3/1 (1/1)

- Гюстав! Тяжелый кулак бьет по хлипкой деревянной двери, и дребезг латунного замка звонко разносится по пустым коридорам. - Гюстав, мон ами, скорее!Перед комнатой медика капитан французского подразделения – Туре. Оперативник, с легкостью орудовавший двухметровым ростовым щитом, уже собирался сорвать шаткие петли, когда дверь, наконец, отворилась. В проеме, залитый еще бледным утренним светом, стоял заспанный Док. Его по-домашнему растрепанный вид всегда заставлял Жиля тепло улыбаться, но не сейчас. На мужественном лице та же суровость и серьезность, что и во время бесчисленных операций, где их жизням отовсюду угрожает опасность.Не по-мужски чуткий Гюстав улавливал человеческие эмоции, словно молодой подсолнечник солнечные лучи. В досье Гарри лишь сухо назвал это ?высокой эмпатией?. Но для многих, в том числе и Жиля, это было много большим, чем просто строчка в личном деле, - моральной опорой в их пропитанном жестокостью мире. И в этот раз от одного взгляда на встревоженное выражение Док, будто прочувствовав сослуживца, понял, что произошло нечто ужасное. На руках Жиля израненный Эйс. Напускной сон мигом развеивается из карамельных глаз. Впопыхах Катеб прикладывает средний и указательный пальцы к шее Ховарда, совсем не нежно придавив в горло. Слабый пульс бился под кожей.- Жив, - облегченно вздыхает врач. – В лазарет его немедленно! Я сейчас.Пока топот стремительно удаляется, он прилежно заправляет постель. Выторнувшийся край одеяла измазан красными отпечатками вытертых им же ладоней. Напоследок, прежде чем поспешить в санчасть, Гюстав улыбается чему-то своему и, не заботясь о другой одежде, накидывает халат поверх нижнего белья. ***С первых дней их знакомства норвежец показывал заинтересованность в штатном докторе, но Катеб только отшучивался и хлопал ресницами. У медика и парамедика были десятки общих тем для разговора и уйма проведенного времени вместе. Но когда, оставаясь наедине, Хаугаланн будто бы невзначай брал француза за руку, явно переступая дружеские и профессиональные рамки, его останавливало вовсе не грубое слово, а тихое, смущенное ?Ах, Ховард, нет?. Но Эйс не был бы Эйсом, если бы сдавался от пары отказов: он твердо решил, что добьется взаимности. И теперь Гюстав не имел причин оставлять чувства мужчины безответными, даже наоборот. Оттого заманить беспечного ЧВК было легко.Воспоминания о прошлой ночи подернуты приятной туманной поволокой. Ховард оказался умелым любовником, гораздо опытнее Оливье и Жульена. От его ласк дрожали колени, и Гюстав не знал, тому виной горячие прикосновения, что до сих пор ощущались на теле, или исподтишка поднесенный к носу попперс*, от которого голова шла кругом и сводило сладкой судорогой все ниже паха. Возможно, под эротическим стимулятором GIGNовцу, одурманенному химией вперемешку с сексом, и пришла идея сделать из Ховарда приманку.***- Обошлось, - медик отнимает фонендоскоп от слабо вздымающейся груди. – Он стабилен.Гюстав не лгал. Жизни сослуживца, по правде, ничего не угрожало, но оклематься Эйс уже не сможет. Обколотый обезболивающими он спокойно, как во сне, ожидал своей участи, не чувствуя страданий. Даже если невероятным чудом молодой норвежец очнулся бы и тут же завопил ?Гюстав! Гюстав!?, пытаясь предупредить товарищей, Док заботливо схватил бы Ховарда за руку и, обняв, шептал ?Все хорошо. Я здесь?. Ведь раненные оперативники всегда стенали только одно единственное имя, зовя одного единственного человека.Но Эйс не просыпается, сивые ресницы, будто припорошенные снегом с его северной родины, остаются неподвижны. На прощание Катеб благосклонно гладит по щетинистой щеке и отходит от койки. От усталого, но тем не менее радостного вида врача Жиль, не находивший себе места после исчезновения Оливье, немного успокаивается. Он не собирался терять еще одного солдата. Эфирное молчание от командования ясно дало понять, что отныне оперативники предоставлены лишь себе, а без оружия им остается держаться вместе, по возможности присматривать друг за другом, и…И беречь Дока как зеницу ока. В печальной тишине шуршит белый подол: вслед за медиком Турэ, как послушный вол, инстинктивно бредет в ординаторскую. Там, вдали от людских глаз, спрятанный в коробку пять на пять, Док терял всю свою уверенность. Мало кто знал об этой метаморфозе, еще меньше людей видели, поэтому Гора по-особому дорожил каждым мигом обнаженной перед ним хрупкости. И сейчас, когда Эйс остался по другую сторону двери, ровная осанка врача ссутуливается, а плечи бессильно опускаются.Молча, потому что в словах нет нужды, Гюстав утыкается рослому капитану куда-то под ключицы.- Ох, Жиль, - наконец, произносит он, прижавшись щекой, - я так боюсь.Неизбежно, как восход солнца, их незавидное положение надламывало даже самых стойких. Только вместе, опираясь друг на друга, точно пара хромых, они переживут это. Всегда ведь переживали. Жалостливо скривив губы, жандарм кладет тяжелые руки на плечи сослуживца и стискивает в крепких объятьях.- Я защищу тебя. Он говорил эту фразу сотни раз: своим товарищам, обычным гражданским - его твёрдое и непоколебимое слово вселяло уверенность в любого человека. Но сейчас в сказанном Гюставу он имел в виду нечто много большее, чем удары пуль о железный панцирь ростового щита. Турэ не ждет, что его поймут. Только Катеб вместо того, чтобы отстраниться, извиняясь за секундную слабость, теснее прижимается и выдыхает проникновенное, едва ли не томное, ?Merci?. Растроганный GIGNовец невольно улыбается в ответ. Горячее дыхание обжигает его где-то у ребер, там, где барабанит крупное сердце. Жиль засматривается: в темном янтаре доковых глаз застыла признательность. А может…А может быть что, в мягком взгляде, обращенном на высокого сослуживца, плескалось чувство глубже самой искренней благодарности за сильное плечо? Это происходит спонтанно, обоюдным порывом, но ощущается необычайно правильным и само собой разумеющимся - итог, к которому через годы доверия и симпатии шли два француза. Пригнутая шея. Руки на широких плечах. Скрип подошв на носочках. И, наконец, их жаждущие губы соединяются жарко, подобно амальгаме ртути и серебра. Заветный поцелуй, преисполненный чувства, длится неизмеримое количество времени: и миг, и вечность. Жиль успевает ощутить, как спину пригревает разгоравшийся рассвет по ясному небу, которое на деле обернется пасмурной моросью; как теплой змеей вытянулся и растянулся по его телу Гюстав, чтобы горячо целовать его снова и снова. Обласканный, он забывает о раненном товарище в соседней палате. Лишь тянется к завлекающе отогнутому воротнику халата. Неимоверно бережно, как бы проверяя границы дозволенного, пальцы расстегивают пуговка за пуговкой. Жиль медлит: его движения тягучи и откровенны, будто он снимает кружевное бра. Под кротким взглядом француза Гора останавливается, едва дойдя до середины. Сильные руки обхватывают плечи и приспускают белые рукава. Хлопок приятно шуршит и ниспадает к сгибу локтя. Верх медицинского халата собирается под ребрами, подчеркивая оголенную грудь, словно глубокое декольте. И только сейчас Гора понимает, что на Доке совершенно нет другой одежды. Полураздетый Катеб выглядит, как невеста, застуканная в подсобке на собственной свадьбе. Турэ сглатывает, а потом припадает к выпирающим ключицам. Отчетливо слышно, как дыхание Гюстава сбивается. А когда чужие руки, забираясь под ?вырез? халата, сминают подкаченную грудь, тот и вовсе перестает дышать. Мозолистые подушечки пальцев легонько проходятся по затвердевшим соскам, чтобы исподтишка ущипнуть. Мужчина вздрагивает. Полусдержанный стон, одновременно зажатый и эротичный, опьяняет, и в мысли Жилю закрадывается понимание, что не он может больше терпеть.Множество раз капитан французского подразделения касался их медика: оглаживал талию, страхуя, в тренажерном зале, прижимал к боку, укрывая щитом, на плацу или просто обнимал, приветствуя, после долгой разлуки. И всегда это было украдкой, мимолетным соприкосновением, через которое невозможно выразить настоящие чувства. Но каждый раз, защищая от пули, помогая подтянуться или просто передавая соль, Турэ подразумевал то, что выходило далеко за рамки крепкой дружбы. И, наконец, теперь он мог прикасаться к Гюставу так, как в действительности хотел. С молчаливого согласия он задирает короткий подол и тискает бедра до красных отметин, забираясь под резинку и стягивая. С трудом отвлекаясь от соблазнительного тела, Жиль судорожно озирается по сторонам кабинета, пока не находит тюбик обычного крема на тумбе.- Ты всегда заботишься обо мне, - улыбается смущенный Гюстав, уютно зарываясь в GIGNовскую спецовку.Жирная белая субстанция между ягодиц выглядит не просто пикантно, а сексуально. Густые капли вульгарно стекают по ногам, точно Жиль уже ?поработал? здесь. И пока пальцы возят по нежной коже и размазывают, хозяйничая на его теле, Гюстав пытается сильнее вжаться в оперативника. Они не размыкают объятий. Сквозь одежду Док хорошо чувствует, как ему в бедро утыкается твердый стояк – руки сами ползут к ширинке на штанах мужчины. Разъезжается молния, звякает ремень, и приглушенным эхом разносится довольный стон, когда Гюстав дотрагивается до горячего, потяжелевшего члена. В мягких, ухоженных ладонях он пульсирует и наливается кровью. От выступившей смазки каждое движение вдоль ствола прокатывается тягучим удовольствием, что Турэ едва замечает, как двигает тазом навстречу сжатому кулаку. Жаркое дыхание ворошит темно-каштановую макушку медика, пристроившуюся у груди. Разомлевший Жиль легонько поддевает подбородок сослуживца, обращая внимание к себе, и благодарно целует губы цвета недоспелой вишни. Язык Катеба участливый и сладкий. Увлеченный Жилем Док доверчиво размякает в его сильных руках, а потом вздрагивает и изгибается дугой, чувствуя, как два пальца настойчиво проникают внутрь. Сползая, медицинский халат, точно откровенный пеньюар, держащийся на одной петельке, полностью обнажает грудь и раскрасневшиеся соски. Гора, едва сдерживаясь, чтобы не присосаться к бордовым бусинам, слышит, как вместо зажатого, неприятного стона доктор блаженно мычит. И стоит протолкнуться чуть глубже, как сладостный вздох, повторяется вновь. Под возбужденным взглядом GIGNовца кончики ушей алеют, а по лицу Гюстава вместе с румянцем расползается милая улыбка. Обеими руками он обхватывает напряженный член: проводит по вспухшей вене, кончиком пальца мнет головку - так, что Турэ готов зацеловать до его потери пульса, и скользит по органу, пока чужие загрубелые пальцы небрежно растягивают изнутри, имитируя акт. Мягче и развязнее Гюстав не выглядел еще никогда. И когда мужчина внезапно останавливается, вынимая с пошлым влажным звуком, Док обделено мычит, подгоняя на скорое продолжение. Подобно лепесткам черемухи поздней весной, шелестя, опадают белые листы бумаги, за ними сыплются выкинутые ручки. Звонко бряцает пряжка с приспущенных штанов. Боясь придавить изнеженного ласками товарища, Жандарм грузно падает на угол стола. Он вальяжно раскидывает ноги в стороны, приглашающе демонстрируя свое большое, как у Оливье, достоинство, и затем усаживает, буквально затаскивает, на себя. На коленях капитана Гюстав едва достает до пола, полностью подвластный любой прихоти – раскаленный член утыкается ему между ног. Турэ обхватывает поперек туловища, тесно прижимая, приподнимает, как легкую пушинку, и, наспех смазав остатками из тюбика, с осторожностью опускает под участившееся дыхание любовника. Разработанное тело податливое и одновременно узкое. Преодолевая слабое, но приятное сопротивление мышц, Гора наслаждается тем, как Док цепляется за его плечи, продлевая собственную пытку. Тот громко ахает, когда шлепается своими ягодицами о бедра Жиля. Постыдное чувство заполненности ощущается от низа до живота. Оперативники замирают. Только искусанные губы смыкаются в искреннем поцелуе, останавливая момент. С восторгом и вожделением жандарм рассматривает на распластавшегося по нему взмокшего доктора. Ладонь сама шарит по округлым мужественным изгибам и формам. Гюстав горячий и, кажется, будто тает. Искушено француз перекладывает тяжелую кисть себе на грудь. Они лениво жмутся и толкаются, стараясь доставить удовольствие друг другу. В комнате стало жарко, и даже стекла потянулись белесой пеленой. Обвыкший Гюстав чуть шире разводит ноги. От развратного зрелища, как сослуживец сам резко насаживается до основания, Жиль облизывается и подмахивает нарастающим фрикциям. Их неспешное, елейное занятие любовью захлестывает сексуальная горячка. Прочный дубовый стол под ними недовольно скрипит. Удерживая под колени, Гора входит размашисто и нетерпеливо, пока Катеб, извиваясь на стволе, просит глубже. В порыве нахлынувшей страсти он лижет и прикусывает все, до чего способен дотянутся. На шее Турэ, будто на залитой вином скатерти, проступают пятна. - Можно в тебя?.. – ошалело сипит мужчина, доведенный отзывчивым телом француза, томно сжимающим внутри.Медик задыхается и хнычет нечто отдаленно похожее на ?да?, перебитое стоном. Впопыхах не рассчитав силы, Жиль рвано дергает за талию и грубо вклинивается в любовника. Гюстав ахает. Он отчетливо чувствует, как, изливаясь в него, пульсирует пенис. Густое семя возбуждающе обжигает внутренности. Прежде, чем слезть с объезженного мужчины, Док невесомо гладит и ласкает свои чувствительные места, наслаждаясь. После, очевидно, долгого и мучительного воздержания GIGNовец кончает много и бурно, и мимолетная радость того, что для Турэ Гюстав - единственный, щемит сердце.***Запотелые окна постепенно проясняются. Через них, пробиваясь через дырявые пасмурные облака, заглядывает ржавое солнце. Теплые, оранжевые лучи играют на голых доковых плечах. А карамельные глаза на свету переливаются медово-золотым. Описать всю красоту врача, лежащего на нем, Жилю не хватит словарного запаса, поэтому жандарм просто перебирает мокрые седые прядки и старается угадать завитушки букв, выводимых на его коже. ?J? ?t? ?m?.- Могу я еще попросить тебя об одной просьбе? - ласково шепчет Катеб.- Конечно! – Тут же подает голос командующий подразделения. В мыслях тот уже соглашается на свидание и следующую совместную ночь. – Все, что угодно!И не ждав иного ответа, Гюстав обворожительно улыбается, а потом резко тянется ртом к незащищенному кадыку.