Часть VII. In statu nascendi (1/1)

… Вот знак На ладони твоей, юноша.Долу глаза! Молись! Берегись! ВрагБдит в полуночи.Марина ЦветаеваУныние единовластно царило в доме Капулетти; казалось, никто не помнил начала этого правления хотя с момента его установления не прошло и недели. Весь палаццо находился в тишине, солнце не касалось его своими лучами, и тучи, что постоянно плыли над ним, роняя крупные капли, только сильнее нагнетали копящуюся печаль. От настроения, которым был проникнут палаццо, страдали все его обитатели: слуги стремились не задерживаться в коридорах, чутко и напряжённо наблюдая, словно в ожидании бури. Будучи в плохом расположении духа, синьор Капулетти стал чуток к тому, что происходит в палаццо, и поэтому легко раздражался, если слуги плошали или события выходили из рамок его ожидания. Синьора Капулетти — наоборот — перестала с рачительностью следить за порядком в доме, отрешившись от происходящего. Джульетта не веселилась больше, ходила тихая и задумчивая, что беспокоило её. Но больше всего волновала эта перемена кормилицу: она никогда не видела свою любимицу такой и не находила способа её подбодрить.Хоть в эти дни каждый жил по-своему, но в их поведении одинаковым было одно: почти никто не появлялся у дверей южной комнаты, ибо она являлась самым центром того уныния. И все избегали общения с прямым его источником и причиной, по которой палаццо накрылся покровом тишины — Тибальтом. Несмотря на выкраивание из памяти того позорного для него поединка, юноша не предался веселью или, по крайней мере, не продолжил придерживаться нейтралитета, как раньше, но стал ещё смурней и безразличнее, чем прежде. Теперь, когда он шёл по коридорам на трапезу, слуги чаще замечали его брови, сведённые к переносице, а иногда — недвижимую маску равнодушия, что было хуже. А минуты, проведённые за столом Капулетти, были для Тибальта единственными, во время которых он ронял всего пару слов в начатые не им разговоры. Временами Джульетта, гонимая любопытством и желанием поддержки, приходила к кузену и пыталась навести его на беседу; юноша лишь ограничивался туманными ответами — в этом и состояло всё его общение.Замкнутая до этого, синьора Капулетти заметила наконец перемены в кузене и с холодным вниманием, присущем только женщинам, стала за ним следить. Началось это наблюдение с того, что Тибальт начал ловить на себе короткие взоры тётушки, едва уловимые, потому что, когда она встречалась с ним взглядами, тут же поворачивала голову в другую сторону. Но с днями рассматривание становилось более явным — юноша порой ощущал, как её глаза устремлены были на него, предпочитал делать вид, что ничего не замечает. Ещё через несколько трапез начались расспросы, за которыми тётушка стремилась выяснить совершенно случайные вещи; Тибальт отвечал, как следует отвечать венецианским дворянам, отстранённо и со скучающим видом, хотя иногда к нему закрадывалась мысли о неправильности такого поведения.В одно утро, когда юноша по обыкновению направлялся к себе после завтрака с Капулетти, тётушка нагнала его в коридоре.— Тибальт! — окликнула она племянника.Тот, предвкушая неприятный разговор, напрягся всем телом, но всё же обернулся и придал своему лицу проницательности.— Да, тётушка? — обратился он к ней.— Тибальт, что же ты по окончании трапезы всегда торопишься покинуть нас? И куда ты сейчас спешишь? — вопрос, на который синьора Капулетти уже знала ответ.— В свою комнату, тётушка, — проговорил он, пряча глаза от её взора.— Тибальт, в последнее время меня стала беспокоить грусть в твоём взгляде. В чём же причина? Если же это траур, то не следует так печалиться: это вводит в ещё большую тоску. — Нет, тётушка, это точно не траур, — поторопился заверить её юноша. Как ни странно, Тибальт иногда не мог вспомнить, из-за чего он носил одежды подобающих трауру оттенков и поэтому не понимал сочувствующих взглядов прихожан, когда приходил на мессу. Настолько ли он не любил отца, что так быстро забыл? А может, дело в его бессердечности? Лишь подлецы не вспоминают своих родителей… Нет, Тибальт не подлец: его отец никогда не любил своего сына, значит, не заслуживает быть незабытым, так ведь? Он прогнал эти назойливые мысли из своей головы.— Если честно, причина мне самому неизвестна, — юноша поскорей хотел закончить этот разговор.— Я полагаю, что вместо того, чтобы провести остаток дня в своей комнате, тебе сто?ит прогуляться, — на мгновение синьора Капулетти улыбнулась. — Да, действительно сто?ит: погода сегодня прекрасная и солнечная, что редкость в этот сезон. В это время в Вероне молодые дворяне, — она посмотрела на племянника, задержав на нём свой взгляд, — как раз выходят на главные улицы и площади. Может, и тебе следует.Хоть предложение её и звучало так, будто его можно вежливо отклонить, но на деле это было опасно и бессмысленно.— Как скажете тётушка, — только и выдавил из себя Тибальт.***Погода действительно была хороша: в этом Тибальт убедился, как только спустился во внутренний двор и прищурился, закрывая рукой лицо от солнечных лучей. ?Не надо было тогда оборачиваться, — юноша через плечо бросил взгляд на палаццо, — надо было пойти ещё быстрее и закрыть дверь прямо перед её носом. Хотя нет: тогда б проблем не обрался. И вот, сейчас я здесь и вынужден выйти в город. Порой из двух зол нужно выбрать меньшее, но я, как мне думается, сделал неправильный выбор?Тибальт прошёл через арку палаццо и, оказавшись на узкой улице, остановился. Юноша взглянул налево, где проулок вёл на многие двойные шаги** вперёд и не имел конца; правая же сторона расширялась в площадь. Недолго размышляя, Тибальт выбрал второе: первый переулок, каким бы привлекательным не казался избегающему общения юноше, переходил в главную площадь, которая, без сомнения, будет заполнена народом — это он знал наверняка, потому что не раз шёл этим путём в церковь. А что же до левой улочки — Тибальт никогда не бывал в той части города.— Надеюсь, там, кроме этой площади, не будет так много открытых мест, — пробормотал юноша.Пьяцца, на которую Тибальт скоро вышел, была ещё больше и оживлённей, чем главная. Возможно, такой она казалась лишь по той причине, что — в отличии от Бра — не была заставлена в центре палатками, из-за чего с одного конца площади можно было видеть лавку, расположенную на другом. Юноша мельком осмотрел людей — одни зрелые и старики.?Помнится мне, тётушка говорила, что в Вероне сейчас много молодых?, — с ехидцей заметил Тибальт.В середине пьяццы юноша завидел фонтан. Из окна своей комнаты в венецианском палаццо он часто наблюдал, как его сверстники собирались около таких в жаркие дни для охлаждения. В надежде найти там возможную компанию Тибальт направился к фонтану через центр площади; хоть во время своего пути он старался держаться достойно, но его уверенность расшатывали многочисленные взгляды, направленные на него: все горожане, замечая юношу, начинали смотреть на него со смесью удивления и враждебности. Тот, желая приободрить себя, списал это недружелюбие на венецианский покрой своей одежды — веронцы, как ему говорили, не приветствовали жителей столицы Республики — однако сомневался в истинности этой причины. В напряжении Тибальт дошёл наконец до фонтана, на бортиках которого не сидело ни одного человека, хоть отдалённо напоминающего ровесника.?Хорошо, — пронеслось в голове у юноши. — Мне всё равно не нравится эта площадь, — он в очередной раз поймал на себе неодобрительный взгляд, — лучше уйти отсюда?Тибальт поспешил как можно быстрее скрыться в узкой, как ему казалось, улочке, которая будто назло вела к ещё одной площади —, благо, меньшей, чем предыдущая. Но и здесь невозможно было избежать взоров, заставшие юношу врасплох.?Неужели в этой части города все такие неприветливые?? — сетовал он, пересекая площадь.Наконец Тибальт оказался на достаточно закрытой улице, чтобы чувствовать себя там комфортно, и остановился. Переводя дыхание, он стал осматривать окрестности: типичные веронские палаццо на одной стороне, а с другой — юноша приблизился к трём каменным шатрам, напоминающим церковные табернакли. ?Кан Гранде I делла Скала?, — гласила табличка первого шатра; Под двумя остальными надгробиями были похоронены Мастино II и Кансиньорио.— Так здесь лежит род правителей Вероны, — пояснил Тибальт сам себе, а потом исправился, — бывших правителей. Последний подеста из делла Скала был изгнан из Вероны больше ста лет назад. Интересно, о них хоть кто-нибудь помнит?Из размышлений его выдернул лязг металла, будто в пылу сражения встретились лезвия двух рапир; полагая, что причиной этого поединка вполне могла стать вендетта — что обычно для жителей таких городов — Тибальт с осторожностью подошёл к углу улицы, откуда продолжало доноситься громыхание, и заглянул за него. Вместо кровопролития со смертоубийством перед его глазами предстала пара юношей чуть младше его самого — именно они боролись друг с другом тупыми, как оказалось, клинками. Игра их была затягивающа, и Тибальт пожелал принять в ней участие, наверное, потому, что не раз ему доводилось наблюдать играющих детей, но никогда ему не удавалось присоединиться к ним. — День добрый, — юноши обернулись на его оклик. — Можно мне с вами? Хоть казались они погодками, но выглядели по-разному: если внешность младшего была типична для южан, то светлые волосы и глаза старшего придавали тому женственности. Однако в схожей форме лица и носа всё же угадывалось их родство — они вполне могли приходиться друг другу не родными братьями, но кузенами.Тибальт кивнул на их оружие; оба посмотрели на пришельца с удивлением во взгляде. Наконец тот, что был старше на вид, сделал шаг вперёд.— В зависимости от того, умеешь ли ты фехтовать, — хоть в эту фразу он вложил некоторую издёвку, однако мягкость его голоса ослабила её.— С детства этим занимаюсь.— Хорошо, — юноша повернулся к своему спутнику, — отдашь свою рапиру, Ромео?Второй юноша, до сих пор не участвовавший в диалоге, приблизился к Тибальту и, протягивая ему свою рапиру, направил взгляд своих карих глаз на его лицо, видимо, чтобы увериться в надёжности своего визави. Через несколько мгновений Ромео всё же вложил клинок в его руки.— Держи, — пробурчал он, уходя к стене, — всё равно проигрываю. Тибальт опустил голову, чтобы осмотреть вручённую ему рапиру.?Так же хороша, как и моя, — заключил он, проведя ногтем по клинку. — Его семья, должно быть, очень богата, раз покупает ему такую рапиру всего лишь для детских игр?Тибальт отвлёкся от созерцания оружия и увидел, как его противник в мирном жесте протянул ему руку. — Будем знакомы, я Бенволио. А тебя как называют, незнакомец?— Тибальт, — ответил юноша, сжимая ладонь Бенволио в крепком рукопожатии.?Хоть в этот раз не проиграй?, — заклинал он себя, становясь в начальную позицию. Волнение его было напрасно — бой складывался как раз в его пользу. И причина крылась не столько в его мастерстве, сколько в неопытности и слабости Бенволио в сравнении с силой Тибальта, что не было удивительно, учитывая разницу в возрасте, однако юноша предпочитал не думать об этом, списывая это превосходство на свои заслуги. Любое его passado не проходило бесследно для соперника: со временем взгляд голубых глаз Бенволио лишался своей сосредоточенности, а движения начали терять собранность, отчего его удары становились неточными и слабыми с каждым разом. В конце концов Тибальт, выждав нужный момент, быстрым поворотом кисти обвёл остриё своего оружия вокруг рикассо рапиры противника. В это мгновение Бенволио, неспособный более удержать свой клинок, уронил его. Лязг металла был словно музыка для слуха Тибальта, возвещающая о его победе.— Это было похвально! — Ромео приблизился к ним обоим, вернул себе свою рапиру и тронул друга за плечо, — правда ведь?— Да, — вместо того, чтобы обозлиться, тот широко улыбнулся Тибальту. — Я тебя раньше не видел в Вероне. Открой секрет: откуда ты и где научился так фехтовать?— Я родом из Венеции, — юноша постепенно стал теплеть к своим новым знакомым, — там и научился фехтовать. А в Верону я приехал на… Неопределённый срок.— У кого ты тогда остановился? — поинтересовался Бенволио. — Может, сможем навещать тебя во время этого ?неопределённого срока?.— Неподалёку — у Капулетти, — легкомысленно прозвучал ответ.По неизвестной Тибальту причине Бенволио и Ромео, только услышав эту фамилию, попятились от него, а на их лицах застыло выражение сильного удивления, смешанного с возмущением.— У Капулетти? — громко переспросил Ромео, не веря своим ушам.— Да, у Капулетти, — Тибальт будто не чувствовал, что каждое его слово зарывает его всё глубже, — синьора Капулетти приходится мне тётушкой. Бенволио застыл в неуверенности, переглянувшись с другом, затем направил испуганные глаза на палаццо, стоявшего позади него, в попытке высмотреть кого-то в одном из окон. Через несколько мгновений юноша развернулся к Тибальту: теперь его губы не изгибались в улыбке, а были плотно сомкнуты.— Так ты ещё их родственник, — голос его зазвучал враждебно. — Да как ты, будучи племянником Капулетти, смеешь приходить сюда и пытаться строить с нами дружбу? Не бывать этому!Тибальт открыл рот от изумления: он искренне не понимал, с чем связан этот всплеск ненависти — так быстра была перемена.— Понятно, почему ты так хорошо фехтуешь, — Ромео сделал шаг вперёд. — Вы, Капулетти, спите и видите, как бы умертвить кого-нибудь. Бьюсь об заклад: если бы лезвие не было тупым, то ты бы без капли жалости убил Бенволио. — Он взглянул на свою рапиру и демонстративно отбросил её от себя, — не верю, что моё оружие держал один из Капулетти.Тибальт, ошеломлённый их внезапными нападками, сделал шаг назад.— Что за ненависть? Что на вас нашло? — только и нашёл, что ответить, он.— Не притворяйся, что не знаешь! — Бенволио сильно толкнул Тибальта, отчего тот чуть не упал. — Проваливай отсюда, манджагатти***, и не смей больше приходить сюда.Гнев вытеснил изумление из сердца Тибальта: такого оскорбления он не вынесет и собирается смолчать. Рука его потянулась к поясу за кинжалом, но нащупала лишь пустоту. ?Ну почему я его не взял? — сетовал он на свою забывчивость, — Я бы быстро разобрался с этими… Идиотами?Бенволио и Ромео, заметив растерянность на его лице, стали подшучивать над ним:— Что, Капулетти, теперь не сможешь нас убить? — очередная колкость слетела с их губ. — Вы ведь только на это и способны.Уяснив для себя бесполезность ответов на эти реплики, Тибальт понял, что, будучи сильнее их, он не справится, ведь оружия у него нет, а они могут защитить себя рапирами — пусть тупыми, но всё же опасными. Не желая уходить без должного сопротивления, юноша смог выдавить из себя первое пришедшее в голову:— Mentulam caco, canis matrem tuam subagiget****! — выплюнул со злостью Тибальт и, развернувшись, направился в палаццо Капулетти, сопровождаемый смехом.Гнев застил юноше глаза, поэтому, заходя за угол, он не заметил прохожего и столкнулся с ним. Считая именно горожанина причиной этого, Тибальт захотел посмотреть на того слепца, но при взгляде на него сразу успокоился; тот человек и правда оказался на пути: его зелёные глаза были поддёрнуты пеленой — не злости, а печали. ?Понятно теперь, почему он ничего видит, — успокоил себя юноша, — очередной несчастный. Шёл бы ты к чёрту?Тибальт ускорил шаг, продолжая смотреть вниз, пока не оказался на незнакомой ему площади, не сохранившейся в его памяти. Не имея ни малейшего понятия, как он сюда попал, юноша пытался пройти в ближайшие улочки, которые могли привести его к палаццо, но только больше терялся в лабиринтах города. Ему начало уж казаться, что он зашёл так далеко и шансы найти дорогу таяли на глазах, когда чья-то ладонь коснулась его плеча. Тибальт в исступлении дёрнул рукою и обернулся: перед ним стояла кормилица.— Мадонна! — благодарственно воскликнула она, — синьор, наконец я нашла вас! Вы так далеко от дома, но сейчас я вас туда отведу, идёмте.***— Аньеза, что случилось? — обратилась тётушка к следовавшей за ней кормилице, входя в комнату.— Пошла я, синьора, как мне велено было, искать вашего племянника. Я и нашла — в паре кварталов от дома — таким.Кормилица кивнула на стул, где сидел Тибальт: с тех пор, как он вошёл в палаццо, ни слова не слетало с его губ. Синьора Капулетти расположилась рядом на кушетке и знаком велела Аньезе уйти.— Тибальт, — её взгляд взволнованно забегал по его лицу. — Расскажи мне всё. И, может, я смогу тебе помочь.Юноша поднял голову и посмотрел на синьору Капулетти, отчего та придвинулась ещё ближе.— Скажите мне, тётушка, — начал он удивительно спокойным голосом, — что за семья живёт восточнее вас? — Много кто живёт, — синьора Капулетти всё никак не могла расслабиться. — Какую семью ты конкретно имеешь в виду?— Ту, у которой наследников зовут Бенволио и Ромео.Как только эти имена сорвались с губ Тибальта, тётушка с необычайной скоростью поднялась с кушетки: на одно мгновение юноша увидел, как её губы были плотно сомкнуты в гневе, но потом рука закрыла её рот; она снова опустилась.— Бенволио и Ромео? — ей будто не хватало воздуха. — Неужели это были Бенволио и Ромео?— Так они мне представились. — Они ещё с тобой и разговаривали? — казалось, её возмущение было безгранично. — Моя ошибка, что я послала тебя одного. Тибальт, расскажи мне всё!— Всё началось с того, что я зашёл на незнакомую мне улицу и увидел, как они фехтуют. Мне тоже захотелось поучаствовать, и я даже побился с Бенволио…— Только не говори мне, что он тебя ранил, — не унималась синьора Капулетти.— Нет, тётушка, — ответил спокойно Тибальт, хотя её излишнее беспокойство начинало раздражать, — рапиры были не заточены. И после поединка я упомянул, что живу у вас… И отчего-то…Юноша, сжав ладони в кулак, резко поднялся со стула и сделал несколько шагов вперёд. Голова его повернулась в сторону синьоры Капулетти, а губы едва задвигались.— Почему-то они стали меня оскорблять, — внутри Тибальта зародилось новое странное чувство: под кожей загоралось жаркое пламя, и ему страстно хотелось разбить рядом стоящий стол в щепки. — Они меня оскорбляли, а я даже не понимал причины и не мог постоять за себя.— Я даже не хочу думать о том, что они тебе наговорили, — синьора Капулетти приблизилась к племяннику, тронув его за плечо. — Эта семья — Монтекки — только на это и способна. Юноша отстранился от тётушки; внезапно в его памяти всплыло, как перед самой перепалкой Бенволио смотрел в окна дома: кого он там пытался найти? А нарочитая громкость их оскорблений: может, всё это было не более, чем представление? Тибальт повернулся к синьоре Капулетти, заглядывая ей в глаза.— Почему они так себя ведут, тётушка? В чём причина?— Это в их мерзкой натуре. Никогда ничем не побрезгуют, ведь получают от этого удовольствие. Они тогда смеялись, верно? Действительно, Тибальт видел злые улыбки на их лицах: значит, им нравились эти издёвки и подстрекания. Комок отвращения подкатился к горлу.— Да, смеялись, но…Синьора Капулетти встала прямо перед юношей, преградив тому путь; её руки крепко держали его за плечи.— Нет, Тибальт, послушай: ты наш лев, а они всего лишь гиены, только вместе способные победить льва. Но по отдельности — никакая гиена не устоит перед его силой и величием. Понимаешь, Тибальт?— Да, тётушка, — с едва уловимым гневом в голосе произнёс юноша. — Они носят фамилию Монтекки? Синьора Капулетти молча кивнула ему; так же, без единого слова и промедления, Тибальт направился к выходу энергичными шагами.?Монтекки… Никогда не забуду это имя?