Двадцать первая глава (2/2)

— Ну, здравствуй, РСФСР. — Нацистская Германия с силой отпустил подбородок пленника, завидев в его глазах усилившуюся злость. — А я-то все гадал, где же видел тебя раньше! — Довольная улыбка переросла в оскал, а в ярко-голубой радужке отражался искренней смех над ситуацией. Мужчина удивлялся своему везению, у него в заложниках мало того, что наследник великого и могучего Советского Союза, так теперь еще и его правая рука была у него плену. Чудеса, не иначе! — Уж извини, не признал сразу в суматохе. Ирония и сарказм так и сквозили в речи нациста, что заставляло красноармейца закипать. Он хорошо владел своими эмоциями и в любой момент мог обуздать их, однако сейчас сдерживаться под шипящий говор недруга совсем не хотелось.

— Откуда ты здесь? — Ответ на данный вопрос интересовал немца больше всего, нужно было найти брешь и устранить ее, пока другие ?крысы? не успели пробраться через границу. — Не просто же так ты пробрался на мою территорию и убил солдата у меня под носом. — Кулаки русского сжимались до побеления костяшек, в то время как все тело дрожало от сдерживаемой ярости. Каждое ?лестное слово? раздавалось эхом в его голове, раздражая напряженное сознание еще сильнее. — СССР никогда бы не отправил тебя на какую-то мелочевку, у тебя должно было быть серьезное задание, раз он послал тебя в такую даль.

В ответ лишь тишина. Рейху не привыкать ломать неразговорчивых людей, однако большим терпением он не отличался, из-за чего редко сам пытал пленников, чаще доверяя эту роль приближенным. Советские солдаты всегда выделялись особой стойкостью, они способны выдержать самые бесчеловечные пытки, не проронив ни единого слова. Но, несмотря на действительно поражающую физическую выдержку, при правильном психологическом воздействии их разум давал ощутимую трещину. После нескольких ?сеансов?, солдаты все же выдавали крупицы информации, которая зачастую не имела никакой ценности, однако подобная практика за счет частого использования постоянно совершенствовалась, что в будущем открывало перед нацистами закрытые двери.

Еще раз взглянув на лицо РСФСР, Нацистская Германия заметил свежие синяки и кровоподтеки. Скорее всего они были получены во время транспортировки, однако, учитывая слабую дисциплину в данном лагере, к нему вполне могли успеть зайти солдаты. Эта догадка злила арийца. Он припомнит всему персоналу эту ошибку, да так, что те навсегда запомнят, что слово Нацистской Германии неоспоримый закон, нарушение которого влечет за собой в лучшем случае быструю смерть, в худшем – мучительные издевательства.

Третий Рейх резким движением схватил пленника за волосы, оттягивая их назад и заставляя солдата смотреть ему прямо в глаза. Один точный удар чуть ниже солнечного сплетения и мужчина скручивается в три погибели, силой воли подавляя вырывающийся крик, кряхтя от внутреннего напряжения и расползающейся по нервам боли. Однако голову опустить ему не дала крепкая хватка немца, который смаковал каждое еле уловимое изменение на лице красноармейца.— Ты пришел за ним? — Хитрый прищур скрывала тень козырька, однако откровенный оскал солдат мог лицезреть в полной мере. Это довольное лицо догадливого нациста все сильнее распаляло внутреннюю злость. Он уже все знал, догадался, но все продолжает мучить русского, играя с ним в очередную игру, где выигрыш заведомого принадлежит лишь ему. — За Россией, я прав? РСФСР встрепенулся от упоминания имени своего сына, тем самым выдав себя со всеми потрохами. Нет, его изначальной задачей была слежка за Нацистской Германией и о пленении юноши он не знал, хоть сейчас и догадывается, почему СССР скрыл от него настолько важную информацию. Союз прекрасно понимал, что парня не убьют, поскольку он представляет из себя важного военнопленного, поэтому и решил дождаться более удобного случая, когда шанс на успех будет больше пары десятков процентов.

— Значит прав. — Уняв проступившую от гнева дрожь, мужчина вновь нацепил на себя маску отрешенности и спокойствия, показывая свою незаинтересованность и безучастность в данном разговоре. Рейх же отпустил волосы солдата, давая тому опустить голову, скрывая наливающийся яростью взгляд. — Ты слишком яро отреагировал на его имя. — Неожиданный, но точный довод слетел с губ нациста. Он уже выстроил у себя в голове некоторые догадки по поводу связи РСФСР и России, которая была слишком очевидна. Обычной солдат бы так не отозвался на имя своей цели. Довольная улыбка расцвела на лице арийца, его интерес к пленнику с каждой секундой лишь возрастал. — Кто он для тебя? Республика сильнее напрягся и опустил свешенную голову еще ниже, чувствуя, как по нему гуляет изучающий взгляд, цепляющийся за каждое неосторожное движение. Лично с Третьим Рейхом мужчина не был знаком, однако иногда, когда СССР брал его с собой на собрания, удавалось рассмотреть таинственную личность. Союз не раз предупреждал его об опасности, которую представляет их ?союзник?, он описывал характер мужчины всего парой-тройкой слов, ведь и сам не мог увидеть настоящую личность немца, который на публике всегда держит безупречное лицо.

— Молчишь, — Красноармеец невольно вздрогнул, когда неясный шепот раздался прямо у него над ухом. Он и не заметил, как погрузился в свои мысли, чем и воспользовался нацист. — Ты же знаешь, что я добьюсь своего любыми способами, — Рука Нацистской Германии скользнула по измазанной щеке пленника. Советский солдат уже хотел было дернуть головой в сторону, чтобы уйти от противных касаний, как все та же ладонь вновь резко схватила его за короткие волосы, поднимая его голову к лицу арийца. — даже самыми грязными.

Мужчина в ответ лишь тихо зашипел, оголяя крепко стиснутые зубы. В висках до сих пор набатом отдавался недавний удар, а перед глазами все еще слабо плыло. Они смотрели друг на друга, заглядывая прямо в душу оппонента и видя всю гниль, скопившуюся внутри за долгие года. Убийственный взгляд нациста встретился с не менее безжалостным в ответ.

— Я дам тебе время, чтобы принять решение, — Третий Рейх отпустил пленника, выпрямляя спину и заводя руки назад. Он прекрасно знал, что будет завтра, однако лишний раз поиздеваться над республикой было всласть. Нацист развернулся и медленным шагом двинулся к выходу, слыша тихое пыхтение красноармейца за спиной. — Завтра буду ждать твоего ответа. — Взявшись за массивную ручку, он открыл дверь и ушел, напоследок кинув фразу, которая заставила солдата встрепенуться. — И Россия тоже. Довольный собой нацист покинул нижние этажи и в сопровождении все того же юноши направился обратно в выделенную ему комнату. По пути ариец еще раз прокрутил в голове план, предвкушая его скорое исполнение в жизнь. Хищный оскал на мгновение скользнул на лице, но Нацистская Германия подавил несдержанные эмоции, пряча их за повседневной, еле уловимой, улыбкой. Делать что-то с Россией, пока тот не очнется, немец не собирался, однако благодаря нему, он смог нащупать рычажки, за которые можно дергать упрямого пленника.

Но даже несмотря на все события, облегчение и какое-то искреннее счастье нацист испытал лишь в момент, когда исхудавшее тельце оказалось в его сильных руках. Не за тем судьба подарила ему этого юношу, чтобы тот погиб так скоро. И Рейх прекрасно понимал, что трогать мальца нельзя будет по меньшей мере месяц. Яд, введенный в комсомольца, совсем новый, никто из ученых не смог бы назвать полный список побочных эффектов, притом в теле беглеца он пробыл чуть ли не полные сутки, что лишь усугубляло ситуацию. Не исключены и варианты возможной инвалидности, потери чувствительности и многое другое из сопутствующих последствий.

Добравшись до комнаты, мужчина отпустил солдата, поблагодарив его за помощь в ориентировании. Хлопок двери и затихающий топот поглотила звенящая тишина. Облегченно вздохнув, нацист направился к комнатке пленника, попутно доставая крохотный ключ. Тихий скрежет замка и последующий за ним протяжный скрип резали чуткий слух. Тусклая комнатка встретила арийца тишиной.

Он вновь обвел взглядом коморку, задержавшись на хрупкой фигуре. Подойдя ближе, Нацистская Германия заметил довольно внушительное пятно крови у головы пленника, имевшего нечеткие границы. Мужчина чуть нахмурился, понимая, что подросток страдал сильным кашлем, который до этого был не заметен. Неожиданно для себя Рейх замер, когда со стороны пленника раздался новый приступ, от которого внушительные сгустки кровь с силой вылетали из горла. Лицо арийца сразу же стало более беспокойным и мрачным, черные брови съехали к переносице, а веки чуть прищурились, прикрывая небесного цвета глаза. Ладонь без перчатки мягко коснулась лба, сразу же отпрянув от горячей кожи. Недовольно ругнувшись себе под нос, немец схватил из небольшой кучи старую тряпку, смочив ее холодной водой, вытер выступившие капли пота и уложил сложенную ткань на голову. Беспокойство не уходило, нацист прекрасно понимал, что антидот мог не подействовать, поскольку был введен довольно поздно, однако, унявшаяся дрожь и мерное, хоть и частое, дыхание давали надежду на хороший исход.

Взяв исхудавшую, испачканную в засохшей грязи ладонь юноши, Нацистская Германия повернул ее, пальцем проведя вдоль исполосованного шрамами предплечья, чувствуя каждый рубец, отставленный лично им. Жалости не было, лишь четкое чувство удовлетворения. Эти метки навсегда привязали его к своей жертве, ему хотелось большего, видеть шрамы вдоль всего тела, но только не на этом красивом лице. Третий Рейх уже давно осознал, что его влечение этим парнем было настолько же нездоровым, насколько абсурдным. Никогда в жизни ему еще не доводилось сталкиваться с подобным, вся его внутренняя сущность требовала обладания этим мальчишкой, и мужчина не смог отказать себе в этом. В последний раз обведя взглядом лицо комсомольца, ариец вышел из комнатушки, тяжко вздыхая. Запирать за собой дверь он не стал, поскольку не планировал сегодня больше покидать комнату. Сняв с себя увесистый китель, немец аккуратно повесил его на стул, отодвигая тот и садясь за письменный стол. Черный кожаный портфель уже давно примостился в самом углу, дожидаясь своего часа. Проведя по его поверхности пальцами и чувствуя мелкие неровности и легкие трещины, Рейх открыл незамысловатый замок одним щелчком и вытащил стопку документов.

Весь оставшийся день прошел незаметно. Закончив перебирать и подписывать бумаги, мужчина расправил онемевшие плечи, чуть ли не постанывая от накатившего удовольствия. Пальцы правой руки застыли в одном положении, продолжая держать фантомную ручку. За окном солнце уже коснулось горизонта, проливая на землю свои последние лучи. Комната была освещена слабым оранжевым светом, который мягко касался аристократически бледной кожи нациста. Сладостный вздох вырвался из груди, а тяжелые веки сомкнулись, позволяя в полной мере насладиться ?солнечной ванной?.

Убрав все документы на край стола, Нацистская Германия встал со стула, чувствуя накатившую за весь день усталость. Неожиданный стук в дверь заставил арийца оглянуться, раздумывая о персоне, решившей потревожить его в поздний час. Надевать китель он не стал, полагая, что серьезного разговора не предполагается. Поправив чуть скосившийся воротник, немец двинулся к выходу, придавая своему лицу более свежий вид.

Открыв резную дверь, взору Третьего Рейха предстал все тот же молодой офицер, который все утро сопровождал его. В руках юноша держал поднос, накрытый алюминиевым колпаком. На миловидном лице вновь взыграло восхищение, которое тот и не пытался скрыть. Глаза сияли заинтересованными искрами, которые, казалось, так и вылетали наружу. Мужчина, недолго понаблюдав за восхищенным ступором подопечного, легонько улыбнулся, возвращая солдата в действительность. Тот ощутимо вздрогнул и, встав в стойку, чуть склонил голову и извинился за неподобающее поведение. Ариец лишь снисходительно кивнул, давая возбужденному солдату продолжить. Тот, заметно расслабившись, протянул поднос. Немец принял ношу, наблюдая за тем, как подчиненный на прощание вскинул руку и, развернувшись на пятках, прошествовал в глубь коридора, исчезая за поворотом. В мыслях усмехнувшись с ситуации, мужчина вернулся в свою комнату, оставляя поднос на столе.

Такая преданность командующему определенно нравилась, однако слабая навязчивость портила общее впечатление. Если подобное продолжиться, то Рейху придется обговорить некоторые нерушимые правила, которые должен соблюдать каждый солдат, удостоенный чести пообщаться с ним.

Кинув голодный взгляд на поднос, нацист медленным движением схватился за ручку на крышке и поднял ту вверх, разглядывая принесенный ужин. На вид мягкая и сочная говядина, политая красным, словно кровь, соусом, будоражила рецепторы, стоящее рядом в отдельной тарелке нежное картофельное пюре, от которого еще поднимались ввысь струйки пара, вызвало приятные спазмы в желудке, а налитый в небольшой хрустальный кувшин шнапс с рюмкой, обещали сгладить все нервы за прошедший день.

Усевшись на охладевшую подушку стула, Рейх принялся трапезничать, медленно разжевывая каждый кусочек, смакуя на языке прекрасный вкус. Алкоголь шел медленно, все же распивать сегодня что-то крепкое мужчина не планировал, поэтому неторопливо потягивал всего вторую рюмку, чувствуя, как усталость потихоньку сменяет удовлетворение. Градус слабо бил в голову, порождая не самые хорошие мысли.

Встав из-за стола и убрав всю посуду обратно на поднос, Нацистская Германия вновь взглянул на небольшую дверь, задумавшись о чем-то. Протянув руку к вороту и, ослабив застежку, прикрепленную к немецкому кресту, расстегнул пару первых пуговиц, позволяя легким вздохнуть в полной мере. Двинувшись в сторону камеры, мужчина несильно сжал кулаки, выпрямляя широкую спину.

Уже знакомый скрип, и затемненная лучами, почти скрывшегося за горизонтом солнца, фигура проникла в крохотную комнатку. Окутанная слабым светом коморка выглядела еще более ущербно, однако нацист, казалось, совсем не обращал на это внимания. Он был увлечен лишь пленником, грудь которого медленно ходила то в вверх, то вниз. Оголенные ключицы завораживали, а общий вид так и манил внимание немца к себе. Не сопротивляясь желанию, он подошел к кровати, присаживаясь на самый ее край, даже не беспокоясь о грязной постели. Его глаза неотрывно обводили уже давно изученное лицо, вновь и вновь разглядывая острые от голода и болезни черты.— Заставил же ты меня поволноваться, малыш. — Раздался в тишине мужской голос. Расслабленный тон был довольно мягким, что совсем не роднилось с мужественным и постоянно серьезным видом Рейха. Взяв пленника за худенькую ладонь, немец принялся мягко поглаживать исцарапанную бледную кожу, в некоторых местах до сих пор покрытую тонким слоем грязи. Прикрытые веками глаза слабо метались в разные стороны, словно выискивая что-то в непроглядной темноте.

Нацист перекинул одну руку через подростка и, оперевшись на нее, склонился над парнем. Чуть приоткрытые бледные губы так и манили, искушение и сладкое желание захлестнули немца с головой, утягивая его в пелену вожделения. Скользнув рукой по плечу России, ариец ладонью коснулся чуть впалой щеки, большим пальцем очерчивая линию губ и рассматривая длинные белесые ресницы, слегка подрагивающие от движения век. Все в этом юноше привлекало Нацистскую Германию, даже вольный и неподатливый характер, который он показывал во время пыток, хоть немец и уверен, что в обычной жизни подросток вел себя более раскованно и радостно, демонстрируя всем свою лучезарную улыбку. Именно таким запомнился мальчишка Рейху в первую их встречу. Маленький, напуганный, но уверенный в себе ребенок, держащий крепкой хваткой большую ладонь отца. Он ни на шаг не отходил от родителя, внимательно слушал непонятные ему речи и записывал ровным почерком услышанные незнакомые слова. Подобное поведение потешило многих, но только не арийца. Он с нескрываемым интересом разглядывал красивую внешность, слушал звонкий детский голосок и заглядывал в эти темные, как море, глаза.

Огладив бледную щеку и подцепив острый подбородок, мужчина склонился ближе к лицу пленника и, прикрыв свои веки коснулся мягких, хоть и потрескавшихся, губ своими, не напирая желанием. Нежно покусывая и сминая податливую плоть, Рейх самозабвенно сместил руку с подбородка на голову, пятерней зарываясь в грязные волосы, иногда сжимая короткие пряди в кулаке. Останавливаться совсем не хотелось, однако здравый смысл заставил оторваться от столь приятного занятия.

В последний раз оглядев бессознательное тело и поправив съехавшее покрывало, Нацистская Германия вернулся в свою комнату, с трудом различая в наступившей темноте силуэты мебели. Стянув с себя всю одежду и наскоро приняв душ, мужчина расправил кровать и улегся в постель, до сих пор чувствуя вкус крови на своих губах. Мягкая улыбка коснулась его лица, он никогда и никому не позволит увидеть себя таким открытым на эмоции. Даже России не позволит такой вольности.