Глава VII. Яд и несдержанность (1/1)

— Может быть, вы уже перестанете меня преследовать, господин Шима? — отстранённо замечает Йошицугу, когда Сакон, якобы невзначай, проходит мимо него по террасе. Змей говорит тихо, почти шипит — и голос его едва ли не сливается с шумом ливня снаружи. — Я приду к вам вечером, на закате, как и положено.Волк замирает, однако трепета, что внезапно охватил его душу, не выдаёт, всеми силами сохраняя невозмутимый вид. Вот только, видимо, за ?всеми силами?, как и в случае с сегодняшней попыткой не выпускать змея из виду, сейчас скрывается роковое ?недостаточно хорошо?, поскольку Йошицугу щурится, пряча намёк на недовольство за маской.— Вы весь сегодняшний день так стараетесь пересекаться со мной ?ненароком?, — равнодушно произносит он, глядя целителю в глаза, — что я даже решил вам подыграть. — Приблизившись к волку, он окончательно понижает голос до шёпота. Сакон отчаянно напрягает слух и различает: — Вы наверняка думали, что сегодня победа за вами. Приятное ощущение, не так ли?— Тебе ли не знать, насколько приятна бывает победа, — в тон ему заявляет волк, — господин гениальный стратег. Что, в радость водить меня за нос? — с лёгким укором спрашивает он.Змей переводит равнодушный взгляд на потоки дождя снаружи. А у Сакона ёкает сердце, когда он замечает, что волосы у Йошицугу опять влажные.— Прекрати гулять под дождём, — убедительно просит волк. — Если ты свалишься с лихорадкой, я всё равно не прекращу исцеление. И будешь мучиться от двойного жара.— Какая разница, если я всё равно день за днём сгораю изнутри… — одними губами шепчет Йошицугу, и Сакон вздрагивает. Но прежде, чем он успевает опомниться и ответить, змей произносит уже привычно-полугромким голосом: — У меня не было намерения водить вас за нос. Я просто воспользовался шансом видеть вас чаще обычного. Вы почти всегда возле Мицунари. У меня даже нет возможности толком на вас поглядеть.— И это учитывая, что прямо сейчас ты на меня не смотришь, — усмехается Сакон. Йошицугу тут же исправляет положение — бросив на него укоризненный взгляд. А затем, нахмурившись, просит:— Господин Шима, пожалуйста…— Нет, нет и ещё раз нет, — упрямо качает головой Сакон. — Повторяю: я дал слово Мицунари. И нарушить его не посмею даже под страхом смерти. — Змей резко отворачивается, шипя себе что-то под нос. — И если ты попробуешь сегодня от меня улизнуть…— Ничего я не попробую! — сердито восклицает Йошицугу.В его исполнении это больше похоже на попытку обычной сущности кричать во время простуды — слишком уж севшим кажется не привычный к громким и эмоциональным репликам голос. И тем не менее даже этого оказывается достаточно, чтобы Сакон испуганно отпрянул. Склонив голову и дрожа всем телом, змей шепчет:— Как же вы жестоки…И уходит прочь.***Во время сеанса Йошицугу привычно — но вместе с тем до обидного — равнодушен к прикосновениям Сакона. Волк помнит, что змей и до этого вёл себя незаинтересованно во время исцеления, настораживая только излишней скрытностью, но уж никак не проявлением каких бы то ни было эмоций. И тем не менее в душе немного саднит оттого, что Йошицугу удаётся победить и здесь. Если бы Мицунари прикасался к своему целителю так, как сам целитель касается сейчас змея… И неважно, что их разделяет магический покров на руках — он почти не меняет сути…Сакон качает головой. Нашёл время думать о господине в таком ключе… К счастью, сейчас подобные мысли посещают его всё реже и реже.Желая окончательно отвлечься, он решает заговорить о чём-нибудь с Йошицугу.— Мне вот всё интересно, — будто невзначай произносит он, — зачем ты гуляешь под дождём? Не судьба подождать более сухой погоды?— ?Не судьба?. Как смешно, — роняет Йошицугу, бесстрастно — на первый взгляд. Однако Сакону всё-таки удаётся выловить еле слышные сердитые нотки в его голосе. — Ответ прост — я люблю воду. А теперь… давайте вы будете исцелять меня молча, хорошо?Волк смеётся.— Тебя настолько раздражает мой голос?— Нет, он меня не раздражает, — шипит Йошицугу — пока ещё довольно сдержанно. — Просто прошу вас — молчите. Это так сложно?Сакон задумывается.— Ладно, как скажешь, — услужливо отвечает он через пару мгновений. — Но знай, я не из тех, кто любит молчать…— Я заметил, — уже откровенно ворчит Йошицугу, даже не позволяя волку закончить. Целитель хмурит брови, взвешивает все ?за? и ?против?, а затем требовательно зовёт змея по имени.— Ну что? — устало произносит тот. Сакона посещает странное чувство — словно такое уже когда-то с ним происходило, — однако он отгоняет его от себя и говорит:— Тебе необходимо выпустить яд. — Услышав предсказуемо-категоричное ?нет? в качестве ответа, волк пожимает плечами. — Ну и зря ты отказываешься, — произносит он, возвращаясь к лечению. Змей издаёт нетерпеливый вздох, но целитель не обращает на это внимания. — Мне-то почти ничего не будет. Посижу минутку и отойду. А ты зато перестанешь шипеть по каждому поводу.Пару мгновений оба молчат, а затем Йошицугу — слишком робко — спрашивает:— Ваш напарник… Как часто… он вас кусал?Сакон усмехается.— Раза по три на неделе точно. — Заметив во взгляде змея намёк на изумление, волк снова пожимает плечами. — Укон, конечно, от яда, как ты, не страдал, однако был довольно злым змеем. Полагаю, он и сейчас такой же, — заканчивает целитель, всё-таки пропустив некоторую печаль в свои слова.Йошицугу касается его плеча — будто утешающе.— Давайте вы завершите исцеление — а потом… — он осекается.Сакон кивает ему в ответ.Остаток сеанса проходит в тишине.— Всё равно не понимаю. Это ведь больно. Ладно раз в месяц, ладно по договору — но так часто и… добровольно… Вы интереснее, чем кажетесь, — произносит Йошицугу, завязывая пояс. Сакон хмыкает; он не видит змея, однако привычный к его движениям слух уже позволяет спокойно понять, с каким именно элементом одежды он разбирается прямо сейчас. — Готовы? — раздаётся тихое. Сакон недоумённо хмурится, осознав, что Йошицугу не стал облачаться в тяжёлую верхнюю одежду. Значит, змей не желает сегодня прятаться… Обернувшись, волк замирает. — Что-то не так?Сакон теряется с ответом. Кто же знал, что в одежде с короткими рукавами Йошицугу выглядит совершенно иначе… Теперь он кажется намного более хрупким, чем прежде, но вместе с тем — намного более уверенным. Ожогов на его теле уже почти нет, лишь на шее и груди до сих пор заметны бледные следы, однако им не испортить той благородной, но вместе с тем — и правда — опасной красоты, которой одарила его природа. Многие заглядываются на Йошицугу, заинтересованные его загадочностью, молчаливостью и тем внешним обликом, что и при небольшом старании можно додумать до симпатичного. А если бы тот мог позволить себе ходить открыто, увлечённых им сущностей было бы в разы больше. Как целитель, Сакон не придавал этому значения, однако теперь до него доходит самая пугающая истина…У Йошицугу слишком много общего с Мицунари. Чего только стоит эта их привычка — прятать трепетное сердце за ледяным щитом невозмутимости. Вот только если лёд лиса — острый, с неровными краями — легко ранит тех, кто не умеет обращаться с ним осторожно… то змеиный просто разбивается на осколки — вместе с сердцем самого Йошицугу.К счастью, сейчас его покров лишь идёт трещинами. Но даже одного неловкого движения достаточно, чтобы хрупкий лёд рассыпался на кусочки, раня душу хозяина. Раня необратимо. Сакон, как лекарь, просто обязан что-то с этим сделать. Он ведь обещал исцелить змея — а ни в коем случае не причинять ему ещё больше мучений.Но неужели… единственный способ сберечь сердце Йошицугу — это растопить его лёд?Все эти мысли успевают промелькнуть в голове Сакона буквально за мгновения. Змей склоняет голову набок, изображая растерянность, однако в глубине его глаз сияет эмоция… которую слишком сложно описать. Это не то ликование, не то насмешка… Но уже вскоре это непонятное выражение резко исчезает, уступая место другому, ещё более непонятному, из-за которого сердце волка пропускает удар.— Я правда постараюсь, чтобы вам было не слишком больно, — как-то совсем уж мило поведя плечами, обещает Йошицугу. — И прекратите смущать меня своим взглядом, — спокойно просит змей. — Иначе я снова ничего не смогу.Сакон проводит рукой по волосам, пытаясь успокоиться.— Извини, — коротко бросает он, отводя глаза.А в голову тем временем так и норовят забраться воспоминания об Уконе…Йошицугу подбирается бесшумно и слишком быстро, так что волк всё-таки оборачивается к нему в последний момент. Сегодня змей намного спокойнее, чем в тот день, когда собирался кусаться впервые; сердце его бьётся часто, но серый взгляд почти непроницаем — и только то вызывающее трепет чувство до сих пор теплится на дне лазурью, заставляя волка вглядываться лишь сильнее, внимательнее, вынуждая поддаваться безудержному любопытству… Как же хочется понять, что Йошицугу ощущает прямо сейчас…Бесполезно. Не получается прочесть, сколько ни старайся. И в итоге Сакон приходит к единственному возможному выводу.Йошицугу смотрит на него так, как ещё никто и никогда не смотрел.Змей кладёт ладони волку на плечи. Наконец поддавшись лёгкому волнению, ненадолго опускает веки. Сакон касается ворота собственной одежды, желая помочь.— Не надо. Я сам, — открыв глаза, безэмоционально произносит Йошицугу и для верности берётся за предплечье целителя, останавливая. Ладони у него холодные, будто лёд; сквозь магию Сакон не мог ощутить температуры тела змея, а потому теперь вздрагивает от неожиданности. Йошицугу испуганно отдёргивает от него руки. Пару мгновений длится неловкое молчание, но затем змей всё-таки подаётся вперёд и склоняется к шее волка.Насколько болезненным может быть укус змеи, Сакон уже почти не помнит — разумом. Именно поэтому он снова вздрагивает, когда Йошицугу вонзает в него клыки — пусть змей и действует сдержанно, осторожно, даже бережно. Разумом Сакон почти не помнит, каково это… А вот тело его не подводит — и в предвкушении долгожданных ощущений желает отозваться трепетом ещё до того, как яд начнёт действовать…— …Вы как? — спрашивает Йошицугу не то через мгновение, не то через час… Его зов сгоняет часть пелены перед глазами, и волк понимает, что даже не заметил, когда именно змей вынул клыки. Зажмурившись, Сакон прислоняется спиной к стене и опускает голову.— Укус светится? — напряжённо спрашивает он, еле подавляя ту дрожь, что так и норовит охватить его. Сейчас целитель как никогда беспомощен, однако слабости своей проявлять не имеет права.Йошицугу касается шеи холодными пальцами — и волку безумно хочется откликнуться на это прикосновение. Укон редко ограничивался укусами: он был нетерпеливым, капризным и постоянно требовал большего — а Сакон редко мог ему отказать. Вполне естественно, что тело привыкло и к этому; вполне естественно, что сейчас оно жаждет продолжения.— Светится… немного, — отвечает Йошицугу. Он до сих пор близко, и Сакон мысленно молит его отстраниться, дабы в голову не лезли глупости — слишком безрассудные, слишком заманчивые…— Значит, исцеление уже началось… — из последних сил пытаясь сосредоточиться, выдавливает из себя Сакон. — Сейчас, подожди пару минут… — просит он шёпотом.И леденеет, ощутив холодное прикосновение к своим губам.Волк вздрагивает и резко поднимает голову.— Что… что ты делаешь?.. — бормочет он, собираясь отвернуться — но змей запускает руку в волосы, вновь склоняя к себе.— Сакон… — шепчет он в губы, упрямо глядя в глаза. Сердце волка ускоряет ход — и дело, кажется, не столько в яде, сколько в той интонации, с которой змей зовёт, пусть и не по имени…?Не искушай меня, я ведь не смогу сопротивляться!? — желает воскликнуть или хотя бы сказать Сакон, но тело отказывается слушаться, ослабленное ядом. И не выйдет ни отстранить змея, ни отстраниться самому… ничего не выйдет, покуда укус не затянется. Йошицугу знает это и, приблизившись, целует волка уже по-настоящему. В первый раз он только проверял, пробовал — теперь же неистово желает передать свои чувства. Это понятно по тому, как его будоражаще-холодные губы просят ответа, и Сакон, рассерженный своим бессилием и лукавством змея, уже готов начать упрямиться назло… но молчаливая просьба Йошицугу настолько искренне-несмелая и настолько отчаянно-нежная, что волк сдаётся и, не выдержав, прижимает хрупкое тело к себе. А затем целует сам, настойчиво, тягуче, вынуждая змея едва ощутимо дрожать в своих объятиях.Йошицугу судорожно выдыхает, когда Сакон касается его шеи губами. В груди становится нестерпимо жарко; кожа змея такая холодная, что безумно хочется её согреть — прикосновениями, поцелуями, укусами…Тенгу бы побрал этого хитреца. Он ведь знал, что всё будет именно так. В очередной раз Отани Йошицугу доказал, что он более гениальный стратег; в очередной раз победил глупого волка, заставив поступать согласно своему усмотрению…Ладонь целителя скользит по спине подопечного, оглаживая сквозь ткань, в то время как вторая рука тянется к собранным в хвост волосам Йошицугу — и тянет за ленту, рассыпая тёмные локоны по дрожащим плечам. Оторвавшись от бледной кожи, Сакон вглядывается в лицо змея. Йошицугу безумно красив и притягателен сейчас — податливый, с сияющим взглядом, — и шёпот его, умоляющий, сводит с ума:— Ну же…Волк уже валит змея на пол, когда разум его внезапно проясняется. Изумлённо распахнув глаза, Сакон смотрит на Йошицугу — совершенно беспомощного под ним, с лёгким румянцем на щеках. Во взгляде Отани внезапно вспыхивает испуг.— Проклятье, — разочарованно шепчет он, напрасно пытаясь отвернуться. — Вам нужно больше яда…— Вижу, кое-кто просчитался, — сердито произносит волк, поднимаясь. Дикое чувство стыда охватывает с головой, и Сакон с сердитым рычанием закрывает глаза, приложив пальцы к переносице. Но уже через несколько секунд тишины он настораживается и смотрит на змея. Тот до сих пор лежит, совершенно неподвижный; взгляд у него сосредоточенный, но в то же время — отстранённый. Он не то силится запомнить, не то желает забыть…— Я ничего не просчитывал, — наконец молвит Йошицугу. — Но, если у вас сложилось именно такое впечатление обо мне… что ж, простите. — Он медленно поднимается и, не глядя нашарив сорванную ленту, перехватывает ей волосы — на этот раз низко и особо не стараясь. — Мне просто подумалось, что… если я не сделаю этого сейчас, то больше шанса у меня не будет.Йошицугу говорит спокойным голосом, однако он смущён, по-настоящему смущён — это заметно и по тому, как напряжены тонкие плечи под тканью одежды, и по устремлённому вниз взгляду, и по сохранившемуся румянцу…Только через пару мгновений волк осознаёт, что его собственное сердце до сих пор бьётся чаще положенного.?Это всё яд?, — мысленно ворчит целитель, однако, снова взглянув на Йошицугу, понимает, что не может злиться на него.— Прости за грубость. Я сам виноват, что поддался.— Не вините себя, — бесстрастно просит Йошицугу. Сакону даже становится обидно от того, что змей настолько быстро пришёл в себя. — Это я поступил нечестно.— Давай остановимся на том, что мы оба хороши, — мрачно усмехается Сакон. Йошицугу мимолётно улыбается ему в ответ.— Как же я рад, что теперь знаю, каково это, — говорит змей. — Когда тебя целует возлюбленная сущность… — уже шепчет он.По спине пробегают мурашки.— Я понял, на что ты намекаешь, — ворчит Сакон. — Можешь не продолжать.Змей поднимает на волка слегка удивлённый взгляд:— Я и не собирался продолжать. И ни на что не намекал. Постойте… вы сейчас о чём? — с искренним непониманием спрашивает он. Сакон всматривается в его лицо, ища подвох. Но нет — судя по всему, у змея и правда не было никакого тайного умысла. Ни сейчас, ни несколько минут назад…?И почему я всегда полагаю, будто он всё продумывает заранее?? — спрашивает сам себя волк.— Вы не думали о том, что я иногда могу не преследовать никаких скрытых целей? — будто прочитав мысли Сакона, спрашивает Йошицугу. — То, что произошло прямо сейчас… я этого совершенно не планировал. Просто… ваш взгляд до этого… — неуверенным голосом объясняет он. — А потом вы сами — такой послушный… я не удержался. И вы так и не ответили на мой вопрос, — напоминает он.— Я думал, что ты имеешь в виду Мицунари, — прямо говорит Сакон. Йошицугу смотрит непонимающе, и волк добавляет: — Ну смотри — получается, что ты, в отличие от меня, не убегаешь от своих чувств. Это я всего боюсь, а ты и признаться сумел, и даже…Сакон осекается, увидев на лице Йошицугу откровенное изумление.— Постойте, так вы… ни разу не целовались с Мицунари? — неверящим тоном спрашивает он.Сакону отчего-то становится стыдно, он отводит взгляд.— Я не посмел, — оправдывается волк, и Йошицугу, нахмурившись, сокрушённо качает головой.— Да как вы… да как вы посмели не посметь? — с искренним негодованием спрашивает он. — Вы хоть понимаете, что, если бы вы… то всё было бы… теперь я понял, почему… — речь его окончательно теряет смысл, и он, замолчав, разочарованно вздыхает. Сакон смотрит на змея требовательно, ожидая, когда тот объяснит всё толком. В глазах Йошицугу мелькает беспомощность и даже отчаяние, однако он делает глубокий вдох и более-менее ровно произносит: — Вы хоть понимаете, что своей любовью способны исцелить сердце Мицунари?— Да ну, — равнодушно бросает Сакон. И внезапно добавляет: — А кто же тогда исцелит твоё?Йошицугу вздрагивает и растерянно пожимает плечами.— А я-то здесь при чём?— Ты очень заботливый друг и так далее, — начинает Сакон, — однако… однако если просто забыть на время обо всех, кто тебя окружает… Йошицугу, просто скажи: ты хоть раз задумывался о себе? Почему именно ты должен жертвовать своими чувствами? Разве это справедливо?Йошицугу едва заметно улыбается и выдаёт готовый ответ:— Более чем справедливо. Ведь вы с Мицунари предназначены друг другу судьбой.— Но ты же сам недавно осуждал меня за признание ему! — непонимающе восклицает волк, однако Йошицугу резко отвечает:— Я тогда злой был.Сакон слегка подаётся вперёд.— Тогда вот что я тебе скажу, змей…— Я знаю, что вы скажете, — перебивает его Йошицугу — спокойным шёпотом. — Вы не верите в судьбу. И тем не менее… вы ведь любите его, — с горечью произносит он, уже вполголоса. — Я слышу, как бьётся ваше сердце рядом с ним. Оно будто просыпается ото сна — его не обмануть…— Йошицугу, ты опять уводишь разговор не туда, — даёт волю нетерпению Сакон. А затем, в разы спокойнее и тише, спрашивает: — Твоё сердце… оно сейчас бьётся именно так?— Да, — прямо отвечает Йошицугу, открыто глядя в глаза. — Разве вы не слышали? Хотя вы вряд ли обратили внимание. Сейчас я не подавляю чувств намеренно. И рядом с Мицунари их тоже не подавлял — потому он и был уверен, что мы с вами сблизились. Но ваше сердце всё равно… никогда не будет биться в унисон с моим, — он отворачивается.Сакон вздыхает.— Эх, поэт ты поэт… — тянет он. — Нашёл на кого поэзию тратить…Судя по всему, ощущение вины пробирается в реплику волка, поскольку змей строго произносит:— Да перестаньте же вы. Я ведь от вас ничего не требую. Думаете, я не понимаю, что у меня нет и шанса?— Я думаю, что жизнь — слишком непредсказуемая штука, а потому такие вещи нельзя ?понимать?, — возражает Сакон, и Йошицугу поднимает на него ошарашенный взгляд. — До недавнего времени я даже представить не мог, что мы с тобой когда-то будем… обниматься… и не только, — неопределённо заканчивает он. — А ты? Ещё два месяца назад ты вряд ли полагал, будто способен испытывать ко мне симпатию, не так ли?Йошицугу неуверенно пожимает плечами.— Я порой позволяю себе увериться в том, что в день нашей первой встречи… я почувствовал, что вы нужны мне. Но по привычке перенёс это ощущение на Мицунари. Сам знаю, что глупо звучит, — мрачно хмыкает он. — Но как же порой хочется, чтобы это было правдой…Сакон целует его снова. На этот раз уже сознательно. Он намеренно делает это без предупреждения, желая убедиться в своих догадках. Йошицугу вздрагивает от неожиданности, и на мгновение волку даже верится, что его сейчас оттолкнут — но нет. Змей, наоборот, обвивает его шею руками — не позволяя отступить. Тем не менее на поцелуй он отвечает слишком сдержанно, явно испуганный совсем недавним опытом. И Сакон, понимая, что сам виноват в теперешней робости Йошицугу, решает придержать свой пыл — благо теперь, когда он относительно властен над собой, это почти не составляет труда, — и касается его губ как можно ласковее, словно пытаясь извиниться…Йошицугу резко упирается ему ладонями в грудь, отстраняясь.— Чего вы добиваетесь? — спрашивает он. Дыхание его слегка сбито, во взгляде — едва заметное непонимание, однако голос совершенно равнодушен, как и прежде. Как и обычно.Сакон разочарованно вздыхает.— Я проверяю… себя, — честно признаёт он. Сердце его всё ещё отказывается успокаиваться. И Йошицугу, который до сих пор держит руки на его груди, конечно же слышит это.— Ваше сердце… Подождите немного, оно скоро утихомирится… Вы ведь ко мне равнодушны, я знаю это… — шепчет змей. И внезапно добавляет: — Как же мне хочется излечить ту рану, что терзает вашу душу. Жаль, я не целитель.— С такой раной ни один лекарь не справится, — произносит Сакон вполголоса. Йошицугу задумчиво качает головой — а затем, пошатнувшись, вдруг утыкается лицом ему в плечо. — Эй!— Простите, что-то я утомился, — ослабевшим голосом говорит змей. — Сейчас я… — он пытается отодвинуться, однако Сакон обнимает его, заставляя изумлённо выдохнуть.— Я ведь не совсем равнодушен к тебе, — задумчиво произносит волк, чуть усиливая хватку, когда Йошицугу дёргается, желая выскользнуть из объятий. — Иначе мне точно не хватило бы терпения на уговоры, лечение… и на то, чтобы сейчас тебя держать, — Сакон тихо усмехается — и вскоре слышит, как Йошицугу успокаивается в его руках.— Ну и что же вы испытываете ко мне, в таком случае? — полусонным голосом спрашивает змей.Сакон на время озадачивается. Йошицугу успевает поднять взгляд на его лицо, задерживаясь глазами на шраме.— Жаль, мой след не такой явный. Ведь я совершил большую глупость, нежели вы, — с искренней печалью шепчет он.Сакон хмурится.— Не говори ерунды. В чём она вообще заключалась, эта твоя ?глупость??Вопрос скорее риторический, но змей всё равно на него отвечает:— Я не должен был в тот день идти с Мицунари на прогулку. Тогда я не попал бы под выстрел. Мицунари не потерял бы власть над собой. И не пришлось бы стирать ему память во второй раз…Голос Йошицугу ослабевает — словно тая под напором тяжёлых воспоминаний. Не желая продолжать, змей прячет лицо у Сакона на груди. Тот утешающее гладит его плечи.— И снова — ты совершенно не думаешь о себе. — Отани вздрагивает. — Говоришь о памяти Мицунари, но даже не вспоминаешь, что сам в тот день пострадал.— Я вспомнил, просто не стал говорить, — глухо ворчит Йошицугу. — Потому что, если бы не ожоги, я бы в вас не влюбился, — он снова пытается выбраться из объятий, но Сакон не позволяет ему этого сделать, прижав к себе ещё крепче. Змея сейчас ни в коем случае нельзя оставлять в одиночестве. Иначе он полностью уйдёт в себя.— Я наконец понял, что к тебе испытываю, — отвлекает его волк. Йошицугу, который до этого тихо шипел в знак неповиновения, покорно замирает. И лишь просит:— Не обнимайте меня так сильно, а то у меня появляется наде…— Я хочу заботиться о тебе, — произносит Сакон, притворяясь, что не слышит протеста. Йошицугу обрывается на полуслове — однако внезапная усмешка с его стороны заставляет Сакона резко ослабить объятия.— Забота — это не чувство, — с лёгкой укоризной произносит змей, отстраняясь и заглядывая в глаза. — Это ваша черта. Вы всегда заботитесь о тех, кто рядом… Но я всё равно счастлив, что теперь это относится и ко мне, — он едва заметно улыбается, а затем медленно опускает голову волку на плечо, по пути обжигая губами шею. — Вы так сладко пахнете травами…— Что?.. Змеям ведь плевать на запахи, — слегка сердито ворчит Сакон: ему немного не по душе то, что даже без яда его тело невольно откликнулось дрожью на чужое прикосновение.— Да, но я ведь не только змей. Я иногда ещё и человек, — в голосе Йошицугу так и сквозит насмешка, и Сакон, глухо прорычав, прижимает его к себе чуть крепче. — Ну наконец-то в вас начал просыпаться волк, — шепчет он на ухо, заставляя целителя вздрогнуть.Тем не менее Сакон быстро берёт себя в руки. И неважно, что Йошицугу сейчас как никогда напоминает своими повадками Укона.— Даже не думай, змей, ты не спровоцируешь меня снова.— Да я и не собирался, — теперь в голосе Йошицугу действительно звенит усталость; он полностью расслабляется в объятиях целителя; дыхание и сердцебиение его выравниваются. — У меня сейчас нет сил, я даже удовольствия получить не сумею. — Судя по всему, он телом чувствует ту растерянность, в которую Сакон впадает от его прямолинейности, поскольку снова тихо усмехается. — Как же я вас люблю… — шепчет он, уже почти не видя разницы между сном и явью, — и закрывает глаза.В груди щемит; Сакон уже достаточно давно знает о чувствах Йошицугу, однако впервые змей сказал настолько прямо — ?люблю?. В душе волка снова начинают борьбу две сущности, но не сказать, что какая-то из них чисто-белая или бесконечно-чёрная. Сакон сомневается — именно поэтому ему слегка неуютно. Но вместе с тем ему приятно. Приятно, что змей доверяет ему — раз даже готов спокойно заснуть в его руках. Целитель опирается о стену; смотрит на Йошицугу, который уже спустился вниз по его плечу, но до сих пор цепляется за его одежду сквозь сон. Будто дитя… Не удержавшись от улыбки, волк бережно поправляет выпавшие на лицо змея тёмные пряди. Ненароком, он касается бледной щеки — и понимает, что на самом деле Йошицугу не такой уж и холодный. Змей слегка хмурится и тихо мычит, не желая, чтобы его сон тревожили. В это мгновение его лицо становится настолько милым, что Сакон улыбается ещё сильнее.И, склонившись, ласково целует Йошицугу в висок.