5. Латные башмаки (1/1)

?Мне это больше не понадобится.

Опорой империи будешь ты?.– Есть вещи важнее и прозаичнее, чем союзники, советник. Соседи могут не вмешиваться в наши дела, но и помощи мы от них не увидим, они не дадут ни гильдера на наше возрождение. Ты предлагаешь отзывать наемников из чужих армий, но кроме них, некому пополнять казну.– Люди должны жить и работать на своей земле, айзенфюрст, иначе это не их земля. Но вы правы: на осуществление любых планов нужны деньги, и особенно много их потребуется после объединения империи. Пока единственное место в Айзене, где есть деньги, – Хайнцль, и нам необходимо уговорить его айзенфюрста поделиться не только регалией. Однако и внешний контур нельзя сбрасывать со счетов. Не всем нашим соседям выгодна выжженная пустыня на месте империи, что бы они ни заявляли вслух.– О чем ты?– О Водачче, мой айзенфюрст.После снежных на севере и зеленых, раскинувшихся летним цветастым платьем на юге уссурских полей Айзен кажется серым – и родным. Леонард смотрит за окно повозки и чувствует, как успокаивается от одного вида всегда серых гор, хмурого неяркого неба, жесткой суровой земли; Хайнцль на фоне других кёнигрейхов выглядит богатым и преуспевающим, следы войны здесь зажили быстро благодаря упорной заботе местных жителей и их правителя, однако даже он не выдерживает сравнения с Уссурой. Но Леонард любит Айзен таким, какой он есть, и не требует иного. Покрытое коркой черствости сердце старого придворного и военного советника по-настоящему горит только здесь.Штефан этот огонь разделяет. Он дремлет всю дорогу, а если не дремлет – молча раздумывает о чем-то, и Леонард ему не мешает; но стоит им пересечь границу Айзена, как он приподнимает веки и выглядывает наружу.– Хорошо дома, – тихо произносит он, и Леонард гадает, что для него этот дом. Только ли привычные пейзажи и знакомая речь? Или, может, он искренне надеется, что здесь, в Айзене, ему позволят выдохнуть и сбросить на какое-то время образ будущего правителя?– Не расслабляйтесь, Штефан, – советует Леонард, вновь откидываясь на сиденье. – Это еще не дом.И вздрагивает, когда Штефан переводит на него взгляд, – чуть прищуренные в насмешке глаза поблескивают на свету сталью. Леонард понимает свою ошибку: охотник на чудовищ всегда настороже, и то, что сам советник зовет домом, много лет было для Штефана гнездовьем монстров. И все же он не может не напоминать. На то он и советник, это его обязанность – напоминать правителям о том, о чем они предпочли бы забыть.Вот только Штефан – Леонард видит это в его глазах – ни о чем не забывает.– Это всегда будет домом, – твердо произносит охотник.Леонарду нечего на это возразить.*Фаунер встречает их в крайне дурном расположении духа, и то, что Штефан, еще недавно обычный охотник, не кланяется ей при встрече, только раздражает ее еще больше. На уважительный кивок она отвечает жестким надменным взглядом, но молчит, понимая, что разбираться с зарвавшимся подданным в чужом кёнигрейхе нельзя. Леонард мысленно вздыхает и надеется, что успеет ей объяснить, насколько правильно Штефан себя ведет с учетом их общей легенды. И удивляется мимолетом – потому что этой, правильной линии поведения с собственным айзенфюрстом он Штефану не внушал.– Георг отказался меня принимать. – Айзенфюрст раздосадованно поджимает губы, и ее длинная юбка шуршит по каменному полу, будто шипит. – Он ныне считает себя рыцарем – защитником Штефана Первого из пьесы ?Железная длань? и никого не подпускает к сокровищнице [24]. Семья говорит, это может продлиться долго, и предлагает ждать.Ждать. Леонард хмурится. У них нет времени, чтобы ждать, впереди еще Зигер и самое сложное – Хайльгрунд, и оба наверняка уже знают о том, что их власти осталось держаться недолго. И если Хайльгрунд – мальчишка, хоть и с амбициями, он верит Фаунер, и ей удастся его убедить отдать регалию во имя Айзена, то ненавидящий императорскую фамилию Зигер [25] однозначно встретит просителей в штыки. Леонарду не хочется войны, не хочет драться и Фаунер – не со своими. Но чем больше они медлят, тем больше вероятность, что воевать за нового императора все же придется.Впервые Леонард не одобряет того, что семья сумасшедшего Георга Хайнцля не назначила, подобно Више, ему опекуна. Если жизни кёнигрейха это не мешает, поскольку семья берет на себя все заботы, а шахтами руководит знающий человек, которому Георг полностью доверяет, то делу объединения Айзена это ставит палки в колеса. И как эти палки вынуть, если айзенфюрст не хочет говорить с другим айзенфюрстом, – неясно.– Могу я с ним побеседовать? – негромко спрашивает из-за спины Леонарда Штефан.

Советник оглядывается, поймав краем глаза неприятно удивленный взгляд Фаунер, – она явно не ожидала, что у их протеже прорежется голос. Штефан смотрит в ответ спокойно и странно мудро, будто знает все и обо всех, и на взгляд Леонарда только слегка изгибает брови.– Георг не захотел говорить со мной, – бросает Фаунер, хмурясь и складывая на груди руки. – С чего вы взяли, что захочет говорить с вами, герр Шустер?Ее голос, привыкший отдавать приказы, эхом летит по залу, и Леонард едва заметно морщится – надо ей объяснить. Все же его долгое отсутствие сильно сказывается: когда он рядом, ему удается сдерживать нрав покровительницы гораздо успешнее.А Штефан вдруг улыбается – так, что почему-то вспоминается неяркий, медленный горный рассвет.– Не со мной, фрау айзенфюрст, – произносит он, и глаза его мерцают загадочно. – А с императором.И это – неожиданный шанс.*Георг Хайнцль, немолодой, грузный, нелеп в полном доспехе, и Леонард уверен: если бы не верные слуги, вряд ли он смог бы сделать в латах хоть шаг. Но настроен айзенфюрст более чем воинственно: едва завидев небольшую процессию во главе со Штефаном, он направляет на визитеров меч.– Кто бы ты ни был – стой, не подходи! – пафосно декламирует он. – Мой меч не дрогнет, закален боями, лишь прикоснешься ты к дверям!Штефан замирает, и процессия застывает за его спиной. ?Плохая идея?, – ворчит Фаунер рядом с Леонардом, но тот не отвечает.Потому что Штефан шагает вперед – уже один.– Ужель не узнаешь меня, Георг? – произносит он, и Леонард чувствует, как волосы на затылке становятся дыбом – от этого мягкого и в то же время полного властности голоса. – Должно быть, старость ослепила твои глаза, и нет им больше веры. Я – тот, кому ты служишь столько лет и чей приказ тебя здесь держит неустанно. Отбрось же меч, твой долг исполнен, и больше некому тебя в том упрекнуть.Несколько долгих, долгих мгновений сумасшедший айзенфюрст вглядывается в Штефана, будто в самом деле силится его узнать, и Леонарда раздирают противоречивые чувства: удивление – он не думал, что в Гелингене дают настолько хорошее образование и его выпускники способны на подобные стихотворные экспромты в стиле древних поэтов; и одновременно – почти позорный страх. Штефан безоружен, таково было требование семьи айзенфюрста, и хотя в руках у Георга тоже муляж, если он разозлится, победить его будет не так-то просто. Безрассудная смелость Штефана объяснима – рисковать собой ему привычно, но Леонарда это не устраивает. Штефан сейчас – слишком ценная фигура, чтобы не беречь его голову. И прежде всего следует это разъяснить самому Штефану.– Мой император… – выдыхает наконец Георг, опуская меч. Его лицо озаряется неверием и радостью – как и мысли Леонарда. – Простите старика! Я столько лет держал здесь оборону, что разум мой и чувства помутились…– Не будем о былом, – с улыбкой произносит Штефан, подходя ближе. – Я ненадолго. Мне требуется то, что я оставил тебе на сохраненье. Айзен ждет и требует, чтобы железной дланью его собрал я под единый флаг, назло врагам и горестям военным. Регалии, что я раздал когда-то, станут мне доспехом в новой битве, и верные бароны прикроют мою спину от козней всех врагов. Ты станешь мне опорой в этой битве, о айзенфюрст?– Конечно! – пылко обещает Георг, и Леонард с удивлением видит обожание в его безумных глазах. – Все, что прикажет император, готов я выполнить без промедленья!– Я знал, что друга здесь найду, – кивает Штефан. – Тогда отдай регалию и жди – в ближайшем времени я позову тебя, чтоб перед всем народом ты снова присягнул на верность мне – ради империи и нашего величья.– Исполню все я в точности, поверьте, – кланяется в ответ, грохоча доспехами, Хайнцль. – Теперь прошу, мой император, регалию я передам вам лично.Наблюдая, как, переговариваясь все в той же стихотворной манере, Штефан и Георг уходят в сокровищницу, Леонард спрашивает себя: почему он раньше не слышал в голосе своего протеже этих властных ноток, убеждающих лучше любых слов? И сам же отвечает: возможно, потому что не хотел слышать.

А возможно – потому, что раньше их там не было.*– Вам стоит меньше рисковать собой, Штефан.Леонард высказывает это значительно позже – после торжественной передачи регалии, после званого обеда, который устроила в честь Штефана и, разумеется, айзенфюрста Пёзен семья Георга, после долгих, выматывающих переговоров о материальной поддержке будущего императора. Несмотря на общее согласие с их предложением, семья Хайнцль не в восторге от необходимости делиться своими доходами, и Леонард использует все красноречие, всю убедительность, на которые способен, чтобы переломить их упрямство. Штефан сидит на переговорах рядом, но по большей части молчит, слушая, предоставляя возможность Леонарду делать свое дело. Будто не он вел переговоры с уссурским гаем, будто не его жесткий взгляд пугал монтеньцев – сейчас он лишь тень, поблескивающая на собеседников глазами. Но от этого пристального молчаливого взгляда становится только еще более жутко.Вопреки этому или же благодаря, но переговоры заканчиваются успехом, пусть и не разгромным – часть позиций Хайнцль все же отстояли, однако Леонард рад и малому. Айзенфюрст Пёзен отправляется дальше, в Зигер, переламывать сопротивление самого упрямого айзенфюрста, и на этот раз Леонард за нее спокоен – это ее стихия, с Эрихом Зигером не нужно играть в дипломатию, а во всем остальном айзенфюрст хороша. Сам же Леонард и Штефан с ним остаются в гостеприимном Хайнцле – здесь идет активная торговля с Водачче, и Леонард встряхивает старые связи, чтобы выйти хоть на кого-то из принцев [26]. О поддержке всех и думать не имеет смысла, но кто-то вполне может соблазниться перспективами. Водачче – торгаши, как и Вендель, и им не нравится разрушенная страна под боком – прежде всего потому, что разоренный Айзен ничего не в состоянии у них купить. А упустить такой рынок ни один торговый принц не может себе позволить, и Леонард надеется, что кто-то из них окажется достаточно рассудительным для того, чтобы вложиться в этот рынок загодя. И он идет по связям, рассылает письма, передает их с порученцами и по тайным каналам; строчит и строчит до тех пор, пока не получает ответ от принца Калигари. Не лучший вариант, однако вполне достойный и перспективный, и Леонард согласовывает переговоры – а также участие в них будущего императора.Но прежде с этим будущим императором необходимо поговорить, чтобы не лез в капкан впереди всех. Его голова сейчас ценнее, чем все головы Айзена разом.Штефан в ответ на его реплику слегка отклоняется в сторону, опираясь на подлокотник кресла, и смотрит с прищуром – в насмешке, как кажется Леонарду. Это злит. Штефан в политике без году неделя, мальчишка и неумеха, и явно не понимает всю значимость своей фигуры. Советник хмурится и подается вперед, опираясь локтями на колени.– Вы, Штефан, сейчас ценнее всех нас, – объясняет он, стараясь говорить спокойно. – Вы – уже не просто охотник из Фишлера, которого мы решили посадить на трон. Вас знают в Уссуре и Монтене, ради вас отдают свои регалии айзенфюрсты, и вы не можете рисковать собой. Привыкайте к этому, Штефан, вам теперь всю жизнь ходить с оглядкой.

– Я всегда хожу с оглядкой, Леонард, – отвечает тот, внимательно глядя на советника из тени, и его голос – тихий, спокойный и в то же время непостижимо уверенный – заставляет бежать по спине мурашки. – К этому трудно не привыкнуть. К чему я привыкнуть не могу – к тому, что вы раз за разом пытаетесь меня обмануть.Леонард дергается, вскидываясь. Обмануть?!– Что вы… – Голос дрожит от сдерживаемого гнева. Ни с кем, даже с Пёзен он не был так честен, как со Штефаном, и вдруг – такое обвинение?.. Но Штефан не дает ему продолжить.– Или не меня. Себя. – Он наклоняет голову набок. – Вы считаете меня важной фигурой, но много ли я один значу? Без фрау Пёзен, которой другие айзенфюрсты верят достаточно, чтобы вручить ей свои регалии, и без вас, Леонард, – без ваших связей, советов, планов, знаний – я ничего не стою. Не принижайте себя моей значимостью, советник, я этого не люблю. Ни один здравомыслящий охотник не сунется в Шварцвальд без хорошего отряда, а дворец представляется мне местом значительно более опасным.Леонард обескуражен настолько, что долго молчит, рассматривая собеседника в свете камина. Штефан никогда не казался ему дураком – напротив; может, он был простоват поначалу, но это легко объяснялось и легко же лечилось, все, что Леонард ему говорил, охотник схватывал на лету. Однако его пассивность создавала ложное впечатление несамостоятельности суждений, и советник пеняет сам себе за привычку к стереотипам. Размышления Штефана куда глубже, чем Леонард может предположить, и отдельно удивляет его способность трезво оценивать свое место в мире. На такое способны слишком немногие, и Леонард не уверен даже в себе.– Не привыкли к одиночеству, Штефан? – наконец слабо улыбается Леонард, успокаиваясь. Тот качает головой.– Любому нужна опора. Я буду рад, если моей опорой станете вы.Его речь странно перекликается с недавним разговором с айзенфюрстом Хайнцлем, Леонард машинально отмечает это – и то, насколько лестна такая перекличка. Но Штефан смотрит внимательно и явно не просто льстит – в самом деле просит. Будто не понимает, что Леонард уже в это ввязался, – стоит у своего протеже за плечом, помогая и подсказывая. Впрочем… Возможно – и наверняка – Штефан говорит вовсе не о настоящем и ближайшем будущем. Как часто теперь, он говорит о том, что будет после коронации. И это – уже серьезно.– Я счастлив помогать вашему высочеству сейчас и буду рад помогать вам в дальнейшем, – слегка высокопарно отвечает Леонард – чувствуя, как на миг подбирается все внутри. Он никогда не разбрасывался такими обещаниями – ведь это почти присяга. А Леонард привык присягу блюсти.И Штефан улыбается ему с таким неожиданным покровительственным одобрением, что советник понимает: назад пути не будет.Не то чтобы он этот путь искал.*Водачченцы прибывают быстро – не в пример быстрее послов Монтеня, и это отдельный знак: принц Калигари действительно заинтересован в переговорах. Семья Хайнцль предоставляет для переговоров отдельную комнату – дальнюю в замке, подальше упрятанную от чужих глаз и ушей, и даже слуги к ним не заходят – таковы распоряжения Леонарда. Право же, необходимость самому подливать себе вино рядом не стоит с возможностью разглашения тайны переговоров. Особенно учитывая то, что Леонард, несмотря ни на что, совсем не уверен в их успехе.Вести переговоры с представителями Водачче на первый взгляд просто: упирай на прибыль, предложи как можно больше, хитро запрятав в многочисленные дополнительные пункты договора собственные выгоды, и наслаждайся результатом; но торгашество – лишь малая часть того, что из себя представляет Водачче. Водачче – это еще и интриги, подковерные игры, кровь и предательство, удары исподтишка; у водачченцев нет того, что объединяет Айзен, – любви к своей земле, своей стране, своим людям, все им заменяют гильдеры, и об этом следует помнить, заключая сделки. Леонарду никогда Водачче не нравились, и даже то, что торговые принцы не участвовали в разрушительной Войне Креста, не смягчает его отношения к ним. Но Айзену нужны деньги, и расположение богатого соседа требуется добыть любой ценой.Наверное, водачченцы это чувствуют – ведут себя слишком раскованно, со знакомым по монтеньским послам снисхождением, выдвигают требования и ни на шаг не отступают от них, какие бы компромиссы Леонард ни предлагал. А требуют они много: и привилегий на рынке, и приоритетов в поставке товаров, и низкие цены на оружие из драхенайзена, и – слабость принца Калигари – разрешения на обследование сирнетских руин. Леонард скрипит зубами: в ответ они предлагают несоизмеримо меньше – помощь продовольствием и некоторые субсидии, небольшую поддержку будущего императора деньгами. Условия неприемлемы, но водачченцы смотрят на переговорщика почти скучающе – это он здесь проситель, и они вольны выдвигать такие требования, какие им кажутся правильными. И хотя Леонард час за часом сражается с ними, применяя все свое красноречие, он понимает: козырей на руках нет, и схватку ему не выиграть.Ровно до того мгновения, когда его непроизвольно сжавшихся на подлокотнике пальцев касается чужая ладонь.– Я думаю, – веско произносит молчавший все это время Штефан, глядя не на Леонарда – на послов, – всем нам стоит передохнуть. Сделаем перерыв на час, соберемся с силами и вернемся к нашим вопросам.Водачченцев явно удивляет это внезапное требование, но Штефан говорит так, что у Леонарда уже привычно становятся дыбом волосы на затылке, – невозможно ослушаться. Раскланявшись с ними, послы покидают комнату; Леонард устало выдыхает и откидывается на спинку кресла. На самоуправство Штефана даже ругаться не хочется – такая накатывает обреченность. Айзену нужны деньги, один Хайнцль не потянет его восстановление, быстрее разорится сам, но и условия Водачче приведут к тому же разорению. А выторговать что-то иное Леонарду, похоже, не под силу.Штефан на несколько мгновений сжимает его руку крепче и поднимается, прохаживаясь по комнате, – темная тень на фоне камина.

– С ними что-то не так, – неожиданно произносит он и хмурится, поворачиваясь к советнику. – Точнее, с одним из них – тем, что моложе.Леонард вскидывает брови. Водачченцев прибыло трое, и один из них, как раз тот, что моложе других, – правнук принца Калигари. Так же, как и Штефан, он все переговоры просидел молча, только наблюдая за словесным сражением из своего кресла, и Леонард быстро о нем забыл. Что в нем не понравилось Штефану, он не понимает.– Это Винченцо Калигари, пятый правнук торгового принца. – Леонард пожимает плечами. – Не думаю, что он представляет опасность.Штефан подходит ближе, нависает над креслом всей своей широкоплечей фигурой – темный, обрисованный рыжим светом камина, серьезный. Под его взглядом непроизвольно хочется сжаться.– Леонард, я много лет жил своими предчувствиями, и ни разу они меня не обманывали, – произносит Штефан. – Когда я смотрю на него, мне хочется взяться за меч, как при виде чудовища. Просто поверьте мне, Леонард: с ним что-то не так. Подумайте, что. Вы в этом разбираетесь лучше меня.Просто поверьте мне.Леонард мало кому в своей жизни просто верил – иначе не стал бы советником при императоре. В императорской свите тоже хватало интриг и предательств, и Леонард привык верить и доверять только себе. Но сейчас, глядя снизу вверх в серьезные глаза Штефана, он неожиданно понимает, что верит. Наверное, потому, что Штефан явно не может предать.И вслед за этим осознанием как на мельничном колесе раскручиваются ассоциации: предательство, Водачче, торговые принцы, острова, старый Калигари, спрятавшийся ото всех, в том числе от своей семейки, в неизвестные дали и все же умудрявшийся оттуда всеми руководить; интриги, вечная вражда принцев, противостояние ведьм Сорте, Мариетта… Мариетта [27].Безумная, страшная догадка пробегает по спине дрожью. Леонард распахивает глаза, чувствуя, как выходит из-под контроля сердцебиение, вздрагивают пальцы. Чудовище… В чем-то Штефан прав: если догадка верна, пятый правнук Калигари – действительно чудовище. Но не тем, кто знаком со Шварцвальдом, пугаться монстров в человеческом обличье.Под пристальным взглядом Штефана Леонард медленно расплывается в улыбке.Если догадка верна – у него в руках козырь, который смешает водачченцам все карты.*Два часа спустя, наблюдая, как юный Калигари сосредоточенно тянет Нити Судьбы, призывая удачу на сторону Штефана, Леонард старается не думать о том, сможет ли отмолить перед Теусом этот грех. Впрочем, даже если все грехи мира лягут на его душу, – ради Штефана, ради процветания Айзена он готов к вечным мукам.Не задумывается он и о том, когда Штефан для него приравнялся по значимости к Великому Айзену. Просто они неотделимы теперь, и это – факт.– Мне кажется, мы заключили сделку с Легионом [28], – задумчиво произносит Штефан, когда раздосадованные водачченцы вновь покидают комнату – на этот раз унося подписанный договор, гораздо менее выгодный, чем они рассчитывали. Леонард искоса смотрит на охотника, ожидая. Штефан некоторое время молчит, потом смотрит на него в ответ и – улыбается. – Но Айзен этого стоит.Леонард салютует ему бокалом с вином.