Длиннофокусный объектив. (1/1)
музыка: nightmare - melody
Чанель не выдержал собственного психоза еще в общаге. Ему казалось, что он просто умер, а теперь оказался в собственном персональном раю, в котором он едет в пустом автобусе далеко за город, из окна светит теплое солнышко, а на плече у него мирно дремлет Бэкхен. Художник сидит ближе к окну, в его правое ухо воткнут наушник, в то время как у Чанеля он в левом. Чанель чувствует себя волшебно, слушая музыку Бэкхена одновременно с ним самим - для него в этом была какая-то особая интимность, сокровенность. Первое время Бэкхен, не отвлекаясь, смотрел в окно, наблюдая за пролетающим мимо пейзажем городских каменных джунглей, которые вскоре сменились ярко-зелеными лугами, а после уснул у Чанеля на плече, убаюканный легкой тряской в транспорте.В тот день Чанель чувствовал себя словно во сне. Украдкой от Бэкхена он постоянно пощипывал себя за руку, чтобы удостовериться, что это не очередной плод его нездоровойфантазии. Сердце заходилось в бешеном ритме, когда он мог свободно, не стесняясь, наслаждаться податливыми губами Бэкхена, прижимая тело парня ближе к себе и несколько неаккуратно перебирая его волосы своими пальцами. Наутро Бэкхен уверял его, что ему срочно нужно уйти по делам, и вернется он, скорее всего, поздно, поэтому Чанелю ничего не оставалось, как отпустить его от себя ненадолго и все как следует обдумать. Потому что теперь, судя по всему, Бэкхен принял его чувства, хоть ничего и не сказал в ответ, что, конечно, оставило в Чанеле досадный след. Тем не менее, Чанель понимал, что такой, как раньше, его жизнь уже не будет. Все его существование негласно разделилось на два периода: до признания и после, и теперь, в их уже совместной жизни все будет по-другому, на двоих. От осознания этого Чанель парил где-то в облаках, однако вместе с тем это его очень пугало. Боязнь серьезных отношений Чанеля еще не покинула, и он не мог отвязаться от противных мыслей о том, что с Бэкхеном что-нибудь обязательно случится, он передумает, расхочет и в итоге Чанель не будет с ним счастлив. В конце концов, он до сих пор не мог поверить в свое счастье, чем все и объяснялось.Бэкхен вернулся очень поздно, весь мокрый, продрогший и какой-то сам не свой, чем порядком встревожил Чанеля.
- Что случилось… - Чанель даже забыл о вопросительной интонации в голосе, осматривая всю степень бедствия, приключившегося с Бэкхеном.- Зонтик потерял, - улыбнулся ему Бэкхен, с трудом стаскивая с себя прилипшие к стопе кроссовки.Чанель подозрительно наблюдал за тем, как Бэкхен переодевается в сухую и чистую одежду и думал о том, что не особо доверяет этой обреченной улыбке. Второйраз спрашивать о том, что же все-таки произошло, Чанель не решался, но у него было предчувствие, что что-то плохое – уж слишком его угнетало уныние, исходящее от Бэкхена.- Я просто очень устал, - ответил Бэкхен на его вопросительный взгляд, приглашающе похлопывая рукой по кровати.Чанель не стал медлить, предпочтя оставить этот вопрос на утро, когда они оба отдохнут и выспятся. Юркнув под теплое одеяло, он сразу почувствовал холод прижимающегося к нему Бэкхена, который незамедлительно положил голову ему на плечо, тем самым закрывая доступ Чанелю к своим глазам. Блаженное чувство долгожданного счастья растягивалось тонкой пленкой по телу, оставаясь небольшим покалыванием в кончиках пальцев.- Чанель… - тихо произнес Бэкхен ему в грудь, сжимая его футболку.- Ммм? – Чанель приобнял парня рукой за талию, носом утыкаясь ему в макушку и вдыхая запах дождя, оставшийся на его волосах.- Давай уедем завтра за город?- Зачем?- Просто устал от города. И хочу показать тебе одно волшебное место, тебе там понравится.-Как скажешь, - улыбка непроизвольно расплылась на лице Чанеля, когда он ласково коснулся губами макушки, желая доброй ночи. – Спи.А на следующее утро Бэкхен поднялся ни свет, ни заря, несмотря на то, что ни чертане выспался. Он стащил недовольно ворчащего Чанеля с кровати, аргументируя тем, что им далеко и долго ехать, и пока Чанель пытался более-менее проснуться и собраться, совмещая это с приставаниями к Бэкхену, второй быстро собирал свою сумку. Краем глаза Чанель заметил, как художник складывает туда альбом для рисования, карандаши и акварельные краски.- Ты же не любишь акварель, - озадаченно проговорил он, тыкая пальцем в яркую коробку с красками.- Да, но практиковать ее иногда надо, - улыбнулся в ответ Бэкхен, пряча в сумку выпечку и термос с чаем.Через полчаса они наконец покинули мансарду, направляясь к автовокзалу и походу беседуя о том месте, куда поедут. Бэкхен увлеченно рассказывал, как он впервые нашел его, и как обнаружил там свою музу; описывать это место он не стал под предлогом сюрприза, поэтому Чанелю ничего не оставалось, как согласиться и слушать его в пол-уха, любуясь его улыбкой. Он мог назвать бы это идиллией, если бы не одна деталь, которая порядком его беспокоила. Глаза Бэкхена будто потерялись в пространстве, слепо вращаясь туда-сюда и ни на чём не задерживаясь, и когда Чанель встречался глазами с его пустым взглядом, по его коже пробегали мурашки. Немного поразмыслив, он решил списать все на недосып, потому как у него самого глаза слезились и немножко щипали.Они едут уже час, и Чанель может только гадать, когда будет их остановка; впрочем, он уверен, что Бэкхен ее не проспит, поэтому, отбросив все посторонние мысли, он наслаждается пейзажами за окном, мелодичной и теплой песней в наушнике и щекой Бэкхена на плече. Кажется, он сам упускает тот момент, когда проваливается в дремоту, навеянную прыгающими по лицу лучами солнца и нешумным ходом автобуса. Когда он нехотя приоткрывает глаза, первое, что он видит – окруженное солнцем, словно ореолом, лицо Бэкхена, который уже проснулся и очень настойчиво пихает Чанеля в бок. Его губы напряжены и слегка изогнуты, будто в уме он выполняет сложную математическую задачу, а не пытается разбудить развалившегося со всеми удобствами на непригодном для сна сидении Чанеля.- Я попал в рай? – Чанель точно уверен, что это должна быть еще одна его мысль, а не сказанные вслух слова, но язык снова его не слушается.- О чем ты вообще, - фыркнул Бэкхен, закатывая глаза. - Подъем, сонное царство, мы приехали.Чанель резко подскочил, испуганно осматриваясь вокруг и окончательно просыпаясь. Под фырчанье вперемешку с хихиканьем художника, они вышли из автобуса на совершенно пустой остановке. О том, что это остановка, можно было только догадываться по указателю у трассы. С одной стороны дороги расстилались луга, обрывающиеся горизонтом моря, а с другой – лес. Чанель непонимающе обвел эту картину взглядом, грешком подумывая, а не проспал ли сам Бэкхен нужную им остановку. Однако художник, нисколько не удивившись и не обращая внимания на Чанеля, устремился через дорогу, к лесу.- Бэкхен, стой, - окликнул он художника, спохватившись и рванув следом.На дороге не было ни одной машины, вокруг сплошное спокойствие и природная тишина, и это заставляло привыкшего к городской суете Чанеля немного нервничать.- Мы что, идем в лес? – спросил он, удивляясь, как столь миниатюрный и совсем не спортивный Бэкхен, так неожиданно быстро ходит.Однако художник с завидным упорством игнорировал расспросы парня, заворачивая на поднимающуюся вверх по холму тропинку, освещенную светом и явно не одним человеком протоптанную. Чанель еле поспевал за художником, щурясь от солнца, которое светило ему прямо в лицо сквозь кроны не очень высоких деревьев. Ему оставалось только гадать, что же за сюрприз такой в лесу задумал Бэкхен. Однако, не успев толком ничего надумать, он заметил, как вскоре лесная тропинка закончилась, сменяясь, казалось бы, бесконечной проселочной дорогой и безграничными ярко-зелеными лугами.- Вау! – восхищенно вскрикнул Чанель, глаза которого аж заслезились от яркого великолепия и чистого воздуха.Бэкхен, который все также спешно шел впереди, сразу обернулся, широко улыбаясь и радостно смеясь над реакцией парня, щуря излучающие восторг глаза. Чанель не знал на чем концентрировать внимание: на природной красоте этого места, или на впервые настолько радостном и живом Бэкхене. Ему казалось, что его сейчас разорвет пополам от ощущений; он даже в детстве не мечтал хоть раз очутиться в чем-то подобном, а теперь маленький и счастливый ребенок так и лез из него наружу вон, заставляя вприпрыжку обогнать Бэкхена, громко смеясь и хлопая в ладоши. Будто приняв его правила игры, Бэкхен снова набрал скорость, то обгоняя, то отставая от бегущего впереди Чанеля.- Боже, Бэкхен, это действительно рай! – громким голосом крикнул Чанель, на ходу крутясь вокруг своей оси и вдыхая полной грудью свежий воздух.Вскоре, по мере их подъема по холму, у дороги появился высокий коричневый забор, который тянулся далеко-далеко вперед. В компании редких деревьев по обочине дороги это смотрелось очень уютно и согревающе. Успокоившись, оба парня спокойно шли вдоль забора, храня таинственное молчание, которое нисколько их не отягощало. Наоборот, в такой умиротворенной тишине, их громкие голоса звучали бы как раскаты грома и портили бы целостность картины.- О! – воскликнул Чанель, выдергивая Бэкхена из приятной дымки в мыслях. - Посмотри!Бэкхен проследовал взглядом в направлении, которое указывала рука Чанеля.За забором по мягкому зеленому ковру травы во всю опору неслись две лошади. Это больше напоминало игру в догонялки: лошади резко сворачивали с пути, брыкались и громко ржали.- Они похожи на нас! – со всей серьезностью в голосе заявил Чанель.Бэкхен моментально переключился из режима от восторга грацией этих животных в режим ?кое-кто сейчас получит?, поднимая на Чанеля тяжелый взгляд, говорящий ему о том, что он полный идиот.- Что? – посмеиваясь, спросил Чанель. – Ну ты сам посмотри: они тоже играют в догонялки, и та, которая крупнее – она рыжая.- Ты идиота кусок, - обреченно выдохнул Бэкхен. - Почему я серый?- Она же белая, - с важным видом возразил Чанель, - а еще она маленькая и милая, и такая же светлая, как ты.- Я еще не седой, если у тебя проблемы со зрением, и она серая, а не белая, я лучше знаю, какого она цвета.- Ты разбираешься в лошадях?- Нет, я просто это знаю.Пока они спорили, двигаясь дальше, лошади носились по огромной леваде, продолжая игру, пока обе вдруг резко не замерли.- Залипли, - резюмировал Чанель, наблюдая, как двое животных стояли, с минуту не двигаясь, махая хвостами из стороны в сторону, отбиваясь от насекомых.
- У них тайм-аут, вот сейчас… Да… - Бэкхен с Чанелем напряглись, не отрывая от животных своих взглядов, будто наблюдали футбольный матч.Через минуту перемирия рыжая лошадь очень нагло укусила серую за репицу хвоста, тут же резко отскакивая от задних копыт товарища. И их игра началась снова, под громкий и звонкий смех парней.
Пройдя еще где-то метров сто, парни, наконец, увидали целый табун, от которого видимо те двое и отбились, увлекшись своими догонялками.
- Обалдеть, никогда не видел столько лошадей, - восхищенно проронил Чанель, поддаваясь вперед к забору. – Как думаешь, они подойдут, если их позвать? – спросил он и тут же, не дожидаясь ответа, забрался на нижнюю балку деревянного забора, отчего стал выше еще на полметра.
Медленно подходя к Чанелю, Бэкхен только закатил глаза, мысленно сетуя, мол, за что ему сдался такой человек. Тот окликал их, свистел, издавал неизвестные миру звуки, дабы животные отреагировали на его зов. Но те стояли, не шевелясь, будто спали, разнеженные теплом солнца полудня. Почти оставив все надежды, Чанель уже начал слезать с забора, как заметил, что одна, особо любопытная, отделилась от массы, медленно приближаясь к деревянной ограде.- Бэкхен, смотри-смотри! – чуть ли не заверещал Чанель, не веря своему счастью.- Ну как дитя малое, - рассмеялся Бэкхен, наблюдая за реакцией Чанеля.Оказавшись у самого забора и осмелев, лошадь протянула свою морду к Чанелю, обнюхивая того на предмет чего-нибудь интересного. Чанель восхищенно замер, боясь спугнуть момент.- Погладь ее, - мягким голосом посоветовал Бэкхен, умиляясь с этой картины.В знак подтверждения животное легонько боднуло руку Чанеля, вырывая из того испуганное ?Ой?. Очень неуверенно Чанель приблизил свою ладонь к морде лошади, сначала легонько касаясь, ощущая гладкую и теплую шерсть животного кончиками пальцев. Потом, все увереннее и увереннее, он начал гладить переносицу и щеки животного, приходя в совершенный восторг от ощущений. Бэкхен бесшумно и незаметно достал из рюкзака бутерброд, взятый с собой в дорогу, отломив от него добрый ломтик хлеба. Взяв правую руку Чанеля, он вложил хлеб в его ладонь, чувствуя приятное покалывание своей от ощущения того, как мужественная, но красивая рука парня лежит в его руке.- Что ты делаешь, - обеспокоено прошептал Чанель, заранее зная ответ на свой недовопрос, и опасаясь, что лошадь сейчас вместе с хлебом съест половину его руки.- Тебе понравится, - многообещающе улыбнулся Бэкхен, поднося ладонь Чанеля ближе к морде лошади.Однако не успел он закончить предложение, как животное, унюхав вкусненькое, само вытянуло голову вперед, губами подхватывая ломоть хлеба. От ощущения бархатных губ животного на чувствительной коже ладони у Чанеля по спине пробежали мурашки, сменяясь плотной пеленой детского безмерного счастья в расширенных глазах. Чанель молчал, он уже не знал, что бы ему еще такого сказать – он находился будто бы в эйфории. Наблюдая за реакцией Чанеля, Бэкхен лишь понимающе улыбался, похлопывая животное по мускулистой шее.- Спасибо, Бэкхен, - признался Чанель, убирая ладонь от морды животного. - Я никогда не был так счастлив.- Это еще не все, - подмигнул художник, хватая парня под локоть и уводя вперед, вдоль забора.?Есть что-то еще прекраснее??Как оказалось, есть. Когда забор закончился, снова началось редкое полесье; Бэкхен уверенно вел их по давно заученным тропинкам мимо деревьев, иногда оборачиваясь и следя, чтобы Чанель не отставал. Шли они недолго, а когда тропинка оборвалась, они очутились на огромной, по виду овальной поляне с высокой травой, полностью окруженной стволами пышных деревьев.- Именно это я и хотел тебе показать, - сказал Бэкхен, оборачиваясь.Он шел вдоль деревьев, где трава почти отсутствовала, взглядом изучая каждое дерево, будто ища в них что-то, пока не нашел довольно огромный и толстый дуб с низко спускающимися ветками. Бросив свой рюкзак у его подножия, Бэкхен расправил плечи, прикрывая глаза и позволяя себе расслабиться, пока легкий и чистый ветерок обдувал его лицо.- Я очень дорожу этим местом, - признался Бэкхен несмело подошедшему Чанелю, - оно моя муза; все, что здесь - его вид, краски, запахи и звуки – будто вселяет в меня новую жизнь, подсказывая ответы на вопросы, подталкивая в нужную сторону и даруя огромный запас вдохновения.Промолчав с минуту после его слов, Чанель спокойно и понимающе улыбнулся.- Я понимаю.- Давай поиграем? – резко развернулся к нему Бэкхен с хитрой улыбкой, и, не дождавшись соглашения, рванул от Чанеля в сторону, бросаясь в высокую траву, достающую ему где-то до колена.Чанель не сразу понял, что ему сказали и куда подевался Бэкхен с его романтичным выражением лица, а потом, ехидно улыбнувшись и прошипев ?ну, погоди?, он бросился вдогонку за художником.- И вот не отрицай теперь, что мы похожи на тех двух лошадей, - прикрикнул он, обдумывая тактику, как бы быстрее и ловчее перехватить убегающего Бэкхена.Художник либо был мастером догонялок, либо Чанель был сильно не в форме, но догнать его у него почему-то не получалось: Бэкхен снова и снова ускользал от него в самый последний момент. И всегда поддразнивал его своим задорным смехом, ловко пробираясь сквозь заросли.
Дыхание Чанеля уже давно сбилось - он уже очень и очень давно так не бегал, однако маячивший перед глазами Бэкхен, почуяв, что парень устал, не давал Чанелю даже передохнуть, тоже остановившись в трех метрах от него. Они кружили на одном месте, сохраняя трехметровую дистанцию, ожидая, кто первым закончит их незапланированный тайм-аут. Это время Чанель вовсю разрабатывал новую тактику о том, как успеть за секунду проскочить три метра и схватить вконец обнаглевшего художника. Определившись с выбором, он незаметно начал приближаться, так, чтобы Бэкхен этого не сразу заметил, чтобы потом сделать выпад и схватить свою жертву. Но тот, будто предчувствовав, в последний момент ловко извернулся и побежал в другую сторону, громко смеясь на разочарованный рык Чанеля.- Я не буду за тобой бегать, - Чанель встал, уперев руки в бока, делая показушно-безразличный вид.И его совершенно не волнует, что Бэкхен приближается к нему, как хитрая лисица, дразнящее высунув язык, мол, и правильно, не догонишь. И когда Бэкхен совсем растерял бдительность, Чанель резко схватил его, повалив вместе с собой на землю.- Ага, попался! – ликующе воскликнул Чанель, прижимая своим весом Бэкхена к траве, смеясь на возмущенные вопли и попытки выкарабкаться. – Теперь ты никуда не денешься.Бэкхен несильно надул щеки, сверля Чанеля взглядом, пока до него медленно начинало доходить, насколько близко живые и блестящие глаза Чанеля были к нему. Настолько близко, что казалось, парень сможет прочесть всю его душу. Бэкхен резко закрыл глаза, дергано выдыхая небольшой поток воздуха, ибо под тяжелым телом Чанеля особо не подышишь.
А у Чанеля в этот момент сердце остановилось и ухнуло куда-то в пятки. Бэкхен. Подчинившийся. Доступный. Слишком рядом, слишком близко, чтобы дыхание не сперло, а сердце не зашлось бешеным ритмом, отдавая гулом по стенкам.- На самом деле, - Бэкхен открыл глаз и отвел взгляд к безоблачному небу над ним, - цель нашего визита не только в моих поисках вдохновения. Я ведь обещал тебя научить слышать тишину.Чанель сначала не мог сосредоточиться, следя за каждой линией тонкой шеи, с двигающимся время от времени кадыком, будто призывающим ?ближе, наклонись еще ближе?. Поэтому слова Бэкхена остались в его сознание будто профильтрованные раза три, отложились, как факт, без особой значимости. С Бэкхеном он готов научиться всему.Держать себя в строгих рамках в такой ситуации, чувствуя, как вздымаются легкие Бэкхена, плотно вжатые в его, Чанеля, тело, было невозможно, поэтому мысленно извинившись, он накрыл его губы своими, закрывая своей головой обзор к небу. Бэкхен не стал закрывать глаза, чувствуя, как сильно затрепетало его сердце от вида по-настоящему нежного Чанеля, лицо которого, даже с закрытыми глазами, выдавало хозяина с потрохами – Чанелю было важно каждое самое легкое и почти невесомое касание. Эти осознания душили Бэкхена еще больше, как будто отчаявшегося, отчего его слабый ответ на поцелуй стал сильнее, отзывчивее, чувственнее. Руки, отдельно от разума, обняли Чанеля за плечи, прижимая немножко сильнее к себе, в то время как голова чуть приподнялась, наклонившись в бок, облегчая поцелуй. Бэкхен мог думать только о том, что это, черт возьми, восхитительно – целовать человека, ощущать, как его нижняя пухлая губа податливо мнется под твоими губами. Но самое волшебное, что чувствовали и тот, и другой – взаимная отдача, будто два отчаявшихся, зашедших в тупик конца смогли каким-то образом соединиться и образовать проход, через который можно следовать дальше. Отрываться от таких чувств не хотелось, особенно Чанелю, губы которого просто горели то ли от счастья, то ли от силы поцелуя, но это сделать пришлось. В любом случае, Чанель вдоволь насладился послевкусием поцелуя на лице Бэкхена, который был словно в тумане, с мечтательно прикрытыми глазами, так доверительно прижавшись к Чанелю.- Тебе тяжело.- Нет.- Не ври, я чувствую, как ты дышишь, - и чувствовать это - как великий дар, как будто делить одно дыхание на двоих, подстраиваясь друг под друга.Чанель быстро сполз под бок к Бэкхену, касаясь макушкой макушки Бэкхена и устремляя взгляд в бесконечную высь. Такую далекую, призрачную, нежно-голубую, но одновременно такую близкую, будто мог в этот же момент взять и сгрести это небо в объятие.
?Это все из-за Бэкхена? - подумал Чанель, мысленно соглашаясь со своим внутренним голосом. Определенно, только Бэкхен мог вознести его в такую высь, позволяя только касаться его светлой и приятной на ощупь кожи. Только присутствие такого настоящего, мистически-ангельского Бэкхена могло заставить Чанеля взлететь без помощи техники.- Закрой глаза, - раздался его тихий голос над ухом. - Просто расслабься и закрой глаза, не думай ни о чем сложном и мрачном. Отпусти свое сознание в небеса, ввысь, туда, куда тебе хочется. И тогда ты услышишь красивую музыку тишины.Чанель на ощупь нашел тонкую ладонь Бэкхена, переплетая с ним пальцы и глупо улыбаясь от взаимного тепла ладоней. Он не мог не улыбаться, он никогда не был настолько счастлив. И Чанель закрыл глаза.Лететь, лететь выше и выше, подставляя лицо дуновению ветра, когда каждая клеточка кожи, покрывается мурашками, словно оперение птицы. Свобода, спокойствие. И переливной звук воздуха, такой же тихий и неуловимый, как и далекое небо. Убаюкивающий шелест крон деревьев где-то под тобой, под аккомпанемент которого плавно делаешь пируэт в воздухе. А где-то совсем рядом, крохотное и слабое сердцебиение, словно запуганный трусливый зайчонок, прячущийся от опасности в кустах под деревьями. Спокойно, очень спокойно и громко. Но эти звуки не раздражали и не отвлекали, как обычно; наоборот, они были как одно целое с тобой и миром вокруг. Колыбельная для разума.Бэкхен устало облокотился о ствол дуба, подле которого оставил рюкзак. Он не пожалел о своем решении, и ему правда стала легче. Легче относиться к неизбежности. Солнце уже давно было в своем зените, он потерял счет времени. Но какое было сейчас дело до времени, когда перед его глазами был как всегда бесконечно вдохновляющий обзор, казалось бы, таких маленьких и малозначимых деревьев, полускрытых неровностями поверхности земли, усеянной травой, которая кое-где безнадежно помята. В его руках был небольшой мольберт, он задумчиво грыз конец карандаша, а на его коленях сладко дремал Чанель, измотанный за сегодняшний день впечатлениями и огромной дозой чистого воздуха. Бэкхен всегда с улыбкой смотрел на макушку потемневших волос, которая так уютно устроилась меж его ног; ладонь Чанеля собственнически покоилась на сгибе коленки, а спина парня медленно вздымалась, что говорило о том, что тот благополучно заснул, убаюканный звуками тишины и теплом Бэкхена.Однако Бэкхен снова вернулся к мольберту, на котором уже прорисовывались детали пейзажа, такого знакомого и не единожды рисованного. Он любил рассуждать и задумываться, искать логические цепочки и пути выходов, пока карандаш послушно следовал за движениями кисти руки и тонких пальцев. На фоне природы шум карандаша, скользящего по чувствительной к звуку, словно железная пластина, бумаге, был почти не слышен, поэтому мысли Бэкхена приобретали некую иную форму, нежели обычно. Карандаш и бумага в сумме давали постоянный звук, как колебательные движения. Безостановочный процесс, длящийся с собственной периодичностью и никак не изменяющийся. Природа же обладала многогранной тональностью: звук, никогда не повторяющийся, словно броуновское движение в хаосе и собственном безумстве.
Бэкхен никогда не устанет зарисовывать один и тот же пейзаж, потому что глаза художника, почти то же самое, что и уши музыканта – звук не стоит на месте, меняясь и трансформируясь. Так и с визуализацией. Картина природы никогда не сможет быть одинаковой. Она каждый раз будет разной, и Бэкхен сам в это убедился, уже потеряв счет, сколько раз он рисует этот пейзаж. И каждый раз, как новый.
Это место обладало восхитительной магической силой исцелять прогнившую черноту всердце; будь на то воля, тут можно бы было остаться навсегда, предаваясь свободе и беззаботности. Но солнце уже заходило за горизонт, и клюющий носом Бэкхен понимал, что пора вставать, иначе он сам уснет прямо тут, а проводить ночь под открытым воздухом без пледа или хотя бы палатки нельзя. Он и так уже был простужен, хоть и отчаянно не хотел подавать виду. Художник обреченно выдохнул, мягкими движениями пальцев поглаживая и перебирая волосы все еще спящего у него на коленках Чанеля. Он понимал, что страстно не желает возвращаться. Возвращаться к жестокой реальности, серым будням и четырем стенам, ежесекундно напоминающим о сроке.