Часть X. Alea jacta est (1/1)

Солнце ещё не встало над Вероной, лишь известив тонкими светлыми лучами о своём восходе, а Тибальт уже лежал в постели с открытыми глазами.— Только рассвело, и я проснулся, — пробормотал он, приподнимаясь на локтях. — А спал ли я вообще?Этого он не знал; с тех пор как в палаццо Капулетти прогремел бал, сон стал казаться Тибальту странным процессом. Каждую ночь юноше никак не удавалось быстро задремать —, вернее, он не мог понять этого, ведь, закрывая глаза, неведомым для себя образом наблюдал за своим телом, словно обретал зрение другого человека, стоящего у изголовья кровати. В эти моменты Тибальта попеременно наполняла то лёгкость, то тяжесть, поэтому всё время, что его веки оставались закрытыми, юноша выматывался и всегда просыпался уставшим. Однако стоило ему встать с постели, как измождённость стремглав начинала таять и исчезала через пару мгновений.Подобное самосозерцание и фантомная усталость повторялись уже вторую ночь. Тибальт полагал, что бал всему причиной, а точнее — отдельные его участники. Любая его попытка размышления на эту тему в очередной раз скатывалась в воспоминания о контактах с Джульеттой и Меркуцио.Тибальт порой вздрагивал, когда во время копания в событиях бала в его памяти возникали те пространные рассуждения о своей кузине. Он пока не знал, как следует к ним относиться. Хоть это и казалось ему обычными чувствами брата и сестры — немного неловкими и почти незаметными, однако где-то на дне тех отношений юноша видел и ощущал нечто, что напоминало ему угрозу, имеющую неясные, словно сотканные из дыма, очертания. Поэтому пока что Тибальт поставил эти чувства на расстояние от своего сердца.А что же до Меркуцио — Тибальт знал его всего пару часов, во время которых делла Скала почти никогда не закрывал рот, и несмотря на это Франтумато о нём совсем ничего не известно. Однако Меркуцио читал его словно раскрытую книгу: его проницательность была удивительной и, казалось, несовместимой с его ветреностью, которая отчего-то казалась напускной. Вопреки чрезмерной эмоциональности, редкой грубости Меркуцио и различиям между ними, делла Скала разжёг в Тибальте интерес: он расценивал его как достойного собеседника и, возможно, друга. Однако что-то насторожило Франтумато в его новом знакомом, заронив слабое семя тревоги. Но сейчас, в этот момент, Тибальт без задней мысли доверился бы Меркуцио.Внезапно со стороны двора раздалась дробь — словно металл звенел по камню мостовой. Тибальт не обратил бы на это должного внимания, сославшись на неуклюжего слугу, уронившего медную посуду, если бы за звуком не последовало храпение, а затем ржание. Юноша сел на кровать и весь обратился в слух: ржание, сменяемое тихим фырканьем, повторялось. — Неужели чья-то лошадь? — с этими словами Тибальт встал. — Почему слуги не прогонят её?Он направился к двери, ведущей в коридор и в галерею, но, чтобы не замёрзнуть на декабрьском уже воздухе, решил сперва закутаться потеплее, поэтому зашагал к сундуку. Когда Тибальт набросил на плечи плащ и занимался теперь фибулой, чей-то голос, доносящийся из того же внутреннего двора, позвал его по имени. Гонимый любопытством, юноша, выбежав на галерею, бросился к ограждению.Действительно, во внутреннем дворе стояла лошадь — это она ржала. Тому, что она забрела сюда, можно было найти объяснение: кобыла заблудилась в каменном лабиринте Вероны и прошла через арку палаццо из-за доносившихся с кухни запахов. Но это предположение, которое Тибальт сделал, пока выходил из комнаты, совершенно не работало — лошадь имела всадника.— Меркуцио?! — воскликнул юноша, узнав в седоке дука. — Тибальт! — радостным криком ответил Меркуцио. — Я-то думал, что мне придётся свистеть и стрелять из пищали, чтобы разбудить тебя.Между тем из своих комнат в галерею и двор высыпали все обитатели палаццо, в том числе чета Капулетти с Джульеттой, однако Тибальт не обратил на это внимания.— Дука делла Скала, что вы делаете у нас в такой ранний час? — слегка удивлённым и всё ещё сонным голосом спросила тётушка.Вместо ответа Меркуцио, обнажив зубы в улыбке, пришпорил лошадь и направил её на середину двора. Когда они оказались в центре, делла Скала отвёл прямую руку в сторону, а другую прислонил к груди и подался корпусом вперёд в своеобразном поклоне. — Синьор и синьора Капулетти, Джульетта, — начал Меркуцио, — приветствую вас. Синьора Капулетти, не серчайте на меня. Я пришёл, чтобы пригласить вашего племянника, — он бросил короткий взгляд на Тибальта, — на скачки. — На скачки? — уточнила тётушка, словно последнее слово она не расслышала.— Да, — подтвердил Меркуцио, в голосе которого зазвучало недовольство. — Надеюсь, у вас есть лошадь?Вопрос был к Тибальту; тот смерил делла Скала недоумевающим взглядом и замотал головой. В Венеции лодок было больше, чем лошадей, и добраться на другой конец города только по воде не представлялось невозможным, а было обычным делом, поэтому вероятнее было то, что венецианец ни разу не правил лошадью, но мастерски правил лодкой.Тибальту, конечно, никогда не доводилось орудовать веслом в обычной жизни — это удел простолюдинов — однако конструкцию лодки и принцип её правления он знал достаточно хорошо для юноши, живущего в цитадели мореплавания. Иначе всё было с верховой ездой. Чтобы научиться хотя бы держаться в седле и не сваливаться с него каждый раз, когда лошадь делает шаг, требовалось пространство. Внутренний двор своими размерами годился и предназначен был только для фехтования, поэтому еженедельно с десятилетнего возраста Тибальт стал покидать Венецию: сначала облачение в одежду, предназначенную исключительно для верховой езды, затем получасовое путешествие в экипаже по сельскому овражистому пути — и, наконец, юноша оказывался на лугу; дальше начиналось занятие.Тибальту никогда не давали лошадей с норовистым характером, под ним были лишь спокойные кобылы — настолько спокойные, что юноше казалось, будто перед этим конюх гонял их по полю, дабы вымотать. Такова была воля отца; впрочем, юноша часто не понимал смысл его приказов. Видимо, его отец также повелел, чтобы его сына обучили только примитивным основам: как усидеть в седле и выглядеть достойно, пока лошадь тихой рысью скачет по людным улицам Венеции. Более быстрые аллюры Тибальт пробовал очень редко, и то, во время галопа при сильных покачиваниях кобылы у него порой спирало дыхание.В отличии от фехтования, которое поглотило его полностью, от верховой Тибальт не испытывал должного восторга, его даже воротило. Этот процесс не приносил ему никакого удовольствия: во влажную погоду на поле кружили москиты, в жаркую — мухи, удары копыт поднимали в воздух то пыль, то капли грязи, а в тёмных глазах кобыл Тибальт находил слепое послушание и отвратную ему услужливость. Лошади, на которых он ездил, не нравились ему именно этим — он не видел в них должного испытания, поэтому иной раз не упускал возможности посильнее пнуть по бокам острыми шпорами, крепче натянуть поводьями или лишний раз ударить хлыстом по крупу, лишь бы добиться от них какой-либо агрессии. Они отвечали ему такой же ненавистью, но на удивление эту нелюбовь источали любые лошади, которых юноша встречал. Поэтому Тибальт, не будучи на выездке, не приближался к коням без необходимости и вне занятий никогда не садился в седло. Юноша ещё раз помотал головой.— Нет, у меня её нет.— Есть, она у него есть, — быстро проговорила синьора Капулетти и развернулась к племяннику. — Тибальт, ты, наверное, не знаешь, но совсем недавно для тебя была куплена лошадь. Я хотела рассказать тебе, но в суете по приготовлениям к балу совсем забыла.— Хорошо, раз у вас появилась лошадь, пусть так и внезапно, — протянул Меркуцио, загарцевавший вдоль колоннады. — Так вы пойдёте?Тибальт пожал плечами: он много раз наблюдал скачки и на картинах, и вживую, и, смотря, как копыта поднимают пыль и ветер треплет гривы, он хотел ощутить такую скорость. Однако его взор встревоженно перешёл на Меркуцио.— Я согласен, — притворно твёрдым голосом ответил наконец Тибальт. — А когда всё это будет? Прямо сейчас?— Конечно, нет, — усмехнулся Меркуцио, — зачем будить веронцев, когда солнце только показалось? К тому же, лошади в сумерках ничего не увидят. Встретишь нас, скажем, в полдень у моего палаццо.С этими словами Меркуцио, потянув за повод, развернул свою лошадь. Через пару мгновений он исчез в тени арки, но цокот и редкое фырканье указывали на то, что делла Скала всё ещё был неподалёку от них. Под звуки звона копыт о мостовую синьора Капулетти оглядела всех обитателей палаццо, стоявших в тот момент во дворе и на балконах с галереей.— Я полагаю, что завтрак сегодня следует начать раньше обычного времени, — слегка повышенным голосом проговорила она, после чего обратилась к слугам, — прикажи испечь чамбеллу с кростатой. Тибальт, дрожащий от холода и оттого закутавшийся в плащ, вернулся к себе в комнату.***Копыта громко звенели о камни, когда лошадь медленным шагом переставляла ноги, и тело покачивалось из стороны в сторону, а вместе с ним — Тибальт, сидящий в седле. Юноша неуверенно осмотрел шею своего коня и нагнулся вбок, чтобы заглянуть ему в глаза; убедившись, что они полуприкрыты и выражают полное спокойствие, он слегка ударил шенкелями по бокам: лошадь, незамедлительно среагировав, ускорилась.— По крайней мере послушная, — пробормотал Тибальт. — Посмотрим, сможешь ли ты быстро скакать.Тибальт наконец вышел на площадь; солнце своим ярким светом слепило глаза, поэтому всё, что находилось на пьяцце, было трудно разглядеть. Юноша закрыл ладонью лицо от лучей в попытке найти взором нужную ему фигуру на лошади: действительно, на той стороне площади, у какого-то палаццо, виднелся силуэт всадника — как они и условились. Тибальт погнал коня вперёд.По мере того, как он приближался, будто расплывшийся от света полуденного солнца силуэт становился всё чётче и в конце фигура вовсе раздвоилась. Тибальт пригляделся: если в первом всаднике он мгновенно угадал Меркуцио, то второй был ему незнаком.?Что тогда он говорил про участников? — спросил юноша сам себя. — Никогда не говорилось, что мы будем одни. Я ожидаю самого худшего?— Тибальт, — Меркуцио наконец заметил его, — ты пришёл. Мы тебя здесь уже давно ждём.Франтумато остановил лошадь прямо перед конём делла Скала.— ?Мы?? — с требовательным звучанием в голосе переспросил Тибальт, бросая пронзительный взгляд на второго всадника.— Да, мы, — твёрдо повторил Меркуцио. — Я и Бенволио.Тибальт вновь взглянул на юношу позади делла Скала, скривил губы и нахмурился на мгновение, окончательно признав наследника Монтекки. Бенволио, оказалось, тоже узнал Франтумато: он потянул за повод, чтобы развернуть коня, и теперь смотрел на него обоими глазами. Во взоре его читалась смесь удивления с недовольством; видимо, сюрприз для него был так же неприятен.Тибальт вновь перевёл взгляд на Меркуцио, после чего, не отводя глаз, натянул поводья; лошадь с едва слышным ржанием сделала пару шагов назад.— Дука, — тихо начал он, — поймите: я ведь могу и уйти. — Почему же вы решили, что Бенволио испортит нам — вам — скачки? — без тени подлинного интереса спросил Меркуцио.— Думаю, вам самим известно, — Тибальт на мгновение потупился.Неожиданно Меркуцио шумно вдохнул, его рот едва заметно изогнулся. Франтумато решил поднять взгляд на своего визави.?Вновь эта странная улыбка?, — пронеслось у него в голове.— А-а, тот случай, — продолжал между тем Меркуцио, — я уверен, что этот случай только привнесёт хоть какую-нибудь искру в подобное скучное развлечение.— И каким образом? — поинтересовался Тибальт, поведя плечом.— Ведь после той… Стычки (не стычкой это не назвать) отношения между вами, — Меркуцио стал показывать на Тибальта с Бенволио, почти каждое мгновение сменяя и перекрещивая пальцы, — весьма неприятные. Разве тот факт, что можешь одолеть противника в хоть каком-нибудь соревновании, раз просто избить его до полусмерти — за пределами твоей нравственности, не приносит достаточно plaisir**? К тому же Бенволио никогда не оскалиться и не нападёт первым, — Меркуцио закрыл рот ладонью с той стороны, где был Монтекки, — если, конечно, не дать веского повода. Но! Если такое случится, и наш ласковый котёнок вдруг озлобится первым, — он изогнул рот в улыбке, пока указывал на себя, — я всегда буду стоять между вами обоими. И вас же могу осадить: я ведь дука. Тибальт поднял голову, взгляд его проходил сквозь здания и был устремлён в невидимую, только ему известную точку. Спустя несколько мгновений юношу будто вырвали из этого оцепенения; он, развернувшись всем телом, насколько позволяло седло, заглянул в глаза Меркуцио.— Хорошо, я останусь, — быстро проговорил Тибальт.— Я не сомневался, — бросил делла Скала.Меркуцио обернулся и подал знак Бенволио; тот, погнав свою лошадь тихой рысью, приблизился и встал рядом.— А на каком поле мы будем скакать? — задал вопрос Тибальт, чтобы оборвать возникшую тишину. — Поедем восточной дорогой?Меркуцио с Бенволио быстро переглянулись.— Мы, — протянул первое слово делла Скала, а затем сбился и стал частить, — не устраиваем скачек вне города. Это скучно, — ответил он на немой вопрос Тибальта.— Где же тогда? В городе? — Франтумато поймал утвердительный взгляд Меркуцио, после чего взметнул одну бровь вверх. — Прямо в городе и в полдень? Разве мы не раздавим и не убьём этим пол Вероны?— Им это только на пользу, — с непринуждённостью в голосе произнёс Меркуцио, — мы их так, скажем, готовим к возможной оккупации Вероны: враг так же носится по городу и режет на скаку люд. Но ты бы видел их перекошенные рожи, слышал бы их крики, когда на них несётся огромная лошадиная туша, ведомая всадником! А как неловко они отпрыгивают в сторону и выливают на нас кадку словесного дерьма!Меркуцио не смог удержать в груди порыв, и в следующее мгновение оглушительный хохот огласил площадь. Бенволио, тоже не устояв, сначала широко улыбнулся, а затем громко прыснул.— Ну и по каким улицам мы будем тогда ехать?— Раз мы ценим безопасность наших горожан, моих подданных, — Меркуцио в изящном движении поднял руку, — поскачем по самой широкой дороге — набережная, чтобы все трое на ней уместились. Ну, пойдём!С этими словами делла Скала сжал шенкелями бока своей лошади и направил её в узкую улицу вглубь острова. Бенволио с Тибальтом последовали за ним, хоть последний был весьма удивлён.— Но, набережная в другой стороне, — Франтумато поравнялся с делла Скала.— Да, это так, — коротко ответил Меркуцио, — но сейчас мы идём к даме сердца. — Даме сердца? — вздёрнул одну бровь Тибальт.— Именно к ней, — подтвердил Меркуцио, — надо же кому-то посвятить свою победу.— И кто же она? — спросил Франтумато, думая, что ей окажется какая-нибудь служанка, пассия дука или же просто шлюха в женском доме.— Это будет он, — неожиданно Бенволио встрял в разговор, — это Ромео.— Да, Ромео, — поддакнул Меркуцио, — не захотел участвовать в скачках, значит сгодился для другой роли.Тибальт лишь вздёрнул на мгновение брови, а затем бесшумно усмехнулся.?Посмотрим на Ромео в этом обличии?, — подумал он в предвкушении.Прошло всего несколько мгновений в тишине перед тем, как Меркуцио открыл рот.— И что же вы думаете о вашей новой лошади?.. Что у неё за кличка?Меркуцио, взявшись за переднюю луку седла и нагнувшись вбок, потянулся к лошади Тибальта и звонко похлопал ладонью по её шее ближе к щеке.— Мне известно, что эту породу выращивают в Апулье, в горах Мурджезе, поэтому её имя Мурджезе.— Мурджезе, значит. Как скучно! — Меркуцио сел ровно в седле, — и как вам Мурджезе?Тибальт осмотрел свою кобылу и провёл пальцами по её толстой шее.— Она послушна, не лягается и не кусается? Что ещё требуется от лошади? — только и сумел он выдавить из себя.— От лошади много чего требуется, — в голосе Меркуцио послышался гонор. — Что случится с ней, если она проиграет в скачках?— Ничего не случится, — Тибальт в недоумении сдвинул брови к переносице.— А ежели она будет упрямиться, не сдвинется с места даже под стеганием и уколами шпор, или, чего более, сбросит вас прямо во время скачки? — Меркуцио припал к шее своего коня, бросив на Франтумато пытливый взгляд.— Лошадь хоть и виновна, но заслуживает лишь пару сильных ударов хлыстом или шлепка по губам и ноздрям, — Тибальт вдруг повернул голову в сторону делла Скала, и посмотрел на того исподлобья. — А вы какого ответа ждёте от меня? Что вы бы сделали?— Знакома ли вам такая наука, как селекция. Отчего её так назвали?— От латинского слова ?seligere? — ?выбирать?, — Тибальт подался вперёд, поудобнее садясь в седле. — К чему вам это?— Именно! — воскликнул Меркуцио, — человек выбирает, кому жить, а кому умереть, если животное не соответствует ожиданиям и требованиям***. Так почему же в таких случаях всадник не может убить ту лошадь, что подводит его?— Мы все создания Творца, — промолвил Тибальт в пустоту, — он дал нам жизнь, и лишь он вправе её забрать. — Он также учил тому, что все люди равны, но никто почему-то этого не соблюдает (мы с вами этому живой пример), — небрежно бросил Меркуцио. — И вообще: странно слышать это от того, кого больше десяти лет учили убивать, — он усмехнулся.— Меня учили ранить, а не убивать. Фехтование — это умение двигаться и балансировать, давать рапире жизнь. Это искусство — навроде ваших танцев.— Ну, танцы по крайней мере не используют в войне, — пробормотал делла Скала. — Но вернёмся на прежнюю тропу: Он не в силах мне указывать, как жить — вы это уже слышали. Я хозяин лошади, я забочусь о ней, я объезжаю её и я плачу за это. Она должна тоже чем-то платить за свои оплошности. Жизнь, — Меркуцио бросил на Тибальта мертвенно-холодный взгляд, — чем не плата? Знаете, как зовут мою? Аморе, любовь — я всех называю так. Если любовь разочаровывает, подводит, то она умирает первой.Делла Скала опустил голову на качающуюся грудь и пробыл так пару мгновений перед тем, как снова поднять взор.— Жизнь священна, считаете вы, — Меркуцио задумчиво и мечтательно вздохнул, — где же предел, пересёкши который, вы измените это мнение? В какой гнев и отчаяние вас нужно для этого ввести? Какова цена предательства принципов?— Этой цены нет, — отчеканил Тибальт, — а если она существует и будет мне известна, то окажется неподъёмной. Даже для ваших возможностей, дука.— Кажется мне, — протянул Меркуцио, — что я смогу её поднять. Настанет день (будет ли это завтра или через пять лет), и вы надломитесь: я вижу это в вашей душе, в ваших глазах. После этого делла Скала вновь умолк, и в это мгновение он перестал казаться каменным холодным истуканом, сгорбился и сменил ходульные движения на свойственные ему, пластичные и яростные: будто душа мертвеца покинула его тело, уступив, вернув место той безумной сущности, с которой Тибальт встретился в самом начале.— Вот мы и пришли, — Меркуцио в предвкушении издал короткий хохот.Тибальт поднял голову, чтобы оглядеться: прямо перед ним высился палаццо, в каменную стену у одного из его окон был врублен балкон. Юноша поджал губы, когда догадка поразила его мысли, и обернулся; позади него стояли уже известные ему резные шатры-табернакли.?Неужели это та самая улица и место? — Тибальт посмотрел по сторонам ещё раз, — сомнений быть не может?Меркуцио между тем подвёл свою лошадь под окно с балконом; он совсем извёлся от возбуждения и нетерпеливо подскакивал в седле. На мгновение он затих, подавая знак Тибальта с Бенволио умолкнуть, и открыл рот с хитрой усмешкой.— Ромина, покажись мне, дама моего сердца, наша дульцинея! — воскликнул Меркуцио сладчайшим голосом.Тибальт, тоже битый дрожью предвкушения, увёл Мурджезе на пару шагов назад и задрал голову, вглядываясь в темноту проёма, но по первому зову на балкон никто не вышел.— Я уже передумал, — послышался вдруг из глубины комнаты голос, — Меркуцио, может мне всё же поучаствовать в скачках?— Нет, Ромео, сказанное слово имеет цену, — грубо отрезал делла Скала и продолжил с нежным звучанием, — а теперь, моя милая Ромина, не жеманьтесь как солдатская девка и пойдите сюда, не то я пронжу вас своей рапирой.Меркуцио наклонил голову, повернув её в сторону Тибальта и Бенволио, слегка усмехнулся и сказал им одними губами: ?Сейчас появится!?Из темноты раздался вздох, а затем всё приближающиеся звуки шагов — все трое подались назад, ёрзая в своих сёдлах. Как обещал делла Скала, в затенённом проходе показалось блеклое пятно, оно стремительно светлело, увеличивалось и обретало форму и через мгновение на балкон ступил Ромео. Тибальт не сразу увидел в той выбеленной и нарумяненной девушке юношу и тем более Монтекки, а когда осознание пришло к нему, то он весь затрясся от немого хохота, безжалостно бьющего его тело.— Ромео! — выдавил сквозь смех Бенволио, — Ты что, выкрал у тётушки её склянки с косметикой?! А знаешь, Ромео, в качестве девушки ты очень мил.— Нет, это я их украл, — возразил слегка задетый Меркуцио, — Ромео, где твоё платье? Я раздобыл тебе великолепное платье! Где оно? Ты его, негодник, снял?— На нём должно было ещё быть и платье? — переспросил Бенволио, задыхаясь уже от смеха и едва не упав с седла.— Да он ещё всю косметику пытался оттереть! — гневно заявил Меркуцио, однако через мгновение хохот вырвался из его горла, — ба, ты с этими размазанными белилами и румянами выглядишь так, будто тебя недавно драли. И впрямь солдатская девка! Ну ладно, — обратился он к юношам, когда успокоился и выровнял дыхание, — приступим к благословению на скачки чистой сердцем и душою Роминой, не то она обидится ещё.Ромео, заслышав эти слова, закатил глаза, вздохнул и со смиренным выражением лица перевесился через борт балкона, чтобы букетом белых гортензий, что он всё это время держал в руках, поочерёдно дотронуться до плеч юношей. Получившие свои благословления Меркуцио с Бенволио отвели лошадей на другую сторону улицы, где всё ещё посмеивались над внешним видом Ромео. Настала очередь Тибальта; тот молча подъехал к балкону и поднял голову: он ожидал увидеть, что Монтекки всячески будет прятать от него взор, но ошибся. Вместо этого Ромео заглянул ему прямо в глаза и, не отрывая взгляда, отломил от букета небольшое соцветие.— Бери, — горячо прошептал он, — сочти это за пожелание победы.— Хорошо, — коротко кивнул в ответ Тибальт, хотя не прыснуть Ромео прямо в его лицо от смеха представлялось невозможным.— Ну что, Тибальт, рыцарь чёрного знамени, — Меркуцио упёр одну руку в бок, — пойдём наконец на место?***Тибальта внезапно тряхнуло — он поднял голову, что всё время пути держал на груди: Мурджезе, видимо, остановилась, завидев перед собой вставшую лошадь.— Вот мы и здесь, — подтвердил догадки Франтумато Меркуцио.— Что же это за место? — спросил Тибальт, бросив взгляд на Адези и на громаду кирпичного моста средневекового вида, перекинувшуюся через реку.— Это, — Меркуцио проследил его взор, — мост, названный в честь великих подеста Вероны — делла Скала.?А как же?, — усмехнулся Тибальт.— И как мы будем ехать? — спросил он через мгновение.— Ну, это просто, — Меркуцио поставил свою лошадь бок о бок с Мурджезе, — надо просто скакать по набережной. Полторы мили — всего ничего для коня. Конечная точка — Понте Нуово, его увидишь сразу, как обогнёшь мыс острова Читте Антико. Сейчас мост по отношению к нам находится где-то, — он протянул руку на восток, — там, на один час. Думаю, разберётесь. А теперь время становиться на линию. Граф Франтумато, — делла Скала предложил тому ладонь, — желаю удачи.Тибальт пожал протянутую ему руку, от которой веяло теплом. Меркуцио, получив ответ, в необъяснимом порыве сильнее сжал своими сухими пальцами его ледяные пальцы и заглянул Франтумато в глаза словно в попытке найти какую-то эмоцию на дне его зрачков.?Какая доброжелательность к сопернику перед соревнованием?, — Тибальт вскоре отдёрнул ладонь.— Становитесь вровень со мной, — бросил Меркуцио, вертя головой то в сторону Бенволио, то в сторону Тибальта, чтобы проследить за честностью. — Эй! Ведущее копыто твоей Беатриче сильно впереди. Осади её, Бенволио! Так, — Меркуцио бросал последние взгляды на ноги лошадей, — сейчас всё ровно. Теперь ждём сигнала — колокола Сан-Лоренцо вот-вот должны зазвонить, — делла Скала с тихой речи, почти бормотания, резко перешёл на крик, — берегитесь, веронцы, и да простите вы нас за наше поведение!Тибальт в смятении бросил взгляд на ближайшую колокольню, высившуюся в его поле зрения, и стал пристально на неё смотреть. В один момент колокола на башне качнулись — на всю округу раздался металлический звон. Меркуцио с Бенволио, заслышав его, пришпорили своих лошадей: те понеслись вперёд по улице. Тибальт проводил их отупевшим взором, однако вскоре по его телу прошлась дрожь, отчего юноша поспешил также пустить Мурджезе галопом. Скакать по мощёным улицам города оказалось для Тибальта ещё сложнее, чем по полю: каждый раз, когда они поворачивали в переулок и Мурджезе, казалось, скользила во время этого по мостовой, юноша постоянно ожидал, что она не устоит и завалится на бок. Время от времени Франтумато краем глаза замечал Бенволио и белый круп его лошади, из-за чего его руки, держащие поводья, трепетали, а дыхание становилось неровным от мандража. Тибальт сильнее сжимал ногами бока Мурджезе, пуская её карьером, но вынужден был замедлять её, так как чувствовал себя шатко в седле.— Тибальт, что плетёшься в хвосте? — послышался вдруг голос Меркуцио.Франтумато поднял голову и увидел делла Скала: он отчего-то остановил свою лошадь и поднял ту на дыбы. Взгляд Меркуцио, полный тихой спеси, был направлен на Тибальта, а в голосе звучал гонор. — Рисуется, — сказал себе юноша.Мимолётное замешательство не прошло даром для Меркуцио: Бенволио вскоре обогнал его, со смехом и улыбкой оборачиваясь на него. Тибальт пришпорил Мурджезе и протиснулся в узкий проулок вслед за Монтекки — Меркуцио остался позади, впереди был только Бенволио.Франтумато неосознанно наклонил корпус вперёд, прижался к шее лошади, чтобы набрать скорости, и, как он ожидал своим нутром, Мурджезе скоро поравнялась с Беатриче. Бенволио заметил это и повернул голову в сторону Тибальта, прокричал ему что-то, однако тот не смог понять его: светлые волосы скрыли лицо, ветер уносил слова. Франтумато решил не обращать на это внимание и продолжил постепенно ускоряться. Бока Мурджезе уже стали лосниться от мыла, и до Тибальта дошёл кислый запах конского пота; своими ногами он ощущал перекатывание мускулов под блестящей кожей и как от каждого вдоха лошадь с громким храпом расширяет грудь. Каждый удар копыта отдавался во всём его теле: Франтумато наконец начал чувствовать мощь создания, что сейчас несло его по улицам Вероны. Тибальт щурил слезящиеся от ветра глаза, поправлял иногда волосы, которые лезли рот, когда он поворачивал голову. Ругань и недовольство горожан не трогали его совесть — лишь вызывали весёлость и забавляли его.?Меркуцио действительно был прав, — пронеслось у него в голове, — их лица надо видеть!?Из-за своего туннельного зрения Тибальт и не заметил, что Бенволио уже не было рядом. Юноша обернулся: Монтекки и вправду остался уже позади.?Улица поворачивает, — отметил Тибальт постепенно исчезающую набережную, — скоро окажусь на другой стороне острова, а там и до Понте Нуово близко, по-моему. Главное — на замедляться?И, чтобы не казаться самому себе голословным, Тибальт стал ещё сильнее понукать лошадь, с большей яростью сжимая её бока и хлеща поводьями по шее. Мурджезе уже стала храпеть при каждом вздохе, но послушно перешла в карьер. Дорога перед ней стремительно заворачивалась, и, как обычно, стальные подковы не цеплялись с гладким камнем мостовой и скользили по брусчатке: зад Мурджезе отставился, отчего она слегка замедлилась. Тибальт в опасении того, что она упадёт, сломав при этом все четыре ноги, зажмурился на мгновение и выпрямился в седле, ослабив инстинктивно поводья. Это решение предотвратило то, чего юноша постарался избежать: лошадь припала на заднюю ногу, но ей удалось не завалиться на бок, и она вскоре поднялась. Тибальт принял прежнее положение уже тогда, когда Мурджезе галопом неслась по прямой улице.— Хорошая лошадь, — прошептал он рядом с её ухом.Тибальт бросил взгляд на округу, и в его взоре зажглась искра, когда совсем в близи он завидел мост, выглядящий почти в точности как тот, что он видел в начале маршрута, только без стрельчатых башен. ?Это тот мост! — пронеслось у него в голове, — осталось меньше полумили, меньше четверти!?Тибальт в обнадёживающем порыве оторвался от седла, опираясь на стремена, и нагнулся к шее Мурджезе, отчего она ускорила темп и разогналась в карьер. Однако продержался он в таком положении недолго: внезапно его голова отяжелела, словно туда прилила вся кровь из тела, а предметы перед глазами потеряли чёткие линии и размылись — Тибальта стало тянуть вниз. Юноша с шумным выдохом резко осел на лошадь; Мурджезе, ощутив такой толчок сверху, взвизгнула и замедлилась. Тибальт задышал чаще и с рвением принялся вновь её понукать. Через несколько мгновений его верхнюю губу защекотало — он небрежным движением провёл ладонью по рту — её кожа стала влажной. Тибальт бросил на них мимолётный взгляд, но задержал свой взор: на пальцах была размазана кровь.— Нет, — пробормотал он и прислонил тыльную сторону ладони к носу: там также багровела кровь, — не сейчас; когда угодно — только не сейчас.Тибальт облизнул губы, чувствуя и пробуя липкую жидкость на вкус, и хотел было вновь принять прежнее положение, однако сознание его оказалось в таком тумане, что он не смог заставить себя хотя бы приподняться в седле или пришпорить лошадь. Вместо этого юноша слегка сгорбился, ослабил поводья и позволил Мурджезе нести себя.— На тебя вся надежда, — на выдохе сказал он.За спиной Тибальт заслышал звонкое цоканье копыт и через пару мгновений с ним поравнялись Меркуцио с Бенволио. После того, как он взглянул на них обоих, юноша стал тешить себя мыслью, что не только он страдает от этой скачки: к мокрому лбу делла Скала прилипли промокшие от пота локоны, и весь он раскраснелся и раззадорился от езды, а у Беатриче в местах, где Монтекки колол её бока шпорами, покраснела шерсть.— Эй, Тибальт, — прокричал Меркуцио охрипшим голосом, — поспевай за нами.С этими словами он стеганул свою лошадь и вырвался далеко вперёд, в мгновения оказавшись у подножия моста и натягивая поводья, чтобы остановить разгорячившегося коня. Бенволио почти одновременно очутился рядом с ним. Тибальт понял уже своё поражение и хотел было остановиться, но Мурджезе словно не слушалась его: она всё бежала и бежала.— Она слишком разгорячилась, — пояснил Бенволио, когда Тибальт галопом пронёсся мимо них, — останавливай её медленно, всё время сжимай бока и не давай ей опустить голову. Тибальт послушался, вскоре Мурджезе замедлилась до шага, после чего вовсе остановилась. Юноша направил её к мосту. — Что, стало быть, я победитель?! — произнёс Меркуцио, уложив прилипшие волосы назад.— Как всегда, — хмыкнул Бенволио, а затем перешёл на крик, — несите лавровый венок: Меркуцио опять победил!— Нет, не надо венка. В нём запутаются волосы, — на выдохе промолвил делла Скала. — Впрочем, эта скачка была непростой для меня. Для всех нас.Меркуцио поднёс руки к ключицам и, расстегнув фибулу, снял с себя плащ; тот, сброшенный с плеч, упал на круп коня. Тибальт, вперивший взгляд в мостовую, внезапно заметил, как едва уловимый белый пар вьётся над спинами лошадей и исчезает через пару дюймов. Юноша в лёгком смятении прикоснулся ладонями к шее Мурджезе: она кроме того, что была мокрой от пота, оказалась ещё и горячей.?Словно каменная печь!? — он приоткрыл рот.— Тибальт, — приблизился к нему Бенволио, — с тобой всё в порядке?Монтекки пальцем провёл по своей нижней губе, направив глаза, в которых плескалась тревога с волнением, на Франтумато будто в попытке указать на что-то. Тибальт прояснился в лице, когда он наконец понял смысл этих жестов: он быстро прикрыл ладонью ноздри, после чего отпустил руку — кровь всё ещё шла.— Да, — он утёрся рукавом камичии, моментально пропитавшемся и покрасневшим, — это, — юноша слегка двинул кистью в сторону Бенволио, — это скоро пройдёт, уже проходит.— Раз все друг с другом поговорили, — Меркуцио ворвался между ними, — пойдём к даме сердца.— Зачем опять идти к Ромео? — Тибальт последовал за делла Скала, направившим лошадь в узкий проулок.— А получить награду за победы? — в его голосе слышалось напускное недоумение.?Интересно, что за награда?, — задался вопросом Тибальт, наблюдая за дорогой из-под полуопущенных век.Неожиданно тепло разгорячённого тела, до этого момента копящееся и собирающееся на груди и в пояснице, стало невыносимым и будто плавило кожу. Тибальт, заёрзав в седле, скинул с себя плащ на промокшую попону, а затем начал расстёгивать пуговицы дублета, из под которого показалась тонкая ткань камичии. Северный ветер проник внутрь и оказался между одеждой и жаркой кожей, охлаждая её, но юноша даже не попытался запахнуться — наоборот — он открыл ворот камичии и задышал к тому же покалывающим морозным воздухом, что словно пронзал иногда его лёгкие. — Ты будто поник, — Меркуцио подъехал ближе к Тибальту и попытался заглянуть ему в глаза, перегнувшись для этого через седло, — верно, это от проигрыша?— Нет, — спокойно ответил Тибальт, однако отвёл от него Мурджезе на несколько шагов. — Мне всё равно, что я проиграл, ведь это верховая езда.— Правильно, — Меркуцио чуть не подавился от хохота, что вырвался у него из горла, пока он садился прямо, — правильно, что всё равно. Не стоит расстраиваться, раз начал заведомо проигранную битву — я так считаю, — он неожиданно упёр руку в бок и смерил Тибальта оценивающим взглядом. — На эту лошадь (Мурджезе, верно?) ты впервые садишься, она ещё не привыкла нести такой вес и не понимает пока с полуслова. О какой победе идёт речь?Тибальт, растерявшись, начал смотреть прямо и слегка натянул поводья, чтобы ещё больше замедлить Мурджезе; он совсем отстал от делла Скала.— Ну что? — спросил Ромео, стоявший уже в привычной одежде и ожидавший их.Меркуцио направился к балкону, приподняв уголки рта и устремив взгляд на Ромео; когда он наконец приблизился, то прижал пальцы к губам и с громким чмоканьем поднял потом руку.— Снова ты? — без удивления уточнил он и продолжил, получив кивок от Меркуцио. — И кто ж тогда пришёл последним?— Был бы снова ты, если б пошёл с нами, — делла Скала придал своему голосу высокомерный тон, — но на сей раз это Тибальт. Ромео коротко вздохнул будто в волнении и бросил на Тибальта пристальный взгляд, рассматривая того в попытке найти какую-либо эмоцию на его лице. Франтумато не мог ещё понять, в порыве каких чувств это было сделано: из сострадания или из злорадства — но когда Монтекки опустил уголки рта и слегка качнул головой, сомнений не осталось.?Жалеть меня хочет! — пронеслось в голове у Тибальта, он скрестил руки на груди и вместе с тем ещё и с надменным выражением лица заглянул Ромео прямо в глаза. — Не надо меня жалеть!?— Ромео, — оборвал его Меркуцио, — пойдёшь ты наконец за наградой?Монтекки поднял руки с перил и собрался было войти в комнату, но задержался: его губы изогнулись, а пальцы словно в молящем жесте сплелись на груди.— За той самой наградой? — он облизнул губы. — Неужто нужно ту самую награду?— Да, Ромео, — Меркуцио хоть и прозвучал строго, но через мгновение подмигнул ему с Бенволио. — Будет весело, а о последствиях не думай.После этих слов Ромео исчез в проёме двери; всё трое юношей прекратили держать голову задранной и сели ровно в сёдлах.— А что за награда? — спросил Тибальт, поворачиваясь спиной к балкону.— Увидишь, — коротко ответил Меркуцио и с улыбкой повернул голову в сторону Бенволио, но тот, казалось, не искал встречи взглядами и лишь улыбнулся украдкой. — Скажи, Тибальт, — начал делла Скала, — то, что ты пришёл последним, всё-таки тебя не удручает? Меня всё не отпускает твой понурый вид.— Нет, не удручает и не беспокоит, — Тибальт бросил на Меркуцио раздражённый взгляд. — К чему опять спрашивать? — Ни к чему.В это мгновение Меркуцио взглянул куда-то вверх, за спину Тибальта, словно увидел там что-то, иначе бы не изменился в лице и не улыбнулся. После того, как делла Скала кивнул кому-то, чуть не задыхаясь при этом от смеха, Франтумато насторожился: брови приблизились к переносице, а рот раскрылся в недоумении — юноша повернул голову, чтобы обернуться.— Ни к чему, — повторил Меркуцио через смех, — просто… Знаете, что происходит с теми, кто приходит последним?— Ну? — Тибальт двинул подбородком в сторону Меркуцио.— Они могут пойти утопиться в Адези.Меркуцио хохотнул, и под звуки этого смеха, звучащего совсем звонко и по-ребячески, сверху на Тибальта вылилась вода настолько внезапно, что юноша едва успел закрыть глаза. Воды было так много — она затекала в полуоткрытый рот, уши, ботинки и затягивалась даже в ноздри при каждой попытке вздохнуть — и была такой холодной — когда ледяные ручьи проникли под дублет и намочили камичию, грудь Тибальта резко сузилась будто в желании сохранить тепло, а кожа побледнела. Мурджезе, ощутив удар и следом промокнув, коротко заржала и забила копытом: для неё это оказалось такой же неожиданностью. Несколько мгновений Тибальт сидел в седле неподвижно, чувствуя, как вода проникла уже за шиворот, и оттого не смея пошевелиться.— Мадонна, теперь у тебя и впрямь понурый вид! — Меркуцио приблизился к Тибальту. — Ромео, ты молодец, что взял самое большое ведро. Бенволио, только посмотри на него, — делла Скала не смог сдержать смех, — прям как мокрая кошка!Сейчас, когда вся вода не шла уже ручьями по телу и крупу лошади и стекла в лужу под копытами Мурджезе, Тибальт наконец решился поднять руки к лицу, чтобы убрать прилипшие к лбу и векам волосы. После того, как он заправил сильно потемневшие локоны за уши, то смахнул с бровей остатки капель и направил немигающие глаза на Меркуцио.— Что это всё значит? — отчеканил он утробным голосом.Делла Скала прекратил свой смех, который своей звонкостью начинал уже раздражать, и одарил Франтумато таким взглядом, будто тот нанёс ему глубочайшее оскорбление.— Это шутка. Венецианцы что: в своей Венеции совсем не знают о шутках? — Меркуцио обернулся на поникшего Бенволио. — Я подумал, что это будет умора. И, оказалось, верно думал.Тибальт в тупом недоумении уставился на Меркуцио, но через мгновение лицо его побагровело и побледнело как снег, а верхняя губа поднялась в оскале. Юноша, сгорбившись, подался всем телом вперёд и сейчас блеском своих глаз напоминал одичавшего зверя.— А знаете, дука, что я думаю? — высоко раздался его голос.— Ну вот, кот зашипел: не любит воду, — пробормотал Меркуцио, бросив взгляд на мостовую.— Меня достало то, как ты себя ведёшь, достал твой смех! — закричал Тибальт в угрожающем тоне. — И достал ты со своей сворой! — юноша указал на Ромео с Бенволио. — Да идите вы к чёрту.С этими словами Тибальт развернул Мурджезе и погнал её рысью до угла улицы, за которым и исчез вскоре.— Облить его холодной водой да ещё в начале зимы, — начал тихо Бенволио, — Меркуцио, разве это не слишком? — Хватит так переживать, — делла Скала скрестил руки на груди, — сострадание никогда не давало ничего хорошего. Но он крепкий, — Меркуцио задержал затуманенный взгляд на месте, где в последний раз увидел Тибальта, — крепкий и твёрдый, так что не заболеет.