1/1 (1/1)

О жестяной подоконник монотонно и хлестко разбивались крупные, размером с бусину, капли. С виду прозрачные, они стекали по стеклу, оставляя мутные разводы. Серая поволока на небе и холодный ливень – типичная погода для Британии, где даже самая чистая лазурь на утреннем небе, в итоге, сменялась тоскливым свинцом. Многие оперативники давно свыклись.- Ненавижу дождь. - пытаясь разглядеть что-то в туманном мареве, бросает Капкан. От сквозняка, тянущегося из-под окна, он едва заметно морщится, но не отходит, будто дозорный. – Звуки, падла, заглушает. Ничего не слышу. А еще он обострял чувство одиночества. В такие дни горло пересыхало быстрее обычного и требовало градуса.Погруженный в свои мысли, Гюстав отвлекается на голос и поднимает карие глаза на русского сослуживца. Когда француз элегантно закидывает ногу на ногу, темно-зеленое покрывало слегка приминается. -Хм, забавно, - по-доброму усмехается Катеб и задумчиво, вместе с тем кокетливо, прикладывает палец к губам. – Еще с глубокой древности шум дождя, наоборот, успокаивает человека: внушает чувство безопасности. Ведь он мешал… Для Басуды Гюстав всегда был интересным собеседником. Если бы не языковой барьер, пускай, истончившийся за совместные годы, то Максим наговорил бы с GIGNовцем больше, чем со всеми спецназовцами. Медик многое знал не только касательно ливера, как сшивать его и резать, также он разбирался в человеческом разуме и мыслях. И хоть француз был гуманистом с темно-каштановой макушки до кончиков пальцев, врач обладал достаточным цинизмом или скорее проф. деформацией, чтобы обсуждать человека как добычу или мясо. То, что Капкан постигал эмпирическим путем: куда потенциальный враг посмотрит, что заметит, что подумает, как поведет себя в дальнейшем – Док обосновывал ему научно. В отличие от Гарри, Гюстав не кичился этим и не ?препарировал? души напоказ, даже если большинство оперативников и их чувства для него были просты как палки. - …хищникам охотиться. – Заканчивая предложение, дружелюбно улыбается он, очевидно, намекая на русского сослуживца. Максим отвечает тем же, чуть ухмыльнувшись уголком рта, и на миг тяжкие думы, легшие на плечи мужчины, ненадолго выветриваются. Еще недавно их отряд просто дожидался окончания очередного карантина после операции в зоне заражения. ?Обычная формальность? на деле обернулась западней. Сначала их выцепляли поодиночке в пустых коридорах и безлюдных пристройках, но, когда Рук напал на Жиля и Гюстава в лазарете, по всей видимости, намереваясь прикончить чудом выжившего Ховарда, стало предельно ясно, что просто держаться вместе недостаточно. К счастью, Док спасся тогда. К сожалению, ценой жизни Горы. Перочинным ножом в память Басуды врезались оленьи глаза доктора в тот вечер. Потерявший всех своих соотечественников и молодого парнишку, печальный и напуганный, он долго не мог прийти в себя. Пока француз дрожащими губами рассказывал о случившемся, Саша держал его за руку. Сидя напротив, Капкан хотел оказаться на месте Сенавьева, чью ладонь так сильно и выразительно сжимали тонкие (относительно спецназовца) пальцы. Он еще не догадывался, что видит товарища в последний раз. *** Соблазнить Александра было несложно: пара нежных взглядов, несколько случайных прикосновений и одно томное предложение. Наученный Афганистаном он, вероятно, лучше других бойцов Rainbow понимал, насколько полезно для солдата снимать стресс. Оттого не упустил подставившейся возможности. Сложность была лишь в том, что Тачанка предпочитал ?по-собачьи?. Нагнутый в тесной каморке вниз животом, прижатый к стене массивным татуированным телом мужчины, Гюстав чувствовал себя неприятно уязвимым. Несмотря на то, что в жизни вне службы Саша был компанейским добряком, который поделится с другом последней рубашкой, в постели он оказался достаточно груб и незаботлив. Шершавые руки мужчины, в шутку называемые ?медвежьими?, больше подходили жестким корпусам автоматов нежели мягкому телу. Впрочем, Гюстав уже привык к эгоистичному отношению мужчин. *** В итоге, из всего специального подразделения, натасканного против биологической угрозы, остались только двое. И теперь Гюстав, едва отправившийся от своей трагедии, сам обнимал и трепал по загривку, успокаивая последнего уцелевшего оперативника. С трудом и горечью Максим мирился с произошедшим. Изо всех сил ему хотелось верить, что Саня, да и остальные тоже, от скуки удрали в самоволку и вернутся через пару дней. Таким детским обманом спецназовец сохранял свое самообладание. Намеренно оттягивая мучительное принятие, он мог здраво размышлять и крепко держать нож, а, значит, выжить. И только после того, как они с Доком выберутся отсюда и, мило распрощавшись, разъедутся, Капкан позволит себе сорваться. Словно загнанный зверь, стремящийся к логову, он ждет, когда переступит порог пустого дома, и вожделеет тот момент, когда, запершись, забудется в месячном запое, топя печаль на дне стакана в прокуренной квартире. Но в конце концов, он был рад, что с ним остался именно Гюстав. При нем не страшно дать ?бабью? слабину. А еще крошечная надежда трепыхалась в Капкане, что Гюстав, внимательный и заботливый Гюстав, который в самый мрачный день готов напоить чаем и ободрить добрым словом, заметит невыносимую ношу и все поймет. Может, тогда он, заглянув в серые максимовы глаза, вдруг скажет: ?Не хочу оставаться один…? - и найдет любую причину не отпускать в родной Ковров, где ждет бутылка и, если ударит пьяная горячка, пуля, а заберет в Париж, где глупые сувениры и карбонара на ужин. Наверно, не в этой жизни. - Максим… - Снова мягкий голос с певучим акцентом вытаскивает обратно в реальность. Это сравнимо с глотком воздуха перед новым неизбежным погружением. Капкан не сразу видит перед собой француза. Сперва лишь чувствует теплую ладонь на лбу: сначала тыльную сторону, которой врач проверяет температуру, а потом рука бережно разглаживает глубокие морщины на вечно хмуром лице. - Ты, кажется, горячий. Сядь. – Обеспокоенному Катебу, его серьезно-грустному выражению, Максим не смеет сопротивляться. Его юрко хватают за кисть и тянут за собой. После стылого подоконника внутри самой комнаты ощущается слабое, но убаюкивающее, тепло. Он устало опускается на кровать, на нагретое GIGNовцем место. И напряженные, как взведенный курок, мышцы чуть-чуть расслабляются.Ливень, пуще прежнего разразившийся снаружи, не заглушает его тяжелый вздох. Не заглушает и скрип койки, когда верхом, на колени спецназовца, усаживается другой мужчина. Невозмутимо, будто сейчас не происходит ничего откровенного, Гюстав опирается на чужие плечи. Ровно в тот миг, когда обветренные губы невесомо приникают ко лбу, Капкан цепенеет. Теряется от внезапной нежности. Точно от разряда дефибриллятора сердце пропускает пару ударов, а потом в едином порыве запускается вновь. Пальцы сами собой хватаются за рубашку француза, и Максим уже не помнит, в какой момент намертво сцепливает руки на доковой спине. Словно пришибленный, он отупело хлопает глазами, пока Гюстав неловко оправдывается, что так лучше чувствует жар, и сжимает сильнее, лишь бы еще на чуть-чуть удержать близость, возникшую между ними. Походя на пойманную домашнюю пичугу, Катеб лениво пытается отстраниться, а затем, будто пригревшись, успокаивается. - Если хочешь… - он первый решается заговорить, но опускает взгляд и мнется перед тем, как продолжить. -…Можешь поцеловать меня. Капкан, пораженный, медленно сглатывает, так, что отчетливо видно, как вниз-вверх ходит адамово яблоко. И кивает.Гюстав взволнованно облизывается, и его влажные губы становятся еще притягательнее. Пышно-алыми, как сырая телятина. Они были ровесниками, а в виски Гюстава уже закралась благородная седина, в то время как у спецназовца, прошедшего не одну горячую точку, на макушке нет ни единого белого волоса. Какие ужасы медик застал собственными глазами, оставалось лишь гадать.Широкая ладонь бывшего ВЫМПЕЛовца шарит под лопатками и настойчиво подталкивает к себе. Гюстав послушно льнет к нему. По-аристократически изящно он склоняет голову в хрупком ожидании. Угольно-черные ресницы трепещут, а под полуприкрытыми веками плещется коньячная карамель его глаз. Без лишний раздумий Максим пылко впечатывается своими губами. Те горячие и сухие, растрескавшиеся от жестоких ветров, точно наждак. Он несмело проводит по кромке чужого рта, пытаясь распробовать вкус. Ему почему-то думается, что Док должен быть сладким и масляно-терпким, отдаленно напоминая помаду. Поцелуй выходит неуклюжим, зато чувственным и, будто бы, необходимым, как глоток из фляжки в пустыне. Теплая слюна катается по языкам, странная на вкус.От спецназовца пахнет табаком. Запах дыма, насквозь пропитавший его одежду, усыплял Гюстава, как медовую пчелу. Вчера кончилась последняя сигарета.Уверенно француз хватается за лацканы снайперской накидки и притягивает к себе, разрешая быть настойчивее. На фоне камуфляжной формы его руки алебастрово-белые, точно первый снег на траве. Щелкает застежка ?призрака?, разъезжается молния ?горки?.Тело Капкана покрыто шрамами - у Гюстава не осталось ни одного (даже полученные в далеком детстве царапины заросли без следа). Со всеми этими боевыми отметинами Максим выглядит, будто прошедший десятки схваток альфа-самец крокодила. Металлические глаза, хладнокровие и манера ?охоты? из засады всегда навевали Катебу именно это сравнение. Древний рептильный мозг главенствовал в этом мужчине, обостряя дремлющие инстинкты, и поэтому Док оставил его напоследок. Гюстав заторможено дотрагивается до неровного рубца на животе, ниже пупка, где кубики пресса переходят в пах. Военный врач лично зашивал страшную рану, и теперь гладит грубо сросшиеся края.- Прости, что не смог лучше, - тихим шепотом извиняется он в крошечное пространство между ними. Он еще помнил, как дежурил у койки товарища. Там, в орегонских прериях, на краю мира, страх развития перитонита затмил все заботы о косметических швах. - Пф, одним больше, одним меньше. - В какой раз отмахивается русский, прогоняя врачебное чувство вины. Если это повод, чтобы его коснулись бархатные подушечки тонких пальцев, то Максим совсем не против. - Шрамы украшают мужчину, ведь так? - сдержано усмехается Катеб. - Для тебя… - вкрадчиво начинает Басуда, меняясь в лице, — это красиво? Ничего не отвечая, GIGNовец улыбается и тянет сослуживца к себе для еще одного поцелуя. Со шрама рука спускается ниже: намеренно цепляет жесткий ремень и останавливается у ширинки. Капкан внимательно следит за каждым движением.- Не боишься? – спрашивает он, впившись взглядом в доктора.?Не боишься монстра, снующего по коридорам??, ?Не боишься заняться сексом с мужчиной?? - Гюстав хорошо понимает, что в короткой фразе заключались оба этих вопроса- Совсем нет, - снисходительно шепчет он, придвигаясь так, чтобы их штаны соприкасались в том месте, где вшита молния.Когда Гюстав, ластясь, кладет свою голову ему на плечо, всегда настороженный спецназовец сдается. Максим закрывает глаза и шумно дышит, пока чужая ладонь гладит между ног. Грубая ткань штанов бугрится, едва скрывая возбужденный орган. Тяжелым горячим весом твердеющий член ложится в руку - Доку нравится. Под одобрительное мычание спецназовца он несколько раз проводит вверх-вниз, размазывая выступившую смазку. Вытесняя табачный дым, комнату заполняет запах пота и мускуса. Соблазненный француз, сначала не планировавший полностью раздеваться, кое-как расправляется с одеждой, а потом бедрами обхватывает таз мужчины. В каком-то инстинктивном порыве Максим мертвой хваткой держит его голые коленки, пригвождая к себе. Член пристраивается в ложбинку между ягодиц, утыкаясь в копчик, и Гюстав может почувствовать, как тот подергивается в предвкушении. Гюстав вплотную прислоняется своей грудью к груди Максима, почти ложась на него. Он еще раз мнет головку, выдаивая капли смазки, и потом, помогая пальцами, вставляет в себя. Щеки у него загораются, словно после пары бокалов прованского розе?.Катеб чуть приоткрывает рот и блаженно выдыхает, прерывисто постанывая. Приученное к удовольствию тело отзывчивое и податливое – внутри Гюстава горячо и мокро. Капкан приподнимает сидящего на нем доктора и медленно входит до конца с пошлым шлепком. С озабоченным интересом Максим наблюдает за тем, как, подстраиваясь под него, напрягаются мышцы на животе Гюстава и изгибается спина. Еще никогда их медик не выглядел столь будоражаще красиво. Максим двигается мучительно тягуче, наслаждаясь моментом. От каждого неспешного толчка француз вздрагивает, и его голос подскакивает вместе с ним. Возможно, долгое одиночество играло с ним злую шутку, вымывая прошлое из головы, но с Доком было приятнее чем, мог упомнить Максим, с женщинами. И дело заключалось не только в тактильных ощущениях. Гюстав всегда был добрым и открытым. Гюстав внушал спокойствие одним своим присутствием. И тут надламывалась взращенная с юных лет гомофобия, потому что Гюстав ему нравился. По-настоящему. Именно в том самом смысле.Изумленный внезапным откровением, Капкан не может сдержаться и, сперва прихватив зубами в жестком засосе, кусает где-то между ключицей и трапецией. Терпко пахнущая кожа солоноватая на вкус. Катеб лишь ухмыляется: с недавних пор он тоже стал разделять хищническую тягу спецназовца к плоти и мясу. Собственническая отметина розовеет на плече, выделяясь, как звезда на погонах. Примерно так же самцы удерживают самку во время спаривания.Распробовав Гюстава со всех сторон, Максим остервенело вдалбливается в разработанный вход. Вставший член другого мужчины, упершийся ему в живот, возбуждал не меньше, чем страстные вздохи у самого уха. Извиваясь, Катеб двигает тазом, до дрожи в ногах подмахивая спецназовцу. Смотря на это, Капкан вдруг представляет, как эротично смотрелись бы сейчас на GIGNовце ремни для высотного штурма. Будто чулочные подвязки, черные стропы шли бы по его бедрам, строго стягивая пышные формы. Сидячая поза неудобна, однако оперативники слишком увлечены, чтобы что-то менять. Ловя краткую передышку, Капкан замедляется и по-хозяйски одной рукой тискает мягкий бок, а другой осторожно лезет под подушку. - Я нашел Рука. – Внезапно посерьезневшем тоном говорит он, голос звучит утробно низко. Любовная горячка между ними обрывается. На самом деле обглоданные останки сложно назвать ?Руком?.- Вот как, – Гюстав не выглядит удивленным, будто пойманный с поличным, или испуганным. Его ладонь нежно ложится на кисть Максима, которая, без сомнения, крепко сжимает спрятанный нож. Док не пытается удержать или как-то избежать удара. Ни ножом, даже спиральным, чьи грани перетирают органы в кровоточащий фарш, ни копьем, ни автоматной очередью его не убить, поэтому француз просто касается руки Басуды, отговаривая. – Разве это уже важно?Если бы Капкан хотел, то легко выхватил бы лезвие и воткнул в печень. Без слов, внемля своему древнему чутью, он все понимает и смиренно отпускает рукоять. Вместо этого спецназовец завороженно засматривается в шоколадные глаза и видит в них искренние чувства, невозможные подделать. Быстрее, чем может осознать, он отвечает:- Думаю, нет. – Его друзья мертвы, дома никто не ждет, земля неизбежно окрашивается в черный и красный, а прямо здесь, перед ним, вся благодать этого мира в лице одного человека(?). Гюстав тепло улыбается ему как никогда прежде. Аккуратные пальцы врача пробегаются по его мощной спине, заключая в объятья, и Максиму становится невообразимо легко и радостно. С новой напористостью он трахает любимого мужчину, насаживая на свой ствол, пока тот, успев отойти от грубого секса, ахает и тесно сжимает изнутри. Иногда Катеб выгибается, буквально натягивая свое тело, так, что Капкан едва не теряется от удовольствия. Единственное, о чем русский сожалел сейчас, это о том, что кончились сигареты. Курить, пока на тебе энергично скачут, и обдавать густым дымом иступленное лицо напротив казалось ему верхом возможного наслаждения.Чувствуя, как член начинает пульсировать, Гюстав замирает, переживая оргазм, и жалобно мычит, когда Максим специально вторгается в него сильнее. От трепещущего ощущения спермы, заполняющей внутренности, идут мурашки. Словно слепой котенок, француз тыкается в рот сослуживца.- Подарок охотника охотнику, – интимно Док шепчет ему в губы, не решаясь добавить ?будет не больно?. Гюстав углубляет поцелуй, и сознание Капкана плывет.- ?Aimer, c'est permettre d'abuser.? - последнее, что он слышит. Красивый незнакомый язык звучит для Максима, словно колыбельная.