III (1/1)

К темноте Рома собираться начинает, умывается, подстригает в ванной перед зеркалом свою бороду, одежду по щелчку очищает и освежает, придавая себе вполне приемлемый вид. Уже топчась у окна, с явным азартным блеском в глазах он поглядывает на большие напольные часы, часовая стрелка которых близится к полуночи. Закуривает, из неоткуда вытаскивая самокрутку плотно забитую табаком, затягивается глубоко, выдыхая прямо в комнату, мгновенно рассеивая дым, не оставляя даже запаха. Диму происходящее даже не удивляет.Часы бьют двенадцать. Грохочут, скрежещут, шумят, обозначая начало поздней ночи, а подопечный Хинтера пальцами щёлкает, заставляя окурок исчезнуть. Раз! И на месте человека стоит пёс огромный, с большими глазами, смотрит на Диму, не моргая, гавкает коротко, словно говорит что-то, дает команду, будто это он тут хозяин, и выпрыгивает прямо в окно, растворяясь в ночных сумерках, в тишине спящего города.— И нахуя было марафет наводить? — Хинтер под нос себе ворчит, давя желание выглянуть и проверить, не разбился ли бестолковый бес на мостовой.Хинтер не недовольный, на самом-то деле, он к дивану собирается отойти, чтобы терпеливо ждать невольную гостью, ведь точных сроков Рома не называет, но, успев лишь спиной обернуться, слышит, как тяжелые лапы вновь ударяют в пол, переступают мягко.Оборачивается, впиваясь взглядом в принцессу, а та на деле и не принцесса вовсе. Мальчишка тонкий, с волосами светлыми, вьющимися, носатый, с ресницами длины такой, что тени от них закрывают почти половину щёк.— Это что такое? — Дима спрашивает шепотом, отступая в сторону, давая псу сгрузить свою ношу со спины на диван, куда сам сесть так и не успел. — Кто это?Рома отходит слегка, встряхивается и вот на полу уже человек сидит, привычно ноги скрестив по-турецки, смотрит на Диму как-то даже осуждающе снизу вверх.— Тебе не нравится что-то? Что король прятал, то я и принёс. Принц, принцесса, какая разница? Красивый? — он в сторону спящего кивает, и Хинтер, хоть и негласно, но признает, что, да, красивый. Необычный уж точно.— Ну и что будем делать? Будить? — спрашивает Дима, а сам в голове судорожно и почти в панике взвешивает все за и против.— Это уж ты решай, — Рома потягивается, тоже на парня поглядывает с интересом живым, но больше всё же на Диму смотрит, явно интересуясь его мнением и тем, как он себя дальше поведет. — Я вообще намерен не показываться пока в этом виде.— Почему король единственного ребёнка своего ото всех скрывал? Кто так вообще делает? — если у тебя и есть планы на собственного наследника, то почему бы не сделать так, как хочешь? Ни для кого из монархов не проблема переженить детей так, как выгодно для государства.— Ему так нагадали, — демон плечами пожимает, показывая, что знает не многим больше, чем сам Хинтер. — Нагадали, что его ребенка кто-то из нищеты заберет. Как-то так, я не знаю дословно, ты меня из огнива не так давно вытащил. Спроси сам, — а затем замечает шевеление краем глаза. — Дошумелись…Парень на диване возится, садится, открывая глаза свои, кажущиеся огромными на бледном лице, а у диминых ног уже снова пёс сидит, сверкает глазами нагло, совершенно по-собачьи носом под колено подталкивая, подгоняя. Уходить не собирается, видимо, тоже послушать хочет, что мальчишка скажет обо всем этом. Тянуть уже явно нечего.— Доброй ночи? — собственный голос звучит с непривычной неуверенностью, и Дима кашляет, слыша совершенно насмешливое фырканье со стороны демона, пихает его ногой куда-то в рёбра несильно, пробуя снова. — Доброй ночи. Я — Дима. Считай, что просто, ну, позвал тебя в гости? Утром верну назад. Как тебя зовут?Парень напуганным не выглядит. Он скорее сонный, смущенный тем, что одет в одну лишь сорочку ночную, белую, доходящую почти до голеней, постоянно норовящую сползти то с одного, то с другого тощего по-птичьи плеча. Парень взгляд Димин, видимо, замечает, ноги в коленях сгибает, пряча стопы узкие в подоле сорочки, смотрит в ответ смущенно, но прямо, будто знал всегда, что когда-нибудь вдруг проснётся в чужой квартире.— Мирон, — представляется коротко, а Хинтер думает, что тот и правда дева будто бы, коленки острые через ткань тонкую просвечиваются, голос ломкий, пухлые губы, которые гость облизывает быстро, нервно, наталкивая на мысль, что воды предложить стоит.— Пить хочешь? — спрашивает осторожно, подступая ближе, а у Ромы проблем нет, он Хинтера обходит, забирается на диван, бошку свою тяжеленую и лобастую под чужие руки подсовывает, укладывая на бёдра этого Мирона, вынуждая ноги вытянуть под весом.Принцесса, которая на проверку оказалась не совсем тем, кого Дима ожидал увидеть в своем жилище, кивает, пальцы свои длинные зарывает в шерсть густую чёрную и вдруг улыбается так, что у Хинтера сердце на мгновение сжимает, сбивая с ритма.Отходит за стаканом воды, выбирая самый чистый, возвращается и садится прямо на пол, передавая запрошенное гостю, потому что кое-кто наглый и лохматый занимает добрую часть дивана, не оставляя лишнего места.Мирон пьёт обычно. Как обычный человек. У него кадык по глоткам дёргается, от пальцев на стекле остаются отпечатки, показывая Диме, что руки у мальчишки горячие. То-то Рома псиной кайфующей почти полностью на ?принцессу? залез, лишь бы гладили.— Ты не боишься совсем? — спрашивает осторожно, надеясь, что после этого вопроса парень не решит, что вообще-то бояться вроде как должен и в панику не впадёт.— Нет, — Мирон плечами пожимает, возвращая стакан, носом своим совершенно выдающимся шмыгает, поправляя ворот предназначенного для сна одеяния, — я знал же, что так будет. Девятнадцать лет в башне просидел, потому что папеньке цыганка сказала, что меня выкрадут, и он уже не сможет меня отдать тому, кому сам решит, — он голос меняет вдруг, явно передразнивая кого-то, — кому-то, кто был бы полезен нашему государству.Замолкает и Дима тоже молчит, отмечая какие-то печальные нотки в чужом голосе, отзывающиеся негодованием в самом его нутре, потому что нельзя так с живым человеком обращаться, какого бы он статуса по рождению не удостоился. Рома ворчит, выражая тоже неудовольствие, подтверждая мысли Хинтера о том, что всё это совершеннейшая нелепость, мокрым носом в очередной раз тычется в чужую ладонь узкую, будто пытаясь подбодрить.— Но, наверное, всё равно страшно должно быть. Чужой дом, чужой человек, псина огромная ещё, — Хинтер, давая пару минут, всё же пробует подступиться снова, пытается понять чужое поведение. А Рома зыркает на него коротко.— Да Вы подумайте сами. Я не знал, почему потом невозможен будет по расчёту брак. Вариантов ведь много. Я себе надумать успел, что убьют, обесчестят, вернут домой по частям или вовсе не вернут, съедят, например, всякое же бывает! А Вы вроде не трогаете, ведёте себя достойно и, наверное, просто эта встреча что-то изменить должна, — Мирон улыбается неловко, просто уголки губ поднимает слегка, оглядывается, рассматривая обстановку чужой квартиры, тянется, чтобы глаза потереть, зевает, прикрывая рот ладонью.— Делаем вывод, тебе повезло, что именно я решил пригласить в гости? — подводит итоги Хинтер, тянется рукой к Ромке и по голове треплет, пользуясь временной почти полной безнаказанностью, правда руку всё же отдёргивает, когда демон предупреждающее губу переднюю чуть поднимает, обнажая острые клыки. — Ну, давай тогда знакомиться, Мирон.Парень Хинтеру интересен. Тот хоть и ведёт себя воспитано, сдержано, но явно умеет дерзить, умеет кусаться. Кажется, что сейчас он просто держит марку, оставаясь в образе той самой принцессы, которую на девятнадцать лет заточили в башне, а на деле вовсе не такой хороший мальчик.?И хорошо, хватит с меня одной плохой псины?, — думает Дима, позволяя себе отвести взгляд от чужого лица. — У Вас большая квартира. Чем Вы живёте? — Мирон голос подаёт осторожно, будто бы прощупывая почву.— Художник, — отвечает гордо, а потом, понимая, что звучит это неправдоподобно, потому что известности у него нет, картины не покупает никто, а живёт Дима богато, уточняет поспешно, — для души. А вообще мне друг помогает деньги делать. Может, ты даже с ним познакомишься потом.Рома глаз один открывает, на ?хозяина? косится, одним этим взглядом спрашивая, совсем ли Хинтер дурак или шансы ещё есть. Дима предпочитает это игнорировать, разборки всегда можно оставить на потом. Тем более — с псом.А вот Фёдоров ответом, кажется, удовлетворён. По крайней мере выглядит заинтересованным, даже на время забывает про свою сорочку, в очередной раз роняя её с плеча.— А Вы только для своей души рисуете? Я бы хотел посмотреть, если это возможно, — и чужая искренняя заинтересованность, восторг, обусловленный, возможно, возможностью для парня увидеть, узнать что-то новое, после девятнадцати лет буквально в плену своего родителя. — У нас был художник при дворе, но я никогда не видел, как он работает. Только результат. Портреты папеньки и маменьки, например.— А твои портреты? — закономерно спрашивает Дима.— А моих не писали. Я, по сути, не существую для всех, пока не пройдет возраст, преднаречённый гадалкой, — Мирон грустнеет, и Дима себе слово даёт, что обязательно напишет портрет этой принцессы, лишь бы не сводила брови русые и не опускала взгляд. И сейчас он просто-напросто не знает, что ещё спросить у гостя, что помогло бы познакомиться и узнать его лучше, но в то же время и не задело бы. И Дима не придумывает ничего лучше, как: — Может, хочешь чай? С чем-нибудь сладким? С шоколадом, например?Мирон кивает, так взгляд и не поднимая, а Дима, принимая это молчаливое согласие, на ноги поднимается, ощущая, как ноют колени, но идёт в сторону кухни, чтобы на плиту чайник поставить, грея воду на обещанный чай.— Я люблю шоколад, — подает голос Мир, — но сладости дома редко водятся, надо держать себя в форме.Хинтер оглядывается, окидывая взглядом того, кому ?надо держать себя в форме?, сдерживая насмешливое фырканье, потому что нечего там держать: кожа, кости да глаза огромные, живые.Рома оценивающим взглядом окидывает принцессу и осторожно с парня слезает, до Хинтера добирается и, за штанину его подёргав, явно указывает на шкафчик, в котором, Дима знает наверняка, ничего не было. Зато сейчас, когда он открывает, вдруг обнаруживается коробка конфет. Хинтер заметку себе мысленно делает, что стоит потом обсудить с демоном его внезапную мягкосердечность.— Иди сюда, принцесса, — Хинтер улыбается, доставая сладость, раскрывает коробку и ставит ее на стол.— С чего это я принцесса? — слышится чуть оскорбленное, но Мирон всё же поднимается, идёт, чтобы за стол сесть, разглаживая подол на бёдрах, поглядывая снизу вверх на Диму, но явно не решаясь взять предложенное.— Потому что я в гости ждал принцессу, — он себе позволяет по волосам чужим пройтись пятернёй, замечая, как чуть напрягается мальчишка, но комментировать, видимо, нужным не считает. — Ешь. Не бойся ты. Сейчас чай налью, уже заварился.Обещание исполняет быстро, наливает две чашки, выставляет на стол и садится напротив гостя, наблюдая за тем, как Мирон, наконец решившись, будто зашуганный зверёк, впервые увидевший плошку с едой, тянется к конфетам. Берёт одну осторожно, почти благоговейно. Разворачивает обёртку из фольги. Надкусывает, а жидкая начинка неожиданно стекает, пачкая пухлые губы и подбородок. Мирон сначала от неожиданности пугается, но быстро закидывает в рот конфету, жуя её, а липкую массу стирает пальцами, облизывая после подушечки. Совсем не аристократично, но, по мнению Димы, увидевшего всё это маленькое и живое представление, очень мило.— Вкусно, — Мир улыбается, и Дима тянется демона между ушей потрепать, выражая благодарность. Демон от руки не отстраняется, он тоже, как и Дима, на гостя смотрит с нескрываемым интересом, благо хоть из пса не перевоплощается, а потом переводит взгляд на Хинтера, и тот буквально слышит в своей голове гордый голос Ромы, слышит его самоуверенное: ?Потому что я умный, делаю всё правильно!?.— У Вас очень красивый пёс, — сообщает Мирон, и Дима давится чаем, который как раз отпивает из кружки, кашляет в кулак, под насмешливый короткий ?гав? от демона. — И умный, да? Вы с ним так иногда переглядываетесь, что мне кажется, будто бы он понимает больше, чем я.— Нет. Тебе кажется. Просто он — мой близкий товарищ, вот и... — Дима отвечает поспешно, вдруг испугавшись непонятно чего, решив вдруг, что Рома сейчас удумает перекинуться в себя обычного. И их ?принцесса? просто кукухой двинется от переизбытка впечатлений на одну короткую ночь. — Не стоит волноваться об этом, Мирон. Он скоро доставит тебя назад. Думаю, твоим родителям не стоит знать, что пророчество всё же сбылось.Мирон кивает серьёзно, брови свои русые сводит, обдумывая что-то, катает в пальцах фантик, скручивая в плотный комочек, прежде чем положить на столешницу к ещё трём уже скрученным таким же.— Мы же увидимся ещё? — спрашивает с напускным безразличием, но не может быть наплевать тому, кто до этого ни разу не выходил в люди, не общался ни с кем, кроме слуг, учителей и строгих маменьки с папенькой. Мирон, в подтверждение чужих мыслей, продолжает. — Мне бы этого хотелось. Я, знаете, совсем не считаю своё положение честным, а Ваша вина, простите, косвенно, но имеется.Шантаж. Неумелый, неловкий, но парень в глаза смотрит прямо и как-то обречённо, будто бы готовясь к отказу, открывая все карты за раз.— Увидимся. Следующей ночью Рома придёт снова, — кивает согласно и знает, что бес не откажет, тот явно тоже проникся чужой историей, да и не трудно ему. Хинтер всё ещё не знает, есть ли ограничения у чужих паранормальных способностей.Конфеты заканчиваются быстро. Диме не жалко даже не от того, что Рома всегда наколдовать может. Ему не жалко совершенно, потому что у Мирона глаза блестят, он весь такой совершенно по-детски довольный, хоть и старается держаться, как особа голубых кровей, у которой шоколад не может восторг вызывать. Только вот неискренность этого пафоса напускного выдаёт неестественно прямая спина: даже не слишком прозорливому Диме ясно, что парень пытается марку держать, лишь бы в грязь лицом не ударить, не может так сидеть нормальный человек.А потом эта принцесса носом клевать начинает своим. Вроде держится ещё, но выглядит совершенно сонной, зевки сдерживаете безуспешно и моргает медленно, пригревшись и окончательно убедившись в собственной безопасности. Дима с бесом своим переглядывается. Рома, кажется, умилён. Это заметно даже по собачьей морде. Хинтер бы посмеялся над чужой внезапной сентиментальностью, если бы и сам её сейчас не испытывал.— Домой, Мирон? — предлагает, поднимаясь наконец со своего места и решительно беря ситуацию в свои руки. — Рома тебя отнесёт. И добавляет, встретившись глазами с чужим обречённым взглядом:— Мы заберём тебя снова на следующую ночь, хорошо? Обещаю.И в качестве знака, которым скрепляется это обещание, Дима жмет уже вставшему на ноги и подошедшему близко Мирону руку. Рукопожатие оказывается неожиданно крепким. Хрупкие нежные кисти принцессы оказываются вовсе не слабыми.На спину псу сесть помогает, наблюдая, как, погнездившись, принцесса эта устраивается боком, спешно смущённо сводя колени и одергивая подол, забывая, кажется, о том, что ночная сорочка её спадает ещё и с плеча, а значит там тоже поправить нужно. Поэтому Дима поправляет сам, а потом, подумав, отходит за пледом, укутывая Мирона поспешно, старательно игнорируя насмешливый короткий рык со стороны Ромы.— Прижмись лучше. Ляг грудью, чтобы теплее было и точно не упасть, — советует, отступая, пока бес ворчит тихо, выражая недовольствие Диминой неуверенность в безопасности принцессы. Хинтер не успевает попрощаться, как пес прыгает в черноту за окном. Он сдерживает желание подойти к окну, чтобы проследить за махнувшим псом. Вместо этого остаётся на месте, помня, как быстро обернулся тогда Рома. Но в этот раз беса нет дольше, и Дима даже успевает помыть посуду, прежде чем за спиной своей слышит шаги мягких лап, которые сменяются в мгновение на человеческую поступь.— Долго, — комментирует, оборачиваясь, сразу же пускаясь в нападение, заранее готовый к насмешкам подопечного.— У него чёртов кот. Напал на меня, — Рома встряхивается по-собачьи, хоть и стоит уже человеком, а затем совершенно ненормально улыбается, будто вспомнил что-то невероятно смешное. — Понравилась тебе принцесса, Димочка?Диму от обращения этого передергивает ощутимо и, видимо, заметно, потому что демон глаза щурит и руки за спину заводит, выглядя теперь как-то чертовски нравоучительно, олицетворяя фразу ?я же тебе говорил?.— Иди нахуй, — отвечает вежливо, насколько возможно, обтирает руки, от воды мокрые, о штаны, — завтра берём снова. И не говори, что тебе не понравился. Конфет этих у нас не было, я знаю точно.— А я и не собирался тебе пиздеть, — Рома гласные тянет лениво, шагает ближе, будто бы желая припугнуть, но Хинтер слишком привык к этому существу, чтобы хоть немного напрячься, и бес очевидно знает это, — заберём его насовсем. Потом. А пока, давай, постарайся, Дим. Расположи Мирона к себе, пусть сам хочет сюда возвращаться.— Тебе-то какая выгода? — Хинтер щурит взгляд, слова чужие никак не комментируя, не оспаривая, не соглашаясь, хоть и сам уже и решил, что принцессу они себе заберут: негоже Мирону в башне просиживать, да и вообще история у него какая-то совершенно невеселая выходит пока что.— Мне? Интересно просто. Разнообразие. Да и жаль его, хороший парень, — Рома взгляд отводит, вспоминая, видимо, как под поглаживания псом подставлялся, но Диме смеяться не хочется, он, может быть, тоже бы был жадным до этих рук, что лишь видимой хрупкостью обладают. — Его жалко. Зачем нам с тобой мои почти безграничные силы, если мы не потратим хоть немного на то, чтобы просто кого-нибудь осчастливить?Дима соглашается. И не спорит с псом.И следующей же ночью Рома снова перепрыгивает через подоконник, чтобы забрать принцессу.