Часть II. My heart's in the Highlands... (1/1)

В тюрьме у меня бывали долгие ночи. Лежишь в темноте, наедине со своими мыслями, время тянется как лезвие по коже.Это была самая долгая ночь в моей жизни.?Побег из Шоушенка?Оказавшись в своей комнате, Тибальт прислонился к дверям и несколько минут стоял так без движения. Потом он оттолкнулся и медленно стал двигаться по комнате. Его шаги гулко отдавались в воздухе. В один момент по его лицу скользнул луч, лунный свет ударил в глаза. Морщась и закрывая лицо ладонью, Тибальт зашагал к окну. Когда он приблизился, то протянул руки к гардинами, намереваясь запахнуть их, но застыл.На небосводе висела звезда. Хоть луна и светила ярко и затмевала другие звёзды, однако не в силах была перебороть её сиянья. Тибальт устремил на неё свой взгляд, в глазах его отражался блеск. То был Арктур из созвездия Волопас. В это время года он указывал на юг, Тибальт обратил взгляд к луне. Ночь ещё молода, значит, луна смотрит на восток.— Венеция, — прошептал юноша, — она смотрит на Венецию.Хоть тысячи шагов разделяли его и тот город, но Тибальт будто видел: вода каналов отражает лунный свет на каменные стены и алебастровые мосты. Как ему хотелось обратиться в этот свет и оказаться на улицах Венеции, вернуться домой и забыть об этом ужасном месяце; так велика была его тоска! Неожиданно Тибальт вспомнил своего отца, его смерть. Юноша наблюдал, как каждый день жизнь утекала из него, изматывая его тело. От столбняка нет надёжного лечения. Когда ты богат, почему-то кажется, что всего можно избежать — стоит только заплатить. Но золотые горы бессильны перед лицом смерти.В дом Франтумато были приглашены известнейшие лекари Республики, и все как один показывали единую терапию, не отличающуюся от десятка других, рекомендованных ранее : обездвиживание, нахождение в тёмной комнате и полноценное питание.Тибальт улыбнулся. Ему отчего-то было смешно вспоминать неэффективность этих лечений. Смешно, потому что любой крик прохожего или грохот колёс о брусчатку вызывал у отца новые судороги. Потому что во время этих приступов, которые длились бесконечно, его невозможно было накормить — еда попросту вываливалась изо рта, пачкая всю одежду и простыни. Так почтенный граф Франтумато умер, бесславно.Так же бесславно он и подхватил столбняк. Надо было иметь столько неловкости и невезучести, чтобы во время охоты дать зверю ранить себя, а потом ещё и свалиться в грязные каналы, когда рана ещё не зажила толком.В памяти юноши всплыли похороны. Отца поместили в фамильном склепе, рядом с матерью Тибальта и его сёстрами. Была ли скорбь в его сердце, когда задвигали навсегда крышку саркофага? Скорее растерянность и беспокойство, будто при потере ориентира в дремучем лесу. Скорбь Тибальт испытал, когда банковские клерки пришли на порог его дома с известием о том, что его палаццо и торговое дело отходят под временное владение банка. — Молодому висконту нужно достигнуть возраста шестнадцати лет, — передразнил он с желчью. — А пока над имуществом оформляется попечительство. Когда эти банкиры вошли в его дом, дабы сказать это, они обратились не к Тибальту — к ключнице. В его собственном доме, о его собственном доме они говорили не с ним. Тибальт был оскорблён таким неуважением, будто бы он какой-то подросток.Он, всплеснув руками, повернул голову и ненароком увидел своё отражение. Тибальт приблизился к зеркалу и начал всматриваться в себя. Безусое лицо; каштановые локоны, касающиеся своими завитыми концами плеч*; костлявое тело, недостаточно толстая шея и слишком узкие плечи. Он действительно выглядел как подросток. Наверное поэтому, по-юношески робея, Тибальт не решился тогда встрять в разговор, вести главную роль, напомнить о своём статусе и показать, что он имеет значение. Но даже если бы он это сделал, что бы это дало? От него бы отстали? Вернули бы имущество отца? Нет. Ни к чему бы это ни привело.— Вот и не было смысла встревать, — заключил Тибальт.Когда отец умирал, то рассказал Тибальту о его родне в Вероне. До этого юноша лишь мимолётом слышал о тётушке и кузине из другого города и до последнего ждал и надеялся, что не отправится туда, и искал приюта у знакомых отца в Венеции. Но они из-за проблем (а были ли они?) не решались на несколько месяцев принять у себя подростка. Тибальту пришлось ехать в Верону. И так он оказался здесь. — До шестнадцати лет, шестнадцать лет, — утешал себя Тибальт, — всего пару месяцев осталось.Вино, которое он пил час назад, ударило ему в голову. Тело потяжелело, обмякшие ноги не держали его. Шатаясь, Тибальт побрёл к своей постели.— Даже постель здесь холодная, — пробормотал он.***Она уже радостно подняла голову, но тут голова ее тяжело упала на грудь.– О, как долго ждать! – пробормотала она.– Значит, вам очень плохо? – помолчав, спросил священник.– Мне так холодно! – молвила она.<…>Вдруг она расплакалась, как дитя.– Мне так хочется уйти отсюда! Мне холодно, мне страшно. Виктор Гюго, ?Собор Парижской Богоматери?, ?Lasciate ogni speranza?— Я ненавижу Верону.С этой фразой Тибальт просыпался каждый день. Как только он открывал глаза, и видел в окне веронские палаццо и башни, с его губ слетало это слово: ?ненавижу?. Каждый его день был похож на предыдущий. Просыпаясь, Тибальт как можно дольше не размыкал глаз, стараясь отвернуться от света и накрываясь одеялами. Ведь если он поднимет веки, то весь его сон пройдёт и ему придётся начать этот день, очередной день в Вероне. Тибальт не сразу вставал в надежде обрести дремоту, потягиваясь в постели, но безуспешно. Далее несколько часов кряду он пялился в потолок, пока от долгого лежания у него не начинало болеть тело, что вынуждало его покинуть свою постель. Через некоторое время слуга, как обычно, приглашал Тибальта в столовую позавтракать, и Тибальт, как обычно, отказывался, давая указание принести еду себе в комнату. И блюда, как обычно, хоть и отличались, но для него были одинаковы по вкусу. Тибальт всегда интересовался у слуги, который сейчас день. Юноша порой спрашивал, а через несколько часов мог опять повторить свой вопрос. И как он расстраивался, когда понимал, что вместо желаемых недель пролетел лишь один день.Это утро не отличалось от других. Со момента прибытия Тибальта прошло лишь шесть дней — было воскресенье. Он, мрачный и угрюмый, находился у себя. Юноша только и делал, что устремлял глаза на любой предмет в комнате и, словно никогда в жизни его не видел, старался изучить. Иногда Тибальт смотрел на небо и город под ним, чтобы узнать положение солнца. — За полдень, — заключил он, взглянув на куцые тени. — Ещё пару часов и будет ужин, а за ним ночь, а потом — новый день.Юноша закрыл глаза, видимо, в надежде впасть в дрёму и ускорить течение времени. Он перевернулся на бок и теперь его лицо пряталось в тени от лучей. Не спалось. Тибальт стал дышать глубже, чтобы успокоиться — не помогало. В конце концов, устав лежать недвижно, он поднялся с постели и прислонился к спинке кровати, скрещивая руки на груди. ?Время так долго тянется?, — досадовал он.В это время в дверь постучали. Тибальт молчал, чтобы слуга ушёл, решив, что юноша ещё спит. Но стук не прекращался.— Синьор Франтумато, — проговорил женский голос. — Синьор Франтумато??Неужто она такая глупая, что не понимает: если я не отвечаю, то надо прийти позже, а лучше — вовсе не возвращаться?? — Тибальт ударил кулаком по бедру и повернул голову в сторону двери.Служанка не желала сдаваться и стуком упорно пыталась разбудить его. Тибальт, стараясь игнорировать шум, встал с кровати и направился к кассоне за книгой. По пути он задел голенью ножку стула и протащил его пару дигитов**. Дерево стула скользнуло по дубовому паркету. Раздался громкий скрип. При этом звуке Тибальт застыл и, глубоко вздохнув и закрыв глаза, стал ждать последующих событий. Стук прекратился, а потом послышался голос:— Синьор Франтумато? — сказал он настороженно. — Вы ведь уже проснулись? Я слышала!И служанка продолжила стучать. Тибальт со злобой толкнул стул, отчего тот опрокинулся, и зашагал ко входу. Юноша сильно дёрнул за ручки, распахнув двери, возле которых стояла молодая девушка. — Чего тебе?! — чуть не крича, обратился к ней Тибальт.Служанка при виде разгорячённого юноши, одетого в одни шоссы и камичию, отшатнулась от дверей. — Чета Капулетти зовёт вас во двор, — проговорила она тихо и пояснила, — они собираются в церковь.?В церковь они собираются, — пронеслось у него в голове. — Может, и мне следует??— Неужели сейчас за полдень, чтобы идти на дневную мессу? — Тибальт был доволен тем, как быстро шло время, отчего слегка улыбнулся.— Нет, синьор, — служанка удивлённо на него взглянула, — скоро будет только утренняя месса. Солнце ещё не начало заходить.Уголки губ юноши мгновенно опустились вниз. Тибальт молча зашёл в свою комнату, захлопнув за собой двери. После он развернулся и зашагал к окну, чтобы посмотреть на небо. Действительно, солнце ещё поднималось с востока. Тибальт вскинул руками и задрожал всем телом. — Почему же я подумал, что сейчас день? — прошептал он. Просыпаясь по утрам в своей комнате в Венеции, он привык видеть что солнце из окна светит справа от него. А сейчас, заметив, что лучи падают на предметы слева и что те отбрасывают короткие тени, он, вероятно, нет, он точно спутал что-то. Поэтому утро стало дня него днём. — Клянусь, в этой Вероне я скоро перестану отличать белый от чёрного.Тибальт вдруг вспомнил о служанке.— Ты ещё там? — А куда мне деться, синьор? — простодушно ответила она из-за дверей. — Скажи им, что я пойду.— А куда вам деться? — тем же простодушным голосом пробормотала она.Тибальт не стал отвечать ей: на воскресную мессу стоит идти, особенно если она утренняя. ?Да и раз тётушка с графом зовут меня, — размышлял он, застёгивая пуговицы дублета, — то я должен пойти. Я ведь не могу отказаться??