Одиннадцатая глава (1/2)
Россия от безысходности уткнулся в подушку, пытаясь таким образом заглушить отчаянный скулеж. Такое жалкое состояние пленника лишь сильнее распаляло немца к действиям. Неожиданно, парень почувствовал сильную боль на ягодице, от чего он вскрикнул в подушку, чувствуя, как ладонь арийца то с грубостью сжимается, то расслабляется, оставив покрасневшую и слегка опухшую кожу в покое. Комсомолец до сих пор чувствовал ровное горячее дыхание, опаляющее его раскрасневшееся ухо, заставляющее юношу напрячься еще сильнее. Рейх отпрянул от России, проведя кончиками пальцев вдоль позвоночника, с интересом наблюдая как тело под ним выгибается от прикосновений. Парень резко вздыхал, когда пальцы проходили по особенно чувствительным местам от поясницы до копчика. Юноша вновь вскрикнул, когда рука нациста с особой жестокостью сжала мягкую кожу, так и норовя оторвать значительный кусок плоти. Незаметно для пленника, Рейх свободной рукой достал из кармана штанов два шуршащих пакетика, оставив их на краю кровати, недалеко от себя.
Закончив с ?варварской? лаской, Нацистская Германия потянулся к своему кожаному ремню, расстегивая бляшку со своим гербом, нарочито медленно вытаскивая его из шлевок, словно смакуя предстоящий момент. Сложив длинную полоску кожи вдвое, мужчина пробно щелкнул им в воздухе, как бы проверяя на прочность. Все эти действия сопровождались тихим лязганьем тяжелой пряжки, эхом доносившегося до затуманенного сознания пленника. Россия не видел действий нациста, однако его нутро кричало об опасности, исходившей из-за спины. Он зажмурился и напряг каждую клеточку своего тела, готовясь к встрече с чем-то неизвестным.
Рейх наслаждался страхом комсомольца, ладонью чувствуя, как напряглось его тело. Слегка обнажив острые клыки, мужчина поднял руку с массивным ремнем, попутно отстраняя другую ладонь от столь притягательной кожи. Свист от ремня рассек воздух в мгновение ока, заканчивая свой путь звонким шлепком. Крик подростка сменил секундное затишье. Юноша, чувствуя, как боль мощными волнами распространяется по телу от хлесткого удара, оцепенел. Голова была запрокинута назад, слезы в два ручья лились из глаз, а больное горло ужасно саднило от громкого крика.
Россия выгнул спину, ощущая острое жжение ниже копчика, переходящее в болезненные спазмы. Он судорожно задергал руками, тревожа еще незажившие раны, отчего белоснежные бинты окрасились красным, в районе соприкосновения с тугими ремнями. За первым почти сразу же последовал второй удар, за ним третий и четвертый. Ариец не сбавил силу даже на десятом шлепке, когда ?мелодия? из громких криков и жалобного скулежа подошла к своему логическому концу.
Когда со стороны жертвы доносились лишь жалкие всхлипы, приглушенные тонкой тканью подушки, Рейх отбросил ремень в сторону, рассматривая получившуюся композицию. Прежде бледная кожа теперь напоминала кровавую отбивную, все полосы слились, выводя незамысловатые узоры, а сочащаяся из рваных ран кровь от случайных ударов пряжкой стекала по бокам, пачкая простынь.
На мгновение Россия вспомнил отца, тот схожим способом наказывал его за особо серьезные проделки, которых, из-за ?удачливости? на тот момент еще ребенка, было немерено. Однако СССР не злоупотреблял порками, чаще проводя разъяснительную беседу с преемником, уча его не попадать в подобные ситуации. Союз никогда не шел на поводу у чувств, оценивая проделки сына на холодную голову, выясняя все обстоятельства беспорядков. Даже во время порок не прикладывал и половины всей имеющейся силы, подсознательно жалея родную кровь, ведь считал насилие крайней мерой воспитания. Во время этой процедуры парень не кричал, а прятал лицо, искренне стыдясь того, что отец порол его в вполне осознанном возрасте, когда он мог здраво оценивать ситуацию и изменить ее исход. Мужчина любил своего сына, оттого и терпел его детскую шкодливость, которая с возрастом, благо, прошла.
Вспоминать отца даже на секунду было больнее часовой порки, от чего сердце словно кровью обливалось от тоски. Россия в такие моменты выпадал из реальности, отдаваясь приятным воспоминаниям, отвлекаясь от жуткой боли в ягодицах. Он бы так и продолжил беспамятно тупить взгляд в редкие капельки крови на подушке, стекающие с пропитанных бинтов на запястьях, однако до ушей донесся шуршащий звук, заставивший комсомольца вздрогнуть от неожиданности.
Рейх, в то время как пленник пребывал в ступоре, устроился поудобнее, придавив собой бедра парня, и расстегнул ширинку штанов, издавшей характерный жужжащий звук. Расправившись с пуговицей, он приспустил брюки, краем глаза замечая, как юноша застыл в ожидании и непонимании. Россия молился всем известным ему богам, лишь бы кто-нибудь пришел и остановил немца, да пусть хоть землетрясение обрушит на них все это здание, только бы руки этой твари больше не касались его кожи. Удерживать слезы не было смысла, парню хотелось лишь побыстрее пройти через этот кошмар, переступая через свои принципы, чтобы это издевательство над ним и его телом, наконец-то, закончилось. Нацистская Германия потянулся к оставленным ранее пакетикам, выудив из небольшой кучки резиновую перчатку. Подросток слышал за спиной напрягающее все тело шуршание, однако отнесся к этому отстраненно, надеясь на быструю расправу и дальнейшее забвение. Натянув перчатку на руку, Рейх взял один пакетик и раскрыл его. Комсомолец почувствовал, как что-то холодное стекает тонкой струйкой по ягодицам, двигаясь прямо к ложбинке. Тягучее вещество щекотало покрасневшую от порки кожу, однако удовольствие пленнику это не приносило, только сильнее настораживало.
Неожиданно парень почувствовал прикосновение в интимной зоне. Облаченная в перчатку рука медленными движениями размазывала тягучую жидкость, постепенно проталкиваясь между двух половинок. Россия встрепенулся, вновь дергая кровоточащими руками и тазом, пытаясь скинуть с себя нациста. Однако огромная разница в весе и усталость не позволили подростку даже сдвинуть с места усевшегося на нем мужчину. Последнего лишь позабавили потуги жертвы высвободиться, однако это слабое подергивание слегка раздражало немца, и он, не жалея сил, ладонью хлестнул по измученной коже, врывая из пленника жалобный вскрик и дальнейший скулеж.
Рейх продолжил начатое, оглаживая кольцо напряженных мышц. Ему претило так снисходительно относиться к пленнику, однако что-то подсознательное твердило ему, что нужно беречь такую красоту. Немец был готов поддаться этому чувству, но с порядком своих условий. Тело под ним бросило в крупную дрожь, когда один палец ворвался в девственное нутро. Со стороны комсомольца раздался стон. Мужчина ухмыльнулся и принялся двигать рукой, создавая внутри подростка бурю смешанных эмоций и необычных ощущений. Парень чувствовал легкий дискомфорт в анусе, от чего постоянно зажимался и дрожал, а в голове творился полный хаос из надоедливых мыслей. Не прошло и минуты, как нацист решил ускорить процесс и вставить второй палец. Россия стиснул зубы, когда ощутил новое, теперь уже болезненное, проникновение. Грудь судорожно вздымалась и опускалась после каждого редкого всхлипа, а кольцо мышц рефлекторно сжималось, чем доставляло парню еще больше боли.
Ловкие пальцы двигались в четком ритме, плавно входили и быстро отстранялись, практически полностью покидая напряженное нутро. Через короткий промежуток времени раздался новый стон боли. Комсомолец чувствовал, как пальцы постепенно раздвигались, растягивая зажатые стенки, от чего боль чувствовалась острее. Перед глазами уже давно стояла лишь размытая пелена, заставляющая подростка полностью сосредоточиться на испытываемых чувствах. Тишину помещения разрывали редкие хлюпающие звуки и стоны пленника, прерываемые всхлипами.