Глава 9 (1/1)

Он приходит в себя с ощущением кошмарного дежа вю.Пещера. Каменные стены. Металлическая дверь. Затхлый спертый воздух, пропахший вонью антисептиков. Тусклый электрический свет, лампы чуть потрескивают и мигают от перепадов напряжения. Вот-вот блеснут стекла очков, и над ним сгустится призрак покойного Йенсена…Перед глазами проносятся смутные картины случившегося. Люди в серой форме. Фабрицио, указывающий на него. Отрывистая итальянская скороговорка. Выстрелы.Тони отчаянно хочется надеяться, что он смог зацепить хоть кого-то, прежде чем его оглушили.Он машинально касается груди и вздрагивает. Запястья оттягивают тяжелые наручники, больше похожие на средневековые кандалы. От скованных рук к стене тянется прочная цепь. На лбу выступает испарина. Только приступа клаустрофобии ему не хватало. Нужно собраться. Собственное прерывистое дыхание кажется неестественно громким.— Ну, вот вы и пришли в себя, — раздается позади него негромкий и мягкий голос.Наверное, в этом месте полагается громко вздрогнуть и выругаться, но, видимо, его организм исчерпал запас реакций на внешние раздражители. И хорошо.А говорят по-английски. Это даже интересно.Тони приподнимается на локте. Говорит мужчина. Серый костюм, невысокий рост. Гладко зачесанные назад черные волосы — и точно такая же цепь от наручников на запястьях. Он прикован к противоположной стене, но расстояние между ними — от силы пара метров. — Где я? — в этой ситуации вопрос самый подходящий, хоть и глупый донельзя. Не надо быть гением, чтобы сложить два и два.Собеседник тихо вздыхает.— Вы в подземной лаборатории, — негромко отвечает он. — Код аш два сорок два.Отлично, гениальная догадка подтвердилась. Высший балл за сообразительность.Все-таки он чертовски везучий сукин сын. Готовился разыскивать это место неделями, а его любезно доставили прямо внутрь. Жаль, кэпа прихватить не озаботились. Тони внутренне ухмыляется при мысли о том, что будет, когда кэп его найдет. А в том, что капитан Роджерс его найдет, он не сомневается ни секунды.— Что за лаборатория? — интересуется Тони. Он скользит взглядом по пещере, внимательно осматривает стены. Увиденное радует: сланцевую породу поддерживают многочисленные подпорки. Разрушить это место взрывом не составит никакого труда.— Бактериологическая, — отзывается собеседник. — Точнее, вирусологическая. Вы знаете, что такое вирусы?Тони вовремя хватает себя за язык, и ехидный ответ так и остается непроизнесенным. Это в двадцать первом веке любой ребенок знает о вирусах, а здесь дрянь, созданная чокнутыми учеными, считается величайшим достижением науки и техники. Так что заткнись и слушай.— Ммм… — глубокомысленно отзывается он, осматривая дверь. Тяжелая, цельнометаллическая, а вот замок, похоже, можно открыть хоть пальцем. Отлично.Его визави, очевидно, соскучился по компании, и его не приходится тянуть за язык.— Вирусы — мельчайшие микроорганизмы, — вдохновенно начинает он. Похоже, Тони повезло нарваться на специалиста. — Они меньше бактерий; они могут жить внутри них. Вирусы являются возбудителями множества заболеваний, например, один из них послужил причиной эпидемии…— … испанки, — договаривает Тони. Интересно, когда он освоит, наконец, высокое искусство держать язык за зубами? Глаза человека напротив загораются таким счастливым азартом, что аж тошно. Воистину, каждому свое. И как только такого энтузиаста посадили на цепь? Видимо, много болтал, прямо как он сам. Шикарная ассоциация, при таких-то обстоятельствах. Похоже, он превращается в пессимиста.— Кто вы по профессии? — интересуется ученый (Тони уже мысленно окрестил его чокнутым) и тут же смущается. — Простите, я не представился… Берндт Курцман.— Тони С… Браун, — он с трудом припоминает фальшивую фамилию. — Вы немец?— До недавнего времени думал, что да, — чуть усмехается собеседник. — А вы, очевидно, американец?— Так заметно? — Тони чуть приподнимает бровь. — Ваш акцент ни с чем не спутать, — Берндт… Курцман слегка пожимает плечами. Кто бы говорил. У самого имечко — язык сломаешь. — Да и охрана говорила об этом, когда вас сюда… принесли.Он на мгновение замолкает. Тони переводит дух. Обычно его социальные навыки на высоте, но ситуация уж больно поганая и к светским беседам не располагает. Курцман тоже переводит дыхание — в буквальном смысле. Такое чувство, что их короткий разговор его здорово утомил. Тони отмечает нездоровый блеск его глаз и мысленно стонет. Не хватало ему сокамерника, свихнувшегося от долгого сидения на цепи в каменном мешке. Йенсен был хотя бы вменяемым… впрочем, этот вряд ли будет его оперировать, так что все в порядке. То есть хотелось бы на это надеяться.Тони старается не думать о том, что с ним может произойти то же самое. А когда он старается не думать, он говорит, по большей части просто несет чушь. Видимо, однажды этот факт станет его эпитафией. ?Здесь лежит Тони Старк, который слишком много болтал…?. Фьюри бы оценил.— Я инженер, — он слышит собственный голос словно издалека. — А вы?— Микробиолог, — отвечает Курцман. — Я здесь работал.Час от часу не легче. Он работал в подземной лаборатории, спятил, и его посадили на цепь, чтобы не перекусал других сотрудников? Славно.Видимо, Курцман умеет читать мысли, потому что слегка улыбается.— Я не сумасшедший, мистер Браун. Я действительно тут работал, — он прерывисто вздыхает. — Но однажды меня посадили на цепь, потому что моя мать была еврейкой. Вот и все.Что тут сказать. Тони внутренне содрогается, вспомнив, что было с евреями во вторую мировую.— Но ведь изначально это никого не интересовало, — он осторожно пытается разговорить собеседника. — Раз вы здесь работали.Если он здесь работал, его сведения могут быть полезны, а если его посадили на цепь, вряд ли откажется с ним поделиться. Собеседник и не думает ничего скрывать.— Нет, — соглашается он. — Я работал, пока был полезен. Теперь, когда работа почти закончена, я стал не нужен, и мое происхождение снова всех заинтересовало.За простыми словами слышится потаенная горечь. — Над чем же вы работали? — интересуется Тони. — Вы создавали биологическое оружие?Ученый закрывает глаза и снова переводит дыхание. На его лбу выступает пот, он подносит скованные руки к лицу и вытирает его рукавом. Звякающая цепь неприятно действует на нервы.— Мы создали вирус, способный уничтожить все население планеты, — отвечает он, не открывая глаз. — Всех, кроме представителей арийской расы. Всех до единого.Вот же черт.Он уже слышал об этом, но здесь, в крошечной камере глубоко под землей, в устах человека, которых это сделал, слова обретают жуткий смысл.Вирус существует. Он создан. У них осталось совсем мало времени.— И… как он работает? — собственный голос опускается до шепота. Горло перехватывает от мистического, почти потустороннего ужаса. Остатками рационального мышления он пытается взять себя в руки. Он в плену. Скован. Единственное, что он в состоянии сейчас сделать — попытаться добыть хоть немного полезной информации. Он приказывает себе просто слушать и запоминать, а накатывающую тошноту и приступ тахикардии просто посылает нахер. Некогда. Дело прежде всего.— Просто, — пожимает плечами Курцман. — Вирус распространяется воздушно-капельным путем. Он проникает в кровь, атакует клетки, встраивается в ДНК и начинает выделять токсины. У человека поднимается температура, и он просто… сгорает. Белок в организме не выдерживает такой температуры, наступает общая интоксикация, и через три дня… — он вздрагивает и не заканчивает фразу.Под пронзительным взглядом Тони он опускает глаза.Воистину, все беды от сумасшедших фанатиков. Тони думает, что бы ему сказать, но все мысли — как о стену горох. Что сказать человеку, который придумывает, как убить других, если сам недалеко от него ушел??Ты никогда не планировал уничтожать людей по расовому признаку?, — напоминает голосок в его голове. Слабое оправдание, конечно, но все же.Внезапно ему в голову приходит мысль.— А как же сам Гитлер? Он тоже не блондин, что, готов пожертвовать собой во имя чистоты расы?Курцман молчит, не поднимая головы. Когда он начинает говорить, его голос звучит глухо.— Я понимаю, что выгляжу мерзавцем, — он поднимает голову и смотрит на Тони с мрачным отчаянием. — Но у меня не было выбора. — Выбор есть всегда, — возражает Тони. И тут же вздрагивает, слыша в собственном голосе интонации несгибаемого Капитана Америка.Прекрати, Старк. Роль защитника морали тебе не к лицу. Да и с чего он вообще взялся воспитывать этого Курцмана? На себя бы посмотрел.— Выбор у меня был, — соглашается Курцман. — Я даже отказался… сначала. Тогда в газовой камере задушили мою жену.В оглушительной тишине Тони слышит, как неровно бьется его сердце. Он смотрит на Курцмана, пытается подобрать слова — и не знает, что сказать. Отлично, Старк. Ты идиот. Влип так влип, дальше некуда. Кто тебя тянул за язык? Прав был Ник: оторвать к чертовой матери. И кэп был прав.Курцман находит слова вместо него.— Вы не знали, — он говорит чуть торопливо, словно боится не успеть сказать самое важное. — Я понимаю, что вы считаете меня чудовищем, но я… у меня еще двое детей. Они в Аушвице. Даже если… чудом… я смог подарить им несколько месяцев… как бы вы поступили?Тони не знает, как бы он поступил. Себя ему не жаль. Но оказаться в такой ловушке…Может, и хорошо, что у него нет семьи.— Я… не знаю, — тихо отвечает он. — Но ведь…— Идет война, — перебивает его Курцман. — Многое может случиться. Англичане высадятся во Франции. Американцы вступят в войну. Кто-нибудь пристрелит Гитлера. Это звучит жалко, я знаю, но мне остается только надеяться на чудо.— Чудеса иногда случаются, — ему бы хотелось поверить в это больше, чем он позволяет себе признать. — Если мы выберемся отсюда…Его прерывает горький смех.— Выберемся? — Курцман поднимает на него глаза. — Боже правый, да неужели вы ничего не замечаете?— Что я должен заметить? — он чуть растерянно огладывается по сторонам. Вроде бы вокруг ничего подозрительного, но…— Испытания вируса почти завершены, — тихо и как-то торжественно говорит Курцман. Он по-прежнему тяжело дышит, ему приходится переводить дыхание почти после каждой фразы. — Он должен… легко передаваться… по воздуху… Чтобы заразить как можно больше… людей…Он заглатывает воздух, будто ему не хватает кислорода. Симптомы похожи на астму, но дело, кажется, не в ней. Тони хочет прервать его, дать ему возможность отдышаться, но ученый резко вскидывает руку. Он смотрит на Тони в упор: его расширившиеся зрачки, кажется, закрыли всю радужку целиком. Только теперь Тони становится по-настоящему жутко.— Стадия испытания на животных… прошла успешно… — он уже почти хрипит. — Настала пора эксперимента… на людях. Тони мутит от перспективы стать подопытным кроликом нацистов. Хоть бы Стив поторопился.— Вы хотите сказать, — он усилием воли заставляет голос звучать ровно, — что нам… введут этот вирус?— Я хочу сказать, — кажется, Курцман, наконец, отдышался, — что мне его уже ввели. Я болен, мистер Браун.Осознание случившегося не сразу доходит до одурманенного ужасом мозга.Курцман задыхается. Его лихорадит не просто так. Он заражен. Вирус передается воздушно-капельным путем. Болезнь вступила в активную фазу. Это означает что…— И вы теперь тоже, — едва слышно договаривает Курцман. — Вы тоже больны.***Только бы успеть. Только бы не опоздать.Эту мантру Стив безостановочно твердит уже несколько часов. Обнаружив пустую пещеру, он несколько минут стоял истуканом, постигая страшный смысл случившегося: Тони похищен нацистами. С ним может произойти все, что угодно. И все потому, что ему, хваленому суперсолдату, не вовремя приспичило прогуляться.А ведь Тони предупреждал его насчет Фабрицио. Несколько раз. Когда же, черт возьми, он научится слушать умных людей?!Тони бы фыркнул и выдал что-нибудь вроде ?горбатого могила исправит?.Не сметь. Не сметь думать так о Тони. Он жив. Стив его вернет. Он давит в зародыше первый порыв сразу же броситься в погоню. Отстраняется, уходит вглубь собственного сознания — туда, где нет ничего, кроме абсолютной тишины. Несколько минут. Ему нужно всего несколько минут, и он найдет ответ.Когда он выныривает на поверхность из глубин собственного подсознания, четкий план оформляется в голове, словно по волшебству. Замечательный прием, спасибо покойному Коулсону.Утренний туман рассеивается. В свете восходящего солнца он видит Корлеоне — небольшой, словно игрушечный городок, улочки которого расползаются по горным уступам. От идиллии картинки захватывает дух… если забыть о трупе неподалеку.Стив хмурится. Фабрицио, конечно, негодяй, но бросать его тело так не годится. К тому же, возможно, это место им еще понадобится.Он взваливает тело на плечо, относит его вверх по тропе и оставляет в одной из неглубоких пещер. Привалив ко входу пару валунов для надежности, он усмехается неожиданной ассоциации — хотя вряд ли Фабрицио светит воскрешение. Физиономией не вышел.Все. Теперь Тони.Стив безмерно благодарен утреннему туману за влажную дорогу. Следы нескольких мотоциклов четко отпечатались на мокрой земле. Он внимательно изучает рисунок шин — да, точно такие он угонял у фрицев. Передвигаться на них по неровной дороге — та еще задачка, значит, лаборатория находится совсем рядом. Он смазывает и заново заряжает свой пистолет, а заодно и лупару Фабрицио. Стив никогда не стрелял из нее, но он справится. Просто обязан справиться.Вот и все. Остается только идти. Он выходит на дорогу и идет.Туман рассеивается только на вершине, стоит ему спуститься в низину — и он снова оказывается в белесой дымке. Следы шин на дороге видны отчетливо, но вперед он видит от силы метров на пять. Стив убеждает себя, что это — его преимущество. Маскировка.Он идет в ровном темпе, не ускоряя и не замедляя шага, как бы ни подгоняла его мысль об опасности, грозящей Тони. Он может долго так идти. Но сейчас ему нечем отвлечься, и мозг рисует картины, от которых прошибает холодный пот. Тони в плену. Тони в крови. Тони, привязанный к лабораторному столу, над которым склоняется человек в белом халате со скальпелем в руке.Мертвый Тони.Стив так и не успел ему сказать. Нет, не так. Он не собирался ничего ему говорить, потому что Тони заслуживает куда большего, чем его неловкое, полуоформившееся, беспомощное чувство. Тони достоин всего на свете.Тони как никто другой достоин жить. Стив убьет любого, кто посмеет в этом усомниться. И начать ему хочется с самого себя.К несчастью, его смерть ничего не изменит и ничем не поможет. Он нужен Тони живым и поэтому упорно шагает сквозь туман. Он намеренно ничего не планирует. План созреет, как только он увидит, с чем имеет дело.По его ощущениям проходит несколько часов. Перед глазами только колеи в мокрой земле — дорога идет под уклон. Он провел все это время, не отрывая глаз от следов шин, и ему сложно не заметить, как они резко сворачивают с главной дороги. Стив сворачивает следом. Ему, в общем-то, безразлично, куда ведет эта дорога, если там находится Тони.Он изо всех сил напрягает слух, но вокруг царит тишина.Дорога окончательно раскисает, ноги вязнут в грязной каше. Наплевать. Лишь бы снег не пошел.Снег, кажется, не собирается. Туман рассеивается, когда солнце уже высоко и начинает потихоньку клониться к закату. Стив впервые осматривается: дорога вьется по краю узкой лощины, укромных уголков — хоть отбавляй, самое место для засады. Кажется, пора искать укрытие. Глупо, если его пристрелят, когда он на виду.Стив ныряет в заросли неизвестного ему колючего кустарника. Шипы немилосердно царапают руки, угрожающе тянутся к глазам. Чтобы не застрять, ему приходится практически ползти. Ну и пусть. Так безопаснее, но самое главное — отсюда ему по-прежнему видны следы шин на дороге. Благослови, Боже, сыворотку.Прогулка по кустам заканчивается, когда Стив натыкается на засаду. Разумеется, засадой это можно назвать только для обычного человека. Двое солдат, наблюдающих за дорогой из тех же стратегических зарослей, которые выбрал для маскировки Стив, явно не рассчитывали нарваться на Капитана Америка. Ни один из них не успевает даже вскрикнуть. Первый так и остается в кустах, и Стив не заботится о том, чтобы спрятать тело. Второй оказывается проворнее, успевает потянуться к автомату, но Стив обрывает это движение на середине.С запоздалым сожалением он думает о том, что одного из них можно было бы оставить в живых и расспросить. Но он не говорит по-итальянски, да и первый пост доказывает, что он на правильном пути.Тони.Он еще раз отгоняет лишние мысли. У него есть работа, остальное — потом.Еще полчаса по колючим кустам, с десяток порезов и царапин — и среди каменных валунов он видит узкий проход. Скорее всего, он ведет туда, куда ему нужно.Там наверняка вход в лабораторию. И Тони.Стив бросает взгляд на небо. До заката еще часа три.Пора составлять план.***Если бы кто-нибудь спросил Тони Старка о том, что он ненавидит больше всего на свете, он без колебания назвал бы пещеры. Вояж в Афганистан оставил на психике нестирающуюся зарубку, хоть и подарил миру Железного Человека. Все его попытки как-то разобраться с собственными демонами загоняли его все глубже и глубже в трясину неожиданных панических атак, а следом — вполне ожидаемых сердечных приступов. Противоядием стал костюм — бои и полеты в открытом пространстве, бесконечная свобода и почти безграничные возможности.А ведь надеть костюм больше не придется. Железному Человеку конец.Потрясающее самомнение. Можно подумать, мир рухнет от такой потери. Просуществовал тысячи лет без его изобретения и, без сомнения, простоит еще столько же, если не больше. Концу света незачем наступать только потому, что один инженер, возомнивший себя центром Вселенной, не вернется с задания. В конце концов, есть Роуди. Джарвис хранит несколько десятков спецификаций и обновлений именно на этот случай. Как чувствовал, что вернуться не придется.Губы сами собой кривятся от горькой улыбки. На душе — паршивей некуда. Он мог бы умереть в Афганистане — от пули, от шрапнели, от взрыва. Пронесло. Потом долго готовился к смерти от палладиевого отравления — без сомнения, мучительной. Запись отца помогла ему найти решение, когда шансов, казалось бы, уже не осталось. Он был готов, когда нес ядерную ракету в небо. Все должно было закончиться быстро, но Халк оказался с ним в корне не согласен. В принципе, такое фантастическое везение просто не могло долго длиться. Рано или поздно он должен был истратить свой лимит счастливых спасений. Понятно, что умереть в собственной постели в окружении детей, внуков и правнуков ему вряд ли светило, но чтобы вот так…Лучше бы это была ракета. Сдохнуть в мрачной зловонной пещере от болезни, вызванной неизвестным науке вирусом в компании его создателя, — хуже не придумать.Видимо, вселенной виднее, какой конец он заслужил, так что все честно.Интересно, как это будет. Он примерно представляет, каково умирать от удушья, от пулевых и осколочных ранений, он горел заживо и травил себя палладием, но умереть от высокой температуры… Будет ли больно? Что ему привидится в бреду? И сможет ли он дождаться Стива?..Стив вернется в будущее один. Тони останется здесь.Примерно каждые полчаса в комнате появляются люди в респираторах и защитных костюмах. Они осматривают Курцмана и его самого. Во время осмотров Тони с трудом заставляет себя сохранять спокойствие, хотя руки так и чешутся. А еще он отчаянно старается не выдать отвращения, которые в нем будят механически холодные чужие прикосновения. С ним обращаются, как с куском мяса. Невольно на ум приходит воспоминание: Стив в лаборатории бережно придерживает его за плечи, осторожно берет за руку…Иллюзия рушится, когда один из врачей крепко стискивает его руку, а второй вводит иглу в вену. Тони непроизвольно дергается, чем зарабатывает увесистую пощечину после процедуры — не столько болезненную, сколько унизительную. Раньше он не поскупился бы на ядовитый комментарий, но сейчас заставляет себя не отвечать. Это неважно. У него есть работа, эмоции только повредят.Он уже чувствует на себе влияние вируса: мысли начинают путаться, кружится голова, его потряхивает озноб — пока еще несильный. Чтобы не поддаться панике, он старается дышать медленно и глубоко, хотя из тесной камеры, кажется, выкачали весь кислород. Края наручников больно впиваются в запястья, затекшие руки немеют, и он начинает волноваться — не повреждены ли нервные окончания, сможет ли он работать над микросхемами — а потом вспоминает, что вернуться в свою мастерскую ему больше не придется, и руки не понадобятся.Курцман впадает в забытье. Иногда он приходит в сознание, и в эти моменты Тони старательно выведывает у него все, что только можно выведать о вирусе и лаборатории. Он понимает, как отвратительно выглядит этот допрос умирающего, но вопросы морали подождут. Чтобы уничтожить это место, он должен узнать о нем как можно больше.И он узнает массу полезного. Например, что лаборатория совсем невелика и уходит вглубь горы не дальше, чем на сотню метров. Что охрана состоит всего из двух десятков солдат, а персонал — из десятка ученых. Но главное, что сообщает Курцман: в лаборатории больше не осталось живых подопытных. Хоть в чем-то им сегодня повезло.Тони надеется, что Стив придет уже после того, как Курцман умрет, и ненавидит себя за это. Он предчувствовал, что так оно и будет. Он не хочет его убивать. Он не хочет, чтобы его убивал Стив. Он чувствует себя трусом, подлецом, но все же надеется, что ему позволят уйти с чистой совестью, а это значит, что Курцман должен умереть сам.Разумеется, остальные тридцать человек не составят никакой проблемы для Стива, тем более что ученые вряд ли сумеют оказать серьезное сопротивление. А вот ему самому остается только молиться о том, чтобы Стив нашел его как можно скорее, пока он еще в состоянии трезво мыслить и что-то делать. Он видит, что вирус творит со своим создателем: периоды забытья у Курцмана все длиннее, он все реже приходит в сознание. В бреду он то бормочет, то кричит — всегда по-немецки, Тони не понимает ни слова, но ужас в голосе ученого не нуждается в переводе. Тони не хочется думать о том, что вскоре это произойдет с ним самим. Вместо этого он размышляет о том, как уничтожить лабораторию.Оружие здесь точно есть. Есть и боеприпасы. Острым обломком камня он уже набросал на полу примерный план лаборатории — узкий коридор, камеры по одну сторону, собственно лаборатории по другую, жилой блок в самом конце. Он пытается прикинуть места размещения зарядов, примеряя возможный эффект разрушения породы ко всем известным ему взрывчатым веществам. Впрочем, результаты чисто умозрительные: ему не с чем поработать руками, поэтому остается только бесцельно фантазировать.В любом случае ломать — не строить. Другое дело, что прямо перед взрывом нужно будет проверить лаборатории и уничтожить все образцы вируса. Конечно, Курцман сообщил ему, что вирус не живет в открытом воздухе больше трех часов (и это очень хорошо), но взрыв, несомненно, привлечет любопытствующих хотя бы из числа контрабандистов. Если вирус просочится наружу, пусть даже эта вероятность бесконечно мала, начнется настоящая пандемия. По словам Курцмана, дрянь имеет огромный индекс контагиозности — невозможно находиться рядом с заболевшим и не заразиться. Просто блеск.Тони снова страшно — на сей раз за Стива. Сыворотка защищает его от всех существующих заболеваний, ее идеальный механизм до сих пор не давал сбоя, но что если…Ему приходится вдохнуть, выдохнуть и напомнить себе, что Стив вообще-то под двойной защитой — не только сыворотка, но и идеальная внешность убережет его от опасности.Вот и отлично. Стив будет в безопасности. Все, что ему нужно — дождаться.Он терпеливо ждет.Проходит еще несколько часов, прежде чем до него доносятся крики. Он вздрагивает и смотрит на Курцмана. Тот не шевелится. Хоть в чем-то им сегодня повезло.***Черт бы побрал всех нацистов.Стив проносится по коридорам смерчем. Он сам не ожидал от себя такого, но сейчас, отшвыривая в стороны по несколько солдат за один удар (ни один из них больше не встанет — он уверен в этом так же нерушимо, как в том, что солнце встает на востоке) он не чувствует ни малейшей жалости. Ничего.Примерно так же с ним было во время памятной атаки на Нью-Йорк. Вот только там он дрался с существами, которые даже отдаленно не напоминали людей, и убивать их было легко. Сейчас его противники обычные люди из плоти и крови, но за их лицами Стиву упорно видятся уродливые морды читаури. Возможно, он и сам медленно превращается в чудовище.Еще двое солдат несутся к нему. Он ныряет под автоматную очередь, пинком ломает шею одному — до него отчетливо доносится хруст шейных позвонков — и разбивает череп второго о каменную стену. Да сколько ж вас тут… Он насчитал как минимум пятнадцать человек с тех пор, как вломился сюда — безо всяких церемоний. Кто бы ни строил эту чертову лабораторию, он вряд ли рассчитывал на то, что двери должны сдерживать танк. Или разъяренного Капитана Америка, что, в принципе, одно и то же.Сейчас он не Стив Роджерс, он — идеальный солдат. Безымянная машина для убийств. Этой ментальной уловке его научила Наташа, и хотя ему всегда казалось, что такое мышление — тонкая грань шизофрении, сейчас он с успехом им пользуется.Ученые в белых халатах. Еще солдаты. Всех скашивает одна длинная автоматная очередь, и наступает тишина. Наконец-то.Стив позволяет себе передохнуть и оглядеться. Вокруг разбросаны мертвые тела. По обе стороны коридора — ряды одинаковых металлических дверей. Он примеривается — и вышибает первую. Пусто. То же самое со второй. И с третьей. И с четвертой.Вынеся очередную дверь, он попадает в лабораторию — такую же пустую, как и остальные помещения. Бросив один взгляд на ряды пробирок и колб, на перегонные аппараты и рефрижераторы, он выходит и прикрывает дверь. Не стоит соваться сюда в одиночку. С этим разберется Тони.Которого еще надо найти.Ему нужно подумать. Где он может быть? Убить по дороге его не могли — это с тем же успехом можно было сделать и в пещере. Правда, он мог вывести их своим языком… но Тони не говорит по-немецки и по-итальянски, а здесь вряд ли владеют английским. И вряд ли здесь, в горах, есть еще одна тайная лаборатория, куда его могли отвезти.Отправили в Корлеоне и сдали местным властям? Исключено. Следы четко указывали направление.Из чего следует, что Тони где-то здесь.Стив гасит панику усилием воли, выбивает еще одну дверь и наконец-то видит его.Он выглядит уставшим, но в остальном вроде бы цел. Стив бросается к нему, вздергивает на ноги одним движением, быстро проводит ладонями по вискам, плечам, задерживается взглядом на синяке — кто-то его здорово приложил, и Стив испытывает свирепое удовлетворение при мысли о том, что этот ?кто-то? уже вряд ли встанет. Плевать, что Тони скажет про нарушение личных границ. Стив должен знать, что с ним все в порядке. — Привет, кэп, — буднично здоровается Тони так, словно они расстались несколько минут назад. — Я тебя заждался.— Прости, я спешил, — Стив все еще осматривает его на предмет поражений. Видит наручники на запястьях и стискивает зубы в приступе ярости. Почему-то мысль о том, что кто-то посмел заковать Тони в кандалы, будит в душе такую злость, что попадись ему снова те охранники, что валяются сейчас в коридоре, — и смерть от перелома позвоночника показалась бы им слишком легкой. Стив попросту ломает замок и освобождает руки Тони. На запястьях красные следы — наручники оказались слишком тугими. — Невероятно, — восхищенно тянет Тони. — Кэп, я, конечно, знаю, на что ты способен, но видеть своими глазами — это просто нечто.Стив пожимает плечами. Физическая сила — не его заслуга.— Там еще кто-нибудь остался? — Тони с трудом поднимается на ноги; видимо, от долгого сидения в одной позе все тело затекло.Стив качает головой. Адреналин сражения понемногу выветривается.— Я больше никого не нашел.— Хорошо, — кивает Тони. — Тогда можно с чистой совестью заниматься диверсионной деятельностью. Пошли. Стив отходит назад — в крошечной камере не развернуться — и спотыкается о чью-то ногу. Обернувшись, он видит распростертое тело и вопросительно смотрит на Тони:— Твоя работа?В глазах Тони калейдоскоп эмоций мелькает так быстро, что Стив не в силах толком уловить ни одной. Потом он просто отворачивается. Что же тут произошло?— Как покойник — так сразу моя, — фыркает он и тут же вздыхает. — Нет, кэп, это мой товарищ по несчастью. Не беспокойся, он в твоих услугах больше не нуждается.Стив все же проверяет пульс человека. Как и следовало ожидать, его нет. Он качает головой и следом за Тони выходит в коридор.Тони передвигается в тесных помещениях так, словно провел тут, по меньшей мере, месяц. Стив всегда завидовал непринужденной грации его движений — Тони словно танцует, легко перемещаясь там, где не то что черт — мамонт сломал бы ногу. Сам он, конечно, тоже обладает хорошей координацией, но все равно в маленьких помещениях выглядит как слон в посудной лавке. Да и ведет себя соответственно.Войдя в лабораторию, Тони начинает целеустремленно рыскать по шкафам. Стив наблюдает за ним минут пять, потом не выдерживает:— Объясни, что ты делаешь? И что вообще ищешь? Я думал, мы собираемся взорвать тут все и уйти. У тебя опять изменились планы?Тони оборачивается к нему с лучшей из своих улыбок шоумена — широкой, белозубой и насквозь фальшивой. Стиву не нравится выражение его глаз. Похоже, он снова закрывается от него, возвращается к тому образу, за которым так старательно прятался от него в день их знакомства. — Да, кэп, изменились, — нарочито-жизнерадостным тоном отзывается он. — Мне тут подумалось, что после взрыва вирус все равно может уцелеть. Записи тоже. Поэтому я хочу уничтожить все, прежде чем подорвать эту лабораторию. Есть возражения?Возражений у Стива нет.— Тебе помочь? — предлагает он. — Я все сделаю, только скажи, что именно. Тони бросает на него оценивающий взгляд и кивает на шкафы.— Доставай все эти документы и собирай в кучу, — распоряжается он. — Прежде чем устроить громкий бум, разожжем большой костер.Стив не спорит.Следующие полчаса он старательно стаскивает в центр комнаты кипы бумаг из шкафов и ящиков и думает, как несказанно им повезло с тем, что собственно лаборатория состоит всего из двух помещений. Тони тем временем добыл немаленькую бутыль чего-то — судя по запаху, спиртсодержащего — и методично заливает этой жидкостью каждую емкость в лаборатории. Стив хочет задать вопрос, но сдерживается. Очевидно, с Тони не все в порядке, он провел Бог знает сколько времени в камере наедине с трупом и находится далеко не в лучшем расположении духа. Не стоит сейчас усугублять его состояние. Они еще поговорят, когда выберутся отсюда. Заканчивают они почти одновременно. Тони критически осматривает дело своих рук и поливает из бутыли груду бумаг на полу.— Пошли, кэп. Тут все.Стив покорно следует за ним.У двери лаборатории Тони медлит — прислоняется к косяку, чтобы перевести дух. Стив исподволь еще раз осматривает его. Видимых ранений на нем нет, но все же… Это Тони Старк. Стив знает, что Тони скорее умрет, чем покажет кому-нибудь, насколько ему плохо. Если Стив продолжит над ним кудахтать, наверняка нарвется на предложение пройти по незатейливому адресу. Поэтому он ничего не говорит, но наблюдает очень внимательно.Тони, по-видимому, справляется с собой. Он шагает по коридору, время от времени подходя к стенам и внимательно их осматривая. Стив не сразу понимает, куда смотреть, а поняв — невольно радуется.Лаборатория заминирована. Отлично. Им же меньше работы.Конечно, Тони не был бы Тони, если бы не стремился улучшить уже существующую систему. Он передвигает динамитные шашки, крепит их под разными углами. Под его руководством Стив аккуратно убирает подпорки, которые, очевидно, должны не дать сводам пещеры рухнуть раньше времени.Они работают молча, короткие реплики не в счет. Тони выглядит странно тихим и, что удивительно, почти на него не смотрит. Стив начинает чувствовать, что происходит что-то странное. Что тут, черт побери, случилось? По Тони не скажешь, что он сильно пострадал, но…— Готово, — Тони стоит возле лаборатории, держа в руках кончик бикфордова шнура. Он серьезен и сосредоточен. — Спички есть?Стив передает ему коробок и хмурится:— Не коротковат? Мы не успеем убраться достаточно далеко.— Ты — успеешь, — коротко отвечает Тони. — У тебя пять минут. Уходи.Первую подожженную спичку он бросает в ворох документов на полу в лаборатории. Бумага, политая спиртом, вспыхивает мгновенно, и вокруг сразу становится жарко. А самому Стиву — холодно. — А ты? — Стив непонимающе смотрит на него: пять минут даже для него маловато, а уж для самого Тони…— А я остаюсь, — напряженно отвечает Тони. И отводит глаза.Стив чувствует во всем теле странную легкость, а в ушах — звон, как от слабой контузии, и кажется, что происходящее вокруг нереально, что его можно развеять, проснувшись утром в своей постели. Ведь в реальности Тони Старк не может покончить жизнь самоубийством в гребанной подземной лаборатории фашистов. Ведь не может же, да?..Тони молча чиркает спичкой о коробок — раз, другой. Спичка ломается, он едва слышно чертыхается, отшвыривает обломки в сторону, лезет в коробок за новой. Стив хватает его за руку, пытаясь вернуть его, а заодно и себя в реальность. Рука у Тони горячая, на ней все еще белеет повязка — ожог так и не прошел. Тони шипит от боли.— Погоди, — растерянно просит Стив. — Тони, остановись. Нам надо взорвать лабораторию. Давай просто удлиним шнур и…— Кэп, у тебя проблемы со слухом? — Тони вырывается, смотрит затравленно и обреченно, и голос не его — чужой, потусторонний, словно он уже не числит себя среди живых. Стиву жутко смотреть ему в глаза, но и отвести взгляд он не может. И ничего не понимает, хоть убей. — Я сказал, иди отсюда. Я остаюсь.Стив встряхивает головой. С Тони явно неладно. Может быть, на него так подействовал плен в пещере? Какая-нибудь паническая атака, или психотропное вещество, или…Кажется, Тони без труда прослеживает его мысли, потому что тяжело вздыхает и смягчается. — Кэп, послушай, — он подходит ближе, так близко, что почти касается его. Стив всей кожей ощущает исходящее от него тепло; мысль о личных границах мелькает и тает, и почему-то вспоминается ночь в пещере и теплые объятия. Тони смотрит ему прямо в глаза, и Стив под этим взглядом умудряется ощутить себя глупым мальчишкой — впрочем, по сравнению с Тони он, наверное, такой и есть. Глаза у Тони усталые, серьезные, без следа насмешки — и да, это глаза абсолютно нормального человека. Стиву становится страшно. — Я заражен. Меня посадили в камеру к больному человеку, во мне уже находится этот блядский вирус, и да, если ты сейчас скажешь ?не выражайся?, я тебя тресну. Мне нельзя выходить отсюда. Мне нельзя возвращаться в будущее. Долгие проводы — лишние слезы, так что иди, кэп. Поболтайся только где-нибудь часиков пять — на тебе наверняка остался вирус, ты же был рядом со мной. А потом возвращайся домой, — он чуть дергает плечом и добавляет совсем тихо. — Команде привет.Все смутные, неясные страхи, которые владели Стивом до сих пор, обретают форму и содержание.Он потеряет Тони. Тони заражен. Тони умрет.Как бы не так. Тони не должен умереть.— В будущем, — голос его не слушается, руки и подавно, пока он пытается нашарить в кармане заветную капсулу. — В будущем есть врачи… лекарства… Когда мы вернемся, тебе помогут…Взгляд Тони становится жестким.— Не смей, — его голос звенит от напряжения. — Не смей, кэп. Команда находится в Санктум Санкторум. Кем ты готов пожертвовать? Ником? Брюсом? Клинтом? Даже не думай. Уходи. Я остаюсь.Он отворачивается, бросает в огонь кончик шнура и пристально смотрит, как его с тихим шипением поедает огонь. Стив отстраненно думает о том, что Тони осталось жить примерно три метра.Боль, которую причиняет эта мысль, затмевает все окружающее. Стив смотрит на напряженные плечи Тони, обтянутые тканью рубашки. Его глаз он не видит, но ему и не нужно. Он видел это выражение сотни раз. Возможно, и у него было такое же, когда Валькирия неслась ко льдам, но он не допускал и мысли, что однажды увидит такие глаза у кого-то из своей команды.Только не у Тони. Эта мысль не успевает толком оформиться в его голове, прежде чем он хватает Тони поперек живота — не слишком элегантно, учтивостью здесь и не пахнет, и, честно говоря, ему на это глубоко наплевать. Кажется, Тони даже не успевает ничего сказать, когда Стив, на бегу перекинув его через плечо, бросается к выходу.Стив не думает. Впрочем, он солдат, ему и не положено. Он бежит. По коридору, сквозь двери, по дороге в надвигающихся сумерках.Он не останавливается, когда слышит звук взрыва.