Глава V. Боль и признание (1/1)

Относительно спокойная жизнь, ставшая уже почти привычной благодаря всеобщему — временному — перемирию, так и давит на Сакона постоянством, и положение не способно спасти ничто: ни клеймо господина, ни открытое признание в любви, ни наступление дождливой осени… ни вынужденное общение с Йошицугу. Прежде волку верилось, что они со змеем сумеют сблизиться — а первый сеанс лишь укрепил его веру… Однако теперь, с каждой новой встречей, змей ведёт себя всё тише и отстранённее; он всё реже задаёт вопросы, всё чаще открыто не обращает внимания на слова Сакона — и вообще относится к нему скорее как к бездушному орудию, нежели к живой сущности. Целитель, который и Мицунари способен разговорить — даже в самые пасмурные для лиса дни, — испытывает лёгкую досаду оттого, что никак не может достучаться до Йошицугу.И ладно бы змей пребывал в своём привычном, незаинтересованном настроении… Вот только волк прекрасно понимает: Йошицугу ведёт себя так намеренно, будто боясь чего-то. Тело своё доверяет — а вот душу раскрывать не спешит. Молчит в ответ на шутки, пряча лицо, хотя прежде никогда не упускал возможности съязвить в ответ — равнодушным голосом, но смело глядя в глаза. Поначалу такое поведение приводит Сакона в откровенное замешательство, но затем волк начинает догадываться, в чём причина.Йошицугу с самого начала не хотел — и сейчас не хочет, чтобы его личное пространство нарушала совершенно чуждая ему сущность. Была бы у змея возможность сменить целителя на более близкого по духу — и он без раздумий бы этой возможностью воспользовался. Обидно, конечно… однако расстраиваться по этому поводу нет никакого смысла.?Нынешнее положение дел мы всё равно изменить не в силах. Так что ближайшее время придётся потерпеть друг друга… а точнее, терпеть придётся ему?.Ибо Сакона столь частое присутствие змея поблизости нисколько не смущает.А вот кто волка действительно волнует — так это Мицунари. Мицунари, отношения с которым у целителя, на самом деле, почти не изменились со дня укуса. И даже со дня открытого признания. Конечно, лис совершенно иначе стал откликаться на двусмысленные шутки, которые прежде казались безобидными, да ещё завёл привычку — то и дело бросать странные взгляды на своего подчинённого… Но в остальном он ведёт себя как прежде, проявляя сдержанное покровительство и доверие по отношению к Сакону.Сам Сакон, благодаря клейму, теперь ощущает на собственном теле даже самые лёгкие ?ранения? господина — будь то случайный ушиб или лёгкое головокружение. А ещё он наконец-то слышит его кошмары. Точнее, слышал раньше, когда Мицунари молчал до последнего — и метался потом во сне, вынуждая целителя приходить к нему посреди ночи. К счастью, теперь лис уже почти смирился с тем, что ему приходится принимать помощь волка, а потому, предчувствуя бессонную ночь, он старается предупредить лекаря заранее.Но каждый раз, обращаясь за помощью, Мицунари смотрит на Сакона настолько виновато, что у того едва не останавливается сердце. В такие мгновения до безумия хочется прижать этого упрямца к себе, невзирая на ожидаемое сопротивление, и, поддавшись отчаянию, прошептать: ?Да неужели вы не понимаете, что смысл моей жизни заключается в вас, господин?..?Однако на такие действия волк даже не осмеливается, не желая лишиться того немногого, что ему уже дозволено.— Как дела у вас с Йошицугу? — спрашивает Мицунари вечером, когда целитель, в очередной раз попросив его не перетруждаться, уже собирается уходить к себе. Волк вздрагивает, застыв у выхода из комнаты, бросает на господина настороженный взгляд, а после — задаёт очевидный вопрос:— Разве он вам ничего не рассказывает?— Рассказывает, — спокойно откликается Мицунари. — Он мне много чего рассказывает, — зачем-то добавляет он. — Однако мне нужна твоя перспектива.— ?Нужна?? — подозрения Сакона лишь усиливаются. — Господи-ин… что вы задумали?— Я — ничего, — отвечает Мицунари загадочным тоном и лукаво смотрит на целителя. — Скажи, вы ведь уже подружились?Волк уверен, что лису так и хочется улыбнуться. Вот только самому Сакону сейчас ну нисколько не до смеха.— Вообще-то нет, — честно признаётся он, отводя взгляд. — Наоборот — с каждым днём всё становится лишь хуже. Не удивлюсь, если однажды Йошицугу просто возьмёт и сбежит от меня прямо посреди работы.Теперь приходит очередь Мицунари смотреть на своего подчинённого крайне настороженно. Сакон не видит этого, однако чувствует, а потому может совершенно живо представить.— Простите, что не оправдываю ваших ожиданий… — начинает волк. Господин обрывает его твёрдым:— Но ведь он в последнее время только о тебе и говорит.На миг Сакон впадает в оцепенение — а затем оборачивается к Мицунари, не веря своим ушам.— Что? — поражённо переспрашивает волк. Нет, он точно ослышался. Йошицугу… о нём… — …Говорит? Господин, вы… шутите, да?— Ага, обязательно, — недовольно произносит Мицунари. И Сакон, понимая, что лис предельно серьёзен, медленно садится на пол — на всякий случай. А затем беспомощно разводит руками:— Да быть такого не может. Знаете, я… это… вроде как в искреннем недоумении… вот…— Да я вижу, — откликается Мицунари, смерив целителя внимательным взглядом. — И, честно говоря, сам теперь не знаю, что и думать. Понимаешь, я после ваших с ним встреч… едва его узнаю, — чуть понизив голос, объясняет лис. — Он какой-то… взбудораженный, что ли. Это сложно описать, но… — он замолкает. Пару мгновений оба сидят в тишине, а затем Сакон осмеливается спросить:— И… в каком же ключе он обо мне ?говорит??— Ну, не знаю, каждый раз по-разному, — пожимает плечами Мицунари. — То размышляет, кто тебя целительству обучал… То думает, что было бы, не спаси ты меня тогда из ловушки… Знаешь, я даже немного ревновать тебя начинаю, — задумчиво произносит лис. И, опомнившись, спешит добавить: — По-дружески, естественно… — Он окончательно смущается и спешит вернуться к прежней теме: — В общем. Я был уверен, что вы с ним прекрасно ладите. А теперь оказывается, что это не так. И меня это настораживает.— Меня тоже, — слегка ворчливо откликается Сакон. Ему приятно, что господин даже не подумал сомневаться в его словах. Но в то же время его жутко раздражает, что змей, судя по всему, опять втянул его в какую-то подлую игру. Игру, правила которой не известны никому, кроме самого Йошицугу.И в которой — именно поэтому — не может победить никто, кроме самого Йошицугу.— Я мог бы спросить его… — начинает Мицунари, однако волк, прикрыв глаза, качает головой и молвит:— Позвольте мне самому выяснить, в чём дело.***— Я ведь просил тебя не лгать мне, Йошицугу.Змей вздрагивает от неожиданности, и волк изумлённо дёргается следом: он даже не подозревал, что сумеет застать врасплох эту всеведущую сущность. Наверное, свою роль сыграл шелест дождя, за которым погрузившийся в раздумья Йошицугу не заметил приближения посторонней сущности. Тем не менее оборачиваться змей не спешит — и говорит не Сакону, а кустарнику, возле которого тот его обнаружил:— Напомните-ка мне — когда именно я вам лгал, господин Шима? — тон его — издевательски-ледяной. — Если обвиняете — будьте добры представить доказательства.— В данном случае недоговорить — то же самое, что солгать, — сурово откликается волк, подходя ближе к одному из клёнов и стряхивая с волос дождевые капли. — Я понимаю, что ты не желаешь волновать Мицунари, а потому пытаешься убедить его в том, что мы с тобой друзья… Вот только… разве нельзя было предупредить меня? Чтобы, когда господин со мной об этом заговорит, я не чувствовал себя дураком?Йошицугу делает вид, что увлечённо рассматривает ягоды, которыми осыпан ближайший к нему куст. Дождь, кажется, совершенно его не тревожит — он буквально промок до нитки, однако выглядит всё таким же невозмутимым. Волк, переборов желание увести его в укрытие, многозначительно кашляет, и змей устало спрашивает:— Вы ради этого искали меня полдня? Можете не стараться, — с каждым словом в тоне Йошицугу всё отчётливее слышна враждебность. — Я не преследую никаких тайных целей. Уж с кем — с кем, а с Мицунари я веду себя в высшей мере искренне.— И именно поэтому ты не можешь рассказать ему о прошлом? — хмурится Сакон.— Сами расскажите, раз смелость некуда девать, — шипит в ответ Йошицугу. Приблизившись к целителю на шаг, он щурится, будто от боли. — Или вы внезапно растеряли её после того, как Мицунари сказал, что вы ему напоминаете…— Ладно, всё, давай не будем уходить от темы, — примиряюще подняв ладони, пытается остановить Йошицугу Сакон, однако тот всё равно упрямо дошёптывает:— …Отца? — после чего резко отворачивается и говорит: — Вы хоть понимаете, что сотворили с ним своим признанием?Волк закрывает глаза, справляясь с нахлынувшими на него чувствами. Как, скажите, вот как этот змей умудряется так быстро лишать его всякого терпения?— Не уводи разговор в сторону, — выждав несколько мгновений, всё ещё на удивление спокойно просит Сакон. — Я о своих провинностях никогда не забываю. И помню, что на мне их уже столько висит… ввек не расплатиться. Сейчас не об этом речь. А о том, что если у тебя нет никаких ?тайных целей?, то… ты ведёшь себя крайне подозрительно, змей.Йошицугу просто молчит в ответ, бесстрастно глядя прямо перед собой, куда-то вглубь чащи. Сейчас, окутанный дождём, он кажется волку невероятно хрупким.?Ему наверняка холодно?, — думает Сакон и ёжится. Около минуты он терпеливо ждёт отклика, а затем ворчит:— Мы так и будем стоять?— Я — да. А вас здесь никто не держит, — просто говорит Йошицугу, и Сакон понимает, что зря не позволил разобраться со всем Мицунари. У волка уже кончики пальцев подрагивают от закипающей в нём злости, он из последних сил сдерживает себя…?Святые прародители, да как господин с ним дружит?!?— Я, вообще-то, ответа жду, — напряжённым тоном произносит целитель.Йошицугу снова переводит на него взгляд — и невинно так хлопает ресницами.— Правда? — наигранно изумляется он. — А я полагал, что вы пришли только констатировать факты. То-то я думаю — зачем вы стоите?.. А в ваших словах, оказывается, таился вопрос. Вот только… — внезапно он приближается к Сакону и, пронзительно глядя ему прямо в глаза, понижает голос до заговорщического шёпота: — Я очень плохо понимаю намёки. Не могли бы вы подсказать, какого именно ответа вы ждёте?Если бы Сакон наблюдал за происходящим со стороны, он бы уже хохотал вовсю. Однако, являясь непосредственным участником сего сумасшедшего действа, волк только и может, что злиться на потеху зрителю. Сделав глубокий вдох, он, пока ещё по-хорошему, просит:— Змей, не доводи…— Никого я никуда не довожу, — безразлично говорит Йошицугу. — Вы сами доходите. А если вам действительно так хочется знать правду, то догадайтесь. Вы ведь такой умный, такой проницательный… или Мицунари вас только за красивые глаза нанял?Сакон даже не успевает задуматься над достойным ответом на столь неожиданные слова — как Йошицугу, равнодушно и будто бы даже презрительно хмыкнув, исчезает. Волк испуганно подскакивает на месте — и лишь потом понимает, что он просто обратился в змея и ускользнул прочь.?Вот хитрец! Всё-таки сумел вывернуться!?Однако… если Йошицугу считает, что Сакон сдастся просто так, то он очень сильно ошибается. ?Догадайтесь?… Змей явно бросил ему вызов. И волк не имеет права его не принять. Он догадается, обязательно догадается… или найдёт способ вынудить Йошицугу сказать правду.Ведь теперь Сакон готов на всё — лишь бы добраться до истины.***Выловить змея снова у волка не получается, и следующие двое суток Сакону ничего не остаётся, кроме как напряжённо размышлять — в попытке ?догадаться?. Ближе к вечеру второго дня Мицунари отмечает, что подчинённый его слишком уж задумчив.— Давай я сам спрошу у Йошицугу, в чём дело? — участливо-строго предлагает лис. Целитель устало качает головой, и господин, уже более отчуждённо, добавляет: — Послушай, мне совсем не нравится происходящее. Если ты продолжишь отвлекаться…— Я сегодня же всё разрешу, господин, — обещает волк, стыдливо отводя глаза. — Извините. Просто я уже второй день не могу с ним пересечься. Но сегодня на закате он придёт сам — и тогда…— Самое странное, что от меня он теперь тоже бегает, — вдруг говорит Мицунари, и Сакон поднимает на него изумлённый взгляд. — Прячется возле господина Хидейоши, даже поговорить ему, видите ли, некогда, — лис вздыхает, искренне опечаленный. — Что же с ним творится? Впервые за долгое время я совершенно не могу его понять…Сакон задумчиво трёт подбородок. Что же это за тайна такая, раз Йошицугу даже лучшего друга к ней подпускать не желает?..— Ну вот, опять ты задумался, Сакон! — недовольно ворчит Мицунари.Волк, встрепенувшись, склоняет голову.— Извините, господин.— Да прекрати ты уже извиняться, — словно с обидой произносит лис. И, подобравшись чуть ближе к целителю, просит: — И господином меня тоже называть прекрати…— Не прекращу, — немедленно возражает волк. — По крайней мере последнего у меня даже не просите. На мне теперь ваш укус, — Мицунари поджимает губы, — а потому я не имею права…— Да забудь ты уже об этом! Я нанимал тебя как равного. И кусал тоже — как равного себе, — нетерпеливо произносит лис. А затем, уже спокойнее, добавляет: — Я ведь даже в зверя не обратился, как положено… Неужели ты не понял?Он отворачивается, смутившись. Пару мгновений Сакон понятия не имеет, что ответить, однако затем добродушно усмехается:— Как же это мило, однако. — Заметив, что господин слишком уж погрустнел, целитель примиряющим тоном добавляет: — Ладно, раз вы так настаиваете, я буду называть вас по имени через раз… Мицунари.Лис резко выпрямляется — будто впервые слышит, чтобы к нему так обращались. А волк тем временем задумывается, что теперь ощущает себя совершенно иначе, произнося это имя, — совсем не так, как во времена относительной независимости. Погрузившись в размышления, он даже не замечает, как Мицунари слегка подаётся в его сторону. Лишь когда руку обжигает лёгким прикосновением, волк вздрагивает — и безропотно замирает под внимательным взглядом золотисто-тёплых глаз.— Так-то лучше, — умиротворённо говорит Мицунари. И затем, одними губами, зовёт: — Киёоки…Горячие пальцы охватывают ладонь, легонько сжимая; взгляд господина настолько доверчивый и настолько… пленяющий, что Сакон сам не замечает, как поддаётся путам его невольного наваждения. Словно в бреду, он опять вышёптывает четыре заветно-роковых слога любимого имени…И позволяет себе совершить непозволительное.Бережно, но уверенно взяв господина за предплечье, целитель привлекает его к себе и обнимает. Мицунари невольно дёргается, однако волк, естественно, оказывается сильнее.— Сакон… что ты делаешь? — растерянно спрашивает лис, цепляясь за рукава целителя — однако больше не предпринимая явных попыток освободиться. Кажется, будто он ждёт чего-то — хотя прямо сейчас может до боли обжечь одним прикосновением, отогнать от себя иллюзорной магией… оттолкнуть и ударить, в конце концов!Но нет. Мицунари всё ещё ему доверяет. И сейчас во власти Сакона — злоупотребить его доверием. Как же велико искушение… Душа волка будто разделилась на две части — чёрную и белую. И в то время как одна кричит остановиться, пока не поздно… вторая сладко шепчет: лучше жалеть о том, что ты сделал, нежели об упущенной возможности.— Вы с ума меня сводите, господин… — выдыхает целитель на ухо лису, обнимая крепче, теряя голову от жара его тела, от его запаха, от его чар — и от той ноющей боли, которой отзывается поставленное им клеймо…— Сакон… — молит Мицунари, когда волк, слегка отстранившись, склоняется к его лицу. В янтарных глазах господина сияет боль вперемешку с сомнением — сомнением, которое Сакон поселил его в душе своими безрассудными словами и поступками. И тем не менее волк не останавливается; он уже почти касается губ лиса своими, уже ощущает жар и предвкушает непокорность тонких уст…Однако в последнее мгновение отворачивается и опускает голову.— Простите меня, господин. Я просто пошутил.Воспользовавшись тем, что Мицунари от его слов впал в ступор, Сакон осторожно отпускает его и медленно отодвигается.Однако бурный отклик всё равно не заставляет себя долго ждать.— Пошутил?! Это ты так… пошутил?! Сакон, ты вообще рехнулся или на тебя Йошицугу так влияет?! — раскрасневшись от гнева, восклицает Мицунари. Волку вдруг становится жутко смешно — слишком уж забавно лис сердится. — И не смей улыбаться, а то я точно тебя подпалю! Я ведь и так… виноватым себя чувствую… а ты…— Так и отвернулись бы первым, раз настолько боитесь, — неожиданно серьёзным голосом произносит Сакон в ответ, заставляя Мицунари изумлённо распахнуть глаза. — Вы ведь ко мне равнодушны. Кому из нас проще держать ситуацию под контролем, спрашивается?— А кто сказал, что она не была под контролем? — внезапно вскидывает бровь Мицунари. Голос его резко становится привычно твёрдым, а взгляд — спокойным. Будто и не было ничего всего лишь мгновение назад. Сакон облегчённо вздыхает: тем лучше. Однако где-то в глубине его души так и саднит необъяснимая обида… — Ты бы всё равно не поцеловал меня без моего желания. А у меня зато появилась прекрасная возможность во всём окончательно убедиться. Спасибо. Моё сердце даже не дрогнуло. Теперь я уверен, что воспринимаю тебя только как помощника.Мицунари внимательно смотрит на Сакона, ожидая ответа. Волк улыбается и понимающе кивает.— Спасибо вам за вашу неизменную честность и прямоту, господин.Ведь лучше так, жестоко — чем жить на грани, на краю, в постоянной неопределённости… верно?— Не за что. И… ещё раз извини.— Только если ты пообещаешь больше не считать себя виноватым. Я правда в порядке, Мицунари. Не впервой, — как можно веселее говорит Сакон.И, выйдя на террасу, до боли закусывает губу.?Ага… Значит, вот оно как…?Волк хватается за ткань одежды у левой стороны груди.Почему-то всегда думалось, что трещина проходит одна, посередине — но нет… их много. Целая сеть получается, если так посудить. Не пополам. На осколки. Не надвое, а на сотни сотен. Как ваза, которую шарахнули об пол.И ведь знал, что так будет — а, получается, всё равно втайне надеялся. Иначе не было бы сейчас так тоскливо, так мучительно больно…Загадки Йошицугу? Увольте. Сейчас Сакону нисколько не интересно, что именно прячет от него этот молчаливый змей. Мысли целителя занимает совершенно иное — и никакие глупые игры не способны его отвлечь.Ведь теперь волку стало совершенно ясно: ни расставание с Уконом, ни равнодушие Ины не научили его тому, что значит быть по-настоящему отвергнутым.Лишь Мицунари дал ему наконец понять, каково это — когда тебе разбивают сердце.***— Вы чем-то обеспокоены, господин Шима, — говорит Йошицугу. Сакон делает вид, что не слышит его равнодушных слов, и сосредоточенно продолжает водить магией по его телу.?Мне кажется, или он похудел? — слегка обеспокоенно отмечает волк. Однако затем хмурится: ему-то какое дело? — Главное, чтобы он себя нарочно голодом не морил. А остальное меня не волнует?. — Не надумал признаться, почему так себя ведёшь? — слегка рассеянно спрашивает волк. Змей презрительно щурится. — Вам ведь это совершенно не нужно. По крайней мере сейчас, — уже шепчет он, зачем-то отвернувшись. — Мне, может, и не нужно, зато Мицунари нужно. От него-то ты зачем прячешься? — спрашивает целитель с укоризной. Только теперь он замечает, что у Йошицугу влажные волосы. Кажется, змей снова сегодня гулял под дождём. — И… прекрати уже мокнуть. А то простудишься. — Ну простужусь — и что? Вам-то какая разница? — бесстрастно молвит змей. — К тому же в таком случае у меня будет повод постоянно сидеть в покоях и не видеть вас лишний раз. — А-а, так вот в чём твой тайный замысел заключается, — мрачно усмехается Сакон. — А я-то думал, что ты терпеливый. Погляди, твои плечи уже совсем гладкие, — целитель осторожно касается ключиц змея, — а про лицо я вообще молчу. Ты ведь можешь уже спокойно ходить без маски. Я прав? — Да, но… я не могу ведь так сразу… — вдруг растерявшись, бормочет Йошицугу. Сакон ловит его взгляд: — Я не об этом. А о том, что через пару-тройку месяцев всё закончится, Йошицугу. Просто подожди ещё чуть-чуть — и тебе не придётся больше терпеть моё общество… хорошо?Странно, но волк почему-то старается говорить со змеем как можно мягче, словно тот — несмышлёное дитя… хотя прекрасно знает, что Йошицугу до сих пор считается умной не по годам сущностью. Скорее всего, дело в элементарной усталости. Сакон ощущает себя настолько утомлённым, что просто не может долго злиться на Йошицугу — и, когда заканчивает с лечением, напрасно старается звучать бодро, объявляя: — На сегодня всё. Можешь выдохнуть свободно.Йошицугу почему-то хмурится в ответ на его слова, и только теперь до волка доходит, что весь остаток сеанса змей сидел какой-то подозрительно притихший. И вроде бы ничего необычного в этом не было… Вот только если прежде, храня молчание, Отани будто уносился мыслями куда-то прочь, то теперь — словно так и порывался что-то сказать, но каждый раз останавливал себя.?Ладно, меня это не волнует?, — думает Сакон, ощущая жуткую сонливость. Волк прикладывает ладонь ко лбу и на время закрывает глаза, вслушиваясь в тихий шелест одежды Йошицугу, дабы не заснуть ненароком и не упустить момент, когда тот соберётся уходить. Однако змей почему-то медлит; а когда шорох наконец стихает, волк чувствует на себе его внимательный взгляд. — Что с вами, господин Шима? — Всё со мной в порядке, я просто устал, — открыв глаза, ворчит Сакон; почему-то его не отпускает ощущение, что Йошицугу уже давно всё понял, однако теперь просто издевается. — Не стоит играть в вежливость, со мной такое не срабо… — А хотите, я дам вам намёк?Волк даже наполовину просыпается от такого неожиданного заявления. Он уже и забыл о том, как сильно хотел разгадать тайну змея. И уж точно не думал, что тот сам предложит подсказку. — Ну ладно, говори, — пожимает плечами Сакон, глядя на змея в ответ. Тот совершенно непроницаем, а потому нельзя сказать наверняка, кроется ли в его предложении подвох… В любом случае волку сейчас лень думать. — Допустим, что я хочу. — Только знайте — после этого вам может стать ещё хуже, чем теперь.Сакон вздыхает. — Не томи уже. Как видишь, я сегодня не в настроении. А когда я не в настроении, я становлюсь жутко нетерпеливым.— Ладно, — кивает Йошицугу и зачем-то отводит взгляд. А после тоже вздыхает — словно собирается с духом. — Скажите… вы не думали о том, что можете кому-то нравиться?.. Хотя нет, не так. Вы не думали об этом, я уверен, — спешит поправить себя змей. — Скажу более открыто. Господин Шима… вы очень сильно нравитесь… одной сущности, — каким-то слишком уж неровным голосом произносит он. — А я об этом знаю и боюсь при вас его сдать… то есть проговориться. Да, вот такой вот намёк… Более откровенный, чем прежние. Ведь я, на самом деле, уже давно даю вам подсказки. Но вы почему-то упрямо их не замечаете, — сердитым шёпотом заканчивает змей.Сакон окончательно запутывается. А затем честно, в течении нескольких долгих мгновений, пытается осмыслить слова Йошицугу. — То есть я кому-то нравлюсь. И этот кто-то — ?он?, — делает крайне очевидные выводы волк. И уже готовится с колким ответом, ожидая отклика вроде: ?Какой же вы проницательный, прямо истинный стратег?.Вот только Йошицугу, как ни странно, даже не пытается высмеять Сакона. Он сидит молча, напрягшись всем телом и снова пряча взгляд в тёмных волосах. Словно боясь чего-то. Словно жалея о том, что дал подсказку.Словно выводы целителя относятся не к кому иному, как…Волк изумлённо распахивает глаза. — Змей, — севшим голосом зовёт он. — Знаешь, мне сейчас в голову пришло одно очень глупое предположение… — волк прерывается, услышав горькую усмешку. И напрягается сам, увидев, как Йошицугу дёргает плечом. — ?Глупое?, значит… Неужели Мицунари прав и я действительно настолько хороший актёр? Или же это вы такой… непробиваемый? — он поднимает на Сакона взгляд, настолько пронзительный… и переполненный такой болью, что предательская дрожь немедленно пробегает по ослабленному телу целителя. — Нет… не может быть… Йошицугу… — едва слышно шепчет волк, чувствуя, как всё вокруг плывёт. Собрав в себе остатки уверенности, он говорит: — Это ведь шутка, да? — Святые прародители, да какой же вы… — Йошицугу беспомощно вздыхает. А затем — плавно поднимается на ноги. — Вы мне нравитесь. Это не шутка, и не месть, и не попытка поиздеваться. Это правда — в чём я убедился, в течение целого месяца пытаясь выбросить вас из своей головы, — твёрдо заявляет он, глядя волку прямо в глаза. — Вот и живите теперь с этим.И, прежде чем Сакон успевает опомниться, Йошицугу ускользает прочь из его покоев.