тибальта забила дрожь, будто от гостеприимности Венеции ему и вправду стало холодно.— Ладно. Впрочем, это Канареджо с Санта-Кроче, — успокаивал себя юноша сбивающимся голосом, — а палаццо отца в Сан-Марко. Но чем дольше они плыли по Гранд-Каналу, тем больше сомнений поселялось в сердце Тибальта. Он несколько раз обходил таргетто по борту в надежде увидеть в одном из зданий что-то знакомое, пробуждающее воспоминания, но ничто вокруг не перебирало струны памяти, даже Площадь Марка, на которой юноша часто бывал. — Ну, — протянул он, отворачиваясь от колокольни и собора, — в ночи всё кажется другим. Да и по Венеции я ночью никогда не ходил. Подплывём к палаццо.Тибальт с несвойственной ему медлительностью присел на лавку, что стояла около будки таргетто, и устремил тупой взгляд на палубу. Мимо него проносились известные ему здания, в которых он узнавал лавки торговцев, церкви, палаццо знакомых — и в голове возникали выдуманные сцены, смешанные с истинными воспоминаниями: о том, как он проходил по этим улицам и заходил в эти дома. Но и эти видения оказались призраками, бездонными, как океан и неспособными вызвать в душе хоть какие-то волнения, кроме тихого беспокойства. Наконец Тибальт почувствовал лёгкую тягу вперёд — таргетто остановилось, и паромщик объявил о прибытии. Юноша застыл, краем глаза заметив кирпичные стены своего палаццо. С опущенной головой он вышел из таргетто и направился так к заветной двери. Только когда его взгляд наткнулся кладку, он решился поднять глаза.— Интересно, — хмыкнул Тибальт, — он остался таким же, каким я его оставил. Даже стены не покрылись зеленью после наводнения. Или их хорошо вычистили.— Синьор, — сказал ему подоспевший Чино, — что же вы не заходите?Уголки рта Тибальта опустились ещё ниже, а взгляд его глаз вновь поднялся на стены: пусть это и его палаццо, в котором он так долго не было, но что-то отталкивало юношу от его дверей. Предчувствие того, что сам дом встретит его холодом, забило ему голову словно липкая смола.Его деревянная ладонь потянулась к ручке и рывком потянула её — раздалось звонкое клацанье — но дверь не поддавалась. Тибальт попробовал ещё несколько раз, но безуспешно; он отступил на несколько шагов, задирая голову: все окна казались тусклыми и имели дымчатого цвета стёкла.— Поздно, Чино, — произнёс Тибальт, — свет не горит. Кажется, никто уже до утра не проснётся. Идём, отвези меня в какую-нибудь приличную гостиницу, пока нас за воров не приняли — всё равно не хочу здесь сейчас быть. Ты ведь не отозвал того паромщика?— Нет, синьор, — ответил Чино, засеменив за юношей, — я как раз приказал ему ждать нас с четверть часа на случай нашего возвращения. А в какую гостиницу вы желаете вселиться? — Где-то тут, в Сан-Марко, — уточнил юноша, переходя уже на палубу таргетто, — и чтобы вид из окна был на палаццо отца.***Луна не успела очертить полукруг над небом Адриатики, а Тибальт уже стоял полураздетый у балкона снятой комнаты, почти готовый ко сну — благо, в Венеции гостиницы не закрываются на ночь, и юноше не пришлось искать приюта где-нибудь ещё.— А Чино не подвёл, — прошептал юноша, старательно вглядываясь в темноту. — С этого балкона видны окна палаццо и даже Королевские сады.Взгляд Тибальта скользнул с Гранд-Канала на кровать, что стояла прямо под окном, отчего на неё ложился жёлтый, почти белый, лунный свет.— Лучше немедленно отойти ко сну, — звук его голоса смялся из-за зевка, — следующий день должен быть более… Полным.Разум Тибальта в одно мгновение переполнился образами тех событий, что ему предстояло ещё сделать перед тем, как получить по праву ему принадлежащее: банк, церковь, затем обратно банк. Всё это займёт пару дней, и только после этого он станет хозяином своих же владений. Юноша вновь взглянул в сторону дома — внутри его сжирали опасения того, что палаццо будет наполнен духом отца, словно он всё ещё там живёт, и надежды на неоправданность его страхов. В конце концов, с его смерти прошло почти полгода — ничего не должно говорить о его существовании.— Не буду заходить в его комнату, — с нотками каприза в голосе произнёс Тибальт, после чего быстро добавил, — у отца не только дом — дело осталось без надзора. После всех проблем с банком неплохо бы сплавать на Мурано, навестить там стеклодувни, а потом… Заехать между делом на Сан-Микеле, — процедил он сквозь зубы. — Мадонна, зачем я дал ей такое обещание?В это мгновение рот юноши исказил очередной зевок, сильнее, чем предыдущий, а по его телу прошлась мелкая дрожь. На постепенно деревенеющих от усталости ногах он добрался до кровати: перины там вовсе не было, и вместо неё служила доска, обитая шерстью в несколько слоёв, простыни из будто накрахмаленного хлопка холодили горячую кожу, но Тибальту, тем не менее, эта постель казалась королевской.— Поглядим, что приготовит мне судьба на завтрашний день, — прошептал юноша беззвучно, разворачиваясь к стене.