рядом, вместе (1/1)

?? [ Абстине?нтный синдро?м (от лат. abstinentia — воздержание), синдро?м абстине?нции, абстине?нтное состоя?ние; жарг. ло?мка, — группа симптомов различного сочетания и степени тяжести, возникающих при полном прекращении приёма психоактивного вещества либо снижении его дозы после неоднократного, обычно длительного и/или в высоких дозах, употребления. ] ??15.10.202008:14amЕсли смешать все цвета радуги друг с другом, получится серый цвет.Внутри нет ничего живого, глаза на мокром месте, тело покрыто испариной. Алишер, увидевший за эту ночь десяток страшных снов один за другим, но тут же забывший их после внезапного пробуждения, вскакивает на ноги и замирает в шаге от кровати. Все воспоминания на месте.В постели остаётся Слава. Мальчик, очутившись в одиночестве, что-то болезненно простанывает и неуклюже переворачивается на другой бок. Очевидно, каждое такое движение причиняет Марлову боль. Он сотрясается от крупной дрожи; Алишер и сам промёрз так сильно, что с трудом сгибает пальцы на руках.Ночью было очень тепло, но всё поразительно быстро остыло.У Моргенштерна в голове пока что совсем нет мыслей. Ни одной. Ему просто чрезвычайно хуево, а ещё хочется дозу. С добрым утром после употребления! Поздравляем Вас с Вашим профессиональным праздником и вручаем вам ломоту, раздражительность, усталость, тоску и угрозу инфаркта в подарок — комплексный удар.Алишер выметается из спальни так быстро, как только получается, потому что очень тяжело перемещаться. В глазах плывут разноцветные образы, но это не имеет значения. Парень в срочном порядке отправляется в ванную и забирается в душевую кабину. Он включает воду погорячее, орошая своё поджарое, во многом исхудавшее, но всё же до сих пор красивое тело, хорошенько намыливается ароматным гелем для душа, чтобы смыть с себя все неприятные запахи и начать всё по новой; обтирает длинные царапины на спине и плечах так, будто их не существует. Будто совсем не саднит.Сейчас всё наладится. Всего лишь грамм в носоглотку, а капельница в вену — и никакой трагедии не было. Я отменяю смерть, вместо неё...Алишер задирает голову и открывает рот, пытаясь напиться ржавой водой. Парень несколько раз тяжело сглатывает жидкость, в очередной раз молчаливо гадая, как он докатился до такой жизни. Жизни, при которой блядский душ — праздник.— Доброе утро... — Моргенштерн набирает номер докторки, пока шарится в чемодане с одеждой и находит себе что-то сменное. — Что? Рано? Да я сам ахуел, не спится. Может, в голову что ебануло. Приедешь? Разговаривая со знакомой и натягивая чёрное худи через голову, старший слышит, как в спальне начинаются какие-то славины поползновения. Видимо, не спится никому: пиздецкий стресс после вчерашнего. — Спасибо. Жду. Деньги скину на карту тогда.Марлов, когда с трудом открыл глаза и не обнаружил в постели Алишера, чуть не ударился в панику. Но не успел, потому что почувствовал чудовищную боль во всём теле, а ещё понял, что его дико колотит.Слабый организм так и не справился даже с той крохотной дозой, которая попала в Славу через слюну Алишера. Он не смог переработать и расщепить её, а потому требовательно отторгал. Вкупе с диким стрессом после минувшего и ставшим систематическим голодом эти последствия дали о себе знать не самым наилучшим образом. Да и вообще, Марлов, на секундочку, вчера девственности лишился. Лишился грубо, безропотно подчиняясь. Унижаясь. Ещё бы не разламывало от этого всего.Славик пытается встать на ноги, но в животе тут же всё принимает неправильную форму. Горечь во рту сигнализирует о том, что токсины в организме жить не останутся.И пока ничего не понимающий Марлов, зажимая воспалённые губы ладонями, бежит из спальни в туалет, Алишер, мельком задевая младшего взглядом, оборачивается к журнальному столику. Здесь должен был оставаться его кокаин. Его пять миллионов рублей.Но есть, как говорится, насущный вопрос. Проблема. Стол пуст. Мало того, он ещё и чист. Настолько чист, что аж поблёскивает, а это бесит даже больше.Алишер озирается по сторонам, бессознательно принимаясь сжимать руки в кулаки. Где, блять, кокаин?Слава свернулся у бежевого унитаза в неправильный многоугольник и теперь блюёт, расставаясь со всем, что есть в организме. Его руки вцепились в белую душку, а глаза крепко зажмурены, и лишь иногда мальчик их приоткрывает.Моргенштерн клянётся, что он, блять, помнит каждую минуту вчерашнего дня. Ну, возможно, не в хронологическом порядке, возможно, какие-то детали он, что называется, ?додумал?... Но даже если так, в сухом остатке присутствует один константный факт: наркотик не мог таинственно исчезнуть без смс и регистрации. — Ты куда дел мой кокс, Славик? — нервно кричит старший, включая электрический чайник. Вопрос о кокаине? Вот то, с чего начнётся их первый разговор после пробуждения и перерождения? Вот то, чем ознаменуется начало новой жизни? Или Слава просто драматизирует?Марлов хочет что-то ответить, но его тело сотрясает ещё одна судорога, и мальчик продолжает блевать. Хотя, по большому счёту он просто борется с сокращениями внутри организма: внутри толком ничего нет.Я вчера тебя на трезвую впитал.Алишер носится из угла в угол, заглядывая в первые попавшиеся шкафчики и комоды. Он громко открывает разные дверцы и так же громко этими дверцами хлопает. — Где, блять?Славик тяжело вздыхает, вытирает рот тыльной стороной правой ладони и поднимается на ноги. Младший опускает крышку унитаза и тяжело на неё оседает без сил куда-то двигаться. — Я выкинул его, — доносится до Алишера.Моргенштерну сначала кажется, что он неправильно расслышал реплику; парень продолжает носиться между двумя комнатами в тщетных попытках отыскать лекарство, ничего не замечая. А потом... Потом он с нездоровым покашливанием замирает на месте, как вкопанный, и поднимает взгляд бешеных чёрных глаз на закрытую дверь туалета.— Подожди, что ты сделал?— Выкинул, — повторяет Слава со свойственной себе пародией на спокойствие. У Моргенштерна глаза округляются так, как вчера — зрачки.Старший в несколько громадных шагов оказывается перед туалетом. Он хватается за ручку и распахивает дверь, с трудом не набрасываясь на Марлова с кулаками. А тот, сам не свой, молчаливый и какой-то загадочный, сидит на унитазе, упираясь руками в передний край крышки.— Куда ты его выкинул? И нахуя? — Зачем он тебе, Алишер? — Марлов, спрятавшийся в огромном синем худи, рассматривает кафель под своими ногами. — Что значит зачем? Меня ломает, блять, — истерично посмеивается старший, подёргиваясь всем телом и шмыгая носом будто в знак подтверждения. — Я болен.— Так вызови доктора.— Ты ахуел?.. Признавайся, куда ты его дел? — Моргенштерн спрашивает в четвёртый раз, так жизненно важен ему ответ.— Ты мне обещал, что больше не будешь употреблять.Слава поднимает взгляд тёмных глаз на возлюбленного и пристально смотрит, чувствуя, как страх его быстро распадается и самоуничтожается.Алишер было собирается сказать ещё что-то, но ему в голову стрелой влетает мысль об обещании, данном вчера. Среди крышесносного урагана, который подхватил их накануне, очень сложно обнаружить что-то членораздельное и внятное. Тем не менее, наблюдая за тем, как Марлов холодно и серьёзно лоббирует свои интересы, Моргенштерну просто приходится вспомнить об этом.? — Никогда больше не употребляй, слышишь? — сбивчиво выдыхает влюблённый Славик, наблюдая за тем, как одни лишь касания вгоняют его в такое сумасшествие, что планета с орбиты сходит. Его сухие волосы давно пропитались жаром, повлажнели и прилипли ко лбу. — Никогда,— Никогда, — тот сладко целует впалый животик и резко выпрямляется, изнывая от секунд ожидания. ?А никогда не говори ?никогда?, дружище.Старший вымученно вздыхает и протирает лицо ладонями, упираясь в дверной косяк. Теперь это упрямство не победить, что ли?— Слушай, ну, не хочу казаться пиздаболом, но это же ебаная зависимость. Не думай, что всё пройдёт за одну ночь, — Алишер пытается говорить без дрожи в голосе и всей той агрессии, заключённой в мозге. — Мы победим это, — просто отвечает Славик, вставая с насиженного места. — А насчёт того, где кокаин... Я ещё вчера избавился от него прямо здесь. И показывает своей худой рукой на унитаз.Да-да, да... Не церемонился Слава. Он и не собирался никогда. Ему не до этого. Алишер здесь умирал, это очевидно; его тело разлагалось, а он этому потакал. Участь наркоманов. А теперь... теперь просто нет выбора, потому что самого искушения тоже нет.— Славик, если это шутка, то тебе очень и очень повезло, — Моргенштерн неотрывно наблюдает за тем, как Марлов протискивается в оставшееся свободным пространство дверного проёма. — Не шучу я.Мальчик обнимает себя за плечи и чувствует, что у него так и не появились силы на то, чтобы стоять.Где-то на кухне закипает электрический чайник. — Ты... Ты, блять, смыл в туалет мой кокаин? — Алишер чуть ли не кричит от досады, он подскакивает к унитазу и поднимает крышку. А там, ну, уже тысячу лет никакого наркотика нет, лишь чистая вода из сифона. — Блять, тебе руки вырвать после этого?Марлов хочет расплакаться, потому что на него кричит любовь всей его жизни, а поделать с этим ничего нельзя.— Ты мне вчера уже вырвал всё, что мог.Всё такое странное на следующее утро. Словно вчера — лишь одна собранная сторона кубика Рубика, а остальные теперь никак не могут за ней подоспеть. И всё валится из рук, рассыпается, потому что строительный материал высох, испортился, или ещё почему-то... Никак не получается собрать друг друга из звёзд, рухнувших с неба прошлой ночью.Слава проходит на кухню, скользя носочками по кафельной плитке, и запрыгивает на одну из столешниц, стоящих у окна. Он принимается легонько болтать ножками, то и дело поглядывая на затихшего где-то в другом углу квартиры Алишера.— Слава, что ты сделал... Слава, что ты сделал, что ты сделал, что ты, блять, сделал... — Моргенштерн повторяет этот ебаный войс-тэг, сходя с ума от пугающих эмоций.Но не вините Алишера во всех смертных грехах. Не вздумайте делать это, только потому что он не отвечает каким-то вашим обособленным представлениям о сильном мужчине, достойном партнёре или благородном человеке. Он, блять, не товар на аукционе и не оливки, чтобы нравиться или не нравиться. Да, да, да, даже сейчас, когда у него в шаговой доступности сидит настоящий Слава Мэрлоу, Алишер вспоминает о своей прекрасной галлюцинации, которую он теперь увидит когда-то никогда, через вечность. Слава убил это прекрасное безумие, смыв наркотик в унитаз. Слава разрушил театр одного актёра для единственного зрителя, который так долго и эффективно поддерживал в Алишере жизнь, возможность чувствовать и любить. Это всё тоже не просто слова. Это было чрезвычайно важно.И потеря эта бьёт по каждому из внутренних органов очень даже сильно. Наотмашь, с громким хлопком.— Алишер, слушай-— Ты не понимаешь, что мне второй раз никто не продаст столько же? — Моргенштерн грубо перебивает Марлова, заходя на кухню. — Никто, блять. Я эту партию купил за огромные деньги, но теперь, если кто-то вообще мне поверит, вторая такая будет стоить куда больше. Ты хули вообще мои вещи трогаешь, а? Потому что я забочусь о тебе, хочется выкрикнуть Славе. Потому что я люблю тебя...Мальчик сжимает края столешницы тонкими пальцами и наблюдает за тем, как Алишер лезет в холодильник.— Ты больше не будешь употреблять, — мальчик не сдаётся.— С чего бы мне прекращать? Из-за того, что ты выкинул кокса на пять мультов? Не переживай, я нахуй теперь назло тебе ещё куплю.— Из-за того, что мы теперь вместе.Старший, вынимая из холодильника контейнер с темаками и большой кусок ярко-жёлтого сыра, так и застывает взглядом на Славике.— Серьёзно? — непрошеная усмешка сама вырывается наружу. — Решил встречаться с наркоманом?— Да. Только ты не наркоман, просто свернул не туда.— Ты серьёзно хочешь быть со мной? — Утренняя Звезда кладёт продукты на тот самый стол.Марлов не понимает, почему это нужно объяснять.— Конечно. Конечно! Я бы ни за что не переспал с тобой, если бы не любил тебя.Алишер вооружается большим кухонным ножом из ящика и, возвращаясь к столу, склоняется над сыром.— Только не говори, Славик, что подумал, типа можешь решать за меня.Да-а, эта тупая ломка, не позволяющая думать рационально, так и управляет мыслями. Нет места логическим умозаключениям. Не хочется любезничать, не хочется искать компромисс. Хочется только одного. Убивать. — Чего? Нет, — а Слава всё изображает своё мнимое спокойствие. Вернее, он искренне пытается угомонить себя, а потому начинает от конечного. — Я просто сделал то, что должен был.— Должен был портить мне жизнь? — Я не...— С июня. С ебаного июня я мучаюсь, — Алишер нарезает сыр тонкими ломтиками, налегая на нож всеми силами. — А ты берёшь и так поступаешь. Ты всегда умел насрать в душу и даже не заметить этого.— Мы оба хороши, и ты это знаешь.— Я знаю только то, что ты зачем-то ебёшь мне мозг.— Замолкни, — Слава уверен, что это в Алишере говорит отходняк; Марлов чувствует, как ускоряют темп удары его сердца. — Затыкать меня будешь, сука?— Замолчи. Не говори таких вещей. Ты потом пожалеешь. — Как же ты меня бесишь, — Моргенштерн тяжело вбирает в себя воздух. — Мы вместе мучаемся, Алишер. Ты сам знаешь, почему.Старший больше ничего не хочет слышать; он в секунду оказывается лицом к лицу со Славой, резко хватает Марлова за воротник синего худи и притягивает к себе, а другой рукой в одно быстрое движение заносит кухонный нож. В глазах старшего плещется одно лишь безумие, доведённое до апогея.Лезвие к горлу — и будто никакой любви не было.— Я могу просто вспороть тебя, и больше никто не будет мучаться.Я бешеный, нахуй, бегите.У Славы вся жизнь перед глазами проносится, когда он обнаруживает этот нож у своей и так разодранной шеи. Мальчик как сидел, сжавшись в клубок, так и остаётся сидеть. Он не позволяет себе ни вскрикнуть, ни дёрнуться; не издаёт ни звука, просто смотрит прямиком на сумасшедшего Моргенштерна своими честными тёмно-карими глазами и молится всем известным богам, взывает к каким-то живым поползновениям в глубине алишеровой души.Старший, подобно гипсовой скульптуре, стоит с занесённым оружием и смотрит на то, как пульсирует вена под белой славиной кожей. А потом Алишер смотрит на раны от серебряной цепи, которую он сам вчера безжалостно оттягивал всеми силами, смотрит на алые засосы, спрятавшиеся под синим худи, смотрит на следы от пальцев, превратившиеся в синяки. Все эти отметины, физически существующие, физически причиняющие Славе боль... Чего же он ещё от Марлова хочет? Чего, блять? Славик отдал всё, что у него было, а потом отдался сам. Приехал, чтобы спасти, и сделал всё так прекрасно, как Моргенштерну и не снилось, как он представить не мог даже под наркотиками. Но нет, Алишер обиделся, оскорбился потерей пакета с порошком. Ебаным порошком, не позволяющим думать логически.Слава намучался ещё куда больше, чем все остальные. Ведь он не виноват в том, что стал причиной чьей-то зависимости... Не виноват, но винить кого-то всё равно нужно.— Боже мой, — Алишер в ужасе просыпается и смотрит на нож по-новому. Он тут же отстраняет лезвие от горла Славика и отбрасывает его куда-то на пустой подоконник. — Что со мной... Блять, блять, блять-Моргенштерн часто дрожит, а в лёгкие больше не может поступить кислород. Со всех сторон обступает вымораживающая паника. Алишер ведь мог убить Славу. Мог в тысячный раз сделать ему больно, и на этот раз не остановиться. Мог позволить случиться самой страшной вещи, существующей во всей Вселенной. Мог, и почти...Марлов первым приходит в себя. Мальчик тянется вперёд и набрасывается на шею возлюбленного, крепко обнимая, приклеиваясь к старшему намертво. Его слабые руки сжимают грубую ткань чёрной кофты, а тёплая щека прижимается к алишеровой.Только ты в каждом отражении, только ты в каждом воплощении, только ты в каждом сновидении вместо пустоты. Все слова утратили значение, замерло времени течение, больше нет земного притяжения. Только ты.— Славик, я н-не хотел, чтобы так в-всё... — шепчет Алишер, чувствуя, как Марлов опять это делает. Опять спасает его. — Я такую хуйню несу...— Я так тебя люблю, — перебивает его Слава, крепко держась за старшего и не желая отпускать никогда в жизни. — Я... тоже так люблю тебя... Прости, прости меня, пожалуйста... — Моргенштерн дрожит всё чаще, не понимая, как он до этого дошёл. Когда он успел превратиться в тотально неуравновешенного человека? Когда в нём набралось столько злости? — Я... прости меня, Славик... больше...— Ну, ну, всё хорошо, всё в порядке, моя звёздочка, — Марлов ничего плохого об Алишере слышать не хочет, он безвылазно влюбился, а остальное теперь не имеет значения. — И ты меня прости, пожалуйста.Старший тяжело шмыгает носом.— За что?..— За то, чт-то забыл поцелуй, — Славик водит носом по порозовевшей алишеровой щеке, а потом чувствует, как возлюбленный роняет горячую слезу. — За всё-всё, если когда-то ошибся, поступил неправильно... Я не хотел. Не хотел причинять тебе боль.Алишер не справляется. Он не может выносить этого. Он любит так, будто ему снова шестнадцать. Он любит так, будто Марлов — творение рук ангелов, будто он и есть ангел, снизошедший сюда, в пропахшую наркотиками питерскую квартиру.За что ты мне, за что ты мне, за что ты мне такой невообразимый. За что ты мне, за что.— Ну почему ты такой прекрасный, — Алишер пытается произнести что-то сквозь слёзы, обнимая младшего в ответ, обвивая его тело сильными руками и оглаживая вымученные вчера изгибы тела. — Почему ты такой невероятный, Слав...— Я не знаю, — Марлов и сам содрогается от плача, у него передозировка любовью. Опять. — А ты почему?— Может, это удел медийных личностей, — шепчет старший. — А может, удел гениев?Славик чуть отстраняется от Алишера, а тот, часто моргая, смотрит на своего саунд-продюсера, со временем ставшим всем на свете. Воздухом, птицами в небе, завтраком, обедом и ужином, вдохновением, подорожником и путеводной звездой, книгой и огнём, облизывающем её края. Моргенштерн наклоняется вперёд и осторожно целует свою любовь, ненадолго прикасаясь к раненым губам младшего. — Вот так я не целовал тебя никогда, даже в день платины, — еле слышно.— Как?— Ну, бережно?Марлов улыбается, как маленький ребёнок, тихонько шмыгая носом, а потом запускает руки в любимые каштановые кудри и целует в ответ. Подольше. Потребовательнее. — А ты мне нравишься, — Алишер расслабляется и щекочет носом правое плечо Марлова. — Ты мне тоже, получается.— Будешь темаки с красной икрой?— Буду. Мальчики отстраняются друг от друга нехотя, с большим трудом и осторожностью. Они друг без друга, кажется, теперь шагу ступить не смогут. Хочется постоянно быть вместе, касаться, обнимать и целовать. Разговаривать, много, обо всём на свете. Больше нет ограничений, потому что всё, спрятавшееся в тени, наконец вышло на свет. — Дилара рассказала тебе про поцелуй, да? — Моргенштерн занимается чаем, разливая кипяток по большим кружкам.Слава тянется к отброшенному ножу и берёт его в руки, оглядывая.— Да, она, как мне показалось, ничего не скрыла от меня.— Слушай, а ты... вспомнил? Ну, когда услышал.— Нет, — печально вздыхает младший, спрыгивая со столешницы и проходя к пеналу с другой кухонной утварью. — Я не помню наш первый поцелуй, и от этого мне очень грустно.— Да ладно тебе, хуй с ним. Первый, второй, третий... Их ещё дохуяллиард будет.Слава посмеивается, вкладывая нож к другим приборам, и подходит поближе к Алишеру.— Мы ведь никому не расскажем об этом, да?— Ты о наших отношениях? — Алишер отдаёт одну из кружек с душистым чаем Марлову.— Ну, типа того, да... — младший проходит за стол и усаживается на один из приставленных стульев. Очень странно за этим столом сидеть, о-очень.— Как хочешь. Алишер не боится каминг-аута. После всего, что они тут пережили, признание в своей бисексуальности — последнее дело в списке, отсортированному по степени сложности претворения в жизнь. Инфоповодом больше, инфоповодом меньше... Но Слава, он всегда был другим. Он не любил говорить о себе, выставлять что-то личное напоказ. И если слив имени, например, стал сносным ударом судьбы, из которого ещё и уроки получилось подчерпнуть, то каминг-аут в гомофобной стране ещё хер знает чем обернётся. Да и друзья, бывает, перестают друзьями являться после таких заявлений. — Подождём, ладно? — Славик раскрывает хрустящую коробку с роллами. — Сначала надо привести себя в порядок. — Имеешь в виду вернуться в привычный ритм жизни?— Имею в виду твоё и моё здоровье. Ну, это вам не шутки. Славе-то ещё нормально, пропить курс успокоительных и пищеварение наладить, а вот Алишеру предстоит действительно долгий путь реабилитации после своего похода на экскурсию в мир иной. Нужно приводить себя в форму, учиться жить по-другому — так, как никогда раньше. Ведь пришло время моногамных отношений. Удивительно, но Моргенштерн до них каким-то образом дорос. Дошёл, захотел до дрожи. Начал чуствовать столько всего к одному-единственному человеку, что собственник внутри него теперь вообще ничего об оставшемся мире слышать не хочет. Но, блять, как же не хочется возвращаться в Москву, окунаться с головой в этот пропитанный воспоминаниями быт, работать, где-то появляться... Алишер не представляет, как он будет зарабатывать деньги, пребывая в таком ментальном состоянии. Вести публичную жизнь — это вам не биты в Эйблтоне писать.— А может, уедем куда-нибудь? — произносит старший во время того, как они со Славой завтракают в компании телевизора с федеральным каналом: в тишине страшно.Марлов прожёвывает кусочек сыра и смотрит на Алишера со всем присущим себе скептицизмом, сводя красивые брови.— Куда? Зачем?— Ну, в смысле не переехать, а просто отдохнуть. Куда угодно, — старший упирается щекой в ладонь и рассматривает красивые черты лица возлюбленного.— Уехать сейчас?— Ну да, да. Выбирай любую точку на этой ебаной планете — и поедем.— Ты серьёзно? Ты себя видел? — Славик глупо улыбается, умиляясь этой алишеровой привычкой упростить всё до абсурда и предлагать вещи, которым не суждено сбыться. Типа, конечно, самое то выбирать любую точку планеты, когда у первой половины стран закрыты границы, а во вторую нужны визы. — Тебе бы до улицы дойти, а ты про путешествия...— Да я в порядке, блять, — а вот Алишер в эту идею вцепился всеми силами. И заметил, что Славик и сам рад об этом думать, просто не позволяет себе мечтать. — Жру, как мразь, докторка наставит лекарств, и смотаемся куда-нибудь на недельку. Ну, давай... Соглашайся!!— Розыгрыш машины. Твой ресторан, ну, его открытие. Реабилитация от кокаиновой зависимости. Я собаку купил, и ещё я делаю альбом, — Марлов кушает темаки, посмеиваясь над прыткостью Моргенштерна. — А ты со своими путешествиями...— Соглашайся, пожалуйста. Ты же хочешь...Ладно, нужно признать, что кардинальная смена обстановки — хорошая идея. Наверное. Здесь, в Москве и Питере, всё уже осточертело донельзя. Да и вообще, может, всё это как раз-таки пойдёт на пользу измученным организмам. Как санаторий в Турции, только лучше.Слава принимает серьёзный вид и долго думает, вперив взгляд в экран телевизора.— Магадан, — наконец произносит младший.Алишер смотрит на Славу немигающим взглядом. Ну... Это должна была быть какая-нибудь Испания или Малайзия, но это же... Слава Мэрлоу... Фанат Миши Круга и всей этой культуры.Магадан. Ебаный Дальний восток, тюрьмы, причалы, холод и отчуждённость. Ужас. Но, блин, что делать. Обещание есть обещание.— Ну, хорошо, если ты так хочешь, — тихо отвечает Алишер, пряча своё смущение за приёмом пищи. — Только это, я хер знает, что там делать... Но ты сам смотри...Марлов недолго молчит, а потом принимается смеяться. До-олго так, снисходительно и по-доброму.— Я шучу, — младший протягивает руку через стол и успокаивающе касается напряжённой ладони Моргенштерна. — Но я ценю твою решительность.— Смеёшься надо мной, да?— А знаешь, я хотел бы в Америку.Слава вспоминает о США, только потому что они с Алишером получили туда визы несколько месяцев назад. Всё из-за фита с Лил Пампом, который никак не мог состояться, срастись, и тогда Моргенштерн думал о том, чтобы наведаться туда вместе со Славой и записать всё прямо в эпицентре событий. Однако необходимости так и не появилось; про визы забыли, потому что было не до туризма, ну, сами понимаете. А теперь вот можно вспомнить.— Всё-таки сгоняем в гости к Гарсиа? — усмехается старший.— Не, я не хочу ни к нему, ни в Майами вообще, — Славик отпивает большой глоток чая. — Там делать нечего.— А куда тогда?Романтика, хочется романтики. Вдруг мы умрём завтра, не успев испытать столько прекрасного?— Нью-Йорк, без сомнений.Марлов называет именно этот город, потому что именно с ним связаны все самые сладкие ассоциации из детства. Один Дома, Человек-Паук, Сплетница, всё такое. И все эти огромные здания, роскошный Манхэттен, известная на весь мир Статуя Свободы, Бруклинский мост... Если и мечтать о путешествии, то только о таком. — М-м. Пэррис Хилтон, — Алишер изображает удовольствие, как будто его возбуждает мысль о роскошной женщине. Ага, ага.— Да. Лана Дель Рей...— Кельвин Кляйн.— Мадонна.— Фифтисент.— Классно играем в слова, разве нет? — младший допивает чай и отставляет кружку в сторону. Он до сих пор не принял идею с Нью-Йорком всерьёз. — Ну всё, ты давай собирайся, братан.Ну да, братан. Ты ещё скажи дружище. 09:16am— Лежи, пожалуйста, не двигаясь, — миленькая медсестра сидит на краю кровати в спальне, наблюдая за тем, как в вену Алишера через капельницу заливается прозрачная жидкость. В Моргенштерна уже затискали хорошую порцию энтерсорбента, промыли желудок, как надо быть, ведь именно он выделяет большую часть токсинов. Теперь парень лежит в постели, лазая по куче туристических сайтов сразу, пока в него поступает физраствор и комплекс витаминов. Следующими пойдут специальные препараты для восстановления функций нервной системы и кровообращения, но это уже слишком замысловато, оставим это докторам.— Пиздец, ты мог ещё позже позвонить, м? — тем временем Славик шныряет туда-сюда по залу, а из динамика телефона на него орёт намучавшаяся от переживаний Дилара. Девушка кроет мальчика трёхэтажным матом, не понимая, как вообще с ней могли так поступить. — Я думала, вы оба сдохли, нахуй. Я чуть третьей не полетела к вам, блять, я сидела с этой ебучей собакой, молилась на неё, а ты, а вы, блять...— Точно, как там Ирбис? — Марлов вспоминает про милого самоеда. — Как там Ирбис?.. Лучше всех, нахуй! Не сомневайся! Жрёт, срёт, как по часам, но вот его хозяйке немного ху-ё-во!!! Что там с Алишером, блять?Слава убирает вещи возлюбленного в очередной чемодан, осторожно складывая каждый из предметов одежды. Они решили возвращаться в Москву сегодня, ведь самое время показаться в своих домах и попытаться встать на путь возвращения жизни на круги своя. Моргенштерн, правда, продолжает талдычить о своём намерении отправиться в путешествие, но Марлов не слушает. Славик хочет одного — чтобы всем было хорошо. Он пока не представляет, как будут выглядеть его первые романтические отношения и сколько понадобится усилий и жертв, чтобы их скрыть, но это дело не первое по степени важности.— Алишер, что там с тобой? — кричит мальчик из гостиной, отстраняя телефон от уха. — Дилара спрашивает.— Скажи ей, что я вскрылся.— Не неси ерунду, — смущается Славик, посмеиваясь, и возвращается к разговору. — Ну, ты слышала, он в норме. — А ты?— И я. — Все на свете в ебаной норме, кроме меня, что ли?И пока Марлов искренне старается успокоить Дилару, рассказывая ей вкратце о вчерашнем, но, по очевидным причинам, умалчивая о многом, Алишер отрывается от телефона и принимается побольше расспрашивать о своём состоянии у докторки.— Я больше не должен употреблять. Что мне сделать, чтобы не хотелось?Та тихо и сдержанно смеётся, покачивая головой.— Куда больше, чем тебе кажется. Хорошая попалась медсестра. Питер богат не только уёбищными знакомыми, это факт. Эта девушка как возилась с полуживым Моргенштерном, так и продолжает, и дело не в деньгах, а в призвании. Вот и сейчас она искренне пытается помочь по максимуму, но всё это очень и очень сложно. Против стихии не каждому суждено пойти.— Меня не ломает сейчас. Прошло, — Алишер пытается настроить разговор на позитивный лад, наблюдая через приоткрытую дверь, как Славик в его худи снуёт в прихожей. — Конечно. Ты воодушевлён, у тебя дофамин и без наркотика зашкаливает. Тестостерон тоже, да? — улыбаясь, докторка тоже смотрит на Марлова, но совсем недолго. — Так будет какое-то время. Потом всё вернётся, если ты не начнёшь терапию.Ага, значит, у него есть время. Время выжать из этого потока эмоций всё самое прекрасное, что только можно. — Процедуры как обычно по времени? Медсестра утвердительно кивает, и тогда Алишер принимается набирать номер своего телохранителя Азиза. Время вызвать его на работу, попросить помочь добраться до Москвы. Слава выслушивает ругань Дили, попутно рассказывая ей об издержках последних двух дней, а сам то и дело заглядывает к Моргенштерну и пронизывает того чайным взглядом. С беспокойством смотрит на это похудевшее, но подозрительно энергичное существо, вспоминает события прошлой ночи, концентрируется на всех своих ранах, рассыпанных по крохотному телу, и внутри всё узлом завязывается. Такая сильная ментальная связь, удивительная суперсила. Будто Марлов научился управлять временем, и вернуться в прошлое для него — дело чёртовой секунды. Такое не забудется уже никогда. Эмоции, может быть, и притупятся, но чтобы затеряться и сгореть... Точно нет. Даже если поверх наносить новые слои акварели, чёрный лист бумаги останется чёрным. А хорошо это или плохо, решать уже не нам.04:39pm?? [ Мир — тир, ты мишень! (ай!) рикошет! ] ??Скоростная автомобильная дорога Москва — Санкт-Петербург ?Нева? М-11. О как.Чёрный кадиллак рассекает по практически пустой автомагистрали, а в боковых стёклах мелькают желтеющие деревья и многочисленные дорожные знаки. На водительском, разумеется, Азиз. Телохранитель крепко держит руль и пристально наблюдает за ходом движения, но педаль вжимает с приличной силой, будто торопится. Рядом с ним на пассажирском сидении спит Алишер, а на одном из задних — Слава. Марлов каким-то чудом поместился среди этой горы чемоданов, которую потащили назад в столицу. Оба парня вырубились буквально через считанные минуты после того, как забрались в машину, и та отправилась в Москву. Серьёзно, Нурилаев ни слова не успел произнести. Ну да, ничего особенного, просто работодатель Азиза, трясущийся и похудевший, завалился в кадиллак вместе со своим бывшим битмейкером, который вообще был в Москве ещё два дня назад. И всё это утром. На окраине Санкт-Петербурга. В срочном порядке.Хз, что они там делают.Спустя несколько часов Алишер просыпается. Парень сначала недолго возится на своём сидении, а потом начинает злиться на неудобство и просто решает пободрствовать. Он похлопывает себя по лицу, пытаясь отрезвить, а потом переводит взгляд на рулящего рядом телохранителя.— Мы сейчас где? — Моргенштерн пытается потянуться во весь рост, а тем временем чёрные глаза его устремляются на салонное зеркало заднего вида.— Под Тверью примерно, — Азиз заглядывает в навигатор. — Где-то два часа ещё ехать.Алишер не может оторваться от этого зеркала, разглядывая спящего Марлова. Его мальчик съёжился в какую-то немыслимую позу, он напоминает свернувшегося в клубок котёнка, а его прерывистое дыхание слышно на весь салон, потому что музыки никакой не играет. Блять, ему, наверное, неудобно до пизды. Моргенштерну не сидится на месте, хочется что-то с этим сделать, выкинуть свои вещи нахуй и разложить задние сидения, чтобы Славик лёг, вытянулся во весь свой небольшой рост и просто расслабился. Но... нельзя. Нельзя остановить Землю и сойти, как бы ни хотелось. Поэтому Алишер просто приоткрывает окошко автомобиля и закуривает сладкую сигарету, оставшуюся с лучших времён. Азиз ещё какое-то время отрешённо ведёт кадиллак, а потом задумчиво откидывается на бежевую спинку своего кресла.— Слушай, а я, типа, теперь снова на тебя работаю? — разражается фразой телохранитель. — Ты не переставал.Алишер ловко выдувает дым в узкую щель, и на душе становится немного легче. — Слушай, а... что Слава делает в Питере?— Ну, дела у него тут появились.— А что с ним вообще? Он какой-то вялый. Я видел у него раны на губах. У тебя, кстати, тоже... Блять, пора завязывать с этими дикими, рваными и кровавыми поцелуями, после которых столько улик и последствий. — Шлюхи, — пожимает плечами Утренняя Звезда, выдумывая все эти оправдания на ходу.Минута молчания.— А как же Диля? — Азиз задумчиво сводит брови.— Как видишь, тут её нет.— Алишер, но ты же сам говорил...— Я не понимаю, ты что хочешь от меня услышать? Как ты себе это представляешь: Слава прилетел ко мне в Питер срочным рейсом, мы поцеловались и трахнулись? Наверное ещё и палку гашиша вместе сожрали?Оба смеются. Ни одному не смешно.— Ладно. Я понял, — телохранитель просто возвращается к дороге. Ну, это уж точно не его дело. Не хочется строить никаких конспирологических теорий, связанных с этим бро-дуэтом, разорвавшим все чарты две тысячи двадцатого года. Как бы у них там ни обстояли дела, чем бы они ни промышляли, о чём бы ни думали, Азиз просто продолжит делать свою работу. Чёрный кадиллак рассекает по практически пустой автомагистрали, Алишер скуривает одну сигарету за другой, Азиз рулит, а Славик спит. Это даже напоминает прошлое, особенно лето — те времена, когда ещё существовали дружеские посиделки, поездки за водкой и энергетиками в Ленту, весь этот рок-н-ролл, дискачи, ночные рандеву, а за автомобильными стёклами проносилась бесконечная Москва, изгибы главных улиц, и оранжевые, как апельсины, фонари...07:53pm— О, это Диля пришла! — Славик заглядывает в видеодомофон и тут же нажимает на кнопку, открывая для девушки подъезд. Москва, квартира Алишера. Мальчики приехали несколько часов назад и расстались на непродолжительное время. Всё потому что Слава поехал в трэп-дом за вещами для путешествия, которое, правда, продолжал отрицать, и думал только о том, как объясняться с Андреем. Но Клайтина не было дома с позавчерашнего дня, и это даже удивляло. Никто, кроме Дилары и Азиза, получается, так и не узнал о срочном отъезде Марлова накануне. Словно тот день, тот вечер и та ночь — двадцать пятый кадр. Перевернул сознание, а никто так и не заметил, куда, зачем и каким образом. Всё к лучшему, всё к лучшему. Славе очень важна тишина и покой, отсутствие инфоповодов. Марлов пока совсем не свыкся с мыслью, что они с Алишером теперь пара.— Ирбис! Привет, мой хороший, — лицо мальчика озаряется неподкупным счастьем, когда Дилара показывается в дверях с пушистым самоедом. — Как у тебя дела, моя радость? Ну, ну...Щенок игриво бросается на своего хозяина, поскуливая и высовывая длинный розовый язык. Слава падает на коленки и принимается гладить приятный белый мех собаки, отдаваясь удовольствию подчистую.Алишер, находившийся в гостиной и говорящий с кем-то по телефону, выходит в коридор и сам расплывается в улыбке, переводя взгляд от бывшей на настоящего. — Славик, ты не говорил, что Диля приведёт твоего сына, — Моргенштерн скрещивает руки на груди, с толикой непонятного чувства смотря на то, как Марлову приносит удовольствие что-то ещё. Диля протягивает Алишеру хрустящий пакет со вкусностями и принимается снимать верхнюю одежду. — Суки вы последние, — смеётся каштановолосая красавица, сбрасывая с ног полуботинки. — Вам даже сейчас Ирбис интереснее, я вижу.Слава пытается поднять собаку на руки, но не справляется. После вчерашнего тело не до конца подчиняется рефлексам. Моргенштерн, унося пакет на кухню, специально чуть хлопает возлюбленного по голове и тихонько смеётся.— Нет, всем интересно! Как твои дела? — кричит Алишер из-за угла и принимается вынимать продукты.Дилара оставляет Славу наедине с собакой, проходит в ванную и начинает мыть руки и приводить себя, бежавшую сюда сломя голову, в порядок. Девушка, несмотря на своё неудовольствие и обиду, всё равно очень и очень счастлива. Счастлива видеть этих двоих не только живыми, но ещё и удовлетворёнными. Видеть их вместе.— Я последние сутки пребываю в астрале, — жалуется каштановолосая, подставляя намыленные руки под поток воды. — Потому что кое-кто не может прочитать ни одно моё сообщение-— Да ну в порядке всё с нами, лучше всех, заебись нахуй, — Алишер вытаскивает большой шоколадный торт в пластиковой коробке, красиво просевший в центре, и несколько упаковок сливочного пудинга. Диля в лучших традициях пришла с кучей дофамина, вредного разве что для кожи лица и фигуры. — Не суждено было об этом сказать? — Зинатуллина покидает ванную. — Ну, мы были заняты.— Да, и чем же? Хотя, блять, лучше не уточняй в подробностях, — резко добавляет Диля, замечая, как Алишер уже расплывается в этой своей улыбке уёбка и приоткрывает рот. — Лучше скажи-— Откуда у Ирбиса ранка на плече? — во весь голос кричит Слава, с ужасом разглядывая миллиметровую розоватую царапинку. — Чего? Какая ещё ранка?— Ты не уследила за моей собакой! — Марлов встаёт на ноги, наблюдая за тем, как щенок убегает в гостиную. — Ты что, била его???— Я не-— Ирбис, вернись! Что она с тобой делала? — Славик уносится в гостиную, так и не дожидаясь объяснений. — Расскажи мне!— Боже.Дилара вскидывает брови, недолго провожает саунд-продюсера взглядом, а потом проходит на кухню, где Алишер поставил чайник. Зинатуллина встаёт перед другом и, хватая того за плечи, разворачивает к себе. Двое смотрят друг на друга. Девушка рассматривает лицо Моргенштерна, его разорванные губы, румяные щёчки и мешки под глазами, проводит большими пальцами по косточкам, выпирающим из крупных плеч, а потом чуть отталкивает парня от себя. — Ты как? Алишер хочет отшутиться, но ничего в голову не приходит. Он смотрит на Дилару доверчивым взглядом, в котором проносятся все испытанные за последние полгода эмоции, все душевные перипетии, все вопросы и ответы на них, страхи и волнения.— Никогда не чувствовал себя лучше.Каштановолосая с облегчением вздыхает и набрасывается Алишеру на шею, обнимая. Тот просто стоит, позволяя Диле успокоиться.— Вы всё решили, да? Обо всём поговорили?Моргенштерн вспоминает события вчерашней ночи в максимально положительном ключе, хотя это и не очень просто.— Да хуй знает, мы теперь вместе, и это главное.Зинатуллина отстраняется от парня, заслышав, что Слава приближается к кухне. Мальчик всё-таки тащит собаку на руках; удивительно, как он умудрился её поднять. — Мне Ирбис сказал, что ты его недокармливала. — Славик, пошёл ты нахуй, — Диля тут же забирает из рук Марлова тяжёлого щенка и передаёт его Алишеру, обращаясь к старшему. — Не позволяй ему таскать такие тяжести.Пока Моргенштерн забирает у Дилары собаку и принимается рассматривать это приятное на ощупь и наружность существо, девушка оборачивается к Славе. Она обращает на него более пристальное внимание, и тогда её глаза широко округляются, а всё внутри обжигается изумлением.— Ебануться, что с тобой, блять?Дилара не может отвести глаз от этой раскуроченной шеи в синяках и кровоподтёках, от этих воспалённых губ, от этих устало сгорбленных плеч. Слава неопределённо ведёт взглядом, останавливаясь за спиной Дили, на Алишере. Мальчик проводит рукой по затылку, приоткрывая рот в замешательстве.— Так вышло.— Вышло? Это он тебя так? — Зинатуллина указывает головой в сторону Утренней Звезды.— Нет блять, это его так Азиз Аминович, — Моргенштерн отпускает вырывающуюся собаку и обходит Дилару, вставая перед Марловым. Старший обнимает своего возлюбленного, а потом вполне естественным и лёгким для себя действием целует Славу в лоб. — Слав? — с беспокойством окликает мальчика Дилара.— Да всё хорошо. — Славик обнимает Алишера в ответ, смыкая руки на крепкой спине. Всё правда хорошо. Никаких обид, никаких недосказанностей. Все эти раны на коже быстро затянутся, синяки рассосутся, и останутся лишь воспоминания. А любовь, она тем более никуда не собирается уходить. Любовь будет жить в их часто бьющихся сердцах, любовь будет прогрессировать и расширяться. Я люблю тебя больше, чем вчера, но меньше, чем завтра.Дилара ещё какое-то время с беспокойством смотрит на влюблённых, а потом принимается накрывать на стол. Она разливает по кружкам душистый чай, раздаёт ложки для пудинга, разрезает торт на большие куски и находит в холодильнике чебупели, про которые все забыли. А мальчики наперебой рассказывают ей всякие глупости. — Подождите, вы серьёзно поедете в Нью-Йорк? — Зинатуллина садится на свободный стул.— Я всё ещё считаю, что это ебнувшаяся идея, — Слава уплетает пудинг.— Ну а я, в свою очередь, уже забронировал отель и билеты на самолёт взял, — Алишер пытается придать своему голосу спокойствие, но тут же начинает улыбаться, когда видит, в какой восторг разгорается славин скептицизм.— Подожди, серьёзно? — Марлов не может не смеяться, у него какая-то истерика.— Ага.— Так вот почему у вас чемоданы валяются по всей квартире, — подмечает Диля. — А я думала, вы съехаться решили, но ничего не разобрали.— Я с ним жить не буду, он меня сожрёт ночью, — Слава смотрит Алишеру прямо в глаза, не может прекратить. — Сожру. А как же, — Моргенштерн проводит по верхней губе языком, оставляя блеск.— Вот я и говорю! Отвратительно, просто отвратительно.— Отвратительно — это когда на пересадку волос не соглашаешься. Дядя Артём вообще-то предлагал тебе, а ты всё занят нахуй, дела ебаные, так вот-— Вы такие невероятные вместе, — прерывает полемику девушка.Дилара чуть не плачет. Она просто не может поверить в то, что сейчас лицезреет. Она смотрит на то, как два одиночества нашли друг друга в бесконечно огромном мире и стали чем-то единым. Сколько они все промучались, как же долго они молчали, как много оказывалось выброшенным на произвол судьбы... А сейчас на смену грусти пришла радость, разбитые зеркала превратились в монолитное, пуленепробиваемое стекло, через которое ты видишь себя настоящего. Теперь никто из них не одинок. Не одинок, потому что они есть друг у друга. Измученные, выдохшиеся, изрезанные, искалеченные, уничижённые и почти погибшие, но им хватило сил, и огонь внутри разгорелся вновь.