Часть XII. Разговоры (1/1)

Утро Тибальта началось с резкой боли: резь пронзала голову с каждым пульсированием тонкой вены на виске и лишала способности мыслить. Юноша медленно приподнялся на локтях, морщась и скаля зубы в те моменты, когда возникала очередная вспышка. — Чёрт, опять ты, — простонал он и протянул руку к столику, на котором стояла высокая бутылка из тёмного стекла.Хоть рядом с ней и был кубок, Тибальт не стал наливать в него, а начал пить прямо из горла; вино, что оказалось у него во рту и проникло под язык, не имело того привычного вкуса и не опаляло нёбо: вместо этого у юноши свело челюсть. Он сморщился от ощущения того, как холодный камень медленно сползал по его онемевшему горлу в желудок. Тибальт сглотнул; на пальцах, что были приложены к полуоткрытым губам, остался мокрый след тёмного цвета с белёсыми крупинками — он вытер руку о простыни.— Опять служанки эту гадость насыпали, пока я не видел, — Тибальт сплюнул остатки вина в кубок. — Хотя, как я мог это увидеть: они сделали это ещё в кухне.Болезнь, хоть лекарь и предвещал лёгкость течения, нещадно разила Тибальта, помещая сильного юношу в тело немощного старика. Несмотря на то, что простуда длилась третий день, ему порядком наскучил собственный распорядок: просыпался Тибальт в такую рань, в которую просыпались лишь слуги, и редко пробуждение оказывалось для него приятным — проснувшись, он уже начинал уставать и заходился долгим кашлем, а когда окидывал сонным взглядом комнату, то видел в отражении опухшее и раскрасневшееся лицо, совсем не похожее на собственное. Свой день Тибальт наполнял бессмысленными занятиями, но они приносили ни пользы, ни удовольствия. Иногда юноша, закутанный от холода в простыни, подходил к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть себя, и всякий раз кривил губы, когда замечал всё более явную бледность и землистый цвет лица. Чтение, хоть оно и оставалось единственным достойным развлечением, Тибальт находил сложным: ослабевшие и отвыкшие от работы руки не могли удержать книги и донести её до постели, буквы словно скакали на строчках, и в одних словах юноша видел совершенно другие, что сбивало с толку, а если он подносил текст слишком близко, то его глаза начинали болеть. Вечером приносили ужин — единственный раз, когда Тибальт ел за весь день, так как в другое время кусок не лез ему в горло. Синьору Капулетти беспокоило такое отсутствие аппетита у племянника, однако была заверена лекарем: для болезни это нормально, и юноше это не вредит, к тому же если он бо?льшую часть дня проводит в постели. После ужина, что на самом деле выглядело как игра с едой, и всех досаждений со стороны служанок Тибальт обходил комнату, чтобы задуть тусклое пламя всех свечей, и ложился в постель. Но сон не шёл к нему: сколько юноша не ворочался под простынями и не погружал своё тело в темноту, он лишь добивался срединного состояния, при котором болтался в расплывчатой дрёме — если он лежал так слишком долго и начинал утомляться от своих бессмысленных попыток, то прикладывался к бутылке, что служанки оставляли после своего ухода.Чаще всего за тёмным стеклом плескалось сильно разбавленное вино, и требовался целый секстарий*, чтобы заставить себя закрыть глаза. Но, бывало, приносили и граппу — хоть это и было предписанием лекаря, сеньора Капулетти выполняла его с явной неохотой, будто знала обо всех последствиях — киафа** хватало для сна. Однако Тибальту не нравился этот способ и прибегал к нему в последней очереди: на следующее утро глаза слезились, не перенося солнечного света, язык терял всю влагу и покрывался твёрдой сухой коркой, и в целом юноша чувствовал себя словно прибитый мешком. К счастью, в такие моменты у постели всегда поставлена была ещё одна бутылка — либо остатки вчерашнего вина, либо принесённая ранним утром. К любому вину, что не было открыто им самим, Тибальт относился с подозрением, ведь в них мог быть растворён порошок, что служанки покупали у аптекаря; хоть юноша не думал о себе, как о капризном, но никогда не пил что-либо с ним: белёсые крупинки обладали исключительной горечью. Однако у мучимого похмельем юноши притупились все чувства, и теперь он изнывал, кашляя и отхаркивая горькую слюну.Тибальт приказал принести воды и принялся ждать. От лучей встающего солнца юноша прикрыл глаза ладонью и опустил голову на грудь. Боль оглушала, поэтому скрип отворённой двери оказался для юноши незаметным; в комнату вошла светловолосая служанка и, сперва поклонившись, поставила глиняный карафин на столик, после чего оставила его. При хлопке двери Тибальт повернулся наконец на бок, чтобы налить себе в кубок, но вздрогнул: перед постелью всё ещё стояла служанка. Юноша сдвинул брови к переносице и приоткрыл рот, дабы прикрикнуть на неё, но через мгновение черты его разгладились.— Джульетта? — выдохнул он, подбирая под себя простыни, и умолк в тупом онемении.— Добрый день, кузен, — коротко ответила она и продвинулась вглубь комнаты, — как я рада видеть вас после такой разлуки! Сколько было? Три дня? Тибальт заметил мелкую дрожь, что била Джульетту; всё её тело колебалось, будто колыхалось на ветру, волосы кузины, непривычно оставленные крупными локонами на плечах, развевались в такт её движениям, а на лице маски каждое мгновение сменяли друг друга. Вид Джульетты подсказывал Тибальту, что она хочет подойти к его постели, но всё не решается.— Так что же не приходила? Услышав вопрос, кузина подняла на юношу оживлённые глаза и вытянулась словно рада была разрушить то расстояние и атмосферу, что разделяла их. — В последний раз я видела вас за завтраком, когда ещё к нам приходил Меркуцио.При звучании этого имени Тибальт сморщил нос и оскалил зубы, однако для Джульетты это выглядело как неумелая улыбка, что её кузен постоянно показывал, поэтому она продолжила.— Что за раннее время было… Я ожидала, что увижу вас за обедом, но вас не было и на ужине, — Джульетта сделала пару шагов в сторону. — Мне казалось, что вы были не в настроении, как в первые ваши дни в Вероне, и кормилица к тому же заверила меня. А на следующий день мне вовсе запретили быть рядом с вами и вашей комнатой; теперь я понимаю, — она огляделась. — Вы не выглядите как больной. Как вы себя чувствуете себя, кузен?— Больной человек — это едва замёрзшая вода на озере, — Тибальт покашлял в сгиб локтя и принялся расправлять складки на своей камичии, — вот и я: я не кажусь тебе больным, но внутри, — словно в доказательство из горла юноши вырвался измученный стон, — меня словно бросали об скалы, и от этого у меня сломались все кости, и на теле нет живого места. Когда я один и мне нечем себя занять, то боль усиливается, а если в комнате есть ещё кто-то, особенно т… В общем, мне становится легче.К удивлению Тибальта, во взгляде Джульетты не было и тени непонимания — вместо этого она изогнула рот в улыбке и мелкими шагами приблизилась к его постели, в изящном жесте упокоя руки на перине и мягко посмотрев на него; Тибальт улыбнулся в ответ.— А чем вы, кузен, занимаетесь? — она опустила взгляд на свои пальцы.— Ничем большую часть времени, — Тибальт вздохнул, — и от этого становится ещё тошнее. Правда, есть книги, но я не могу читать их, не в таком состоянии, — юноша поднял глаза на стену, где на полках хранились все его книги. — Как давно я не читал!Джульетта, казалось, поймала взгляд кузена: лицо её прояснилось, и в глазах проскочила искра, будто в её голове так же ярко промелькнула очередная затея. Она оттолкнулась локтями от перины и, бросив на Тибальта весёлый и в то же время успокаивающий взгляд, приблизилась к полкам. Юноша поднялся с постели, прислонившись спиной к стене, и видел, как пальцы кузины медленно проводят по корешкам и позолоченным буквам на них.— И что же у вас за книги? — гнусаво протянула Джульетта, но не стала слушать ответа. — ?Апостол?, два ?Завета?, всё то, что у нас уже есть в библиотеке. Интересно, хоть кто-либо прочёл до конца хотя бы Библию? В Венеции действительно это всё читают? Джульетта посмотрела на Тибальта и тут же повернулась обратно, однако и тех мгновений хватило, чтобы уловить каждую черту её лица: губы, изогнутые в едкой, но мягкой усмешке, прямой взгляд, принадлежащий отнюдь не ребёнку, розовые от декабрьского мороза нос и щёки и то, как живо двигались её тонкие брови, когда искала глазами и мельком прочитывала очередное заглавие. Неожиданно Джульетта замерла; её длинные пальцы, скользившие до этого по корешкам, протиснулись в пространство между книгами и вытащили оттуда синий том.— А эта о чём? — она издали показала книгу кузену. — ?Упражнения по искусству войны? — так называют фехтование? И что там?Джульетта с глухим стуком опустила книгу на стол неподалёку и поместила между пальцев толстый пласт пожелтевших страниц, чтобы пролистать.— Да тут есть картинки! — пропела она. — Эта книга точно интереснее Библии!С этими словами Джульетта захлопнула том и, прижимая его к груди, донесла до кровати Тибальт, после чего раскрыла на случайной странице.— Будешь читать мне? — спросил юноша, отодвигаясь, чтобы дать кузине место.— Да, буду, но смотреть на картинки мы будем вместе, — Джульетта села на кровать рядом с Тибальтом. — Так, что это за раздел?На удивление Джульетта читала с прилежанием, свойственным лишь монахам в тёмных кельях, отрываясь время от времени от своего занятия, чтобы повернуть книгу к кузену и показать ему различные фигурки фехтующих мужчин. А Тибальт, хоть и знал весь том от доски до доски, внимательно слушал и следил, как её длинные пальцы водят по киноварным строчкам и каждый раз останавливаются, скребя ногтями бумагу, если Джульетта не могла с ходу разобрать слово, которое растеклось жирным пятном. Сердце у юноши кололо, а грудь заливало жаром от смущения, когда кузина оборачивалась к нему с влажным блеском во взгляде за очередным разъяснением незнакомого ей слова; он слушал голос, мерно льющийся из её розового рта, и мягко сетовал на то, что не этот голос впервые прочитал ему эту книгу. В один миг Джульетта стала соскальзывать с перины, однако не прекратила чтение и, всё ещё смотря в книгу, быстрым движением приблизилась к кузену. Тибальт затаил дыхание: её рука, согнутая теперь в локте, опёрлась на бедро юноши, а голова упокоилась на его плече. Шёлк её волос, что кололи иногда его шею, и дрожь её голоса, которая возникала, когда Джульетта говорила — всё в ней взволновало Тибальта, спёрло дыхание и покрыло кожу мурашками. Жар, хранившийся до этого времени в глубине, с новой силой разлился по его телу, словно лава по склонам вулкана; воспалённый разум юноши терзали мутные мысли — отчаянные и настолько ослизлые в своей омерзительности, что он яростно гнал их из своей головы, поэтому Тибальт лежал недвижно, не решаясь ни приблизиться к Джульетте, ни отдалиться.— Хм, — кузина прекратила чтение, взгляд её остановился на фехтовальщиках, — это же та фигура, что вы делали пару месяцев назад! Она мне очень понравилась. Вот бы её повторить!С этими словами Джульетта мягко соскользнула с перины, из-за чего Тибальт наконец смог без опасений разлечься на своей постели, и встала в центре комнаты, повернув книгу в свою сторону. После этого взгляд её постоянно метался между страницами и собственным телом и в усердных попытках подгонки и изменения положения рук и ног наподобие бумажного стандарта Джульетта всё же совершила движение, семеня ногами и пронзая воздух невидимой рапирой, но оно наполнено было излишней лёгкостью и не выглядело достаточно угрожающе, так как исполнялось словно па в балетто.— Нет, это танец, а не фехтование! — Тибальт со вздохом, напоминающим короткий смешок, тоже спустился с кровати. — Сейчас покажу. Так, что за фигура?Юноша встал в изначальную позицию и, закрыв глаза, ибо таким образом ощущал своё тело лучше, проделал этот приём с былой стремительностью и точностью, словно с последней его тренировки прошли не недели, а дни; Тибальт сам поразился своим движениям, которые всё это время хранились в его памяти, но тем не менее остались целыми и не выцвели. Он, стараясь сдержать себя и не выглядеть чересчур удивлённым, чтобы Джульетта не усомнилась в его мастерстве, развернулся и развёл руками.— Вот, — кротко сказал Тибальт, заглядывая кузине в глаза.Джульетта склонила голову набок в попытке вспомнить точнее движения Тибальта и через несколько мгновений вновь совершила фигуру, но внезапно передёрнула плечами, из её рта вырвался надрывный стон.— Не так, я уже сама поняла, — она повернулась к Тибальту, — знаете, кузен, а танцы намного проще.— Немудрено, ведь танцам учат в малом возрасте, — Тибальт задержал задумчивый взгляд на Джульетте; её вид хоть и не раздражал его, то вводил в смутное уныние. — Может, с рапирой станет сподручней?С этими словами юноша приблизился к кофру, который за долгие недели покрылся слоями пыли и одежды, и достал оттуда рапиру, завёрнутую в ткань. Тибальт, посмотрев несколько мгновений на блестящее остриё, повернул голову в сторону Джульетты: его губы сузились, а беспокойный взгляд задрожал ещё сильнее — но черты его лица вновь стали недвижными, когда он вставал и протягивал кузине оружие.— Весит она всего пару мин***, но при ударе с лёгкостью можно её выронить, — Тибальт, убрав руки от рапиры, хотел было оставить его Джульетта, но вместо этого принялся тараторить, — держись за рукоять, как обычно, но отставь в сторону большой палец, лезвие острое, так что не трогай, ну, кроме вот этой части, у самого эфеса, — он провёл ладонью по рикассо. — Ещё остриё, но маловероятно, что можно так порезаться. Так что…Наконец, Тибальт вложил рукоять в ладонь Джульетты; та исподлобья посмотрела на кузена: её глаза, влажно блестевшие, сощурились, и уголки рта поднялись и тут же опустились словно в попытке скрыть улыбку.— Интересно, о ком же вы больше заботитесь, кузен? Может, вовсе обмотать лезвие бархатом, чтобы не повредить ни ту, ни другую? — Джульетта тихо посмеялась тому, как в смущении Тибальт потупился и развёл руками. — Так, приступим, хотя нет. Кузен, я заметила, что перед фигурой вы встаёте в причудливую позу. Я старалась сделать похожее, но у меня не получилось. Поэтому, наверное, все остальные мои движения смазались и не были сделаны так, как следует. Может, вы меня научите, кузен?Тибальт тупо кивнул:— Хорошо, — пробормотал он, потом добавил, — хотя я никого ещё не обучал. Так…Он, быстро облизнув губы, ещё приблизился к Джульетте и встал рядом таким образом, что почти касался своей грудью её спины. Холодной ладонью Тибальт коснулся её руки, одетой в узкий рукав, и время от времени стал скользит пальцами от запястья до плеча, чтобы придавать телу кузины правильное положение.— Согни локоть, чтобы рапира стояла почти прямо, — наставлял он, — а теперь ноги: левую держи, как ты обычно держишь.Тибальт наклонился вбок в порыве разместить её правую ногу согласно правилам, однако в последнее мгновение одёрнул себя, только его рука коснулась верхних юбок.?Когда меня учили, моему наставнику было гораздо проще, — сетовал он, — я же мужчина и ношу более пригодную для этого одежду. Ну и как я найду её ноги в этом ворохе тканей??Отметнув первоначальную затею, юноша стал подниматься, его взгляд встретился со взглядом Джульетты: её смеющиеся глаза смотрели на него явно в веселье над его позой, рапира опрокинулась в её ладони и коснулась наконечником пола, а второй рукой кузина прикрыла улыбающийся рот. При виде этой откровенной насмешки Тибальт сильно изменился в лице, придав тому строгое выражение, однако Джульетта убрала улыбку и стала в прежнюю позу с напускной важностью.— Я слушаю, — учтиво обратилась она к кузену.— Угу, — протянул Тибальт растерянно. — Так, да, ноги, — он поставил свою ногу прямо перед Джульеттой, чтобы та всё видела. — Про левую ногу я уже сказал, а правую поставь так, что колено и носок были вывернуты наружу. Смотри на мою. Да, всё так, — юноша отошёл на пару шагов назад и осмотрел кузину, — теперь голову. Всегда держи её повёрнутой вправо и смотри перед собой. Обычно смотрят на наконечник рапиры противника, но сегодня смотри прямо.— А что с левой рукой? — Джульетта встряла в словесный поток.— С левой? — уточнил Тибальт, не расслышав сначала вопроса: настолько он был увлечён разъяснением. — Раз без даггера, то делай с ней всё что угодно.В ответ Джульетта в торжественном жесте подняла свою левую руку, отставив её и выкрутив кисть с растопыренными пальцами, и ещё раз улыбнулась кузену — началась практика.На протяжении всего процесса Тибальта пожирало пламя страсти и воспоминаний; увлечённо наставляя кузину, юноша прокручивал моменты своего детства, когда так же косился при выпадах и не умел ещё как следует поражать цель. Даже в Джульетте он видел себя, такого же возраста и так же старающегося на занятиях, хоть и не угадывал в её лице схожих с собой черт: слишком грубым и тусклым казалось его лицо по сравнению с её. ?Как мы можем называться родственниками, если мы совсем не похожи?? — Тибальта не покидала эта мысль.Джульетту тоже понесло, и её удары с выпадами обретали всё большую силу и ярость, а фехтование полностью заняло её голову, когда она совсем перестала поправлять прилипшие к шее и лбу волосы и поднимать сползающие рукава, которые оголяли теперь её круглые плечи. — Ну что, кузен, сейчас я достойная партия для вас в поединке? — время от времени спрашивала она, отвлекаясь от очередной фигуры, и едва заметно усмехалась, как только получала в ответ кивок.Неожиданно со стороны окна донеслась дробь — такая знакомая — будто Тибальт слышал её пару дней назад. Металлический звон всё усиливался, к нему примешался необычное утробное дрожанье, но внезапно всё звуки стихли.?Странно, — подумал Тибальт, — какой дворянин будет в такую рань ездить верхом по Вероне??В следующее мгновение оглушительный свист, смешанный с хриплым смехом, прошёлся по улице, отчего, казалось, задрожали стёкла в рамах.— Тибальт! — прокричали снизу, — Кошачий король, иди сюда!Юноша тот час узнал этот голос; в яростном порыве он подбежал к окну: опасения его подтвердились — на улице перед ним прал округлую брусчатку Меркуцио с его недвижной, растянутой улыбкой.— Кто там, кузен? — Джульетта сделала шаг в сторону окна.Тибальт повернулся в её сторону и, тряхнув головой, повёл рукой в её сторону.— Никто, не подходи слишком близко, — бросил он, после чего вновь обратился к Меркуцио.— Тибальт, а я боялся, что ты не подойдёшь, — делла Скала вздохнул, опустив взгляд, — всё-таки болезнь не все переживают. Совсем не ожидал, что ты сляжешь, — он запрокинул голову. — А ведь я всему виной. Ну, сделаешь ли в этот раз что-нибудь или злости не хватит? — Чего тебе надо? — Тибальт с тщеславным видом поднял подбородок и старался звучать и выглядеть холодно, хоть и с трудом сдерживал себя от желания с руганью прогнать пришельца.— Я принёс тебе небольшой подарок. Для твоего же скорого выздоровления.С этими словами Меркуцио вытянул перед головой руку, что до этого скрывал за боком коня: она сжимала бесформенный колтун рыжего меха, напоминающий изъеденную молью муфту. Тибальт, введённый в заблуждение, опёрся локтями на подоконник, чтобы рассмотреть, и чем больше юноша щурил глаза и приглядывался, тем ужаснее становились линии таинственного предмета: из копны меха стали выделяться запрятанные тонкие лапы и хвост, а колтун начал напоминать шерсть известного Тибальту животного. Когда перед юношей наконец предстала полная картина, комок подступил к его горлу, отчего оттуда вырвался полный отвращения и немого ужаса стон. Своими пальцами Меркуцио держал за облезлый загривок кошку. Распахнутая пасть с кривыми, пожелтевшими зубами, стеклянные глаза — она точно не была живой. Тибальт, вздрогнув, отошёл от окна, но через мгновение вновь прильнул к карнизу.— И зачем ты принёс эту к… Это сюда?Меркуцио потряс кошку — её тело закачалось камнем, словно не принадлежало когда-то живому существу — и поджал губы.— Смотри на неё, — он развернул её мордой сначала к Тибальту, а затем к себе, — какая отвратная зверюга: вся рассыпается в клочки, и ни капли разума во взгляде — прямо как ты временами. Не стоит делать такие недоумевающие глаза. Ведь у кошек своя, неповторимая натура. Они эгоистичны, не любят чужих людей и новые знакомства, централизуют свой собственный мир и живут лишь в нём, а также из толпы одинаковых выбирает лишь одного, которому будет отдавать всё тепло, что накопилось в их тщедушном тельце, — Меркуцио слегка улыбнулся. — А я нахожу, что всё есть тот, кто превосходит кошек в их же качествах. Это ты, Тибальт. Поэтому должен называться королём среди них. Кошачий король, кошачий царь, крысолов — именно такие прозвища достойны тебя.Тибальт задержал тупой взгляд на улыбающемся рте Меркуцио, на кошке, от которой из-за тряски начал отставать кусок меха. Юноша опустил локти на каркас, прикрыв ладонями лицо: на мгновение ему показалось, что он находится во сне, окутанном опиумной дымкой.— Почему ты мне это говоришь? Неужели считаешь себя философом?— Нет, я слишком эгоистичен и жесток для философии, — Меркуцио положил руку на талию, в его глазах стали зажигаться горячие искры. — Но эта кошка, она намёк — нет — предупреждение и предвестник, может быть, твоей судьбы. Известно ли тебе, что происходило с кошками: рыжими, что твои волосы, белыми, что пустота в твоей голове, и чёрными, что дыра в твоём сердце? Их вешали!С этими словами Меркуцио перехватил руками, и его ладонь, оказавшись на шее кошки, принялась выворачивать её: раздался глухой хруст и линии трупа стали ещё ломаней и уродливей. Тибальт с откровенным отвращением во взгляде наблюдал, как мёртвое тело падает из расслабленной ладони на брусчатку — смех Меркуцио огласил узкую улочку.— Ну что? — спросил он, задыхаясь, — бретер, по-твоему жизнь всё ещё ценна? Может, и мою сейчас заберёшь?Меркуцио сжал бока лошади и пустил её кругом трупа, посвистывая и улюлюкая. При виде этого безумного зрелища Тибальт почувствовал, что волна возбуждения накрыла его тело, разгорячённое после упражнений; юноша выпрямил спину и с такой силой ударил по карнизу, что доски звонко отбились от каменных валунов, из которых был построен дом.— Убирайся отсюда! — прикрикнул Тибальт. — С такими разговорами тебе здесь нечего делать! Фигляр чумной!Юноша хотел было вылить на делла Скала ещё больший словесный поток, но в один миг землю будто выбили у него из-под ног: Тибальт зашатался, а в глазах у него начала двоиться, и вместо одного Меркуцио он видел нескольких, хохочущих и носящихся словно чёрт. Франтумато оступился, когда отходил от окна, и стал заваливаться, однако был подхвачен Джульеттой. Ясное сознание вернулось к Тибальту только после того, как он оказался в кровати; бесовской смех Меркуцио стих, и даже фырканья его лошади не стало слышно. Юноша приложил холодную ладонь ко лбу и огляделся.— Я в вашей комнате уже второй раз, а это зеркало только заметила, — бросила Джулетта, когда смотрелась в отражение, и спустя пару мгновений добавила. — Кто был этот человек?Тибальт наклонил голову слегка набок и прищурил глаза, словно не понял сначала кузину, затем в порыве злости сдвинул брови к переносице.— Это плохой человек, надеюсь больше не видеть его.— Это уж как судьба решит, — задумчиво произнесла Джульетта. — Всё-таки какое красивое зеркало! Похоже на то, что вы нам привезли из Венеции.— Да, они одинаковы.Неожиданно Джульетта опустила голову, перестала расчёсывать своими длинными пальцами волосы, сетью распущенные по её плечам, и будто вся поникла. Тибальт наклонился корпусом в её сторону в попытке понять, что случилось с кузиной, и услышал, как она вздохнула. После вздоха — тихого и полного спокойной грусти — Джульетта наконец обернулась: влажный блеск в её глазах дрожал, улыбка сбежала с её губ.— Время пришло, и вы скоро уедете в Венецию? — спросила она чересчур высоким голосом.— Да, мне нужно поехать. Через две недели как раз и поеду.Только эти слова сорвались с губ Тибальта, как Джульетта быстрыми шагами приблизилась к кровати кузена и, взяв его холодную руку в свои тёплые узкие ладони, заглянула тому в глаза.— А это точно надо? — почти прошептала она и получила кивок Тибальта в ответ. — Как будет тяжело с вами прощаться, кузен. Но вы будете хоть раз в месяц, раз в сезон приезжать в Верону? Мне бы самой хотелось вас навещать, но матушка этого точно не разрешит, а брать с вас обещания мне слишком боязно и совестно.Тибальт отвернулся от Джульетты и устремил свой взгляд на стену соседнего дома, что стоял напротив его окна.?Таких зданий в Венеции нет. А что же я буду видеть из окна своей комнаты??Тибальт снова посмотрел на кузину: улыбка дрогнула на его губах, и глаза ярко заблестели. Он выпростал свою руку из пальцев Джульетты, чтобы самому поместить её ладони в свои; кузина, будто отпрянув от своей печали, быстро подняла голову, отчего юноша прошептал ей прямо в губы:— А я всё же пообещаю.