Хроматическая аберрация. (1/1)

музыка : zico - i'm still flyI'm still fly I'm sky highand I dare anybody to tryand cut my wingsI'm still puillin out the phantomand these haters can'tstand him nigga I'm still doin my thing(c)Бэкхен в очередной раз чертыхнулся, когда споткнулся на ровном месте, пытаясь успеть на автобус, на который ни в коем случае нельзя было опаздывать. Дождь только портил его настроение, потому что быстро бегать по лужам с зонтом - занятие не из легких, но и садиться в салон автобуса насквозь промокшим тоже не дело. За последние полчаса Бэкхен успел тысячу раз пожалеть, о том, что именно сегодня решил разобраться с одним очень важным и неприятным делом, но откладывать его было нельзя.Наушник вывалился из его уха ровно в тот момент, когда Бэкхен, весь запыхавшийся и недовольный, наконец очутился в автобусе, чем довел Бэкхена до высшей точки кипения. Парень едва не взвыл от отчаяния, но, вставив непослушный наушник обратно в ухо, он моментально успокоился и опустился на сидение. Он плаксиво уставился в окно и подумал о том, что если сейчас останется без музыки, то загнется совсем, ибо музыка для него была сродни кокону, который защищает его от внешнего мира. Бэкхен всегда неистово стремился спрятаться в ее звуках, чтобы защититься, укрыться и сбежать от проблем, которые черным бельмом стояли перед глазами, размножаясь в геометрической прогрессии и лишая Бэкхена почвы под ногами. Но сейчас, вместо привычного безболезненного спасения, музыка лишь способствовала приумножению его бесконечного потока негативных мыслей, так что Бэкхен, вопреки старой привычке, приучил себя не погружаться в музыку слишком глубоко, воспринимая ее как фон для раздумий, не более. А пищи для размышлений, у Бэкхена, несомненно, было предостаточно.Вчерашнее признание Чанеля, который появился также внезапно, как и исчез, выбило Бэкхена из колеи окончательно. В первую же секунду Бэкхен позабыл о том, что ему нужно куда-то идти и что за стенами мансарды его поджидают сплошные беды. В тот момент для него существовал только мокрый и дрожащий от холода Чанель, который не решался даже взглянуть на него.

Бэкхен присел напротив Чанеля на корточки, осторожно приподнимая его голову, чтобы видеть лицо. Тот нерешительно перевел испуганный взгляд на Бэкхена; в его глазах застыл немой страх. Бэкхен мягко улыбнулся, с особой нежностью убирая мокрые волосы парня за уши и любуясь чертами его лица. Ему нравилось, как от его действий менялись эмоции в взгляде Чанеля – от испуга к удивлению. Кожа Чанеля была влажной и холодной. Бэкхен чуть наклонился и соприкоснулся с ним лбом, наслаждаясь прохладой, потому как у него самого, кажется, поднималась температура. Прикрывая глаза, Бэкхен понимал, что не хочет ничего говорить, только действовать, ощущать и дарить ощущения. Чанель, боясь даже пошевелиться, почти не дышал от такой близости, ожидая дальнейших действий Бэкхена и наслаждаясь ощущением теплыхрук художника на своих влажных щеках. Делить на двоих это неровное дыхание казалось таким прекрасным, что Бэкхен, полностью закрыв глаза, подался вперед, губами находя дрожащие губы Чанеля и делясь с ним своим теплом. Пусть Чанель считает это своеобразным ответом на свое признание.Но сейчас Бэкхен снова один, снова наедине со своими мыслями, и он понимает, что ничего другого в тот момент сказать бы все равно не смог. Не потому, что это было слишком внезапно или не вовремя. А потому, что действительно не знает, что конкретно чувствует к этому парню, не знает, что ему говорить в данной ситуации и сможет ли он ответить ему теми же чувствами. Эта неопределенность нависала над Бэкхеном черной тенью, бесила его и одновременно пугала.Бэкхен припоминал, что не раз ловил на себе его влюбленный взгляд. Он понимал все, но упорно делал вид, что ничего не замечает, будто постоянно откладывая важные бумаги для подписания на потом, в самый дальний ящик. Он понимал, что все время так продолжаться не может, и если Чанель не предпримет никаких действий, действовать придется ему. Но он не хотел делать первый шаг, он этого панически боялся. Нет, он не страшился ни отношений, ни своих чувств, ни чувств Чанеля. Он понимал, какой он в глазах Чанеля: это читалось в каждом его взгляде, слове, жесте. И от этого понимания в горле стоял огромный ком. Потому что он не такой, каким видит его Чанель. Он не такой волшебный и сказочный Бэкхен, с его нежными улыбками и смеющимися глазами. Он не такой сильный и храбрый. И чем дольше Чанель всеми правдами и неправдами указывал ему на то, что он есть в лице окружающих – тем уверенней к Бэкхену приходило осознание того, что это не он настоящий, а его маска, которая плотно вжилась в его лицо, и только сейчас дала трещину. Он не знает, сколько еще сможет продержать на лице эту маску, которая так нравится Чанелю, сколько он еще будет ходить, пока снова не сломается. Он не хочет, чтобы Чанель видел его таким, он не хочет, чтобы этот парень разочаровывался в том эфемерном существе, которое смогло так потрясающе легко влюбить его в себя. Ему казалось, что он стоит на развилке двух путей, оба из которых ведут в бездну. Что ему делать, Бэкхен не знал. И виной всему было только одно.Ему хотелось, чтобы путь автобуса не кончался никогда, он не хотел выходить из теплого салона и идти навстречу своей главной проблеме.Родители. Одна мысль об этих людях заставляла Бэкхена горько усмехаться и замыкаться в себе. Если бы менталитет этой страны позволял, он бы во всеуслышание заявил, что искреннее ненавидит этих людей. Людей, которые доводят его до истерик, нервных срывов и слез. У него никогда не было семьи в полноценном понимании этого слова. Хотя, казалось бы, мать и отец живы здоровы, живут в браке долго и счастливо. Но с самого детства Бэкхен никогда не ощущал той теплой, домашней, уютной семейной атмосферы и родительской заботы. Лишь презрение и неверие в его силы. Всю жизнь Бэкхен изо всех сил старается доказать родителям, что он способный и прилежный сын, которым действительно стоит гордиться, но в ответ он всегда получает только холодное безразличие. Его мать никогда не любила его, не уделяя воспитанию ребенка ни капли должного внимания, а отец и вовсе вел себя так, словно его собственный сын для него – пустое место. Ему вообще не было никакого дела до семьи, для него существовали лишь работа и деньги.Бэкхен все это прощал. Прощал до того момента, когда однажды понял, что не в силах больше находиться в стенах родительского дома, где мать срывала на нем нервы и злость, не стесняясь избивать, а отца будто бы вообще не существовало в его жизни. Он ушел, ничего не говоря и не оставляя после себя ничего, будто он и не жил никогда в этом доме. Он начал жить самостоятельно, без родительской богатой роскоши, зарабатывая себе на хлеб и крышу над головой. Он ощутил настоящий вкус свободы, взрослой жизни, и ему это нравилось. Он был волен делать то, что он хочет и заниматься тем, что ему нравится, а не тем, что ему указывают взрослые. Казалось бы, жизнь началась заново, с нового счастливого листа. Жизнь, где есть друзья, отношения, приятная работа и веселая студенческая жизнь.

Пока черное прошлое не вернулось к нему из детства звонком на мобильный с неизвестного номера. Едва Бэкхен услышал в трубке голос дворецкого их семьи, у него по спине пробежал настоящий холод и Бэкхен резко сбросил звонок, даже не желая слушать, что ему скажет этот человек. А после, словно пропадая в своей вселенной, в паранойе он размышлял, что понадобилось этому человеку от него, как он узнал его номер телефона и в чем тут замешаны родители. За всем этим Бэкхен напрочь позабыл о Чанеле, который обеспокоенно следил за возросшей в разы неуклюжестью художника и его потерянным взглядом в пустоту.

А потом в какой-то момент вся его иллюзия счастливой жизни рухнула. Его разбудил звонок ночью; Бэкхен, не задумываясь, взял трубку, стараясь не разбудить заснувшего Чанеля. Слушая звучный властный голос в трубке, Бэкхен пропускал через себя все, что ему говорят и с каждым словом все отчетливее понимал, что влип по самое не хочу. Ему звонил отец, требуя его появления в доме для решения одного очень важного вопроса и угрожая, что если тот проигнорирует это, то он собственноручно вернет его домой. Бэкхен еще минут пять ошеломленно слушал телефонные гудки, так и не найдя в себе сил, чтобы хоть что-то ответить. Голос его отца эхом звучал в голове, телефон выпал из рук, а сам парень тихонько скатился с кровати на пол, ошарашено смотря в стену. Он наяву видел, как его счастье, настоящая жизнь рушилась на осколки у него на глазах, словно разбитое камнем зеркало.Он уже знает – эта встреча для него ничем приятным не закончится. К сознанию начинала подкрадываться давно забытая истерика, лишая парня воздуха в легких. В тот день он неосознанно нагрубил Чанелю, после чего тот скоропостижно исчез безо всяких объяснений. Его исчезновение еще одним осколком больно прошлось по сердцу Бэкхена.Тогда Бэкхен уже не вспоминал, что ночью Чанель себе позволил чуточку больше дозволенного, и только спустя какое-то время до него дошло, что после всего этого Чанель, очевидно, подумал, что виной всему он сам. Тогда Бэкхен подумал, что может, оно и к лучшему. Чанель сам его покинул, и теперь Бэкхену оставалось только идти навстречу своей моральной погибели, смиренно опустив плечи.

И только сейчас Бэкхенпонял, что именно произошло тогда с Чанелем. Ему было приятно, что с одной стороны у него есть поддержка и теплое гнездо, где можно ненадолго забыться от проблем. Но с другой стороны - он не знал, что ожидает его в стенах родного дома и даже не догадывался, как это повлияет на их с Чанелем дальнейшие отношения. Ему только оставалось больно сжимать ладонями края ветровки, борясь с подступающим к горлу комом и слезами.Каждый шаг вперед давался парню с огромным трудом, сознание кричало, чтобы он сию же минуту развернулся и поехал обратно, в теплые объятия Чанеля, но разум упорно заставлял его идти в сторону родительского особняка. Знакомые решетчатые двери, небольшой сад, за которым каждое утро ухаживали две сестры-двойняшки, заросшая декоративным мхом крыша. Все такое знакомое, родное и болезненное. Проглотив ком в горле, Бэкхен нажал на звонок вызова дворецкого.Дальнейшее для парня происходило, словно в тумане; будто он посреди замерзшего озера случайно провалился под лед, оглушенный и беспомощный. Его посадили в гостиной, попросив подождать, когда отец освободится и выйдет к нему. Сердце Бэкхена, как назло, замедляло свой ход, тем самым отвлекая парня на подсчет каждого удара. Но это никак не успокаивало. Казалось, все нервы были обострены до предела, Бэкхен сидел, как на иголках, изо всех сил стараясь сохранять безразличное лицо.- О, ты пришел, - раздался позади безразличный женский голос. – А мы и не ждали.Бэкхен тактично промолчал и решил, что раз игнорировать, так игнорировать до конца.- Молчишь? Даже не поздороваешься с мамочкой? Неблагодарный сын! Я тебя рожала, нервы на тебя свои тратила, деньги тоже, а ты...?Как будто в детстве мне это надо было? - мысленно фыркнул Бэкхен, стараясь абстрагироваться от ситуации, чтобы давно знакомые неприятные слова снова не задевали его. Благо, отец не заставил себя ждать, одним своим появлением прекращая поток слов своей жены.- Неплохо выглядишь, - дежурно бросил он, присаживаясь напротив Бэкхена и раскладывая на диванном столике какие-то бумаги. – У меня к тебе очень важное дело.- Ну конечно же, так бы ты о моем существовании и не вспомнил, - не выдержал Бэкхен, вставляя резкий комментарий.- Не груби отцу! – Бэкхен вновь услышал за спиной возмущенный возглас матери и мысленно возжелал провалиться сквозь землю, лишь бы не находиться рядом с этим человеком.- Помолчи, пожалуйста, - отец снова перевел недовольный взгляд на Бэкхена. - Я не пререкаться тебя сюда позвал. Это, - он придвинул к Бэкхену бумаги, - документы о наследовании тобой моей компании. Ты мой единственный наследник, поэтому, согласно закону, директорский стол я отдаю тебе, хотим мы с тобой этого или нет.- Что, неужто в могилу уже собрался? – на лице Бэкхена воцарилась едкая ухмылка. - И работать в твоей блядской компании я не собираюсь. На этом все? Я пошел.Он резко поднялся и широкими шагами направился к двери.- А ну стой! – прикрикнул на него отец, однако Бэкхена это не остановило.

– Через две недели эти бумаги будут подписаны нотариальным органом, поэтому ты будешь там работать, вне зависимости от своих желаний.

- К твоему сведению, - Бэкхен медленно развернулся и устремил острый взгляд на отца, - у меня нет экономического образования, и я в этом ничего не смыслю, так что оставь свои блаженные фантазии при себе.- Сядь, - мужчина быстро нагнал парня, усаживая на первый попавшийся стул.- Если ты еще не понял: меня не волнует, смыслишь ты в этом или нет; пока я жив, ты будешь под моим покровительством и быстро вникнешь во все тонкости. И еще, - мужчина внимательно уставился в глаза недовольному Бэкхену, - у тебя сейчас есть отношения?Бэкхен неуверенно отвел взгляд в сторону, не зная даже, что ответить на столь каверзный вопрос, однако придумать ответ ему не дали.- Значит есть. Так вот, советую тебе их разорвать, потому что потом тебе будет не до встреч со всякими нищими студенточками. Когда дело пойдет в гору, я познакомлю тебя с твоей будущей невестой.- Мне вот просто интересно, пап, - Бэкхен сделал акцент на последнем слове, - тебе так нравится рушить жизнь своему единственному сыну? Мне правда, просто любопытно. В детстве, я читал книжку в библиотеке, что-то о том, как достичь взаимопонимания в семье, там говорилось: поговорите со своими близкими, узнайте ихточку зрения, все такое…- Я тебе даю ровно месяц на то, чтобы ты порвал все свои отношения и связи, - прервал его отец. - Через месяц я жду тебя здесь. А если ты откажешься, то притащу насильно, я прекрасно знаю, где ты живешь и чем занимаешься – найти тебя не составит проблем, - с улыбкой, мужчина поднялся, отряхивая брюки от несуществующей пыли, и удалился из помещения гостиной.Бэкхен почувствовал себя полностью пустым и разбитым, едва находя силы, чтобы хотя бы встать со стула.- Ты должен быть благодарен отцу за такую щедрость такому, как ты, - на горизонте снова появилась мать, поправляющая свой халат с довольной физиономией.- Просто заткнись, - буркнул Бэкхен, порываясь уйти, но недовольная женщина схватила его за плечо, резко толкая к стене.- Неблагодарная дрянь, лучше бы вообще не рождался.Бэкхен не сдержал истерического смешка, поднимая взгляд с пола на мать.- Ошибочка, я употребил не тот глагол. Просто сдохни.Лицо матери залилось гневной краской, она уже было занесла руку, чтобы ударить парня по лицу, но тот ловко перехватил ее руку, больно вцепившись в запястье.- Запомни, это я ненавижу тебя, ты бесишь меня. И ты не смеешь поднимать на меня руку, я тебе не боксерская груша, чтобы избавляться от стресса и от недостатка интеллекта. Да-да, не смотри на меня так, думаешь, я всю жизнь буду терпеть это? Ха-ха, - Бэкхена просто пробирало на истерический хохот.- ДА ПРОСТО СДОХНИ КАК-НИБУДЬ УБОГО, КАК ЖАЛЬ, ЧТО ТЫ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛА ДО МОЕГО РОЖДЕНИЯ! СПАСИБО,ГОСПОДЬ, ЗА ЛЮБЯЩУЮ СЕМЬЮ!Бэкхену уже было все равно, что от своих криков на весь дом, он, возможно, сорвал голос; пелена слез стояла перед глазами, отчего парень наобум выбежал из треклятого дома. На улице уже давно стемнело, идти под проливным дождем ориентируясь на тусклый свет фонарей было почти невозможно, поэтому Бэкхен обессилено рухнул на асфальт в одной из подсобок жилого дома. Сил не оставалось даже на слезы, он едва дышал за их потоком, смотря пустым взглядом в серую невзрачную стену напротив. А в голове билась одна единственная мысль: почему ему так не повезло? Почему он родился в такой семье, а не кто-то другой? Почему он вообще родился? Сознание просто рвало на куски от желания нормальной жизни, или хотя бы сиротской; что-нибудь, только не это. Теперь для Бэкхена все двери захлопнулись окончательно; он понимает, что ему не сбежать, а с родителями он быстрее сляжет в больницу с нервным истощением и психическим помешательством, если сразу же не покончит с собой.

Месяц. Всего лишь месяц жизни, как будто ему поставили окончательный диагноз и он не в силах что-либо изменить, сколько усилий к этому не прикладывай. Он просто неудачник. Ему не повезло прямо с рождения.

Он уже не обращал внимания на то, что на нем не осталось сухого места, ровно как и живого места в сердце. В мыслях застрял Чанель, с его дурашливой улыбкой и взглядом, который влюбленно наблюдал за ним и хлопал в ладоши, не сдерживая басовитого смеха. Бэкхен и сейчас не мог сдержать улыбки от этого видения перед глазами, правда теперь эта улыбка была полна горечи и сожаления. Он не знает, что ему делать с Чанелем, он не хочет ранить этого парня, но он и не может остаться с ним. И какой после этого он сильный и умный, если даже не может найти пути решения? Бэкхен до боли избивает собственные кулаки б асфальт, закусив губу от отчаяния. Держать маску становится еще тяжелее, кажется, она уже полностью сошла с него, обнажая это забитое и раненное существо, которым парень являлся на самом деле.?Я никогда не покину тебя, даже если ты захочешь сбежать от меня, я тебя просто не отпущу…? - слова Чанеля на ощупь были как разгоряченный металл, отчего глаза слезились еще больше.?Так ли это?? - пронеслось в голове Бэкхена одна единственная мысль, пока взгляд устремился на почерневшее городское небо без единой звездочки. Или в глазах Бэкхена все настолько расплывается, что он не может их увидеть. Бэкхен уже не верит, что Чанель не сможет его отпустить через месяц. Он уже ни во что не верит, все полностью погрузилось в бездну.У него остался всего лишь месяц, чтобы придумать хоть какой-нибудь план действий, чтобы Чанель ничего не узнал, и в итоге остался без шрамов на сердце. Ему остался месяц, чтобы прожить его окутанным в теплые сети искренней любви, наслаждаясь отношениями. Все, как Чанель хочет, они будут вместе проводить время, как настоящая парочка. Бэкхен сможет, он постарается.?Если Чанель хочет этого - я дам ему это?.