Светочувствительная матрица. (1/1)

music: mutemath - peculiar peopleПо непонятным и никому неведомым причинам, как только сознание Чанеля начало пробуждаться от крепкого и длительного сна, ему захотелось замурчать. Как пушистый, рыжий и дурашливый кот - замурчать и все тут. Просто потому, что так захотелось. Отовсюду чувствовалось безграничное тепло, мягкие поверхности и игривые лучи света. Нехотя приоткрыв один глаз, Чанель осознал, что благополучно посапывает в уже родной кровати, уткнувшись носом Бэкхену в ключицу, который по-хозяйски закинул на него свои конечности и просыпаться в ближайшее время явно не намеревался. Но Чанель и не торопился никуда - это время можно было благополучно потратить на обмозгуй последних событий. Самое интересное – Чанель напрочь не помнил, каким чудом он с неудобной земли очутился в мягкой кровати. В том, что Бэкхен сильный, Чанель не сомневался, но чтобы дотащить его спящую тушу до дома – с этим парень еще бы поспорил.Покопавшись немного в памяти, Чанель начал извлекать из нее некоторые обрывки воспоминаний. О том, что до дома он дошел сам, но так ужасно хотел спать, что буквально спал на ходу, клюя носом, спотыкаясь на каждом шагу, на что Бэкхен вечно чертыхался, помогая парню дойти. Глупо хихикнув на это, Чанель тут же прикусил губу, вспомнив про университет, в котором он не появлялся…МЕСЯЦ?Чанель резко подскочил, ища глазами календарь, или хотя бы телефон, чтобы узнать, какое хоть сегодня число. За все эти дни время как будто стерлось из его понимания, и он его даже не замечал. Своими резкими движениями он тут же разбудил Бэкхена, который недовольно уставился на парня ужасно заспанными глазами.- Спи, - как-то неосознанно громко гаркнул Чанель, вскакивая с кровати, и, не удержав равновесия, упал голыми коленками на жесткий пол.На болезненные стоны за кроватью Бэкхен только закатил глаза; соображать после такого резкого пробуждения ему давалось с трудом, посему он просто снова закрыл глаза, пытаясь заснуть, хотя совесть упорно твердила ему, что надо встать и помочь Чанелю. После вчерашнего марафона Бэкхен был настолько опустошен и чист, что не совсем понимал, что надо делать и какими эмоциями заполнять ?чистую корзину?. В любом случае, добро победило зло, как подумал Бэкхен, с трудом вставая с кровати и подходя к уже поднявшемуся на ноги Чанелю.- Ты как? – заспанно просипел Бэкхен, старательно потирая глаз кулаком.- Какой милый, - заумилялся Чанель, не сдерживая обезоруживающей улыбки.- Я тебя спросил, как ты, а не это! – воскликнул Бэкхен, не рассчитав тональности голоса, вследствие чего закашлялся. – Идиот.Чанель только смеялся, скандируя ?милый?, и мешая Бэкхену пройти, загораживая собой путь.- Так, Пак Чанель, не дури, - предупреждающе начал Бэкхен, - или ты даешь мне наконец пройти на кухню, или остаешься без завтрака.- Сейчас третий час дня, - пропел Чанель в ответ, не сдвигаясь ни на шаг.- Ну обеда, какая к черту разница!- А как же поцелуй? – включил капризулю Чанель.- Какой еще поцелуй? – напущено возмутился Бэкхен. – Ты спал больше меня, так мало того – мне еще пришлось тащить тебя на себе, каланча несчастная. Не заслужил.В этот момент Бэкхен нашел прореху между Чанелем и дверным косяком и мышкой проскользнул мимо, со всех ног устремляясь к двери и с грохотом спускаясь по лестнице к кухне, не сдерживая своего смеха от этой нелепой ситуации.?Наверняка, он надулся? - смеялся над своими мыслями Бэкхен, ставя чайник на огонь, и разглядывая содержимое холодильника. За последние несколько дней, проведенных с Чанелем, Бэкхен ощущал себя ребенком, взбалмошным, вечно недовольным и игривым ребенком, у которого в голове детская непосредственность и беззаботность. Что было само по себе неудивительно, потому что Чанель тоже был ребенком. С самого начала, он был маленьким ребенком, который старался казаться взрослым, чтобы прожить в этом мире свое нормальное детство. Сейчас, оглядываясь на их прошлые встречи, Бэкхен тепло улыбался, ставя хлеб в тостер и одновременно замешивая ингредиенты для теста. Если бы Бэкхена спросили, счастлив ли он, то он непременно бы воскликнул, что да, он безгранично счастлив. Счастлив настолько сильно, как никогда раньше. Потому что одна его мечта все-таки сбывается – у него появляется нормальное детство. И плевать, что он давно уже вырос из этого возраста - ему ничто не мешает душой стать на десяток лет моложе и почувствовать себя по-настоящему счастливым. От этих эмоций где-то под сердцем у него разливалось безграничное тепло, заполняя все клеточки организма, будто в него вливали целительный нектар из кувшина. И, несмотря на все свои задиристые и колкие фразочки, Бэкхен по-настоящему дорожил Чанелем, был безмерно благодарен ему.

- А чо ты делаешь? – кажется, Чанель уже отошел от досады, засовывая любопытный нос в помещение кухни.- Тесто.- У нас будут пирожки?- Ага.- Уиии, - Чанель впорхнул на кухню, отрывая Бэкхена от процесса готовки, кружа в каком-то жалком подобии танца.- Ай-ай, отпусти меня, - заверещал Бэкхен, перестав ощущать поверхность под ногами.- Поцелуй.- Да иди ты, - не сдерживая своего смеха, Бэкхен ударил Чанеля ладонью по плечу.- Ну поцелуй, - Чанель начал корчить грустные и плачущие рожицы с той долей несерьезности, что собеседник почти сразу же сдается.- Да откуда ты такой вообще взялся, - проворчал Бэкхен, однако наклоняясь чуть ближе, ощутимо и легко касаясь губ парня. – А теперь поставь меня на землю.Приложив лоб ко лбу Чанеля, Бэкхен с улыбкой наблюдал за яркими и даже чуть влажными глазами Чанеля, которые светились безграничной нежностью и счастьем и были так близко, заставляя Бэкхена улыбаться все шире и шире, вплоть до смеха.- Что смешного?- Да нет, ничего, - усмехаясь, Бэкхен вернулся к оставленному на гарнитуре тесту, начиная разминать податливую субстанцию. – Ты с чем пирожки хочешь?- Я? Ну не знаю…- Решай, пока тесто не подошло.- Ну Бэкхенни.- Что? – Бэкхен, не отвлекаясь, сновал меж кухонных приборов, однако, не услышав ничего в ответ, обернулся. – Что? – еще раз спросил он, вопросительно уставившись на присевшего на стул Чанеля.Тот, подставив руку под голову, с какой-то долей мечтательности следил за Бэкхеном, не сводя с того глаз и о чем-то размышляя. Услышав повторный вопрос, он только улыбнулся, а потом, одними губами произнес: ?Люблю тебя?. Но Бэкхен понял, заливаясь бледной краской на щеках, и чувствуя себя в нелепом положении.- Дурак, - ничего умнее он придумать сейчас не смог.Заявиться в университет, однако, пришлось, поэтому после трапезы Чанель, скрепя сердце и страхи, направился в деканат, объясняя причину столь длительного отсутствия. Как назло, нормального оправдания в голову не приходило, а Бэкхен вытолкал его из дома, не слушая никаких отговорок. Впрочем, он готов был перетерпеть все, что угодно, потому что знал, что в конце дня его все равно будет ждать Бэкхен, такой по-домашнему теплый и родной. Улыбнувшись своим мыслям, Чанель без волнения толкнул дверь университета.Вышел он оттуда примерно через 40 минут - переговорить пришлось о многом, и в итоге, наврав с три короба, Чанель вымолил себе академический отпуск. Довольный он вышел на улицу, чувствуя себя чуть ли не новым человеком. Казалось, удача наконец-то встала на его сторону, освещая ровный и прямой путь ярким солнцем, дабы парень не сбивался с дороги. Припоминая все сейчас, Чанель понимал, что никогда прежде не был так счастлив, так глуп и так безудержно влюблен. Каждый шаг, каждое движение было настолько легким, и казалось, так свободно поддающимся дуновению ветра, что у парня возникали ассоциации с полетом. Еще чуть-чуть - и он взлетит, как мечтал в детстве, начитавшись комиксов о супергероях. Но, как оказалось, для того, чтобы летать, не обязательно нужно было быть супергероем или птицей.

Спокойной походкой, приплясывая, пока никто не видит, Чанель направлялся к дому, представляя, как обрадует Бэкхена своим отпуском. Он уже знал, что Бэкхен уволился из кондитерской, объясняя это тем, что нашел себе новое поприще, связанное с его хобби, но пока никому ничего подробнее не рассказывал. Это подзадоривало любопытство Чанеля, но он не давил на парня, понимая, что у того тоже должно быть личное пространство. Но даже это не мешало ему вести себя дурачком, потому что самой главной наградой за эти его детские глупости были открытые и счастливые улыбки Бэкхена. И Чанель давал голову на отсечение, сейчас они были еще прекраснее, чем в начале их общения. Это особенно грело разрывающееся от чувств сердце, потому что так Бэкхен улыбался только ему одному.

Улыбка Чанеля никак не сползала с лица. Прохожие удивленно смотрели на парня, не ожидая, что среди молодежи есть еще люди, способные так открыто и обезоруживающе улыбаться. А Чанелю хотелось разорваться пополам от чувств, эмоций и радости, которые уже били через край, будто до верхов заполненный чан с водой. Ему хотелось без остановки шептать, говорить, кричать Бэкхену о том, как же, черт его дери, он сильно любит его. И Чанель понимал, что для Бэкхена все это ново, слишком внезапно, будто окатили холодной водой, поэтому тому так тяжело реагировать на такие любвеобильные порывы парня. Чанель все понимал и не давил, ведь главное – Бэкхен был с ним и он был с ним счастлив; его не отягощали эти чувства. Как бы Чанель хотел, чтобы так было всегда, до самой смерти.За такими мыслями он даже не заметил, как дошел до мансарды, очнувшись только тогда, когда увидел рисующего Бэкхена. Тот сидел в привычной для него позе на широком стуле, подогнув под себя ноги, а кисточка в руке невесомо скользила по холсту, прерываясь на склянку с водой и палитру в руках художника. Что конкретно Бэкхен рисовал, Чанель не мог разглядеть, пока стаскивал с ног кеды.- Добро пожаловать домой, студент, - пропел Бэкхен, не отвлекаясь от созерцания этюда.То, что Бэкхен внезапно поприветствовал его, повергло Чанеля в легкий шок, потому что обычно, когда тот рисовал, он находился в каком-то другом пространстве, не замечая ничего вокруг. Сейчас, стало быть, он рисовал, оставаясь самим собой? Чанель неверующе подошел ближе, глазами сразу исследуя огромный холст. Легкие карандашные линии были разбросаны повсюду, своими сцеплениями образуя знакомый Чанелю пейзаж.- Это же то место, где мы были вчера? -озадаченно спросил Чанель, переводя взгляд на Бэкхена.- Ага, оно самое.- И почему ты в адеквате?- Что? – рассмеялся Бэкхен, не понимая, о чем парень.- Ну, ты обычно, когда рисуешь, вне этой планеты и мирского существования, до тебя не достучаться, а сейчас…- А, ты об этом, - не находя в себе сил подавить смешки, Бэкхен опустил кончик кисточки в зеленую водную смесь. – Просто этот пейзаж я рисую… Даже не знаю, если честно, сколько раз. Он уже до осточертения мне знаком, хоть и каждый раз получается по-новому. Тут не нужно погружаться куда-то вне этого мира, чтобы понять, каким оно должно стать. Оно существует само по себе. Понимаешь?- Ну, приблизительно.Чанель пододвинул к Бэкхену табурет, садясь рядышком, и следя, как все новые и новые оттенки зеленого ложатся на холст.- Я рисовал его и простыми карандашами, и масляными, и акриловыми красками, и пастелью и еще многим чем, и вот сейчас акварель. Хоть я и не люблю ее, все равно интересно, каким это место получится с помощью этой краски.Чанель понимающе кивал, мысленно соглашаясь, с тем, что выйдет что-то замечательное, учитывая динамику и атмосферу того места, а еще и прибавляя талант и отдачу Бэкхена – в голове у Чанеля уже прорисовалась целая статья с высокими эпитетами и метафорами, описывающими этот этюд. Кстати, о Бэкхене. Чанель вспомнил, как перед входом в мансарду хотел поговорить с Бэкхеном. Ну как поговорить, хотел попросить кое о чем. Следя, как кисточка в ухоженных и длинных пальцах художника снова сменяется на карандаш, подрисовывая какие-то мелкие, но нужные парню детали, Чанель эстетически наслаждался, чувствуя, какой-то камень на сердце. Тот же самый, который тяготил его с признанием. Только теперь Чанель всего лишь хотел попросить, чтобы Бэкхен остался с ним, как можно дольше, если не навсегда. Да, громко сказано, но Чанель только так видел свое дальнейшее счастье и нормальное существование.- Не грызи карандаш, - вместо просьбы вырвалось вместе со вздохом из груди.Бэкхен, словно очнувшись, отпустил карандаш, снова беря в руку кисть, и не обращая внимания на Чанеля, продолжил прокладывать цветовые тона. В центре, в углах, везде, где было можно, он прокладывал различные цвета, и чем больше их становилось, тем лучше становилась видна игра цвета. Акварельная краска в каких-то местах текла вниз, добавляя общей картине размытости и какой-то эфемерности.

- Так непривычно тихо, - прошептал Чанель, боясь нарушить воссоздавшуюся тишину.Бэкхен перевел на него взгляд, замерев и ничего не отвечая. Чанель непонимающе уставился на художника, боясь сейчас даже пикнуть. От повисшей тишины плохое предчувствие Чанеля лишь усилилось.Кисточка в руке Бэкхена замерла вместе с ним, наполовину вытащенная из склянки с водой. Пока Бэкхен внезапно не стукнул ее металлическим основанием о стенки стеклянной банки. Тихий звон раздался в тишине, как раскат грома, отчего Чанель недовольно скорчился он неприятных ощущений, оседающих на слуховом нерве.- Ты забыл? В тишине много звуков, - нравоучительно произнес Бэкхен, возвращая длинную кисть к холсту. – Все эти мелкие звуки на общем фоне кажутся тишиной, мы их попросту не слышим, не придаем значения. Но на самом деле они такой же звук, как и музыка в наушниках, как и смех за стеной, как и шум автострад. Просто мы не хотим слышать, поэтому зачастую пропускаем слишком многое мимо себя.Чанель заворожено слушал мягкий голос Бэкхена, мысленно поддакивая и сознаваясь в своих ошибках. Картина все больше и больше принимала свои знакомые очертания, приводя Чанеля все в больший восторг, что не ускользало от взгляда Бэкхена. Тот лишь усмехнулся, подбирая на палитре новый цвет, смешивая желто-зеленую акварель с синей кобальтовой, достигая желаемого результата.

- Хочешь порисовать? –внезапно предложил он.- Я? – изумился Чанель.Художник согласно кивнул и приглашающе улыбнулся, двигая свой стул в сторону и освобождая Чанелю больше места у холста. Растерянный взгляд Чанеля, который явно сейчас не понимал, что и как делать, и говорил, что запорет картину, только смешил художника. Вложив в руку длинную кисть из южно-корейского колонка, Бэкхен аккуратно накрыл ладонь Чанеля своей, поднося ее ближе к холсту. С точностью и нежностью, художник провел новую зеленоватую полосу рукой Чанеля, больше следя за самим парнем, нежели чем за этюдом. Сосредоточенные глаза Чанеля с неким волнением следили за выскальзывающими из-под кисти линиями; рука была полностью расслаблена и поддавалась малейшему движению руки Бэкхена. Также, не расцепляя рук, они споласкивали конец кисти в воде и снова замешивали новый оттенок, после окрашивая им верхушки деревьев и нижний горизонт безоблачного неба. Дыхание Чанеля можно было прочувствовать словно песчинки на пляже, ускользающие из ладоней; оно было рваным, замедленным, будто парень старался не дышать, боясь спугнуть атмосферу момента.Расцепив на секунду руки, Бэкхен взял кисточку меньшей толщины, окуная ее в водуи затем в краску. Делал он это быстро, не задумываюсь, со свойственным ему профессионализмом. Однако в Чанеле как будто что-то щелкнуло, он даже сам не понял, что, когда резко вцепился в занесенную вверх руку Бэкхена; от неожиданности тот дернулся, из-за чего жидкая краска брызнула Чанелю прямо на щеку.- Что это сейчас было, - спустя минуту тишины, спросил Бэкхен, наблюдая, как иссиня-зеленая краска стекает по щеке парня вниз, к подбородку.- Не знаю, - предельно честно ответил Чанель, - однако ты запачкал меня краской.- Вот уж нет, ты сам виноват в этом, - возразил Бэкхен.- Вот уж да, кисточка была в твоих руках, поэтому виноват ты.- Пак Чанель, ты совершенно невыносим, - засмеялся Бэкхен, швыряя испачканную в красках тряпку, которой он подтирал текущую вниз по холсту акварель, Чанелю в лицо.- Ах так?Чанель схватил вторую кисточку, быстро окуная ее в воду и брызгая в лицо Бэкхену. Тот, возмутившись, нанес ответный ?удар?, понимая, что такими темпами они скоро окажутся мокрыми. Но останавливаться не собирался, резко вскочив со стула, вслед за Чанелем, едва успевая окунать кисть в склянку с покрашенной водой. Однако, решив сделать выпад, Бэкхен не рассчитал, и его нога застряла между ножками стула и табурета, вследствие чего он споткнулся, уцепившись за футболку Чанеля и утягивая его на пол за собой.- Упс, мы снова упали, - просипел Бэкхен, стараясь проигнорировать вспышку боли в спине от соприкосновения с холодным полом.- Нет, по-моему, кое-кто тут очень неуклюжий, - Чанель состроил миловидное выражение лица.- Ах ты…- только и смог сказать Бэкхен, не сдерживая глупой улыбки.На обоих нахлынуло чувство дежавю; вся та же тяжесть чужого тела, обоюдное тепло и учащенное сердцебиение. Снова тоже чувство дыхания друг друга через кожный контакт животов, снова пальцы Бэкхена, с силой сжимающие плечи Чанеля. Но в этот раз в этой маленькой и хрупкой оболочке витала атмосфера серьезности, реальности, нежели чем там, в зеленом поле с высокой травой.- Знаешь, чтобы научиться летать, не обязательно быть супергероем или иметь крылья, - не в тему выдохнул Чанель, игнорируя недоуменный взгляд Бэкхена, который ожидал чего угодно, но только не этого.- И еще, ты как-то спрашивал меня про кино, - продолжал Чанель, - так вот, пока мы играли с красками, я вспомнил одно.- И какое же? – выпалил Бэкхен, обжигая шею Чанеля своим горячим дыханием.- Я смотрел его очень-очень давно, оно из жанра эротика.На этом моменте, вся серьезность из Бэкхена улетучилась, заставляя засмеяться, насколько это позволял вес тела, придавливающего его к полу. Чанель чувствовал каждую вибрацию внутри Бэкхена, немного досадуя над его реакцией.- Ты дослушай. Там рассказывалось о художнике, который жил со своей девушкой, и которого покинула муза. Он долго пробовал рисовать свою девушку, но ему вечно все не нравилось, пока, в один момент, он не вылил на нее банку синей масляной краски. После этого его посетила идея; он начал поливать эту девушку красками различных цветов, размазывая их по всему ее обнаженному телу. Они достали огромный холст и занялись на нем любовью, подливая все больше красок, из-за чего на холсте получалась целая картина. Надо признаться, они после делали это не раз, и эти картины пользовались большим успехом.На лице Чанеля образовалась идеальная улыбка взрослого проницательного человека, в то время как внутри бушевал целый шквал эмоций.Ресницы Бэкхены трепетали, глаза были слегка прикрыты, придавая художнику чуть больше шарма, когда как губы были слегка приоткрыты. Чанель знал, что идет просто напропалую, наугад, в любой момент готовый провалиться под землю, ибо не знал, как на это отреагирует Бэкхен. Оледеневшие от волнения пальцы заскользили по горячей коже поясницы, вызывая волну мелких и приятных мурашек у Бэкхена, которому хотелось разорваться от контраста тепла и холода, вдарившего по нервным окончаниям в виски.

- Звучит интересно, - пробормотал Бэкхен, стараясь совладать со своими эмоциями, пальцами еще сильнее, еще ощутимее, сжимая плечи Чанеля, и не отводя взгляда от его полностью черных, одурманенных зрачков.- Большой холст у нас есть, банки с масляными красками – тоже, - многозначаще прошептал Бэкхен в самые губы парня, вдыхая в себя его горячее дыхание, и содрогаясь от трепета во всем теле.

- Нам ничто не мешает, - сказал он напоследок, прежде чем с головой окунуться в жаркие и податливые губы Чанеля, отдаваясь во власть холодных кончиков пальцев.