через тернии к звёздам (1/1)

цcenter></center>?? [ Антидепресса?нт — психотропное лекарственное средство, применяемое прежде всего для терапии депрессии и оказывающее влияние на уровень нейромедиаторов, в частности серотонина (гормон счастья), норадреналина (гормон активности) и дофамина (гормон блаженства). ] ??16.10.202011:46pmНью-Йорк. В этом городе сегодня дождливо. Крупные, увесистые капли с шумом падают на землю и разбиваются в крохотные лужицы, а потом они соединяются в ручейки и бегут по старинным мостовым. В небе нет луны, она находится в фазе новой. Только несколько еле заметных звёздочек прорываются сквозь толщу громоздких туч и сверкают, изобличая таинственность и красоту космоса.Вообще, промозглая погода часто портит настроение. Но в нашем случае вряд ли хоть что-то в этом мире способно это сделать.Два самых влюблённых на свете человека прижались друг к другу на задних сидениях ярко-жёлтого такси. В их плавных движениях читается усталость и размеренность, связанная с дождём, но в сердцах всё равно расцветает предвкушение прекрасного времяпровождения здесь. — А на каком этаже ты номер снял? — подаёт голос Славик, произнося слова в шарф, обнимающий губы.Отвлечённый было на огни города Алишер тут же поворачивается к Марлову.— На двадцатом.Про путешествие никто не шутил. Как выяснилось, всё намного проще и спонтаннее. И связано это не с тем, что у некоторых жизнь решается по щелчку. Просто Моргенштерн многим пренебрёг, подложив под неровности свою уверенность и воодушевлённость. Мол, ?всё хорошо, а самое худшее уже позади, это без вариантов?.Что же, так тому и быть!Перелёт длился долгих четырнадцать часов, учитывая пересадку. Почти всё это время, проведённое в бизнес-классе, славишеры отсыпались. Они пытались провернуть с собой фокус и не пострадать от радикальной смены обстановки, а ещё пытались набраться сил и энергии, которая понадобится в достойных количествах. Обоим снились разноцветные сны, но, проснувшись, ни один ничего не помнил. Это к лучшему: вряд ли хоть что-то в этих сновидениях было приятным. Потуже затянув восемь часовых поясов, герои нашего романа оказались в Соединённых Штатах Америки. Эта страна — по-настоящему уникальное явление во многих сферах жизни, истории и культуры. Можно, конечно, долго говорить об особенностях её появления на свет, о вопросе рас и национальностей, о сложностях в политике и передовой науке, но куда лучше остаться безобидным туристом и просто проникнуться новой энергией. Так сказать, шагнуть в новую эру любви. Именно это и нужно измученным организмам. Именно это и нужно тем, кто сбился с пути, но очень сильно хочет снова на него встать. — На двадца-атом? — широко распахивает глаза Слава, которому Алишер до приземления в международном аэропорте имени Джона Кеннеди ни слова о поездке не рассказал. — Это высоко, да?— Увидишь.Моргенштерн крутит в руках книжки, которые он купил там же, в аэропорте, потому что захотел сделать вид, что прагматичен. В одной из них, той, что потоньше, в подробностях расписан центр Нью-Йорка — район Манхэттен; расставлены яркие флажки с самыми популярными достопримечательностями и доступными способами развлечься. Другая книжечка — разговорник. Ну, здесь, в общем-то, всё очевидно. Пока Славик с большим трудом соединяет английские слова в предложения, а Алишер первоклассно матерится и обзывается, но вот за формальности не особо шарит, такой сборник фраз нужен позарез. Так как время позднее, дороги почти не загружены. Хотя, кажется, что для Нью-Йорка нет понятия поздно. В окнах устремляющихся к небу прямых высоток свет потухать не собирается, по улицам рассыпаны яркие фонари. Ночь здесь не такая, как в провинциях, и даже не такая, как в Москве. Она куда живее и дышит намного глубже. — Вот и всё, Славик, приехали, — Алишер с предвкушением и долей волнения пытается рассмотреть что-то через мокрое стекло остановившегося убера. Он искренне надеется, что отель такой же классный, каким казался на картинках. Старший щедро расплачивается с водителем свежими долларами, конвертированными по приезде, а потом парни дружно выскакивают на улицу. Капли дождя обрушиваются на тёмные куртки и растрёпанные волосы, облепляет холод. Таксист вынимает вещи, которые Алишер берёт в одиночку, ведь Марлову таскать тяжести вредно. — Что скажешь? — перекрикивает шум ветра старший, вжимаясь в ручки двух чемоданов и прокатывая их к роскошному входу.Двадцатиодноэтажное здание кофейного цвета, усеянное панорамными окнами в пол. Это отель Шератон, находящийся в микрорайоне Трайбека, Нижний Манхэттен. Один из самых популярных заведений своего рода, обладающий завидным месторасположением, видом и репутацией. Цены, правда, соответствующие. — Ничего себе, — на выдохе произносит Слава, чувствуя себя особенно маленьким возле такого величия, а потом устремляется за улепётывающим Алишером.Швейцар распахивает одну из парадных дверей и приветливо склоняет голову в знак приветствия. На ресепшене уже суетится симпатичный молодой администратор, а белл-бой в ярковыраженной форме Шератона стоит возле гостиничной тележки для багажа. Несколько постояльцев в уютной одежде ещё мелькает в этом большом холле — кто-то только собирается покинуть бар, а кто-то возвращается с ночной прогулки под дождём.Здесь совсем другие звуки, ни одного слова на русском; совсем другой запах, какой-то расслабляющий и пряный. Сразу создаётся ощущение уюта и заботы, которой так не хватает.— Здравствуйте, — погнали англичанить, старший останавливается у стойки, встряхивая повлажневшей головой и отставляя чемоданы в сторону. Любопытный Славик тут же материализуется рядом. — У нас... забронирован номер на двоих.Очень странно открыто говорить кому-то о том, что Алишер со Славой будут делить постель.— Здравствуйте, добро пожаловать! Ваши документы, пожалуйста.Белл-бой забирает вещи, администратор занимается оформлением ключей и другой скучной бюрократией. Когда работник отеля произносит вслух сумму, в которую обойдётся пять ночей здесь, Марлов, гадая, не ослышался ли он, переводит взгляд карих глаз на возлюбленного.— Это так много... Давай скинемся, — Слава наблюдает за тем, как Алишер подписывает документы.Тот лишь отмахивается. — Я тебе что, нищеброд?За это путешествие Моргенштерн решил не брать со Славы ни рубля, ни доллара. Он счёл это самым правильным решением на сегодняшний день, потому что искренне хотел искупить всё то дерьмо, что было за ним. Все эти их притирки, кровавые танцы на кухонном столе и ножи у горловин... Нет, Слава заслуживает лучшего на свете ?прости?, выраженного в бесконечном удовольствии. — Ваш номер триста семнадцать готов. Приятного времяпровождения в отеле Шератон! По всем вопросам вы можете обращаться сюда, на ресепшен. Я провожу вас.— Спасибо.Алишер забирает ключи и выписки, а потом смотрит на Марлова и воодушевлённо кивает головой в сторону изящного лифта. Следуя за администратором, парни всё пытаются привыкнуть к мысли, сколько всего им теперь предстоит. Сколько всего им теперь можно.Они оставили в Москве все дела, всех друзей и всех менеджеров. Почти никому они даже не удосужились рассказать о своей поездке — Дилара и Азиз остались координировать сложности. Ну, а если что-то заподозрят, всегда есть оправдание — Лил Памп. Да и вообще, Алишеру, например, совершенно похуй, что скажут...— Это здесь мы будем жить? — Марлов первым забегает в номер, пока белл-бой отдаёт Алишеру вещи, а администратор быстро показывает, где что находится.Двадцатый этаж отеля представляет собой длинный коридор с несколькими просторными номерами. Большая столовая со всем оборудованием для приготовления пищи располагается чуть поодаль, а вот санузлы, разумеется, индивидуальные. — Все террасы сегодня закрыты ввиду ливня, — извиняющимся тоном роняет администратор, но Алишер на похуях пожимает плечами и несколько раз мотает головой.— Всё хорошо. Ничего не надо, — Утренняя Звезда тянется к поясной сумке, чтобы одарить белл-боя и администратора чаевыми. — Приятного отдыха!Сколько формальностей, сколько пожеланий счастья и благополучия, фе.Алишер заходит в номер, закрывая за собой дверь. А затем расслабленно отталкивает чемоданы в сторону и смотрит на Славика, спрятавшегося в полумраке.Номер представляет собой большую прямоугольную комнату. По центру стоит огромная кровать, заправленная белоснежным бельём, у одной из стен располагается платяной шкаф, изобилие ящиков и большой плазменный телевизор. Зеркало, торшер, два светлых креслица. На круглом столе с худыми ножками стоит инсталляция из сухоцветий. Пол устлан мягким светлым ковролином, слева виднеется дверь в просторную ванную. Но главная красота этого номера — огромные панорамные стёкла на двух стенах. К одному из них в невероятном восторге уже прильнул Славик.Мальчик смотрит на огни большого города с высоты птичьего полёта, у него даже голова немного кружится. Он такое только в кино видел. Странно это: ты, вроде бы, давно неплохо зарабатываешь, а до путешествий так и не добрался. Всё в новинку, всё впервые. У Славы с Алишером всё впервые. Все эти крышесносные эмоции.— Как это красиво, у меня слов нет, — Марлов оглядывает сверкающие небоскрёбы через разводы крупных капель.Алишер слышит в голосе любимого этот восторг, и на душе сразу спокойнее становится. Порция дофамина разливается по венам, на лице появляется улыбка.Старший проходит к кровати и падает на неё спиной, тут же расслабляясь всем телом. Упругий матрас приятно впитывает тело, а одеяла отдают чистотой и прохладой.— Нравится, да? — довольно произносит Моргенштерн, прикрывая глаза в блаженстве.— Это очень круто. Славик принимается фотографировать вид на свой айфон, но выкладывать он ничего не собирается по очевидным причинам.— Я совсем не знаю, где тут что, — Марлов проходит к другому стеклу и прилипает уже к нему. — Хм, в какой стороне Статуя Свободы? А Бруклинский мост? Слушай, а отсюда видно Таймс Сквер?Старший стягивает куртку вместе с сумкой и лениво отбрасывает их куда-то на ковёр.— Завтра при свете дня покажу. Слава ещё какое-то время осматривает виды и как-то это комментирует, хотя ничего и не различает. Очень хочется погулять по этим улицам и посетить как можно больше мест. На душе очень хорошо — ты словно оказался в альтернативной Вселенной, где всё можно переиграть.Алишер потягивается на постели.— Ну-у, иди ко мне, — тихим, низким голосом просит старший, протягивая руки в сторону Марлова. Тот сразу тает, стоит только заслышать такие слова. Алишер ведь правда без этого не сможет, ему жизненно необходим тактильный контакт.— Иду.Славик сбрасывает рюкзак на ходу и, улыбаясь своей неповторимой улыбкой, легко запрыгивает на Алишера. Тот, тихонько посмеиваясь, обнимает своего мальчика обеими руками. Полный удовольствия, он дразняще ёрзает на кровати, а Марлов мурлыкает что-то неопределённое и чувствует своим телом, как быстро бьётся чужое сердце. — Мы в Нью-Йорке, — уверенно и довольно констатирует Алишер, а в голове его прокручиваются полгода, предшедствующие этому дню. — Мы в ебаном Нью-Йорке. Вместе. Вдвоём, прикинь?— Невероятно, — поддакивает ему Славик, а потом, когда Моргенштерн замирает, легко чмокает его в губы. — Слишком круто.— Я люблю тебя, — старший отстраняет руку от талии Марлова и зарывается пальцами в растрёпанные волосы любимого. Тот сразу будто уменьшается в размерах, чувствуя какой-то трепетный комфорт и тепло.— Я тоже тебя люблю. Двое смотрят друг на друга до-олго, с неприкрытой ничем плеядой эмоций и предвкушений.— Пойдём что-нибудь сломаем на общей кухне? — Утренняя Звезда сбрасывает с себя Славу на подушки.— Чего? — радостно восклицает мальчик, чувствуя прилив энергии. — Блин, ахаха, я за. Идём!??? [ Оседлаешь облако — доедешь до луны! ] ???17.10.202010:35amВ этот день славишеры просыпаются аномально рано, в обоих живёт приятный настрой. Утро в Нью-Йорке давно наступило, и погода несказанно радует — рыжее солнце выбирается из-за небоскрёбов на безоблачное небо. Мальчики принимают освежающий душ, надевают на себя первую попавшуюся одежду и отправляются на завтрак. Его можно было бы заказать в номер, но куда больше здесь нахваливают кафе Бенне, располагающееся в здании отеля. Именно здесь подают превосходные венские вафли с фруктами и делают классные холодные коктейли.— Куда пойдём сегодня? — Слава наблюдает за тем, как Алишер разглядывает буклетик, купленный вчера.Парни сидят за стойкой на высоких стульях, наедаясь сладким завтраком.— Хуй его знает, — Моргенштерн отправляет в рот кусочек вафли. Он сейчас такой красивый: свежие пушистые кудри придерживаются солнечными очками, а стройное тело обрамляется свободной одеждой. — Но я думаю, что надо куда-то к Центральному парку. — И что там такого? — Марлов отглатывает коктейль и рассматривает через стекло прохожих, бегающих по улицам. Все куда-то торопятся, летят, кому-то звонят или пишут; тут и там останавливаются такси, в которые заныривают опаздывающие на работу топ-менеджеры. Неудивительно: всё-таки, в Нью-Йорке бизнес-индустрия цветёт ярко-красными цветами.— Ну, всякое. Таймс Сквер, куча магазинов интересных. Канатный трамвай, — старший пытается дословно переводить.— Кто? — Э-э... Ну, трамвай канатный, получается.Славик заглядывает в буклет и внимательно рассматривает фотографии.— Прикол. Хочу туда.Они доедают завтрак и, вернувшись в отель лишь ненадолго, снова выбегают на улицу. Воздух розами пропах; два гиперактивных организма устремляются в самый центр города. Парни отказываются от такси в пользу метро, но это, если что, исключительно славина идея. Марлову очень хочется слиться с толпой, прочувствовать в этой удивительной Америке всё то, что нахваливают в фильмах, о чём пишут в книгах.Канал Стрит, ближайшая станция метро, выглядит совсем уж провинциально и ничем не отличается от любой московской. Неброские ступеньки, ведущие под землю, реклама адвокатов по пути. Множество людей разных возрастов и рас, все прячутся за медицинскими масками и пеленой личных проблем. Слава и Алишер неплохо вписываются в этот коллектив: первый флексит в большой панамке, а второй всё крутится вокруг него и расспрашивает обо всём на свете. Они едут около тридцати минут в вагоне, наполненном пассажирами, и выбираются через шесть остановок. Оказываясь в эпицентре Манхэттена, мальчики буквально лицом к лицу сталкиваются с одной из главных достопримечательностей Нью-Йорка — знаменитая Эмпайр Стейт Билдинг. Это здание, высотой в сто два головокружительных этажа, до семидесятых годов было самым высоким в мире. Сейчас, конечно, его давно обыграли, но эта тонкострунная антенна до сих пор видна чуть ли не из любой точки города грёз.Слава рассматривает огромную постройку, возле которой он стал, блять, миллиметровым, пока Алишер крутит головой в разные стороны и выбирает направление.— Ты когда-нибудь видел такие высокие штуки? — Марлов протягивает руки вверх, как бы пытаясь дотянуться до верхушки.— Канеш. В Дубаях торчат такие огромные башни, это пиздец, — Моргенштерн тянется за сигаретами в дальний карман спортивных штанов.Старший прячет буклет в сумку, закуривает, а следом, недолго думая, хватает возлюбленного за худенькую ручку. Тот сначала пытается отдёрнуться, по инерции протестуя. А потом вертит головой по сторонам, и понимает, что нашло на Алишера. Пару окружают большие бизнес-центры, заведения, посольства, и... На каждом из них, наряду с разнообразием других, торчит как минимум один радужный флаг. Уфф... Сразу чувствуешь себя не в две тысячи двадцатом, а где-то на сто лет в будущем. Где-то, где все друг от друга отстали и перестали быть нетерпимыми.— Афигеть, мы ведь можем так делать, — набираясь побольше уверенности, Славик сжимает алишерову ладонь своими пальцами и смотрит на избранника. Тот выпускает горячий дым и неопределённо усмехается: всё делает вид, что для него это совсем не стресс. Но нет. Даже держаться со Славой за руки для Моргенштерна ещё тот перформанс. — Мы куда? — спрашивает младший, когда Алишер настойчиво начинает тащить его вдоль по улице.— Гулять. Искать канатные трамваи.И счастье.??????Справляясь с комплексом публичных отношений, мальчики отправляются в центр города вдоль по восьмой авеню. Они то и дело куда-то сворачивают, потом возвращаются на нужный курс. Всё рассматривают, делятся впечатлениями об увиденном, и, что главное, много философствуют.Такие разговоры ни о чём у них закончились где-то летом, после алишерова признания себя и его передозировки наркотиками. С тех пор всё только походило на подобную болтовню, косило под неё... А сейчас всё вернулось. И стало даже более искренним.Фуникулёры — так правильно называются эти самые канатные трамваи — ведут на остров Рузвельта на реке Ист-Ривер. Вообще, для американцев эта канатная дорога, растянутая над мостом Куинсборо, больше про транспорт, чем про развлечения. Стоимость поездки такая же, а вот впечатления совсем иные.Тем не менее, Слава при виде этих больших красных кабинок, ползающих по надёжным механизмам, не может не активизироваться от восторга.— Я хочу внутрь, — и тянет Алишера за рукав худи, поднимаясь ладонью вверх.Они покупают билеты и запрыгивают на передние сидения красного вагончика. Здесь помещается много человек, около сотни, но сейчас фуникулёр почти пустой ввиду пандемии. Когда трамвай отправляется в свой экзотический путь, длящийся, правда, всего три минуты, Марлов с удивлением наблюдает за тем, как всё вокруг преобразуется, а вот Алишер наблюдает за самим Марловым. Наблюдает за тем, как младший расслабляется, как он завороженно смотрит на мост, большую реку, виды, открывающиеся здесь, как перестаёт то и дело хвататься за раненую шею и полностью отвлекается... Это дорогого стоит. Ради этого всё и затевалось.Алишер ведь, как ни крути, тусовщик. Его тянет совсем к другому. Пассивный отдых в компании бюджетных развлечений совсем не для него. Но Слава, он одно огромное исключение из правил. И пока желание употребить какую-нибудь гадость не вернулось и на физическом уровне не выдрало из Моргенштерна всю его эмпатию, старший старается успеть побольше.— А мы ведь высоко, — семьдесят метров над уровнем моря. Слава откидывается на спинку кресла и переводит взгляд на Алишера. — Самое время разбиться, да? — усмешка.— Разбиться? Ну, всё, чему суждено случиться, обязательно произойдет. Так что, — Моргенштерн приобнимает Марлова за плечи одной рукой. — Это не имеет значения.Вокруг мегаполис, внизу — водная гладь. Бесконечный мир с безграничными возможностями, а вот наши безграничность и бесконечность замкнулись друг на друге.??????Остров Рузвельта сам по себе интересен. Он является частью Нью-Йорка, но обладает собственной инфраструктурой. По сути, на нём можно прожить всю свою жизнь и ни разу не остаться обделённым. Жилые дома и бизнес-центры, школы, детские сады, магазины и развлечения, парки — на этом небольшом участке земли можно найти всё.Алишер и Слава, выбравшись из трамвая с порцией клёвых впечатлений, проводят здесь несколько долгих часов. Они гуляют по набережной, разглядывают лижущие берег небольшие волны, а потом направляются к парку. Парни много фотографируются возле всевозможных неочевидных штук типа урн (да, нашли, как говорится фетиш; собери коллекцию!), а потом вообще набредают на такие странности, как, например, заброшенная больница Смэллпокс. Да, очень романтичное, однако, местечко, куда в своё время транспортировали больных оспой; но, блять, никто другого от этих двоих не ожидал.На са?мом юге острова располагается широко известный мемориал. Президент Франклин Рузвельт давным-давно произнёс свой культовый монолог о четырёх свободах, и вот, он выгравирован здесь, в светлой каменной плите.? ...Мы надеемся создать мир, основанный на четырех основополагающих человеческих свободах. Первая — это свобода слова и высказываний. Повсюду в мире. Вторая — это свобода каждого человека поклоняться Богу тем способом, который он сам избирает. Повсюду в мире. Третья — это свобода от нужды. Повсюду в мире. Четвёртая — свобода от страха... Повсюду в мире. ? — 1941 год.Эти слова чертовски потрясли Америку двадцатого века, но также сильно они удивляют и по сей день. Ведь свобод, все мы понимаем, почти нигде и ни у кого нет. Только её облик: в колу перелили ром.Алишер со Славой читают этот текст, посмеиваясь и перешёптываясь, но задумываясь. У них так всегда. С юмором о вечном.Мальчики ещё какое-то время изображают серьёзность, они гуляют по мостовым и чем-то увлекаются. А потом, в один прекрасный момент, не сговариваясь, срываются с места и принимаются бегать. Да-а, просто носятся, то друг за другом, то бок о бок, выкрикивая что-то на русском, заставляя людей оборачиваться. В один момент Моргенштерн устремляется за Славиком, убегающим от него куда-то в сторону местного Старбакса, и набрасывается на младшего со спины. Они оба чудом не падают на землю; Марлов коротко вскрикивает, впиваясь руками в предплечья Алишера.— Никуда от меня не денешься, — старший произносит эти слова на ушко возлюбленного, требовательно оттаскивая куда-то назад.— Это остров, придурок. Конечно не денусь, — смеётся Слава, сжимая ткань кофты своего парня.— Да ты даже метр без меня не пройдёшь. Это правда, Алишер. Я без тебя никуда, шаг влево, шаг вправо — расстрел. Да, я твой. Да, да. Наслаждайся. Собственник. Мой милый собственник.— Надо было оставить тебя в той заброшенной больнице, — фыркает Славик, чувствуя, как Моргенштерн коротко целует его в макушку. — Я тебе оставлю, блять.— Не ругайся, пап...Ведь очевидно всем и каждому: они друг друга ещё до-олго не оставят. В покое — в том числе.04:05pmЦентр Манхэттена, дорогой итальянский ресторан, чьё название на русский интерпретируется, как ?изобилие?. Красивая терраса, заполненная живой растительностью. Столики, за которыми сидят посетители, стоят на достойной социальной дистанции, играет живая музыка, тут и там снуют официанты.За одним из отдалённых столов Алишер расправляется с пробкой от бутылки красного вина, а сидящий напротив него Славик возится на большом кресле. На многочисленных тарелках, которые принесли сотрудники ресторана, лежит симпатичная еда. По крайней мере, симпатичной её назвал Алишер, а Славе пришлось довериться. И пока Утренняя Звезда по-деловому разливает вино по бокалам, Марлов роется в салате вилкой и вылавливает обожаемые маслины.— Ну не, в моём рестике ахуеннее будет, — старший оглядывает и оценивает обустройство здесь ревнивым взглядом: всё-таки в конце месяца открывать Кайф в Москве. Славик всего этого не понимает, если честно. Он сидит здесь исключительно ради Алишера, который всегда любил такие места. Если бы Марлов заявлял о своих желаниях, он бы сбежал в мак. Но видеть увлечённого чем-то Моргенштерна мальчику нравится больше, чем что бы то ни было ещё. Комфорт и счастье сейчас на вес золота.— За что же будем пить? — младший берёт наполненный бокал в правую руку и приподнимает его вверх.Алишер обхватывает ножку своего бокала и, немного подумав, ухмыляется.— Ну, чтоб хуй стоял и деньги были?Теперь уже оба звонко смеются, а потом так же звонко чокаются и отглатывают вкусное вино.— И чем же Кайф будет ахуеннее? — Марлов возвращается к маслинам.— Да ну, типа, всем, — Моргенштерн, в свою очередь, принимается за еду с завидным энтузиазмом. — Ахуенные повара, ахуенная кухня, мебель. Ты сам видел. А ещё и моё лицо, сам понимаешь.— Здесь спорить не буду, — Славик, заслушиваясь голосом Алишера, мечтательно смотрит тому в глаза. — Без твоего лица совсем не то.— Классное лицо, да? Лицо женщины года.Женщина года... Одна из тех премий, на которых Марлову чрезвычайно неуютно. Какое-то издевательство, театр, постановка, картонное счастье в лживых глаз.— Хэй, не говори так.— Почему?— Мне девочки не нравятся, не забывай, — отшучивается Славик. Играет в кости с серьёзностью. — Только если в аниме.??????Остаток первого дня в Нью-Йорке парни проводят в огромном Центральном парке. Они, как это здесь принято, арендуют электросамокат, оба встают на него и устремляются по извилистым дорожкам с безупречным покрытием. Неповторимый парк, внутри которого есть несколько полноценных озёр и несметное количество лужаек, сейчас особенно красив. Все эти ярко-рыжие, кроваво-красные и золотистые деревья, танцующие с осенью танго, поблёскивающие после ночного дождя газоны, снующие туда-сюда белочки и птички, а вокруг столько красивых людей, столько влюблённых пар, столько всего интересного... Всё кажется светлее, проще и тем прекраснее. Алишер управляет самокатом, а Слава стоит сзади и держится за своего парня, уложившись на него головой и обхватив поджарое тело руками. — Я гоню быстро, не подъедешь близко... — напевает старший, вспоминая о релизе альбома Марлова, который произойдёт уже через несколько дней.— Нормально мы бенз с откидным верхом прокачали, — хихикает младший, кайфуя от того, как плавно Алишер заходит в какой-то поворот. Из-за макушек деревьев виднеются огромные здания, небо затянуто белоснежными тучками. — А мы с тобой всю жизнь прокачали... Держись!Моргенштерн устраивает какой-то перформанс, дёргая транспортом в разные стороны; Слава кричит, но искренне наслаждается своим страхом и трепетом. Он будет плавать в бездне застывшего дня, а загоняться не будет.Самое время жить моментами!Мальчики носятся по тротуарам, распугивают ручных голубей, пускаются в погоню за маленькими детьми на роликах и пару раз поют слишком громко. Уставшие, они несколько раз падают на красивые лавочки и долго смеются, отпуская в адрес друг друга изящные колкости. А потом снова веселятся, до потери пульса, до перехвата дыхания. Когда начинает заниматься закат, Алишер без лишних слов берёт Марлова за руку и отправляется в одно из самых красивых мест Нью-Йорка, находящееся в паре кварталов от южной части Центрального парка.— Ну и куда ты меня тащишь? — Слава чуть не спотыкается, поскакивая следом за своим кумиром.— Сейчас увидишь, это ахуенно.Спокойные улицы сменяются агрессивными центральными, людей становится всё больше. Солнышко прячется за башенками, небо чернеет. Алишер выводит своего возлюбленного на большую яркую площадь. Это Таймс Сквер.Гигантские яркие вывески, как в кино. Реклама фильмов Нетфликс и огромных корпораций, очень громкая музыка из нескольких мест сразу и нездоровая, сверхэнергичная динамика. Всё такое большое, такое живое. По пересечению улиц носятся автомобили и велосипеды, пахнет сладостями и роскошью.Славик так и замирает в своём неописуемом восторге.— ...Ё-ёу! — всё, что удаётся произнести. — Крутое место, скажи? — перекрикивает коктейль звуков Алишер и, тут же получая в ответ довольный кивок, расплывается в улыбке. — Идём!Он хватает Славика за руку и ведёт по площади, сошедшей со страниц глянцевых журналов. Очередное подтверждение, что этот город — самый настоящий центр Вселенной.— Здесь очень много театров, штук шесть в этих зданиях, — Моргенштерн сегодня весь день делится справочной информацией, которую вычитал в книжке. — А вон там бутики ахуевшие. Хочешь, сходим?— Я не хочу сейчас тратить на одежду много денег.— Так ты и не будешь, всё с меня.— Давай лучше вон туда пойдём!Славик заглядывает вперёд и убеждается в том, что заприметил он ничто иное, как магазин с японскими товарами.Жалко, конечно, что в Японию нужна виза, а визе нужно время. Всё-таки главная мечта Марлова — оказаться в стране восходящего солнца... Однако, ну, надо привязываться к людям, а не к точкам на карте.Пара отправляется в японский магазинчик, младший по-настоящему наслаждается всякими безделушками, а вот Алишер это видит, и потому одёргивает себя в попытках вмешаться. Он в очередной раз самостоятельно за всё платит, чем вызывает в Славе новый порыв глубоких эмоций. Парни заходят в Wholefoods — это такое место, где можно найти великое множество полезной пищи, и закупаются на будущее. Уже возле отеля они заходят в фирменный магазин найков и вдогонку покупают Славе великолепные разрисованные джорданы в ретро-версии — ностальгия по временам, когда тебя не существовало, всё-таки великое чувство.День пролетел, как вспышка молнии. Этого всего совсем недостаточно — не хватает для того, чтобы насладиться, насытиться, обогатиться друг другом. Наверное, в этом и заключается удел влюблённых: выбора нет, всегда будет мало. Целой жизни, видимо, не хватит.10:55pm— Пиздец, я... Пиздец! Уехать и ничегошеньки не сказать мне! Не позвать меня с собой! Не предложить даже! Да блять!Двадцать первый этаж отеля Шератон. Терраса, объятая ночью. Головокружительный вид на Манхэттен, свежий воздух, за столиками сидят отдыхающие постояльцы. Кто-то курит кальян, кто-то ужинает, а кто-то пьёт в компании вторых половинок.Слава сидит за одним из таких столов и ждёт ушедшего куда-то Алишера. Марлов ёжится в своём чёрном худи, а в руках держит телефон, где через Фейстайм на него орёт Андрей Клайтин. Каштановолосый ест вкусную булочку с корицей, а рядом остывает зелёный чай в бумажном стакане. Да-а, пришло время рассказать друзьям, куда же делись славишеры. Отмахивались одними и теми же методами: Лил Пампом и любовью к перформансам, желанием развеяться и поиском вдохновения для треков. Люди мало удивлялись; только менеджерка Аня чуть с ума не сошла, осознав, что эти двое разрушили её планы, записанные в строгом порядке. Но вот Андрюшу такая измена задела за живое.— И когда вы вернётесь, м???— Через три дня, вро-оде, — Слава рассматривает кудрявого друга. — Суки.Жёстко. Нет, ну а как ещё? Для Клайтина всё кажется предельно понятным: в этой компании он стал третьим лишним, а потому его слили. Обидно до невозможности — считай, прощай, доверие.Славик нервно посмеивается, отводя взгляд от экрана айфона.— У тебя же даже визы нет, чтобы поехать.— Вы бы хоть... предложили... — Слушай, это спонтанно получилось. Ну, ты же знаешь Алишера, ему пришла в голову какая-то херня, и приходится воплощать её в жизнь. Что, хотел бы быть на моём месте?Ха-ха, спорим, что не хотел бы, обидчивый ты кусок говна. Никто не хотел бы пройти через такое по доброй воле. Сам Слава, знай он своё будущее наперёд, пустил бы пулю в висок, ряльно.— Боже, ладно, — Клайтин искрит недовольством, но любопытство всё же берёт верх. Друг принимается разглядывать место, где сидит Марлов. — Это ты в рестике?— Не, это отель, мы тут живём. Сейчас покажу, — Славик встаёт на ноги, переключает камеру и с лёгкой неловкостью проходит меж столов, показывая всё Андрею. Он подбирается поближе к перегородкам и опирается на них обеими руками, а потом довольно демонстрирует другу ночной Нью-Йорк.— Бля-ять, как круто...Они общаются ещё какое-то время. Слава с увлечением рассказывает про свои впечатления, но ловко минует острые углы их с Алишером семейного положения. Неприятно это всё, конечно — врать самым близким людям и вести фейковую жизнь. Однажды придётся признаться...Но не сейчас. Нет, каминг-аут должен быть плавным, выверенным и добрым. Он должен быть воплощением мечты, а не вынужденным позором. Да, только так. Пожалуйста.Славик возвращается на своё место, ещё несколько минут болтает с Андреем ни о чём, а потом полюбовно с ним расстаётся и принимается за еду. В один момент Марлов замечает, как дверь на террасу приоткрывается. Алишер, его любимый Алишер снова оказывается в поле зрения.Чёрт, он такой... классный. Где-то взял чёрную акустическую гитару, купил себе что-то слабоалкогольное, надел это синее худи с надписью Ecstasy и обтекающие по стройным ногам штаны; идёт и улыбается, даже посмеивается. Цветёт, сверкает, благоухает.Рок-звезда.Моргенштерн развязной походкой приближается к столику и падает на удобное кресло, а потом отглатывает светло-розовый коктейль и отставляет бокал к славиному стаканчику.— Ничего себе дроп, — Марлов с любопытством смотрит на гитару в руках старшего. — Ты где её взял?— На ресепшене попросил, — Моргенштерн выпрямляет спину и устраивает гитару в руках. Очень, безумно романтично. У Славика всё внутри преображается, в глазах ярче становится, когда его возлюбленный касается струн, и те издают первый звук. Старший внимательно следит за своими действиями, но плечи его расслаблены, и лицо — тоже.Алишер, к изумлению своего слушателя, начинает наигрывать ничто иное, как трек ?Снова я напиваюсь?. Он, вроде бы, исполняет давно приевшийся авторам мотив... Но делает это настолько по-особенному, что чувства вторичности не существует. Красивые звуки ласкают уши, тут же хочется растаять, расплакаться и улететь на крыльях эмоций.Моргенштерн тихонько напевает строчки трека, а Марлов упирается щекой в ладонь и не может перестать улыбаться. Он сгорает от любви к парню напротив. На звуки принимаются оборачиваться сидящие неподалёку люди. Рыжие гирлянды с крупными лампочками и звёздное небо создают атмосферу бесконечного счастья и уюта.Великолепный Алишер прячет лицо за растрёпанными кудрями, а чувства — за сосредоточенной игрой. Почему? Ответа не существует. Парню так захотелось, а потому он взял и сделал. Решил вызвать в Славе трепет — и вот, всё налицо.Делая акцент на последних словах трека, Моргенштерн заканчивает играть, и Марлов тут же принимается тихонько хлопать в ладошки. К нему присоединяются несколько парочек, сидящих в паре метров. Славик горд за своего парня. Во всех вопросах. Он отказывается видеть негатив. Как говорила одна великая женщина, не сегодня. — Сыграй что-нибудь из своего? — просит мальчик, желая испытать приятные ощущения вновь.Алишер отглатывает коктейль и с готовностью вооружается гитарой вновь.Всё для тебя, моя драгоценность.— Легко, — прекрасное завершение дня. Таким и жизнь заканчивать можно, если честно. — Только давай что-то старое, а то, хуй его знает, вдруг здесь шарят.— И что же ты мне сыграешь?Секундочки тишины, а потом пряное звучание. Моргенштерн вспоминает один из любимых мотивов прошлого. — Мама, прости, я никогда не был послушным...?? [ Мне больше нравилось жить, чем существовать... ] ????????18.10.202012:30pmСледующее утро начинается в обед. Алишер встречает его со странным, двояким настроением. Подобно качелям. То ли дело в попытках восстановить режим труда и отдыха, то ли в том, что всю ночь ему снились невнятные кошмары, а может ещё что не нравится искорёженному организму. Хочется остаться в постели на весь день, ничего не делать и молчать, но Славик, в свою очередь чувствующий моральный подъём, принимается реанимировать ситуацию. Младший убегает за завтраком в кафе Бенне и приносит всё в лучшем виде прямиком Алишеру в постель; он уделяет много внимания самочувствию своего возлюбленного, даёт таблетку, помогающую облегчить симптомы похмелья, расспрашивает обо всём, что могло бы заинтересовать, выслушивает отрывки снов, которые Моргенштерн может обрисовать, шутит над парочкой вчерашних воспоминаний и бегает туда-сюда по номеру. Это срабатывает, и срабатывает просто на ура. Уже через час с небольшим Алишер стоит на ногах и приводит себя в порядок для того, чтобы отправиться в новые приключения.Парни спускаются в спортивный зал, оборудованный в отеле, и тратят какое-то время на оздоровительные упражнения. Правда, Моргенштерн вот действительно занимается спортом, пытается себя взбодрить, активничает на беговой дорожке и делает выбор в сторону излюбленных упражнений, а Слава... Он только создаёт видимость. Марлов просто с большим удовольствием наблюдает за тем, как его кумир двигается.И в зале, и на баскетбольной площадке, где Алишер вступает в игру с какими-то местными парнями, Славик находится рядом, сидит на первом попавшемся турнике и смотрит. Младший иногда даже смущается того, как пристален и изучающ его взгляд. Эта черта в нём новая. Он толком не испытывал чувство возбуждения до Алишера, ему никогда не нравилось за кем-то наблюдать. А теперь... хоть вечность разглядывай знакомые стройные бёдра, широкую спину и крепкие руки, ритмичные хватания и прыжки. Ты такой ахуенный, я хочу тебя, произнёс бы Слава вслух, будь он совсем без комплексов.??????Южный Манхэттен — это уже совсем не то, что происходит в Центральном. Здесь места напоминают Москву-сити, только вот русские небоскрёбы токсично-голубые, а здешние — куда более тёплые. А ещё на юге намного спокойнее, чем в центре. Большая достопримечательность здесь — Бруклинский мост. Один из старейших висячих мостов в США, длиной почти в два километра, он соединяет сам Бруклин и Манхэттен уже почти сто пятьдесят лет.Славишеры уверенно направляются туда пешком, ведь это место находится буквально в двадцати минутах от Шератона, но, как говорится, следуй плану, и тогда он обязательно разойдётся с реальностью в противоположные стороны. Возле Бруклинского моста располагаются характерные для Нью-Йорка винтажные лавки и барахолки, где туристы просто обожают оставлять свои деньги. И что, кто-то действительно думал, что Слава пройдёт мимо этого дерьма?Ха-ха. 01:56pm— Смотри, это же клавиши от синтов, — Марлов в удивлении осматривает контейнеры, в которые насыпан всякий бред.На барахолке достаточно много людей, но не слишком. В таком любопытном месте, под мостом, даже уютно. Прислушиваться к голосам на английском можно даже не пытаться, а вот отдалённый шум автотранспорта действует, как хорошая фоновая музыка.Здесь много всего интересного, начиная от глупостей и странных мелочей, по типу ржавых запчастей или вкладышей из жвачек времён девяностых, заканчивая по-настоящему красивыми картинами, сверкающими на солнце украшениями и музыкальными инструментами.Алишер зависает над столом с мерцающей бижутерий, пока Слава отходит чуть подальше и занимает своё внимание виниловыми пластинками. — Бля, давай парные кольца купим? — Моргенштерн берёт со стола одну из ювелирок.Марлов, неловко спрашивающий у продавца что-то о пластинках, прерывается и скептически посматривает на Утреннюю Звезду.— Э-э... Думаешь, хорошая идея?Алишер пожимает плечами, примеряя какое-то кольцо с лавандовым камнем на безымянный палец правой руки.— Ахуенная, как по мне.— И как мы... будем их носить? Да-а, неудобство. Славик не хочет никого расстраивать, но он смотрит правде в глаза.— В смысле? Нет уж, так не пойдёт, — протестует Моргенштерн, подходя к своему парню. — Мы можем делать всё, что хотим.Младший смотрит на возлюбленного в упор этим своим сожалеющим, слегка грустным взглядом. Мол, ты же понимаешь, что мы не можем делать всё, что угодно, и наше счастье в Нью-Йорке временно. Оно закончится тогда же, когда мы вернёмся в Москву.Но Алишер, он так смотрит... Он так наслаждается этим карт-бланшем, данным судьбой. Он правда верит в то, что их со Славой отношения мало чем отличаются от любых других.— Ла-адно, — сдаётся саунд-продюсер, видя, как Моргенштерн начинает умоляюще сводить брови и губы. — Только я не буду надевать его, пока мы официально не поженимся. Идёт?Ох. Алишер от таких слов чуть не умер.Из большой любви.— Идёт. Свадьба скоро! — старший возвращается к кольцам с прежним энтузиазмом. Несколько постеров в комнату, маленькая итальянская мандолина, наклейки. Стеклянные брелоки и статуэтки, кольца, цепочки. Виниловые пластинки и, внимание, винтажный проигрыватель для них. Руки забиты под завязку, зато счастья — до Луны и обратно.Оставив делегацию барахла в отеле, мальчики всё-таки добираются до прекрасного моста. Он состоит из двух уровней: на нижнем носятся автомобили и общественный транспорт, а вот верхний, к которому ведёт турникет и широкая лестница, предназначен для перемещения пешком. В поле зрения всё та же Ист-Ривер, всё та же невероятная красота. Пешеходная зона широкая и просторная, на ней хочется танцевать, кружить и заряжаться счастьем. Этим и занимаются герои нашего романа. Они, как в самых отъявленных мелодрамах, фотографируют друг друга в разных позах, потом бегают, прижимаются к перилам и смотрят куда-то вниз, а следом, боязливо озираясь по сторонам, целуются в губы. Обнимаются, наслаждаются. Любят так, как будто всю жизнь вместе провели, в этом самом городе, в этих самых местах.В один момент Алишер подходит к Славе, стоящему у перил. Недолго думая, мальчики кольцами нацарапывают свои инициалы на податливой поверхности.А.Т. и А.А. И так вовеки.В следующую секунду старший уже позволяет младшему запрыгнуть к себе на спину. Удерживая Марлова под коленками, Моргенштерн принимается кружить вместе с самым ценным грузом за последнюю тысячу лет, а в голове эфемерными призраками предстают дни, когда также весело было и дома, в Москве. Дни, как тот, когда они лежали на траве на заднем дворе трэп-хауса и, общаясь о бренности бытия, брали от жизни всё...Но, кажется, славишеры постепенно перестают жить прошлым.??????Марлов за сегодня и так утонул в любви и заботе, но то, что его окончательно подкупило — Макдональдс. Обед на фудкорте, состоящий из самой вредной, но суперски вкусной еды — тот ещё допинг. Славик ведь простой человек, привыкший к банальным удовольствиям. Съесть чизбургер на фоне американских небоскрёбов — это как украсить мишурой советские стеллажи. За бесконечными прогулками, счастливыми разговорами и хорошими шутками не успеваешь заметить, как наступает вечер. Парни проходят по всё более знаменитым улицам, уделяют время судам и бизнес-центрам на Уолл-стрит, стоят над мемориалом Всемирного Торгового Центра — двумя особыми фонтанами с невидимым дном, вокруг которых написаны имена сотен погибших здесь одиннадцатого сентября... Тем не менее, закат даёт о себе знать. В Нью-Йорке сегодня не холодает, лишь сладкая патока мглы опускается на город. И всё сразу как-то уютнее, нежнее становится. Но Алишер, как фанат неожиданностей, подготовил для Славы кое-что особенное. Ему эта идея ещё в первый день планирования стукнула в голову, и отделаться от неё, как видно, не получилось. — Может, пора домой? — робко роняет Марлов, когда они с Моргенштерном выходят на одну и ту же улицу Южного Манхэттена в третий раз.— Ты устал? — Да нет, просто...— Тогда мы не домой.Славик с толикой удивления поднимает взгляд карих глаз на возлюбленного; тот, в свою очередь, тихонько усмехается. Наслаждается интригой.— Чего-о? И куда мы? — нервно приулыбается младший, не зная, чего ожидать. — Пятнадцать минут, и будем на месте. Самое ахуенное в Манхэттене — здесь всё очень сильно сконцентрированно. Всего много, есть выбор, бери — не хочу. И вот, мальчики бегают от одной авантюры к другой, и, что главное, на это нужно совсем немного времени.Слава тщетно пытается отгадать пункт назначения. А когда оказывается на побережье реки и заглядывается на находящиеся в отдалении постройки, когда переводит взгляд изумлённых глаз на Алишера, когда губы его размыкаются в жесте тотального удивления и волнения, а брови чуть вспархивают вверх, Моргенштерн понимает: не прогадал.— С-серьёзно? — сквозь шокированную усмешку произносит Славик, указывая пальцем на то, что видит.— Вполне.Закатывающееся солнце, спокойная кристальная вода и хит сезона. Вертолётная площадка. — Бля-ять, ты... правда? — мальчика даже потряхивать начинает от предвкушения, когда он видит вдалеке инструкторов и лётчиков.— Правда. Только ради тебя стараюсь, — Алишер касается славиного плечика и нежно поглаживает.— Ради меня...Марлову сложно думать о себе в таком контексте. В контексте того, что Моргенштерн уже два дня создаёт для него рай на Земле, рай в условиях треклятого коронавируса, последствий употребления и личных сложностей.— Да, ради тебя, а что? Ты же соткан из обрывков стихов. Слава будет вечно благодарен Алишеру за эти чувства, он обещает себе. Он будет заботиться также сильно, отдавая всё, что имеет.— Ну же, давай сделаем это, — старший устремляется вперёд.Компания, обслуживающая такой вид развлечений, обеспечивает тщательный инструктаж и хорошую степень безопасности. В небольшом вертолёте всё оборудовано для того, чтобы обыватели чувствовали себя комфортно. Минимальное количество плотных ремней, удобные задние сидения, грамотный ведущий — и ты в чёртовом Эдеме.Вертолёт, полететь на нём... Настоящее чудо внутри другого, не менее невероятного — взаимной любви.Винт пропеллера с шумом крутится по часовой стрелке, славишеры находятся внутри. Высота набирается стремительно и почти сразу кажется головокружительной, немыслимой. Слава вжимается в ручки крепления, а Алишер спокойно сидит рядом и наблюдает за происходящим за окном. Все постройки уменьшаются до тех пор, пока не становятся ничтожными, а река превращается в ленточку, выдернутую из растрёпанный косы. Когда достигается максимальная высота, начинается полёт над Манхэттеном. Дверь вертолёта медленно приоткрывается (нормальная практика в таких развлечениях), и вот теперь приходит чувство настоящей эйфории. — Ебанё-ёшься, — Моргенштерн смеётся, широко распахивая глаза; даже его захватил переизбыток эмоций, что уж говорить о Славике, сходящем с ума от подобных ландскейпов.— Это просто чудесно!.. — перекрикивает множество децибел младший, рукой находя ладонь Алишера и крепко её сжимая.Шквальный ветер бьёт в лицо, а крепкие ремни удерживают на месте. Под парнями сейчас целый мир, и это не метафора даже. Всё подчинено тем, кто способен сражаться с жизнью и идти наперекор трагедиям.Крошечные автомобильчики и домики, роскошная статуя Свободы, давно превратившаяся из серой в изумрудную, мосты, оцепившие реку. Кажется, спрыгнешь — и будешь в полном порядке, просто пафосно приземлишься, подобно герою голливудских фильмов.Счастье мимолётно. Любовь везде.Чувства окрыляют на пару с винтами.Люби и будь любим, отдавай и забирай, путешествуй, но почаще пересчитывай рёбра — вдруг ты попал в иллюзию? Наслаждайся всеми возможностями, уготованными судьбой.— Я люблю тебя!!! — кричит Слава изо всех сил, вжимаясь в Алишера и не сводя глаз с великого города. Это всё — без сомнений, лучшее, что Марлов испытывал в жизни. А он и не знал, что такие чувства вообще существуют.— И я тебя, безумно, — Моргенштерн целует Марлова в макушку и протягивает ноги наружу, подставляя массивные ботинки под поток воздуха. — Мы, блять, лучшие!??????10:10pmУсталость берёт своё, славишеры приползают домой с охапкой новых впечатлений и полезных вкусностей из Wholefoods. В номере тепло и приятно пахнет, утренняя влажная уборка явно пошла на пользу; клычок луны отражается на стёклах, заключённых в оконных рамах.Алишер падает на кровать и отвлекается на соцсети, а Славик складывает принесённые продукты в мини-бар (не забывайте, мы имеем дело с гением) и, взяв себе дольки манго, уходит в ванную. Младший прикрывает дверь, а потом встаёт перед зеркалом и степенно начинает обнажаться.Он смотрит на свои раны, полученные несколько дней назад, и понимает, что они уже затягиваются. Вот так вот, прошлое очень стремительно остаётся в этом самом прошлом. Весь этот ужас наяву совсем скоро превратится лишь в давнее воспоминание со смазанными углами. Это к лучшему.Сейчас Марлов не испытывает к Алишеру ни капли агрессии, он не затаил никакую обиду и ни в чём своего парня не винит. Однозначно ответить на вопрос почему? не получится, сколько ни бейся. Ведь если ты полюбил человека за его худшие черты, плохого для тебя больше не существует в целом.Удивительно.Славик освобождается от одежды и забирается в ванную, которая только-только достаточно наполнилась. Наливая в воду благоухающую пену, мальчик расслабленно откидывает голову назад, прикрывает глаза и наслаждается ощущением, когда обмякает каждая мышца в теле.Алишер заходит в ванную спустя какое-то время, чтобы вымыть руки. Он склоняется над раковиной, а Слава смотрит на спину парня и гадает, что там на уме у этой Утренней Звезды. — Всё хорошо? — тихонько спрашивает младший, а его белые коленки показываются из-под пены.Моргенштерн непринуждённо оборачивается на голос.— Да. А у тебя?Старший протирает руки, ненадолго зависая на собственном отражении в зеркале, а потом подходит к ванне и останавливается где-то в метре.— У меня? У меня всё лучше всех, — мальчик смотрит на предмет своей бесконечной любви. — Я рад слышать это, — Алишер потупляет взгляд на собственных ногах.Он не может поднять глаз на Славу, потому что не хочет его тревожить, но хочет его в целом. После случившегося три дня назад в голове Моргенштерна отсутствует установка, разрешающая лезть к вымученному телу.Но Славик-то видит, что что-то не так. Всё-таки не первый день живёт с этим человеком.И вообще, если честно, Марлов совсем не против. Он не против заняться любовью; именно любовью, а не животным сексом. Это ведь нормально, когда вы состоите в отношениях. Этого хочется, несмотря ни на что.А потому, только Алишер выходит из ванной и возвращается на постель, Славик тут же выскакивает из воды. Он обтирает тело пушистым полотенцем, а потом надевает огромную футболку, прикрывающую бёдра. И всё.В комнате темно, только ночной Нью-Йорк сверкает россыпью драгоценностей. Моргенштерн лежит на покрывале и вперивает в потолок, думая о чём-то своём, бесконечно далёком, не от мира сего. У него такое бывает, но особенно часто проявляется сейчас, после путешествий во вторичные миры при помощи кокаина.Славик недолго мнётся у двери в ванную, пытаясь что-то придумать. Придумывает. И тихонько проходит к мини-бару. — Алишер? — младший вынимает половинку большого свежего граната. А потом нащупывает на полке баллон со взбитыми сливками, купленными в первый день, чтобы есть ягоды с бо?льшим удовольствием, и думает, как ему это раньше в голову не пришло.— Чего? — Моргенштерн считает лампочки в потухшей люстре.Слава хлопает дверцей холодильника и проходит к изножью кровати. Он замирает где-то по центру, подобный эфемерному призраку — виден лишь трогательный тёмный силуэт. Давай, Марлов, у тебя всё получится.Сам же зарекнулся отблагодарить. — Смотри... Я танцую.Младший в душе не ебёт, как это делается. Как эти девочки так сексуально двигаются, что даже пол начинает выделять жидкость? У них будто не кости, а хрящи. Та же Кира, девушка Саши Фреймтеймера. Или Дилара, произведение искусства.А здесь, ну, как бы...Но Слава пробует. Пробует, удерживая сладости в руках, двигать бёдрами, играть изгибами талии, крутиться вокруг своей оси. У него нет рабочей стороны, нет каких-то завидных особенностей, а потому всё предстаёт в первозданном виде. Но это, мать его, срабатывает. Алишер тут же принимает сидячее положение и вжимается обеими ладонями в кровать, наблюдая за парнем перед собой.Образ Славы, стоящего у изножья постели, ураганом отшвыривает его в тот день, когда он впервые увидел ту самую галлюцинацию. А он уже и не надеялся вернуться к такому зрелищу. Но только теперь силуэт самый что ни на есть реальный.— На мне только футболка, Алишер, — бархатный голос Марлова прорезает наэлектризовавшийся воздух. Голову кружит. — Блять...— Я хочу, чтобы на тебе тоже была только футболка. Славик продолжает танцевать, а его главный фанат продолжает сжирать тельце взглядом, но всё ещё робеет.— Ты... уверен, что-— Заткнись и раздевайся.А вот это уже серьёзная заявка на победу. Какой же ты невыносимый, ебучий Вячеслав Марлов. Алишер рваными движениями принимается стягивать с себя штаны, пока Славик окружает его своими всё более уверенными, но константно странными танцами. Мальчик подходит всё ближе, что-то мурлыкая под нос. Он с удовольствием смотрит на то, как обнажается возлюбленный, и ощущает отголоски прекрасного чувства — возбуждения.Оказываясь в нескольких сантиметрах от постели, Славик наклоняется вперёд и мягко целует Алишера в губы, чуть сминая их. Старший сходит с ума. Как вы и просили, песня Айс разными голосами.Марлов резко опускает взгляд вниз и понимает, что Моргенштерн возбуждён не меньше. У обоих встают члены, приподнимая за собой ткань футболок.Хочется. Оч-чень.— Слав-— Да помолчи же ты.Гениальный саунд-продюсер надеется, что гений его экстраполируется ещё в пару сфер. Мальчик плавно опускается на ковролин, опираясь на колени, а потом освобождает одну из рук, откладывая сливки на постель. Слава тянется худой рукой к чужому возбуждению и осторожно прикасается, обхватывая и отталкивая ткань футболки. Алишер чуть подрагивает, наблюдая сквозь пелену чёрных глаз за этим волшебным существом из другой галактики.И как этот член, блять, вообще в Славу поместился? Серьёзно, Марлов смотрит на него, изучающе оглаживает, хочет почувствовать его в себе, но не представляет... Не представляет, как это происходит.Мальчик добирается до головки и чуть нажимает на её кончик своим пальцем, а награда за такое действие — тихое рычание старшего. Размыкая губы и приоткрывая рот, Славик склоняется над членом Алишера и высовывает свой розоватый язычок. Хрустальная ниточка слюны срывается вниз и растекается по розовой коже.— Бля-ять, — томно шепчет Моргенштерн, откидывая голову назад. — Какой же ты...— Какой?Нереальный. Немыслимый. Чудосотворённый. Ангельский. Идеальный. Великолепный. Волшебный.— Не знаю, ахуенный и всё...Славик оставляет на члене ещё несколько больших капель слюны и распространяет естественную смазку по всей длине, с особой осторожностью и медлительностью проводя рукой по твёрдой плоти. Хотел бы Марлов классно работать ртом, но он, к сожалению, умеет им разве что петь. И кушать.— Запусти в меня свои пальцы, — младший поднимается с пола и в одно разливающееся движение садится на бёдра Алишера, раздвигая колени.Что-то запредельное.— Я не узнаю тебя, — совсем теряется Моргенштерн, слыша такое от возлюбленного. — Но, блять... Как мне нравится эта перемена. Их лица находятся на ничтожном расстоянии друг от друга, глаза отражают бесконечную ночь. — На этот раз смазки нет, — старший вскидывает брови, с большим трудом дыша от того, что Слава ёрзает на его возбуждении. — Я неплохо управился и без неё, поспоришь? Марлов входит во вкус. В нём, наверное, давно жила вся эта хуйня. Есть подозрение, что в каждом из нас заложена извращённость, надо лишь найти человека, которому не испугаешься открыться. Мальчик широко открывает рот и молча ждёт, пока Алишер выйдет из оцепенения и начнёт полноценно резонировать. Ну же.Моргенштерн закрывает глаза и глубоко вздыхает. Боже. Блять. Это пиздец, а не чувства. Два пальца старшего оказываются во рту у Славы; тот обильно смачивает их своей слюной, с наслаждением облизывает фаланги, закатывая глаза и прогибаясь в спине. На этот раз Алишер делает всё неторопливо и нежно. Задерживая дыхание, он проникает в Марлова осторожно, вводя пальцы равномерными движениями, а другой рукой оглаживая талию через ткань футболки. А Славик, ёрзая на этих пальцах и не обращая ни малейшего внимания на остатки боли после минувших ран, хватает с постели сливки. Младший подносит баллон ко рту Моргенштерна, и, когда тот размыкает губы, наполняет полость рта сладостью.И тут же, не позволяя сглатывать, целует. Целует, размазывая крем языком, а бёдра всё ритмичнее поднимает и опускает, всё увереннее двигается на пальцах.— Ты вку-усный, — простанывает Марлов в поцелуй, проводя липким языком по собственным губкам.— А ты — ахуевший. Как же это классно — отдаваться в хорошие руки. Отдаваться своей Утренней Звезде, отдаваться просто так, безвозмездно и без гарантий. Слава насаживается на фаланги, а потом, попозже — на большой член, как виноград на шпажку; внутри разгорается ставший любимым пожар. Задница младшего принимает размазанную слюну, внушительные размеры и отсутствие презерватива, как данность. И самое интересное — абсолютно похуй на последствия. Алишер поражён тем, какой сейчас его любимый. Поражён тем, как он разгоняется, скачет всё интенсивнее, справляется со всем сам и дарит звездопад из ощущений. Алишер думал, так не бывает.Алишер думал, бывает не так. — Тебе нравится? — сквозь рваные вдохи интересуется Марлов, искренне стараясь подарить кайф, забивая на всякую боль.— Ты безупречен, — Моргенштерн бережно целует родную шею со шрамами. — Ты всегда безупречен...Слава уже так сжал гранат в своей руке, что тот податливо деформировался. А сейчас, когда в этот гранат вгрызается Алишер, капли красного сока попадают на светлые футболки и белые простыни. — Сука, я... — вот и всё, Марлов сейчас опять забудет все свои имена от накатывающего экстаза. Старший замечает это и подливает масла в огонь, мокро целуя парня и касаясь славиного члена своей рукой.Эти чувства ни на что не променять.Я смотрю на звёзды через твои глаза.С неприлично громкими стонами славишеры набирают максимальный темп, окончательно измазываются в надкусанном кучу раз гранате и, обильно кончая, разбиваются в ничто. Они распадаются на атомы, несколько раз дёргаясь всем телом и чертами лица. Безумие.... Нет, любовь. Алишер падает на постель спиной, а Слава оставляет измученные продукты питания в покое и укладывается рядом. Всё пронизано особенным единением. ?? [ Can we kiss forever ? ] ??— Я тебя люблю.— И я тебя.Созданы друг для друга, не иначе. Идеальное сочетание. Секретная формула башкирского шеф-повара и сибирского су-шефа. Моргенштерн смотрит на свою футболку, на которую наряду с алыми каплями сока осела славина сперма. Недолго думая, он собирает белую жидкость пальцем. А потом отправляет её на язык. Слава, стоит ему заметить это, за секунду меняется в лице.— Блять, ты... — Марлов тут же серьёзнеет, обеспокоенно сводя брови. — Ты что сейчас сделал?— Не пизди, что не видел.Младший переворачивается на живот и, часто хлопая ресницами, наблюдает за мимикой Моргенштерна.— Выплюнь, блять.— Да ты чего, — посмеивается Алишер, забираясь ладонью в пушистые волосы Славика, но тот ещё больше напрягается. — Это отвратительно, не надо...— Надо.— Алишер... — хныкает Марлов, у которого из-за этого незначительного жеста случается разрыв шаблона.— Ла-адно, не урчи. Какая же у них отвратительная любовь со стороны, наверное. Если кто-то из соседей по номеру слышал, а кто-то из квартир других высоток видел, страшно подумать, какое впечатление осталось. Мы, человеки, никогда не примем друг друга и никогда не захотим понять. И здесь только один вариант решения проблемы.Забить хуй.Славик ложится на грудь старшего, требовательно обнимая крепкое тело. Мальчик утыкается во взмокшую футболку носом и вдыхает горький запах возлюбленного, будто он абсолютно гипоаллергенный....Умиротворение.19.10.202012:12am— А что не так с Янг Хефнером?Пришла настоящая, полноценная ночь. Мальчики совсем не хотят спать, в их номере горит торшер на тонкой ножке и тихонько мерцает федеральный канал на плазменном телевизоре.Алишер в светлых шортах лежит на покрывалах и курит электронную сигарету, а Славик в огромных штанах и безразмерной футболке сидит в макбуке за круглым столиком, уплетая ягоды, насыпанные в пластиковый контейнер. Рядом стоит купленный днём проигрыватель из тёмного дерева, внутри которого лежит пластинка со старыми американскими треками. Младший ловит себя на мысли, что у него почти не болит тело после минувшего секса. Осталась только приятная поволока усталости.На ноутбуке открыт Эйблтон, а в Эйблтоне — проект одного из треков грядущего альбома ?Артём?. — Ну, тот бит, который я написал в студии... У него совсем не такое настроение, — признаётся Марлов, пережёвывая черешню. — Но это, возможно, чисто субъективная херня. — Да? И какое там тогда настроение?— Ну... Я не знаю, как объяснить. Типа, точно не про женщин и Хефнера. Что-то более загадочное и интересное. — Да у тебя все биты как пирожки с сюрпризами. — Впрочем, трек уже написан, это всё полная фигня. Мне бы сейчас релиз не поломать.Альбом, конечно, получается разрывным. Далеко не только потому что он называется славиным настоящим именем, и не только потому что в нём два звёздных фита. Кроме прочего, в этот альбом входит трек ?По Глазам?. Написанный глубоким летом, он оказал на Славу невероятное воздействие, и теперь пришло время поделиться с миром этой историей.Когда-то давно было упомянуто, что Марлов действительно влюблялся до Алишера. Разумеется, несерьёзно, по-детски, по-глупому, если угодно; но любовь его распространялась на милых сердцу личностей, и одной из них была одноклассница Даша. Даши уже много лет нет, но теперь есть трек о ней.Подготовка релиза заставляет Славу серьёзно нервничать.— И не влом же тебе работать, я не перестаю ахуевать, — Моргенштерн разглядывает клубы дыма, которые он только что выдохнул.— Это мой наркотик, сам знаешь.Славик то и дело включает проигрывание дорожек, приятное сырое звучание разливается по номеру. Алишер некоторое время молчит.Они ведь не разговаривали об этом. Кажется, Марлов ещё ни с кем этим не делился.— Ты любил эту девочку, да?Блять. И нет, дело не в незашитых ранах и не в бестактности. Просто, ну, Слава слышит эту нотку пассивной агрессии в Моргенштерне. Виду, что понял, правда, не подаёт.Но что-то такое есть, поверьте.— Слушай, я давно пережил это. Не надо за меня волноваться.— Да я просто спрашиваю.Слава сглатывает сладкие ягоды и утыкается рукой в щёку.— Ну... Да, думаю, любил. Мне она нравилась, это точно. В свои одиннадцать лет я думал, что она очень классная. Вероятно, она и была такой. И... Когда она погибла, я сломался, но не так, как все. Не хотел плакать. Даже на похоронах не стал. А многое вообще забыл.Пауза.— Просто... Даже сейчас, спустя время, я уверен, что там было столько показухи. Тупой, отвратительной. Этот священник с кадилом, которому на Дашу, я извиняюсь, срать, эти толпы знакомых, журналисты блядские. Ха-ха, а знаешь, почему в треке я пою, что мне нечего сказать? Потому что, прощаясь с Дашей на могиле, я молчал... Ни слова на прощание.Слава плакал из-за своего трека лишь однажды — когда только написал его. Сейчас же он просто хочет поделиться этим с аудиторией, потому что искренности в его жизни и так чудовищно не хватает.— Мне жаль, — тихо произносит Алишер.— Мне тоже. Надеюсь, ты меня не покинешь, потому что любовь к тебе у меня совсем другая.Откровенности... Они между славишерами случаются не так часто, но, когда происходят, приравниваются к чему-то легендарному.Моргенштерн молчит пару минут, пока Слава кропотливо занимается аудио-дорожками.— Знаешь, почему я толкал именно кокс? Silentium! Марлов проводит рукой по своим каштановым волосам и поёживается всем телом, вспоминая нож у глотки и смерть в чёрных глазах.— Ну, потому что хорошо штырит? Алишер закрывает глаза, и перед ним снова предстаёт это навязчивое холодное воспоминание, ставшее чем-то неотъемлемым, несмотря ни на что.— Не совсем, — старший тяжело вздыхает, так и не решив для себя, правильно ли он поступает сейчас. — Всё дело в образах. В одном образе. Слава понимает, о чём идёт речь, за мгновение до следующей реплики.— Я видел тебя.? В тёмной комнате его образ удивительно ярок. На нём надет белоснежный халат, который он носил во время съёмок прошлогоднего клипа. Марлов часто хлопает большими глазками, наполненными чёрным чаем, а его красивое тело таинственным образом приковывает все сто процентов алишерова внимания. ?Слава смотрит на своего возлюбленного неопределённым взглядом. — Да-а, я пиздец как злоупотреблял тобой, — старший затягивается электронной сигаретой и выдыхает тёплый дым. — Сначала понемногу, а потом крышу совсем снесло. И представляешь, в чём самый прикол был: никакое другое вещество не показывало мне тебя.Славик не забыл то, как он получил в свой адрес слова ?Нихуя себе, а ты че такой реальный??. Не забыл и тот двадцать пятый кадр, который предстал перед ним в квартире Алишера в Петербурге. Но теперь он, честно говоря, задумывается, не фальшиво ли то воспоминание. — И что я... говорил? Делал?— Ну, всё одно. Что любишь меня, что хочешь меня поцеловать. Что я тебе нравлюсь. — затяжка. — Но ты никогда... Никогда не касался меня. Хотя, блять, в пизду, тупая формулировка. Это вообще не ты был. Ужасная правда освещает алишерову совесть. Слабости вывернуты внутренностями наружу. — Осуждаешь меня, да? — хрипло посмеивается Моргенштерн.— За что?— Ну, за то, что не признался в своих чувствах тогда, давно. Сразу. И проебался. Славик пожимает худенькими плечами, полностью оборачиваясь к своему парню.— Я совсем не осуждаю. — Почему?— Потому что люблю?Человеческое существо никогда не перестанет удивлять. Всегда есть вероятность столкнуться с такими чувствами, которые будут нелогичны до апогея.— Знаешь, в тот день, когда мы, ну, переспали, — Марлов решает взять разговор в свои руки, потому что Алишер напряжённо молчит. — У меня было два похожих сна. Один из них приснился мне в самолёте, а другой — ночью. Это были гонки, ну, в которых мы снимались летом, и в первый раз я победил, а во второй раз разбился. Алишер хмурит брови, поёживаясь на одеялах. Думать о смерти Славы ему, мягко говоря, не нравится.— Много же бреда нам снится. — Наверное, нервная система никакая. Моргенштерн вспоминает один из эпизодов прошлого; из-за его губ вырывается усмешка.— Чего ты? — Блять, а ведь я не рассказывал. В тот день, когда ты забыл поцелуй, ну, после платины, мы же ушли гулять. Короче, сидим мы в кафе все вместе, едим, пьём. А потом Саня как сказал одну хуйню про тебя, и у меня просто мозг отключился. Я дико взбесился.— Оу. Славик почёсывает шею, нервно прикусывая нижнюю губу.— И что ты сделал?— Эм, ну... Короче, — да ладно, Алишер, это уже в прошлом, уже не стыдно. — Я разъебал зеркало в туалете. Чё-ёрт. Марлов несколько раз в удивлении хлопает большими чайными глазами, отводит взгляд куда-то в сторону и ухмыляется. — Ты серьёзно?— Да.Младший встаёт с места, ещё раз усмехаясь. Разбить зеркало... Как в драма-сериале каком-то.— Я удивлён. Это... так странно.Марлов смотрит на свою правую ладонь и сжимает её в кулак. Потом проходит к одному из панорамных окон и изучающе смотрит на стекло.— Так во-от откуда у тебя те раны были, — Славик вспоминает начало сентября и разбитые алишеровы костяшки.Моргенштерн принимает сидячее положение, наблюдая за возлюбленным.— Ага. Я сам ахуел, когда это случилось. Типа, ну, раз — и всё-Марлов резко замахивается и изо всех сил ударяет в стекло кулаком. Очевидно, оно не поддаётся; по руке током пробегает сумасшедшая боль. Со сдавленным криком мальчик начинает скакать на одном месте, потряхивая убитой ладонью. — Ты, блять, ебнулся? — Алишер вскакивает с дивана, быстрыми шагами приближаясь к Славе. — Как же ты это сделал, столько силы надо...Ты удивишься, сколько во мне тогда этой силы плескалось. Исключительно физической: ментальные были растрачены. Я был готов убивать, убегать, уничтожать и разрушать, я ударил в зеркало, а мог бы врезать любой тёлке, так сильно ненавидел каждый атом этой Вселенной.Я убивал других, а потом себя. Я не чувствовал пола, а потом и всю оставшуюся материю. — Не делай так, никогда больше, — Моргенштерн обнимает пальцами ушибленную руку Марлова и тепло её оглаживает. Пытается забрать боль. — Это не просьба.Старший склоняется и легко целует тыльную сторону ладони, а потом, снова чувствуя разгорающуюся внутри влюблённость, прижимает эту ладонь к своей щеке. Мягкая славина кожа приятно греет скулу, Моргенштерн прикрывает глаза и замирает.Тишина.Славик смотрит на любимого сквозь темноту и поражается, каким тот бывает нежным и уязвимым. Будто Алишер — совсем маленький ребёнок, которому нужно лишь тепло и поддержка, забота и внимание, ничего более. Самое удивительное здесь: всё необходимое Утренняя Звезда с лихвой нашла в одном существе. В милом Марлове. — Иногда мне кажется, что ты самый светлый человек в этом мире, — тихонько шепчет Моргенштерн, не открывая глаз. — И я совсем не понимаю, как ты оказался в моих руках.У каждого из нас есть свой ангел-хранитель, Алишер. Нас так учат с самого детства, когда мы листаем страницы Священного писания с бабушками, когда мамы укладывают нас спать, когда папы рассказывают нам сказки... Кем бы мы ни были, какого бы цвета ни была наша кожа, сколько бы татуировок ни было набито на наших лицах и телах, каждый из нас кому-то нужен. Нужен таким, какой он есть. Это аксиома. ?? [ Никогда никто не рождён безупречным, нет-нет! ] ????????01:30pmНевиданный рассвет горит там, где нас нет.Утро третьего дня здесь знаменуется непредвиденным обстоятельством.Слава с охапкой вкусностей, притащенных из того же самого кафе, стоит над кроватью и молча смотрит на свернувшегося в одеялах Алишера. Тот вжался в покрывало, накрылся им с головой и вылезать не планирует. — Ты что, заболел? — Нет. Я сплю.И так уже два часа. Марлов в отчаянии.Ничего он не понимает, блять. Ещё ночью всё было хорошо: сладкий секс, затяжные разговоры о любви и прошлом, касания и поцелуи. На сегодня были планы прогуляться по центру ещё разочек, развлечь себя чем-то особенным...А Моргенштерн просто лежит в кровати и практически не реагирует на происходящее вокруг. На Славу тоже не реагирует. — Блять, мы же гулять собирались. Чего ты начинаешь? — Марлов кладёт продукты на стол возле проигрывателя и запрыгивает на огромную постель, падая животом вниз. — Ну же, поговори со мной.Мальчик касается плеч Алишера через одеяло и пытается тянуть на себя, а тот резким движением отдёргивается.— Давай позже.Слава откидывается на подушки, проваливаясь в них головой. Сердце его покрывается тоненьким слоем инея, внутри всё сковывается. Накатывает грусть, а следом — неподдельное волнение. Ну почему у жизни всегда свои планы???????Без Алишера Нью-Йорк кажется однообразным и серым, скучным и бессмысленным. Даже солнечные лучики, нападающие из-за углов, совсем не радуют.Славик в своих новеньких джорданах гуляет по окрестностям в одиночестве. Он спрятался за панамкой и медицинской маской, потому что так проще. В голове назойливыми мыслями крутятся тысячи причин, почему Алишер остаётся в номере и выражает апатию. Самая вероятная напрягает больше всех. Всё это изнутри Марлова жрёт, пугает его так, что ноги подгибаются, сердце бьётся выпорхнувшей из гнезда птицей, плакать чертовски хочется. Забавно, что во время именно этой, самой трагичной прогулки по Нью-Йорку, Славик набредает на небольшой сквер, где лицом к лицу встречается с интересным, особенным памятником. Все магазины и организации вокруг, к слову, усыпаны радугами и символикой, используемой на прайдах.На одной из лавочек в парке застыло несколько белых скульптур. Это памятник освобождению геев и лесбиянок. Установленный здесь, в центре лгбт-квартала, в прошлом столетии, он до сих пор приковывает к себе всеобщее внимание. Монумент был возведён в этом сквере, потому что именно в этих окрестностях проходили первые бунты и митинги в поддержку сексуальных меньшинств. Ведь как было несколько десятилетий назад? Геев презирали, арестовывали, выдёргивая прямиком из баров, существовала плеяда дискриминирующих законов.Очень жаль, что об этом до сих пор нужно говорить. Жаль, что до сих пор приходится указывать в равенство пальцем и учить людей терпимости, принятию. Если Нью-Йорк и бо?льшая часть развитого мира ушли вперёд и эволюционировали, это далеко не значит, что так везде. Слава это понимает. Вполне осознаёт, что они с Алишером в полной заднице. Америка не будет вечно оказывать им протекцию, она не сможет предоставить убежище до конца их дней на бренной Земле. Марлов медленно присаживается возле белёсых образов и долгим взглядом осматривает застывшие фигуры.? Скульптуры концентрируются на нежности, мягкости и чувствительности, выраженных в жесте. Это тонкая иллюстрация мысли, что гомосексуальные люди чувствуют так же, как и другие. ? — Клод Дж. Саммерс, американский литературовед. Худая рука Славика медленно проводит по каменным коленям одной из девочек-лесбиянок. Марлов прямо-таки чувствует свою причастность.Я тоже гомосексуален. Я тоже повязан в этой поруке. Я с вами, ребят.07:17pmВот и вечер. Время ужина. Слава сидит на кухне, расположенной на двадцатом этаже, за одним из больших прямоугольных столов. Он пьёт апельсиновый сок, а рядом стоит салат с креветками и авокадо, подаваемый здесь, как особенное блюдо. Марлов почти ничего не слышит, кроме собственной музыки, бьющей в уши через беспроводную гарнитуру. Алишер так и не удосужился подняться с кровати, а потому всё, что остаётся — писать треки. Славик старается не думать о самочувствии возлюбленного слишком много. Он перед ужином немного полежал со своей Утренней Звездой, потрогал лоб, нет ли температуры, посмотрел на цвет лица, и всё было в порядке. А значит, причина в тараканах в голове. Лишь бы они убежали. Надежда, она умирает последней.На кухне, помимо Марлова, ещё несколько человек. Некоторых из них он уже знает в лицо: вот молодая семья с милым двухгодовалым ребёнком, рядом — пара в деловых костюмах, пьющая кофе без сахара по четыре раза в день, а чуть поодаль — дети каких-то богатых родителей, что прожигают в Шератоне молодость.Славик не особо обращает внимания на окружение, ему есть чем заняться. Каштановолосый накалывает на блестящую вилку очищенную креветку и отправляет в рот, а потом заходит в демки Эйблтона и решает послушать что-то из набросков.Еле уловимый звук шагов.— Привет, один?Чей-то приятный голос слышится через наушники. Марлов в замешательстве вертит головой и сталкивается взглядом с человеком, которого раньше не видел. Перед ним красивый зеленоглазый мужчина лет сорока. Его кудрявые пшеничные локоны аккуратно лежат на небольшой голове, узкие черты лица не портятся даже старостью; строгий костюм изумрудного цвета обрамляет изгибы ничем не примечательного, но всё же симпатичного тела, а в руках незнакомец удерживает тарелку со сладким пирожным и большой стакан кофе. Марлов боится говорить с кем-то на английском. Он вообще, если честно, боится с кем-то говорить. Но пробует.— Э-э... Я? Один... Сейчас. Мы знакомы?— Я присяду?— ...Ну, хорошо.Лицо мужчины озаряется эмпатичной улыбкой, он осторожно отодвигает свободный стул и садится рядом со Славой. — Я видел тебя несколько раз здесь, — спокойно, убаюкивающе говорит незнакомец. — Я Оскар. Марлов перестаёт жевать и возвращается к ноутбуку, чтобы победить беспокойство.— Не пугайся, пожалуйста, я ничего плохого сделать не хочу. Как тебя зовут? — Я Слава. Так... чего Вы тогда хотите?Оскар принимается за еду без смущения и стеснения. Он цепляет сладость небольшой ложкой и долго смакует на языке. — Ты какой-то грустный, Слава.Блять. Серьёзно...Саунд-продюсер лишь ведёт взглядом, но ничего не произносит, потому что не знает, как реагировать на подобные приставания. Не хватало ещё объясняться перед неизвестным мужиком в своих странностях, рассказывать ему о проблемах и всё такое. — А где же тот парень, с которым ты ходишь на ужины? — не сдаётся Оскар. — Вы всегда вместе. — Ну, отдыхает? — пожимает плечами Славик, чувствуя дискомфорт от факта, что и про Алишера этот мужчина знает. — Но это не Ваше дело, согласитесь.Старший тихо посмеивается, отглатывая кофе. — Да ты, я полагаю, врёшь. Марлов отодвигает ноутбук чуть подальше и с толикой раздражения вскидывает взгляд. — Вы ничего обо мне не знаете, чтобы так говорить. — Я же не хочу ругаться, — Оскар заглядывает Славе в глаза своим зелёным взором, и что-то в этом взоре есть странное, болезненное. Будто мужчина хочет вцепиться в Марлова, в чём-то убедить, к чему-то склонить. — Мне просто показалось, что тебе нужен совет. Нужен, это правда. Мне бы совет, как побеждается апатия у замкнувшихся в себе наркоманов. Мне бы совет, как отделаться от навязчивых мыслей. Мне бы совет, как жить, как все. — Слушайте, всё нормально. Правда. Мы друг друга не знаем. Вам не следует мне помогать, — знал бы Славик английский получше, изрекался бы более красноречиво. Ну, чем богаты. — Я сам разберусь.Оскар всё смотрит и смотрит. Кажется, он готов протянуть руку и сжать славину ладонь, но пока мужчина сжимает только ложку. — Разберёшься? Значит, есть, в чём разбираться?Марлов сдержанно смеётся с абсурдности диалога. Боже.— Хорошо, допустим.— Раз вы поссорились, то вам следует всё обсудить.Да неужели? Здесь должна быть картинка с волками.— Он просто не общается со мной. Слава даже как-то успокаивается, когда Оскар отводит взгляд и расслабляет свои широкие плечи. Старший отпивает побольше кофе, одиноко ведя по полу ногами, обутыми в лакированные туфли.— Без причины?— Без причины.— Значит, чего-то добивается от тебя. Что может быть не так?Это как раз и непонятно. Любовь ведь на месте, секс — тоже. И тут Славика, типа, озаряет? Он наконец позволяет себе думать более обширно, выходит из зоны комфорта и вынимает самые ужасные мысли из закромов сознания. С чем чёрт не шутит. Вряд ли это что-либо ещё, если не ломка. Очевидно, у Оскара с подкатами к мальчикам совсем туго, раз он вместо пошлостей напроизносил глупых советов. Эти советы, правда, Марлова отрезвили. 07:37pm— Я понял, чего ты добиваешься. Марлов вихрем врывается в триста семнадцатый номер и зажигает свет. Он с силой хлопает дверью, импульсивным движением бросает ноутбук на стол и громко шагает к кровати, чем заставляет Алишера не только проснуться, но ещё и голову от подушек оторвать.— Слава, блять-— Тебя ломает, да?Тишина в ответ. Моргенштерн не собирается раскрывать причину своего поведения. В лучших традициях...Но Слава лишь в очередной раз убеждается в своей правоте. И ему безумно жаль, что Алишер до сих пор не может быть с ним искренним, но здесь, блять, пока ничего не сделаешь. — Что я могу сказать. Собирайся. Чего? — Чего?Марлов распахивает дверцы платяного шкафа, и уже через несколько секунд в Алишера летит большое чёрное худи и джинсы потеплее. Движения Славика резки и грубы, потому что он вам больше не слабак какой-то. И он не будет играть по чужим правилам.— Собирайся, говорю. Алишер устало забирается обратно под одеяло. — Куда, мне интересно? Если гулять, то-— Если тебе нужны наркотики, мы сходим и купим их тебе. Собирайся, блин. Скоро совсем стемнеет....Ахуеть и не выхуеть нахуй. Моргенштерн даже снова из-под покрывала выбирается. И ошарашенно смотрит на Марлова, который на полном серьёзе сбрасывает с себя домашнюю одежду, меняя её на уличную. — Ты же рофлишь.— В Нью-Йорке не сажают за марихуану. Ничего не случится от одного косяка, а тебе полегчает.Старший нервно подёргивается всем телом от озноба и очередной порции шока. Сколько же в Марлове непредсказуемостей, сколько всего неизведанного. — Ты... И где мы, блять, купим травку в центре Нью-Йорка?— А мы пойдём в гетто.Алишер потирает лицо руками, в изумлении тараща глаза.— Ты насмотрелся сериалов, где крутые белые мафиози легко расправляются с чёрными? — Да сколько можно спорить, Алишер. Мы же ничего плохого не хотим. Тебе объективно хуёво, раз ты за весь день ни разу на меня не взглянул. Тебе нужно расслабиться. Опять Марлов это делает. Идёт ради своего возлюбленного на всё. Бросается в крайности, чувство страха безжалостно в себе подавляет, не интересуется личными потребностями организма. На поводу у эмоций, Слава просто прогибается. Собой он займётся позже, когда-нибудь в следующей жизни.Сразу после того, как Алишер станет счастливым. — В Гарлеме, если что, у каждого второго пушка.— Зато мы платим неплохие деньги. Блять, я тебя ещё уговаривать должен? Ты же этого и добивался.— Чего я добивался? — а Моргенштерн-то тянется к худи и начинает надевать его на поджарое тело.— Чтобы я что-то такое придумал.— Какое, ебанутое? — Учусь у лучших.Слава крутится перед зеркалом, натягивая на голову два капюшона, от худи и от куртки, чтобы казаться неприметнее. И почему славишеры всегда такие особенные? Серьёзно, где вы ещё такое увидите: два парня освобождаются от всей ювелирки, вычурностей и глупостей во внешнем виде, а потом прячут чистый нал под одежду и отправляются за дозой? В отпуске. В Нью-Йорке. В гетто. Так, будто мама за хлебом послала.08:40pm? [ Можешь не смотреть и называть меня, как хочешь ] ?Двадцать минут на метро, час — в каком-то забытом богом автобусе. Серьёзно, очень и очень стрёмно. Герои нашего времени завернулись в несколько слоёв неприметной одежды и теперь сидят рядом, но друг друга не касаются. Нельзя. Они же теперь хоуми, а не парочка. Ехать в гетто на ночь глядя — реально самая ебанутая идея из всех, что может прийти в голову. И кто бы мог подумать, что до Гарлема придётся пиликать, будто на санях до Якутска? Слава представлял это всё делом пешей прогулки за угол, а тут...Тем не менее, Алишер, например, ахуеть, как взбодрился. Видимо, его надпочечники приняли ислам и навырабатывали столько адреналина, что в нём остаётся лишь утонуть. — Всё, блять, никакой паники. Мы решалы, мы всё порешаем. Мы же рэперы ебать, — Алишер выскакивает из автобуса на пустой остановке, Марлов выпархивает следом. — Так, ну и как это делается?Моргенштерн озирается по сторонам в поиске чего-то, за что можно зацепиться. Компании, одинокие парнишки, какие-нибудь заведения. Вообще, ещё не так уж и поздно: работают все аптеки и продуктовые магазины, в окнах малоэтажных домов горит свет. Да-а, не приходится эти места сравнивать с Манхэттеном в положительном ключе. Здесь всё такое страшное, тёмное, ржавое и сгнившее. Все эти потрескавшиеся тротуары с раскуроченными бордюрами, тусклые светофоры, дешёвые, расцарапанные машины и странные, недовольные, напряжённые люди в одежде, родом из прошлого столетия... Ужас, а не жизнь.— Покупаем — и по съёбам. Алишер было машинально протягивает Славе раскрытую ладонь, чтобы перейти дорогу, но тот предусмотрительно прячет руки в карманы. Под определенным углом мальчики даже смахивают на гопарей. Русская душа! Я пиздюк девяностых с ебалом острым.Стоит перейти дорогу — до ушей доносится приглушённая танцевальная музыка с крепкими басами. Что-то такое исключительно американское, аутентичное и характерное. В одном из старых шестиэтажных домов располагается, вроде бы, ночной клуб. Возле него толпятся компании парней и девушек, все что-то курят и громко смеются, а внутри сверкают разноцветные огоньки, до улицы доносятся крики развлекающихся. Вот вам и пандемия. — Заебись. Там точно толкают, — активируется Моргенштерн, цепляясь за возможность всеми силами. Блядский ты торч. — Ну, идём, получается, — шмыгает носом Славик, держась на небольшой дистанции. Мальчики приближаются к непримечательному входу с надписью ?449?. Две компании — чернокожих парней и сексуальных белоснежных красавиц, смахивающих на эскортниц — скуривают какие-то сигареты на улице и не обращают никакого внимания на редких прохожих. Алишер, разумеется, выбирает девушек. Во-первых, он боится афроамериканцев, тем более таких. Во-вторых, он не сомневается, что из женщин будет толк. Такие шлюхи сто процентов промышляют дерьмом по типу марихуаны. Старший тихонько подходит к компании и, неловко пожимая плечами, обращает на себя внимание лёгким покашливанием. Все три девушки тут же оборачиваются и прекращают смеяться. Давай, Моргенштерн, тобой гордятся все, нахуй, вся семья. — Привет. Как дела?— Лучше не бывает, шнырь. Чего тебе? — странный хриплый голос одной из эскортниц. Громкая музыка мешает сосредоточиться, но Алишер пытается. Рисуется даже, кичится. Парень озирается по сторонам, а потом к нему наконец подтягивается Славик. Младший неловко встаёт рядом. — Вы продаёте?Блять, Моргенштерн не особо умеет барыжничать по-английски. Вот когда он жил в Уфе и бегал за закладками по координатам из телеграм-каналов, всё было куда проще. Все три девушки переглядываются между собой. — Продаём? Вы потрахаться хотите? — тихонько спрашивает та, что помладше, но светловолосая подружка хорошенько вписывает ей в плечо. — Н-нет. Нам... Мне бы закурить. У вас есть травка? — с ноткой раздражения поясняет Алишер, злясь на то, что его намёки не выкупают.Зря он начал злиться.— Ну и кому тут, блять, травки захотелось?Сквозь поволоку шумной музыки чей-то грубый, требовательный голос слышен удивительно отчётливо. Чернокожие парни, стоящие неподалёку, тут же обращают всё своё внимание на Алишера. Окей, можно официально прощаться с жизнью. Это вам не извинения перед Тимуром Ильдаровичем записывать.Один из парней, самый несуразный, но самый агрессивный, подскакивает к Моргенштерну практически вплотную. Славик всеми силами заставляет себя не сделать шаг назад.— Вы что, толкаете свою дурь на нашей территории? — шипит афроамериканец с этим свойственным тяжёлым акцентом.Алишер сейчас упадёт, ноги держать перестают, потому что все вокруг сжирают его глазами.— Чё? Я ничего не продаю, — пытается конструктивничать Утренняя Звезда. — Я покупаю...— Хочешь купить этих девочек? И хули ты тогда с ними разговариваешь, а не с нами, еблан?Бляяяяять, сука, ебаный твой рот, так и знал, что так будет. Доебаться с нихуя, разъебаться в пизду. Достаточно красноречивое описание? — Я... просто хочу купить косяк, — эту фразу Моргенштерн договаривает уже в руках чернокожего парнишки: тот злостно хватает Алишера за грудки и заглядывает своими прокуренными глаза в чёрные омуты напротив.Марлов, видя это, тут же пытается вклиниться между нападающим и возлюбленным. К сожалению, его с силой отталкивают в сторону. — А вы откуда такие деловые-то? Если хотите что-то, хули перетираете с прошмандовками, а не с пацанами?Нью-Йорк, это Нью-Йорк, чёрт его дери. Не какие-нибудь кулуары Саратова, нет. Нью-Йорк. Столица мира. Блять. — Я просто-Да уж, Алишер... Как ни крути, белый мальчик, весь такой вычурный, деловой, в брендовой курточке, дохуя самоуверенный, на пидора похож. Беда. — А может ты просто пойдёшь нахуй? Моргенштерн пиздец боится, но злится не меньше. Вырывается было, а его опять хватают, крича что-то нецензурное. Сейчас бы Азиза сюда. А то Алишер ни черта эффективного не сумеет исполнить. Он пытается что-то сказать, перекричать музыку и голоса, а ему уже чуть ли не под куртку лезут деньги искать, чуть ли по лицу не прописывают, на съёжившегося Славу косо смотрят. И смеются, много смеются.— Погодите, я знаю его.Всё замирает. Занесённый кулак одного из агрессоров — тоже. В сантиметрах десяти от алишерова лица.Чернокожий мужчина лет тридцати, вышедший из клуба на крики, покрепче запахивается в куртку-анорак и пристально смотрит на Моргенштерна. Он здесь, видимо, авторитет, раз блядские пешки отступают.Главный до-олго разглядывает лицо Алишера немигающим взглядом, будто что-то прочувствовать пытается. Он то и дело причмокивает губами, чуть покачиваясь на месте. А потом разражается репликой.— Ты тот парень, который Айс выпустил?Ох... Ебануться, ну и неожиданное заявление. Моргенштерн, трижды попрощавшийся со своей драгоценной жизнью, не может нормально дышать, просто смотрит на вышедшего и хлопает глазами, приоткрыв рот. Где-где, а чтобы в гетто узнали...А вот Слава не теряется. Тут же хватается за ситуацию обеими руками.— Трек Айс! Да! Моргенштерн! — ещё бы Марлов умел собирать нормальные английские предложения. Мальчик принимается жестикулировать дрожащими руками, делая шаг вперёд. — Хит из тиктока! Эти цепи на мне-е эту суку так ма-анят...И напевает как дурак в ускоренном формате. — Моргенштерн, точно, — широко улыбается главный, отталкивая своих хоуми и подходя поближе. — Блять, чувак, а мне нравятся твои треки! Ты что здесь делаешь в таком виде? И что ты не поделил с парнями?Крайне эмоциональные качели. Кажется, теперь ещё несколько человек признало в этом квадратнолицем долбоёбе звезду международного профиля. — Мы просто гуляем, — отвечает за Алишера Славик, подходя к своему парню вплотную. — По Гарлему? Ночью?— Так вышло.— А ты вообще кто?— Он мой битмейкер, — отвечает Утренняя Звезда, думая лишь о том, как его только что чуть не превратили в гуляш. — Который ?Слава, что ты сделал??. Блять, чувак, мы ничего плохого не хотели. Мы просто...— Парни, расслабьте задницы, — чернокожий спаситель ситуации добродушно хлопает Моргенштерна по плечу. — Я Гектор. Это мой бар, и я приглашаю вас внутрь. Отказываться нельзя, а то, сами понимаете...И смеётся, скалясь. То ли в шутку, то ли всерьёз.??????Сто процентов ковид подхватят в этой толпе спидозников.Славишеры оказываются внутри и пускаются во все тяжкие, как и планировали. Марихуану им пообещали чуть позже, а потому парни пробегают к барной стойке. Заказывают чего-нибудь покрепче, угомонить бешено колотящиеся от стресса сердца. — Это всё ты, — рычит Алишер, сглатывая обжигающий коньяк в одно мгновение и закусывая горьким лимоном.Слава крутится на барном стуле, а потом пригубляет свой стакан.— Я? — истеричная усмешка.— Ты. Ты. Ты! — Моргенштерн толкает Марлова в плечо, но совсем не злится. — Всё ты. Твоя идея!— Это не я дохлый валялся у нас в номере.— Ты меня дохлым обозвал? — Радуйся, что не пидором.Алишер улыбается, чувствуя, как градус в голове придаёт смелости; Утренняя Звезда хватается за плечо Славика с восклицанием ?Ах ты!..? и туда-сюда дёргает. Тот податливо качается, продолжая смеяться и что-то поскуливать.— Пап, отстань... Он меня изнасиловать хочет! — обращается к бармену. На русском. Гений в действии.— Заткнись.— Придурок.— Иди нахуй.Моргенштерн стаскивает Славу со стула, и пара устремляется в танцующую толпу.Славишеры такую атмосферу ни разу в жизни не ощущали и вряд ли ощутят вновь. Небольшое стеснённое помещение с высокими потолками; запах хубба-буббы и пьянства, очень жарко и влажно, над потолком сверкают яркие длинные гирлянды. Свет потушен, сверкает лишь большой диджейский стол, собранный из старых колонок и сабвуферов, соединённых друг с другом. Громкая танцевальная музыка, которую вряд ли ещё хоть где-то крутят; симпатичный паренёк в красном подыгрывает что-то не в такт на электрогитаре, отчаянные и отчаявшиеся парни в расцвете пубертата и подтянутые девушки с изобилием дешёвой бижутерии танцуют умалишённо и покинуто. Будто остались лишь их тела, а души в компании рассудка съёжились у входа. Всё вокруг летает каруселью, время замирает или вовсе начинает идти вспять, глаза воспринимают цвета в обратном порядке, радиоволны высоких частот забираются в головы через кудрявые и собранные в пучки волосы. Личностей нет, есть лишь эта сладкая масса.Мальчики хорошо вписываются в происходящее. Натерпевшиеся за последние месяцы больше, чем за свою двадцатилетнюю жизнь, они отдают себя в руки свободы. Их тела двигаются в такт, мимолётные касания доводят до кипения, взгляды сталкиваются для того, чтобы молчаливо признаться в чувствах.Я тебя люблю.Я тебя тоже. Ты мой ангел. Лети.А ты мой Люцифер. Не полечу, станцуй на моих крыльях. Да, вырви мне каждый хрящик и сломай пополам.Ты мой, получается.Я совсем не против.Я тебя люблю.Я тебя тоже. [ I taste you on my lips and I can't get rid of youSo I say damn your kiss and the awful things you do ] — Хей, Моргенштерн! Исполнишь что-нибудь??? [ Yeah, you're worse than nicotine ] ???????? 09:34pmТретий этаж, закрытая комната с длинными диванами цвета чёрной смородины. На продолговатых столиках стоят кальяны, под завязку заправленные чем-то крепким, нездоровым и отвратительным.Долгожданная доза. Пригласили вкусить.Алишера от ломки отвлекал то страх, то Славик со своими дофаминовыми фокусами, но это, к сожалению, так просто не работает. Его организм на физическом уровне тупо требует того, чего требует.Так что вот, Утренняя Звезда рухнула на диван и вдыхает отравленный дым. Покачивается на волнах химического безумия.Рядом сидят ещё несколько парней, включая самого Марлова. Громкая музыка разбивает барабанные перепонки и сердца. Рядом кружатся симпатичные девчонки, готовые сделать то, что принято.Слава наблюдает за Моргенштерном сначала пристально, а потом всё более расслабленно. Всё-таки младший тоже выпил, и теперь за реальность всё меньше держится. Алишер в полном порядке. Ему хорошо, у него больше нет проблем. Он то и дело перебрасывается какими-то фразами с парнями, сидящими рядом, а потом устремляет взгляд куда-то вниз и глупо смеётся. — А ты правда пишешь фит с Лил Пампом?— Ахах, правда.Марлов облизывает пересохшие губы. Потом поднимается с подушек и, стараясь скрыть всякое волнение, протягивает руку в сторону возлюбленного.— Слушай, а... Дай-ка. Алишер сначала не понимает, о чём речь, но славин взгляд, устремлённый прямиком на кальян, привносит ясность. — Ты что, хочешь затянуться? — старший хмурится. — Да. Просто попробовать.— Зачем?Славик бы не занимался таким в здравом уме, но сейчас у него в голове какая-то нездоровая любовь ко всему, чем занимается его парень.— Не вредничай, дай, — Марлов выхватывает мундштук из рук Моргенштерна, а потом резво пригубляет и вдыхает.О-ох. — Дебил, — Алишер тут же отнимает у Славы источник яда, но уже поздно.Мальчик широко распахивает глаза и спокойно ложится обратно на спинку дивана. Всё... хорошо. Нет, правда, хорошо, и всё тут. Поверхности мягче становятся, углы сглаживаются, комната кажется светлее и приятнее. Собственное тело будто уже и не собственное, и это по кайфу. Конечно, не кокаиновые галлюцинации, но тоже неплохо. Славины зрачки разлитым чаем расползаются вширь.— Круто? — единственное, что произносит старший, чувствующий то же самое. Нет никаких сил обижаться на самовольности.— Д-да, неплохо.Марлов так сидит какое-то время, Моргенштерн занимается чем-то своим, самобытным. В один момент к Алишеру молча подходит симпатичная девочка, которую он тут же отвергает, неприязненно ведя головой.Тогда светловолосая эскортница равнодушно пожимает плечами и двигается дальше, влево. Оказывается перед скучающим Славиком.— Привет.Марлов вскидывает голову.Милые черты лица, острые скулы и аккуратный носик. Пухлые губы, большие и выразительные голубые глаза, короткие кудрявые локоны кремового цвета запутались и растрепались, как у ребёнка, скатившегося с кручёной горки. Тело этой девушки излишне худое, даже чем-то пугает — торчащие подвздошные косточки прямо-таки врезаются в джинсовые шорты, незначительные голени прячутся в широких ковбойских сапогах. Ситцевая блузка обтягивает узкие плечи и плоскую грудь, в каждом движении чувствуется присущая таким профессиям покорность. — Я Ева. Девчонка смотрит Славе в глаза, а потом без лишних слов падает перед мальчиком на колени.— Хочешь, отсосу тебе? Марлов этой хуйни не успевает понять. Он жмурится, а потом распахивает глаза и молча наблюдает за тем, как Ева тянется к его бёдрам и сжимает их своими тонкими пальцами, чуть раздвигая. Алишера, который нервно отрывается от разговора о деньгах и наркотиках, с размаху швыряет во флешбек.? — Блять, я ща вернусь, — Моргенштерн доходит до последней фазы ревности тогда, когда худая ладонь девушки проскальзывает меж раздвинутых ног Марлова и касается члена младшего, а тот приподнимает брови и пытается прочувствовать эти ощущения. ?Нет никаких сил обижаться на самовольности? Нашлись.— Не трогай его, — предупреждение.Ева, уже вошедшая во вкус благодаря отсутствию сопротивления со стороны расслабленного Славы, резко поднимает голову и смотрит на Алишера.— а?— Я сказал, не трогай его. — угроза.Марлов тихо что-то произносит, но все пропускают это мимо ушей.— Может, твой друг сам решит, трогать мне его или нет?— Тебя, может, по-русски нахуй послать?Не смей больше меня бесить.Алишер, не жалея сил, склоняется вперёд и прямо-таки отрывает девушку от тела Славы, толкая. Та со сдавленным писком падает на задницу и остаётся так сидеть.Парни, сидящие чуть поодаль в объятиях красивых девчонок, толком не обращают внимания на ругачки по соседству, лишь смеются. Зря. А вот голубые глаза оскорблённой Евы требовательно прожигают чёрные омуты Моргенштерна. Кремовые губы эскортницы дразняще расплываются в улыбке, указательный палец правой руки указывает на обидчика.— Ревнуешь? А вот этот вектор разговора Славе уже не нравится. Если первое время он просто позволял Алишеру самореализоваться, то теперь хуй знает, что выкинет обиженная шлюха. Не-не-не, плановая эвакуация. — Он просто ёбнутый, — смеётся Марлов, пытаясь встать на ноги. Моргенштерну не смешно. — Ты куда?— Ну, в туалет? — Блять, не уходи.— Мне тебе на лицо нассать?Ева с неподдельным интересом наблюдает за этими русскими разборками, даже с пола подниматься не хочет.Марлову всё-таки удаётся крепко стоять на ногах. Он в коннекте с Землёй, всё хорошо. — Где у вас...— Этажом выше.Почти весь подъезд здесь представляет собой блядёжник. Славик устремляется к двери. Алишер, недолго думая, последний раз вдыхает побольше дыма и устремляется следом.??????— Какой же ты импульсивный, слов нет, — кричит Марлов из разрисованной как изнутри, так и снаружи кабинки. Да-да, пока Слава ходит в туалет, Моргенштерн стоит снаружи, думает о чём-то своём, скрестив руки на груди, и недовольно пофыркивает.— Не, ну серьёзно... Помнишь сашину подружку? Ну, в тот день, когда... Короче, мы же даже не поцеловались с ней... А ты... Удивительный Вы человек, Алишер Тагирович. Я бы Вас каким-нибудь министром психически больных назначил.И это правда. Собственник, какого ещё надо поискать. Для Моргенштерна Слава — произведение искусства, картина, существующая в одном-единственном экземпляре, которую нужно выкупить за огромные деньги на аукционе, повесить в спальне и никогда никому не показывать. Любоваться ночами, проводить по полотну руками и чувствовать удовлетворение.В жизни, к сожалению, всё немножечко по-другому. Слава, как ни крути, одушевлён.Да бесит эта хуйня, и всё тут.Алишер слышит, как Марлов спускает воду из бочка и щёлкает замком. Старший тут же с силой дёргает дверцу на себя. — Блять, напугал, — восклицает мальчик, столкнувшись с летающей дверью. — А знаешь что. Я тебя не отблагодарил за вчерашнее.Алишер больше не может сдерживаться. Не хочет. У него есть дела поважнее. Моргенштерн требовательно заталкивает Марлова обратно в кабинку и снова запирает дверь. — Блять, ты-Утренняя Звезда в экстазе, она затыкает Славу поцелуем, мгновенно проникая языком в приоткрытый рот. Руки обнимают щёчки любимого, оба тела тут же резонируют. Всё это сейчас так нужно. До абсурда сильно.— Славик, я люблю тебя любым.Секунда, Алишер отрывается от вкусных губ. Исключительно для того, чтобы опуститься коленями на грязный пол.У Марлова сейчас сердечко из груди выпрыгнет. Он смотрит на возлюбленного сверху вниз, прекрасно всё понимая, и оттого чудовищно волнуясь. — Блять, не смей. Даже не думай. А если кто-то зайдёт-Совсем они, конечно, страх потеряли в этой прогнившей Америке.— Заткнись и кайфуй, пока можешь.А хули, всё когда-то бывает впервые. Алишер резкими, всё более грубыми движениями принимается стягивать со Славы штаны, замечая, как Марлов возбуждается. Снизу, в общем-то, заметно особенно хорошо. Здесь вам и дрожащий впалый живот, и набухающее в самом низу живота возбуждение, и ноги подкашивающиеся. Младший упирается руками в боковые стенки кабинки, пристально наблюдая за своим парнем, стоящим перед ним в ебаном подчинении.Славу кроет.— Ты не сделаешь этого, — саунд-продюсер с силой закусывает нижнюю губу, чувствуя, как обнажается его небольшой член.— Да ну.Алишер сжимает одно из славиных бёдер свободной рукой, а другой он обхватывает незначительный диаметр. Розоватая мягкая кожа всё больше твердеет, особенно под воздействием соответствующих движений. — Не смей, не смей, даже не думай, — у Славы внутренности дрожат, серьёзно. — Ага.Алишер улыбается этой отвратительной усмешкой, которую Марлов наизусть выучил, а потом обращает всё своё внимание на славин член. Набирая побольше слюны, старший высовывает язык и позволяет вязкой жидкости попасть прямиком на небольшую головку.А потом Моргенштерн наклоняется вперёд и прикасается к этому же месту губами. Целует в хуй. Утренняя Звезда медленно проводит кончиком языка по всей длине, оставляя дорожку слюны. Это просто убийственное действие. Звёздочки перед глазами.— Ненавижу тебя, — выстанывает Марлов самым тихим образом, на который способен. — Вымри. Самоуничтожься. Алишер так кайфует от вкуса славиного члена на языке, так кайфует от дурацких попыток мальчика воспротивиться. В мире не осталось удовольствий, сравнимых с теми, что связаны с этим гениальным битмейкером.Старший берёт в рот так, будто делает это каждый день, только вот не в переносном значении, а самом что ни на есть прямом. Сжимая бедро и методично отсасывая, он привносит в Славу ожог за ожогом, а ожоги эти выстраиваются в форму сердечка со стрелой, его пронизывающей.Нью-Йорк. Две тысячи двадцатый год. Девять вечера. Разъёбанный туалет в гетто. Алишер Моргенштерн стоит на коленях и сосёт у Славы Мэрлоу, а тот чувствует головкой члена заднюю стенку чужого горла и, не в силах себя сдерживать, томно постанывает.Вот такие вот заголовки для пабликов, что скажете?Хотя, лучше даже не думать о таком.Лучше целоваться.09:55pmГлавный козырь Нью-Йорка — неповторимые панорамы, захватывающие дух. Факт: если ты побывал в столице мира и ни разу не посмотрел на Манхэттен с достойной высоты, путешествие провалено.Компактная лестница неприметно проскальзывает вверх по этажам и упирается в большую железную дверь с хлипкой щеколдой. Отпираешь — оказываешься на просторной крыше этого дома, заполненной промышленными устройствами и ржавыми антеннами. Славишеры забрались сюда без спроса: осмелели. Решили уединиться ещё ненадолго и выветрить марихуану из прокуренных голов. Двое стоят на одном из краёв крыши и смотрят вдаль: на горизонте виднеются длинные светящиеся постройки, в небе распласталось несколько путешествующих ночью самолётов. Прохладный воздух пропах ночной свежестью, тонкий месяц покровительствует всей Земле. — Курить хочется, — жалуется Алишер, протягивая руки через металлическую перекладину.Славик, крепко вцепившись в перила, покачивается в разные стороны и с удовольствием разглядывает вид на город.— Хочется спать.Дверь за спинами парней с шумом приоткрывается, на поверхность крыши проскальзывает неприметная фигурка. Мальчики оборачиваются в унисон и взгляды их сталкиваются с горящими голубыми глазами знакомой девчонки. Евы. Светловолосая завернулась в амарантовое пальто; меж её кремовых губ зажата тонкая сигарета. Девушка, подобно тени, двигается в сторону славишеров. — Вот это вы забрались, конечно, — произносит она на русском, вставая справа от Моргенштерна. — Гектор подумал, вы ливнули.Лица мальчиков приобретают одно и то же крайне изумлённое выражение.— Ты?..— Ага. Будем знакомы. Девушка затягивается по полные лёгкие и несколько раз кашляет. — Будете курить? — обращается она к бро-дуэту, ведя блантом и роняя пепел. — Сигарета, правда, всего одна... Зато вкусная такая. Это, если что, не наркотик. Просто вишня.Сила в простоте.— Как раз жаловался, что ломает без сиг, — Алишер, не особо колеблясь, принимает предложение. Тишина. Марлов, стоящий чуть поодаль, наблюдает за тем, как расслабляется его возлюбленный. Как губы, касавшиеся, наверное, каждой области славиного тела, с удовольствием чмокают воздух.Ева проводит пальцами по кудрявым волосам, всё думает о чём-то своём, разглядывает Манхэттен.— Блин, а ты такой интересный, Алишер. — В смысле татухи на лице?— В смысле притворяешься натуралом.Эскортница позволяет себе посмеяться над этим выражением лица Утренней Звезды. — Да-да, серьёзно. Ладно твой парень, он хотя бы не пытается. Но ты... Такой ахуенный. И такой предсказуемый. Моргенштерн чувствует дискомфорт, даже давится тусклым дымом, слыша разоблачение, а следом — прямую критику в свой адрес.— Ничего я не притворяюсь, — прячет смущение за отрицанием.— Да ладно, я совсем не гомофобка. Ева, кажется, так давно перестала витать в облаках, что забыла, когда оказалась прижатой к земле всем телом. А ведь ей всего лет двадцать-двадцать пять, не больше. Действительно, жизнь очень любит шутки.— Откуда ты знаешь русский? — нарушает молчание Моргенштерн. — О-о, я ведь в Питере родилась. — Серьёзно? И как ты оказалась здесь?— Моя мамаша увезла меня сюда, — девушка забирает свою сигарету и хорошенько затягивается. — Она меня родила в шестнадцать, а году в тринадцатом мы уже жили здесь, и мама тут работала. Мы сначала на Лонг-Айленд жили, это, ну... через мост, знаете? А потом весь бизнес сгнил, и оказались мы здесь. В этой дыре ебаной. Хотя, я не жалуюсь. Меня всё устраивает.Алишер, неожиданно для себя, начинает смотреть на Еву с сочувствием. Та замечает это и разражается звонким смехом вновь. — Тебе не понять, знаю. Ты же суперзвезда. Я слышала пару твоих треков, они правда классные. А вот я даже старшую школу не закончила.Сколько людей, столько и судеб. Столько, что не перечесть.Только вот благая половина человечества убеждена, что счастья нет, но всё вокруг таких людей сверкает и блистает. А оставшиеся радуются мирским глупостям, и счастье их заключается в отсутствии.Стакан наполовину полон или наполовину пуст? — А вообще, жизнь — удивительная штука, — заключает Ева, кладя руку на алишерово плечо. — Знаешь, о чём я думаю? Вот посмотри на меня, кто я? Русская шлюха. И пусть мне это нравится, с точки зрения общества я мусор. Блядина какая-нибудь, ну, понимаешь. И ты. Миллионер по-любому, известен в своей стране, как Джо Кэмэл здесь. Ты со своим парнем где-то высоко, а я, ну, под землёй. Эскортница облизывает обветренные губы, покусанные сотнями мужчин, а Славик, всё отмалчивающийся, с интересом внимает девушке. — А по итогу что? Парадокс в том, что мы стоим на одной и той же гнилой крыше и делим сигарету, — Ева снова улыбается. — Забавно?Моргенштерн докуривает вишнёвый блант совсем не с такими чувствами, которые были на первом вдохе. Парень часто задумывается о смысле жизни, и то, что ему вбросили сейчас — отличный выстрел.— Ты жесть умная. Знаешь, в твоей профессии мало таких.— Далеко не все проститутки пустые.— Если что, я супер позитивно к шлюхам отношусь, — поясняет Алишер, взглядом окидывая девушку с ног до головы. — Круто, когда занимаешься тем, что нравится. Мы любим вас. — Мы — это геи?— Мы — это люди. Есть ведь куда более серьёзные пороки в этом мире, чем, блять, секс. Ядерные войны, нетерпимость, высохшие реки, голод и беспризорность, несменяемость власти, битва за исчерпаемые ресурсы, убийства вымирающих видов животных, наркотики и синдром приобретённого иммунодефицита...Ева возвращается в клуб, а славишеры, утопающие в разношёрстных мыслях, стоят в крепких объятиях и смотрят на ночной Нью-Йорк. Они не хотят верить ни в одиночество, ни в свои пороки. Тезисы сегодняшнего вечера прозаичны и просты.Миром правит любовь. Счастье мимолётно.Единожды и навсегда — спасение.20.10.202005:56pm— УраААаАа, мы успели до ночи!!!Славик сломя голову бежит по деревянной набережной из карельской берёзы, Алишер несётся следом. Красное солнце закатывается где-то за их спинами, громко шумят поезда.Марлов тяжело дышит, выскакивает на песчаный берег и теперь бежит перпендикулярно ходу движения людей.Брайтон-бич. Берег Атлантического океана. Последний день в Нью-Йорке.После вчерашнего загула в гетто мальчики думали, что не проснутся. Но нет, они мало того, что пришли в себя уже днём, так ещё и силы прогуляться нашли. Не просто прогуляться, правда, а в парочку самых недооценённых мест: Брайтон-Бич и Кони-Айленд.— Я влюблён, влюблён в это всё, — младший тщетно пытается затормозить на песке.Моргенштерн налетает на Славу со спины и требовательно прижимает к себе. Пара чудом не падает, а впереди бесконечный океан расстилается, распластывается. Голубая вода выглядит персиковой в свете заходящего солнца, бархатная пена облизывает песчаный берег.Марлов устремляет взгляд на западающую за горизонт бесконечность. — В этом океане... затонул Титаник. — Прикольно.Славик выбирается из объятий Алишера и приседает на корточки, запуская руки в воду. Ледяная пена безжалостно морозит их, кожа тут же белеет. Моргенштерн сгибается рядом и, убедившись в низкой температуре океана, срочно принимается вынимать родные ладони.— Ты за этот отпуск руки вообще не жалел, Слав.Очень грустно, что всё уже в прошедшем времени.— А ты — рот.Двое тихо смеются, наблюдая за властной стихией. Холодный ветер треплет роскошные кудрявые и другие, редкие и непослушные волосы. Вечность бы здесь просидеть, не вставая. Не двигая ни одним мускулом, ни одну мысль в себе не допуская. Сидеть и всё.Подобно тем белым скульптурам в парке.Но мальчики знают, что вечности не бывает. Поэтому они, крепко держась за руки, встают на ноги и уходят на Юго-Запад, в сторону Луна-парка. Это их последняя ночь здесь, а то, как всё будет дальше, сейчас выяснить не суждено.Попадается какой-то интересный музей под открытым небом, где все картины нарисованы на бетонных плитах или больших плакатах. Очень много всего непонятного, но тем красивого и удивительного. Абстракционизм вызывает эмоции, подобно странным композициям из альбома Андрея Клайтина. Славишерам плевать, на что смотреть и чем вдохновляться.Ведь правда в том, что они вдохновляютсядруг другом.07:17pmЧем заканчивается каждое уважающее себя сёдзё-аниме про настоящую, чувственную любовь?Колесом обозрения.В небе горят симпатичные звёзды, которые ещё не успели заслонить наплывающие тучи. Весь Луна-парк в Кони-Айленд сияет, работает каждый из аттракционов, крутятся цветные карусели, огромные чашечки и детские игрушечные автомобильчики. Такая красивая жизнь, будто в объекте фотокамеры. Два самых влюблённых на свете человека прижались друг к другу в одной из закрытых кабинок сорокаметрового колеса обозрения. Вид на вагонное депо, ветки железных дорог и небоскрёбы. Романтика.Марлов греется о тело Алишера, к которому прислонился боком, а в руках у него большая банка нутеллы. Моргенштерн держит дольки фруктового ассорти в пластиковом контейнере, которые так классно обмакивать в шоколадной пасте. Тишина, тихие вдохи и выдохи.— Знаешь, я буду вечно помнить эти вечера, — произносит Славик.Старший наблюдает за тем, как кабинка набирает высоту. Яркие огни, установленные на удерживающих конструкцию балках, то и дело пробегают по красивым лицам.— Я правда очень благодарен тебе за всё, что мы здесь пережили, — Марлов с каждой секундой всё острее чувствует, как их беззаботное счастье подходит к неотвратимому концу. — В Москве, конечно, всё будет совсем не так.Алишер склоняет голову к правому плечу, поглаживая узкое бедро возлюбленного.— А как?— Ну, сложнее. Ты не думай, что мы попадём в сказку. Моргенштерн понимающе кивает, но Слава не уверен, что Утренняя Звезда осознаёт, с чем столкнётся.— Серьёзно, Алишер. Нам придётся долго объясняться перед всеми. Перед друзьями. Я не удивлюсь, что половина из них быть друзьями перестанет. Мама, фанаты, всё это... Сложно. К тому же, нам придётся лечить тебя от зависимости. Мы не будем бегать за косяками дома, не надейся.Тихие, мягкие усмешки.— А ещё надо работать. Съёмки, альбомы...— Ты с какой целью мне об этом всём говоришь? — Моргенштерн смотрит прямиком в глубину славиных глаз.— Потому что я знаю тебя, — с сожалением, но честно.Кабинка поднимается всё выше, сердца бьются всё чаще. — Алишер, пообещай мне кое-что.Да-а, Славик говорит фразами из своих любимых аниме, потому что чувствует себя подобно этим самым героям. Попадает в один из самых распространённых психотипов.— Что пообещать? — с готовностью, если не с энтузиазмом.— Пообещай, что в будущем, причём не таком далёком, когда ты будешь сталкиваться со всяким дерьмом, когда будет плохо... Когда будет казаться, что это точно всё, когда ты будешь терять себя, когда будешь думать, что я тебя разлюбил или сам начнёшь разлюбливать... Тяжело.— Пообещай, что ты вспомнишь всё, что было между нами в этом городе, в этой стране. В нашем отеле, на берегу нашего океана, в центре нашего мира. Пообещай, что не отвернёшься от меня в пользу галлюцинаций, веществ, рейтингов или адреналина. Я ведь совсем не против совмещать, я не против делить тебя с кем-то или чем-то... Пожалуйста, просто помни о том, что нет в мире человека, который любил бы тебя больше, чем я.Славик чувствует, как крепкое алишерово тело подрагивает всё чаще. Чувствует и то, как Моргенштерн перестаёт ровно дышать, как руки старшего откладывают фрукты на столик и тянутся куда-то к Марлову. Бессознательно.Гениальный саунд-продюсер этого и добивается. Выжечь на возлюбленном клеймо, чтобы тот на всю жизнь запомнил. — Ты не представляешь, как ты мне нужен, Алишер. Я верю в то, что ты разделяешь мои чувства.— Славик, я сейчас сознание потеряю.— А ещё я верю в судьбу. И в то, что моя судьба — это ты.Кабинка добирается до самой высокой точки в колесе и ненадолго застывает на месте. Моргенштерн крепко сжимает ладони парня, ставшего причиной существования каждой из эмоций в его организме. — Я жив только благодаря тебе. Одному лишь единственному тебе. Тебе, Слав.— Знаю. Марлов кладёт голову на надёжное плечо и прикрывает чайные глаза, пытаясь зациклить момент, подобно красивой фортепианной партии.Завтра им лететь в Москву. Всё, что было здесь — по сути, пыль.— Это взаимно, Алишер.Но если и вправду пыль,то разве что легендарная.