Глава VI. Объятия и жертва (1/1)

Следующий день, как ни странно, выдаётся облачным, но не дождливым — и Йошицугу, решив воспользоваться редкой возможностью понаблюдать за осенней природой в её спокойствии, зовёт Мицунари на прогулку. Лис вредничает, прикрываясь занятостью, — и по одному его голосу змей окончательно убеждается в том, о чём он догадывался ещё вчера.Мицунари с Саконом наконец-то разобрались в своих отношениях.Однако, судя по всему, разрешилось всё отнюдь не в пользу волка; Йошицугу так и тянет закатить глаза и прямо заявить другу, что он настоящий болван; вот только придётся потом объяснять, откуда ему всё настолько хорошо известно — и потому змей решает промолчать. Рано или поздно поток времени расставит всё на свои места.И тем не менее будет лучше, если произойдёт это рано, а не поздно.С тех пор, как Мицунари принял Сакона в помощники, Йошицугу намного реже стали сниться те навязчивые сны, которые прежде преследовали его чуть ли не каждую ночь. Но даже сейчас они порой приходят в разум Йошицугу, когда тот совершенно беззащитен. У этих кошмаров всегда один и тот же финал — смерть Мицунари; вот только каждый раз он умирает от рук разных сущностей и при различных обстоятельствах. То его пронзает мечом Такатора, то душит Токугава Иэясу… даже господин Хидейоши пару раз пытался своего подопечного отравить — вполне успешно, как можно догадаться. Однако чаще всего роль убийцы исполняет другая сущность — та, от которой Мицунари ожидает удара в последнюю очередь, та, перед которой он совершенно беспомощен. Та, которой не сможет противостоять, даже если его жизни будет угрожать смертельная опасность.Сам Йошицугу.Змея приводит в ужас одна мысль о том, что он мог бы навредить своему другу; хватит с него тех бед, которые он навлёк на Сакичи ещё в юности. Однако роковые сновидения продолжают терзать Отани по ночам, вынуждая просыпаться с криком и трястись в страхе до самого рассвета. Когда Йошицугу впервые увидел одинокого волка по имени Шима Киёоки, он прямо сердцем почувствовал: вот кто нужен Мицунари, — и впоследствии прилагал все возможные усилия, дабы привязать этого целителя к своему лучшему другу. Уловками, угрозами, мольбами — в итоге змей добился своего… Однако мало пленить зверя — его ведь нужно удержать. Ещё месяц назад Йошицугу казалось, что до окончательной победы осталось совсем чуть-чуть. Змей полагал: ещё немного, и Мицунари будет в совершенной безопасности…Полагал.А потом, в самый последний момент, взял и влюбился.?За что боролся, на то и напоролся… да??На первый взгляд кажется, будто ничего страшного в том, что творится ныне, нет. Ну признался ему Йошицугу в симпатии — подумаешь. Змей ведь не просит взаимности. И даже на неё не надеется. Мицунари однажды перестанет глупить и поймёт, кто именно предназначен ему судьбой… а Йошицугу, по привычке, будет наблюдать за всем со стороны. Сейчас его задача до боли проста — по меньшей мере не мешать. И Отани, как сущности скрытной и молчаливой, по силам с этой задачей справиться.Другое дело — что подсказывает Йошицугу его чутьё. Чутьё, которое редко его подводит. И которое сейчас так и стучит в голову: ?Идиот! Идиот! Идиот! Ты всё испортил!? — тонко намекая на то, что слишком уж хрупок был выстроенный змеем замысел. Он мог бы сработать — если бы всё прошло гладко. И всё шло гладко — до тех самых пор, пока не началось это совершенно бессмысленное исцеление. Которое привело к пробуждению совершенно бессмысленных чувств. А те, в свою очередь, стали поводом для совершенно бессмысленного признания.И весь замысел одарённого, по мнению многих, стратега Отани Йошицугу также стал совершенно бессмысленным…— Ты ведь у нас нынче такой занятой, — ворчит Мицунари, отвлекая Йошицугу от гнетущих мыслей. — Где взял время на прогулки?В голосе лиса звучит обида. Змею и самому досадно, что он не может поделиться с другом своей бедой. Даже зная, что, рассказав ему, он будет ощущать себя в разы легче, Отани молчит, не желая усугублять и без того сложное положение дел. Ему с Саконом ничего не светит, а потому нет смысла вселять в душу друга новые сомнения.— Прости, Мицунари. Я больше так не буду.Секунду лис продолжает смотреть на змея всё с той же досадой, а затем, беспомощно вздохнув, охватывает его запястье — осторожно, через рукав.— Ты расскажешь, что с тобой происходит?Йошицугу отводит взгляд — конечно же, он не расскажет. Однако откровенно лгать после того, как он пообещал больше не таиться… Змей решает ответить как можно неопределённее:— Я благодарен Сакону за помощь. Но не могу же я при нём открыто проявлять эмоции… Он меня смущает. А с тобой я чувствую себя свободно. Поэтому у вас и складывается разное мнение по поводу того, что я чувствую.Мицунари едва заметно улыбается.— Смущается он… Видно, Сакон тоже смущается, раз отказался говорить, что с тобой не так. — Йошицугу вздрагивает. — Я его первого спросил, ещё утром — а он как начал ходить вокруг да около… Совсем на него непохоже. Мне даже подумалось — вдруг ты затеял что неладное? — шутливо ворчит лис. — Или что вы вдвоём сговорились против меня. А тут дело в простой неловкости… — Он настораживается. — Но тогда мне ещё непонятнее, почему Сакон не смог ответить на мой вопрос прямо.— Его слегка сбили с толку мои вчерашние слова, — снова вращает правдой Йошицугу. — Я ведь ему всё высказал, без утайки.— Ну да, если бы мне такое заявили, я бы тоже растерялся… — серьёзным голосом произносит Мицунари. Змею внезапно становится смешно, однако он сдерживает улыбку.Потому что ничего смешного в случившемся нет.— Ты гулять идёшь? — будто невзначай роняет Йошицугу, на самом деле просто желая сменить, наконец, тему. Мицунари вздыхает.— Прости, но я правда не могу.Йошицугу, естественно, не радует такой ответ, однако с другом он прощается спокойно, без тени грусти в голосе. И вдоль границы земли Тоётоми шагает так же спокойно, несмотря на дикое желание обернуться. Будь Мицунари рядом, змей ничего бы не боялся, однако теперь ему приходится просто смириться с неизбежностью — какой бы пугающей она ни была.Сакон находит его ближе к вечеру — тогда, когда Йошицугу, истерзав себя глупыми размышлениями, уже успевает утомиться. Он молча проходит мимо волка, который смотрит на него изучающе, и лишь усилием воли заставляет себя не обращать на него внимания.Вот только устремлённый в спину взгляд оказывается слишком настойчивым, даже невыносимым; не выдержав, Йошицугу оборачивается и шипит:— Ну говорите уже, что хотели.— Да неужели ты соизволил меня заметить, — хмуро ворчит Сакон, скрестив руки на груди. Он продолжает внимательно вглядываться в Йошицугу, словно пытаясь таким образом найти ответ на очень важный вопрос.— Как долго вы собираетесь на меня смотреть? Это невежливо, вообще-то.— Мне просто непонятно… как так получилось, — задумчиво произносит волк.— Как именно вышло, что я в вас влюбился?Сакон вздрагивает — он явно не ожидал настолько прямого вопроса. На лице волка застывает растерянность, и сердце едва заметно ускоряет ход. Тенгу побери, когда же змей успел настолько полюбить его реакцию на свои действия…Йошицугу приближается к целителю на полшага.— А сами как думаете?— Я полагаю… нет, я уверен, что тебе просто кажется, — прикрыв глаза, рассудительно отвечает Сакон. — Это уже не первый случай на моём веку, поверь. В последнее время нам приходилось довольно тесно общаться… А подопечные иногда испытывают особые чувства к тем, кто их исцеляет. И эти чувства несложно перепутать с симпатией.— Ну да, я же неопытный дурачок, — пожимает плечами Йошицугу. — И никогда прежде ни с другими сущностями ?тесно? не общался, ни целителей не видел… А каждой новой встречи с вами я дождаться не могу… просто потому что мне скучно, а вы хотя бы шутите — и иногда даже смешно.Сакон издаёт усталый вздох. Йошицугу прекрасно понимает: в его интересах прямо сейчас подыграть волку, однако…Он не хочет этого делать. Он просто не может.— Вот и где в твоих словах симпатия? Ты ведь всегда открыто меня недолюбливал! — не выдержав, смеётся целитель. — Повторяю, тебе просто кажется. А встреч ты ждёшь, потому что привык…— И во сне я вас вижу, тоже потому что привык, — кивает Отани, снова ввергая волка в ступор. — Послушайте, я в своих чувствах уверен. Вам меня не разубедить. И если вы здесь только за этим, то не тратьте время зря. Идите к Мицунари.— Опять ты уводишь разговор не туда, куда нужно. Я здесь вообще-то Юкимуру жду. А на тебя случайно наткнулся, — недовольно ворчит волк. Змей воспринимает его интонацию как разрешение уйти и уже собирается развернуться.Но Сакон, решительно сократив расстояние между ними, внезапно вглядывается в его лицо.— Это ведь просто не может быть правдой, змей… — шепчет он, с искренним непониманием, и Йошицугу едва не задыхается от внезапно нахлынувших на него чувств. Он должен уйти, он должен хотя бы шагнуть назад… Однако получается лишь пробормотать:— Что же вы творите со мной, господин Шима…Тело движется будто само собой — и прежде, чем волк успевает понять хоть что-то, Йошицугу обхватывает его за пояс, обнимая. И пусть их увидят — главное, что он теперь так близко…Змеям не важны запахи. Им нужны прикосновения. Именно поэтому Йошицугу не умеет довольствоваться одним лишь присутствием желанной сущности поблизости. Ему важно ощущать. Слышать, как бьётся сердце, чувствовать, как сильные руки опускаются на плечи — но отчего-то не спешат отстранять… А ведь, если постараться, можно даже поверить, будто он обнимает в ответ…Йошицугу отшатывается от Сакона, едва заслышав чужие шаги. Он не смеет поднять глаз на целителя и дышит рвано, ненавидя себя за совершённое. Волк ошеломлённо шепчет:— Змей, ты…Но в поле видимости возникает Юкимура, и Йошицугу быстро исчезает в траве.***— Йошицугу, прекрати на меня смотреть. Я сосредоточиться не могу.Змей отводит глаза, пряча улыбку.— А раньше мой взгляд вас нисколько не тревожил. Цитирую: ?Поверь, нужно очень постараться, чтобы смутить меня?, — бесстрастно произносит Йошицугу. Сакон позволяет себе пустить магию чуть резче привычного, заставляя подопечного зашипеть от испуга.— Раньше ты смотрел на меня иначе, — уверенно заявляет волк. Йошицугу поднимает голову, пытаясь поймать его взгляд.— Иначе? Я целый месяц так на вас смотрю. Вы и правда порой совершенно непробиваемый. Достойнейшая партия для Мицунари. Два дурачка-тугодума — чем не идеальная пара? — он мрачно хмыкает.Сакон не выдерживает и всё-таки обращает на Йошицугу внимательный взгляд.Тот самый, от которого последний испытывает наибольший трепет.— Вижу, кое-кто ревнует? — шутливо спрашивает он. У змея даже появляется мысль укусить его за столь неприкрытое издевательство. Сердито поджав губы, он выдаёт:— Если даже и ревную — разве это что-то изменит?Игривый настрой целителя тут же испаряется — будто и не было его. Резко отвернувшись, он роняет:— Извини.Затем они молчат. Сакон пользуется тишиной и довольно быстро погружается в работу целиком. Йошицугу послушно приподнимает руки, когда требуется, поворачивается, если надо, — уже без открытых просьб. За несколько недель он успел выучить движения целительских рук наизусть. Наизусть он выучил и мимику Сакона — и именно поэтому сейчас уверен, что волк сосредоточен. В те минуты, когда лекарь не позволяет привычной беззаботности овладеть собою, он выглядит по-настоящему мужественно. Стратег с сердцем воина, целитель с душой художника. Добродушный и открытый — почти всегда. Слегка хмурый, с серьёзным взглядом — сейчас. Сильный и беспощадный в бою. Но в то же время осторожный и заботливый с теми, кто ему дорог. Как в нём всё это сочетается и умещается, Йошицугу понять не в силах.Зато он в силах понять, что нежно любит каждую ипостась Сакона.?Взять его за руку, что ли…? — мелькает шальная мысль, однако змей мотает головой, отгоняя её. Сакон обращает на это внимание.— Всё в порядке?— Вам-то какая разница? — слегка сердито шипит Йошицугу. Сакон хмыкает и, отстранившись, встряхивает ладони. Магия спархивает с его рук, осыпаясь искрами.— Какой-то ты сегодня слишком злой.— Я в последнее время всегда злой, если вы не заметили, — тихо говорит Йошицугу, одеваясь. — Терпеть вас не могу за то, что вы меня в себя влюбили.Сакон задерживает на нём изумлённый взгляд. К счастью, тот уже почти закончил одеваться — осталась только маска.Хотя нет, не к счастью. Даже то, как он смотрит на лицо…?Кажется, самое время отхлестать кое-кого по щекам?.Волк смущённо кашляет.— Я ведь не делал ничего намеренно.— Я знаю, — равнодушно откликается Йошицугу, в то время как сердце его горит… и болит одновременно. — Моя ненависть относится не к вам… то есть к вам… но… Ох, я сам в себе запутался, — не выдержав, даёт волю раздражению он. — И всё это из-за вас. Но вы в этом не виноваты. Вот что я хотел сказать… Но всё равно непонятно выразился.Окончательно растерявшись, змей смотрит в пол. Плечи его дрожат, а боль в груди заставляет стиснуть зубы. Признавшись Сакону, Йошицугу будто совершенно потерял власть над собой — и теперь дико ненавидит себя за свои чувства, за свою несдержанность, за свои глупые мысли…И за то, что ему в очередной раз приходится жертвовать. Жертвовать своими желаниями во имя Мицунари, перед которым он в большом долгу и без которого не представляет своей жизни.Жертвовать — во имя Сакона, который ни за что его не полюбит, а потому никогда не сможет стать счастливым рядом с ним.?Я родился проклятым. Я никому не способен принести ничего хорошего…?— Простите меня за те объятия, — на удивление ровным голосом говорит Йошицугу, продолжая глядеть в пол и безуспешно унимая дрожь, уже во всём теле. — Уверяю, этого больше не повтори…— Тебе что, холодно? — перебивает его Сакон.Йошицугу вздыхает.— Нет.— А дрожишь тогда чего? На сегодня всё закончилось, бояться тебе больше нечего… Скажи, тебя твой яд, случаем, не беспокоит?Йошицугу резко выпрямляется, будто громом поражённый.— Яд… Я ведь совсем о нём забыл… — шепчет он, глядя в пустоту.Когда Мицунари позволил Йошицугу кусать себя, избавляя от лишнего яда, он одновременно с этим отучил змея задумываться о недуге, который терзал того с самого детства. Йошицугу уже привык жить с мыслью, что его тело больше не отравляет само себя, — и вот к чему это привело. Ему даже в голову не пришло, что его плохое настроение может быть ещё и с ядом связано.Сакон усмехается и разводит руками.— Вот те на. Главный умница всея леса упустил такую важную деталь! Ладно, шучу. Это всё моя вина. Я должен был заметить…Лекарь резко замолкает и отворачивается, якобы заинтересовавшись бумажными дверями. Йошицугу тем временем внимательно смотрит на волка. Взгляд его, сам собой, так и тянется к шее целителя… Когда из груди вырывается судорожный вздох, змей наконец осознаёт, насколько сильно он сейчас желает укусить кого-нибудь.Хотя нет. Не кого-нибудь.Сакона.Йошицугу прикрывает глаза, из последних сил заставляя себя сохранять спокойствие. Бесполезно — голос его звучит нисколько не равнодушно, когда он произносит:— И что, вы предлагаете… вас кусать?Сакон обращает на него спокойный, но вместе с тем настойчивый взгляд.— Я ведь уже говорил тебе. В шутку — но в этой шутке была доля правды. Поэтому, если есть необходимость, то…За мгновение добравшись до волка, Йошицугу прижимается к нему.— Где клеймо? — нетерпеливо спрашивает он, касаясь груди щекой — и закусывает губу, слыша испуганный вздох в ответ. Святые прародители, как не обнимать этого волка, когда он настолько тёплый?Как жить, когда любой его отклик сводит с ума?..— Справа, — слегка сдавленно отвечает целитель. Он молча позволяет Йошицугу отвести назад свои волосы — с левой стороны, чтобы не тревожить метку. Но, когда змей, собравшись с духом, уже склоняется к его шее, волк внезапно шепчет: — Ну и шустрый же ты, однако…— Молчите, умоляю! — шипит змей сквозь зубы, мысленно радуясь тому, что собрал сегодня волосы в хвост и те ему не мешают. Пару мгновений он пытается сосредоточиться — но затем с тихим вздохом признаёт: — Нет. Не могу.— В чём дело? — спрашивает Сакон — снова шёпотом, и Йошицугу, сердито промычав, вцепляется рукой в его правое плечо. Волку-то всё равно, как говорить.А вот змей едва не сгорает от столь непозволительной близости, дико желая, чтобы Сакон обнял его в ответ…— Кажется, я понял, — нарушает напряжённую тишину целитель — к счастью, уже чуть громче прежнего. — Ты ведь привык к Мицунари…— Нет, я вас хочу. Укусить, — опомнившись, договаривает Йошицугу. Предательская дрожь становится невыносимой, и змей резко отстраняется от целителя, терзая собственные рукава. — Я не знаю, почему я не могу. Может, потому что это больно?..— А может, потому что тебе надо успокоиться? — строго произносит Сакон. — Иди-ка сюда.Совершенно бесцеремонно схватив змея за рукав, волк подаётся вперёд. Миг — и Йошицугу оказывается в крепких объятиях. Некоторое время он просто смотрит прямо перед собой, не в силах поверить в происходящее. А затем, вместе с приятным теплом, его охватывает спокойствие… нет, даже облегчение. Причём настолько внезапное и настолько всеобъемлющее, что Йошицугу теряет последние силы и, полностью доверяя себя чужой воле, закрывает глаза.— Я не узнаю тебя, змей… — шепчет Сакон, склонившись к уху и прогоняя по спине волну мурашек. Собрав последние остатки рассудительности, Йошицугу отвечает:— Я сам себя не узнаю…Разочарование, резкое и студёное, окатывает с головы до ног, когда волк отпускает его — слишком быстро, будто ему так и не терпится отогнать чужую сущность от себя. В груди снова начинает ныть — в разы сильнее прежнего. Йошицугу оправляет одежду, а Сакон, до боли не-взволнованно, спрашивает:— Ну что, успокоился?Змей, сердито дёргая плечом, сурово отвечает:— Нет. — Услышав разочарованный вздох, он не выдерживает и язвительно продолжает: — И если вы надеялись, что такое может меня утихомирить, то поздравляю — вы настоящий дуралей. Мне теперь ещё сильнее хочется кого-нибудь покусать, — угрожающе заканчивает он. — С чего вы вообще решили, что это сработает?— С того, что это срабатывало на моём напарнике — тоже змее. Который тоже был не прочь иногда ?кого-нибудь покусать?. Ну, зато теперь я знаю, что змей на змея не приходится, — пожимает плечами Сакон. — Хотя… может быть, тебя просто нужно было подольше подержать?Волк смеётся — он явно просит не воспринимать его слова всерьёз.И тем не менее Йошицугу отвечает ему — раньше, чем успевает себя остановить:— Да неужели — до вас хоть что-то дошло… — Снова увидев растерянность в глазах волка, змей ударяет себя ладонью по губам. — Да что же я такое говорю? Нельзя, нельзя, нельзя! — в сердцах восклицает он, закрывая глаза рукой.Гнетущая тишина снова воцаряется на некоторое время. Сакон нарушает её первым, мягко начав:— Йошицугу. Всё ведь не настолько плохо…— Нет, всё очень плохо, господин Шима, — ледяным тоном произносит змей. Все эмоции внезапно покидают его, оставляя после себя пустоту — ядовитую, разрушающую изнутри. Йошицугу поднимает взгляд на волка и видит, как тот искренне беспокоится… Но нет. С этим необходимо покончить здесь и сейчас. Пока ещё не поздно. Пока у Йошицугу ещё есть на это силы.Пока он не поддался своему запретному чувству окончательно.— Вы хоть понимаете, что происходит? — спокойно спрашивает змей, внимательно глядя Сакону в глаза. — Рядом с вами я просто не в силах сдерживать себя. Чувства берут надо мной верх. Я впервые испытываю такое. У меня просто не получается сохранять равнодушие, когда вы поблизости. Ваше присутствие лишает меня последней защиты. Смотрю на вас и… сердце заходится, — голос Йошицугу опускается до шёпота, он обессиленно качает головой. А затем спрашивает, будто у самого себя: — Неужели это тоже часть потока? — И сам, едва слышно, даёт жестокий ответ: — Нет, такого просто быть не может… Это ведь неправильно…— А я всё равно не верю, что всё настолько плохо, — упрямо произносит Сакон после нескольких мгновений молчания. — Вот чего действительно не может быть — так это того, что… ты испытываешь такие сильные чувства ко мне. Мы уже столько времени знакомы… где эти чувства, в таком случае, раньше-то были?Йошицугу еле заметно хмурится: в словах волка есть смысл. Почему именно теперь?.. Вот только змей не успевает задуматься, поскольку Сакон внезапно заявляет:— Ты достоин того, чтобы тебя любили, Йошицугу. По-настоящему, искренне. Уверен, ты ещё встретишь того, кто подарит тебе истинную любовь. И такая сущность, в свою очередь, будет достойна твоих чувств.Йошицугу поднимает на Сакона слегка недоверчивый взгляд.— Хотите сказать, вы моих чувств не достойны?Волк, не выдержав, усмехается:— Я каждый день влюблён в новую сущность! А такому, как ты, нужно постоянство. Верность. В общем, всё то, что есть в тебе самом.Змей, вздрогнув, смущённо отводит глаза.— Ясно. Вы настойчивы донельзя. До сих пор пытаетесь меня переубедить, несмотря ни на что. ?Каждый день влюблён в новую сущность?… Ваши чувства к Мицунари живут слишком долго, чтобы я поверил. Не выдумывайте, — холодно произносит он.Сакон смущённо касается пальцем виска.— Господин — это отдельный вопрос. Он мой истинный повелитель, а ещё…— А ещё недоступен — именно поэтому вы не теряете к нему интереса. Я всё понял, — сурово обрывает его Йошицугу. А затем, вдохнув поглубже, переходит к самому важному: — В любом случае — теперь каждая встреча с вами будет для меня пыткой. Вы ведь прекрасно знаете, каково это — когда любимая сущность невыносимо близко… а ты не имеешь права даже прикоснуться. — В глазах Сакона застывает боль. Змей же на последних словах снова невольно переходит на шёпот — но почти сразу одёргивает себя и продолжает более уверенно: — Я благодарен вам за всё, что вы для меня сделали. Уверен, с вашим упрямством и вашими навыками вы способны довести исцеление до конца. Однако… я больше не могу. — Он склоняет голову и, крепко сжав руки в кулаки, просит дрожащим голосом: — Умоляю, пощадите меня, господин Шима. Я желаю прервать лечение.