Десятая глава (2/2)
Неожиданно ладонь мужчины отпрянула от головы парня, от чего из горла вырвался сдавленный стон недовольства. Разум совсем затуманился, тело ощущалось чужим, как будто и не он вовсе управляет им. Невыносимый жар выдавливал сбитое дыхание, кожа чувствовала малейшее дуновение ветерка от движений нациста. Внезапно Россия почувствовал приятный холодок на своем плече, вызвавший помутнение сознания и усиливший не проходившую дрожь. Подушечки пальцев ласкали разгоряченную кожу, от чего у подростка возникало двоякое отношение к прикосновениям.
С одной стороны, хотелось еще больше касаний, от которых комсомолец практически пьянел, прильнуть к холодным рукам, наслаждаясь их мягкостью. Но, с другой, было противно осознавать, что такие противоречащие ощущения ему дарят руки врага, самого Третьего Рейха, нациста, садиста и убийцы. Незаметно для юноши пальцы арийца переместились на лопатки. Но окончательно мужчина добил разум России, когда провел холодными подушечками пальцев вдоль оголенного позвоночника, вызывая табун мурашек. Кожа от прикосновений горела огнем, отчего пленник непроизвольно выгнулся, впадая в легкую эйфорию. В полной тишине, как гром среди ясного неба, раздался голос нациста с легкой усмешкой.
— Действует даже лучше, чем я ожидал. — Довольная улыбка расцвела на лице Нацистской Германии, который сейчас был похож на объевшегося жирной сметаной кота. Россия чувствовал, как что-то нарастало и тянуло внизу живота, плавно переходя в пах. — Похоже ты довольно восприимчив к препарату. Подросток почувствовал, как ловкие руки ухватили его за тонкую талию, укладывая на живот. Неудержимая волна удовольствия хлынула в голову комсомольца, от чего тот невольно простонал, стоило мужчине лишь коснуться его костлявых боков. Улыбка нациста расплывалась в более открытую пошлую ухмылку, которую Россия был не способен заметить. Силы покидали его настолько быстро, что пленник невольно задумался о своей скорой кончине. Взяв в одну руку кисти парня, второй Рейх потянулся к ремешкам, прочно прикрепленным к изголовью железной кровати. Одним движением он туго зафиксировал перебинтованные кисти юноши, который даже и не делал попыток к сопротивлению.
Чуть наклонившись, мужчина положил одно колено на край кровати, которая в ту же секунду издала жалостливый скрип под тяжестью взрослого человека. Рейх медленно приближался к юноше, одновременно разглядывая свою метку. Протянув к ней руку, он указательным пальцем очертил ровный круг вокруг клейма, стараясь быть очень аккуратным, не задевая еще не заживший ?шедевр?. Россия, как только почувствовал прикосновения холодного пальца вблизи обожженного участка, немного вздрогнул, начав слабые попытки уйти от касаний. Он извивался, ерзал на кровати от щекочущих и приятных ощущений, которые заполоняли его разум. Парень повернул голову в сторону арийца, наконец-то сфокусировавшись на одной точке. Он заметил, что на мужчине отсутствовали кожаные перчатки и немецкий крест, рубашка была небрежно расстегнута на пару пуговиц, слегка оголяя сильную грудь.
Комсомолец на секунду обомлел от своей внимательности к внешнему виду Нацистской Германии, задаваясь неутешительными вопросами по этому поводу. ?Почему я не могу оторвать он него взгляд? Что со мной? Что происходит??: раздумывал юноша, пытаясь найти ответ хотя бы на один из многочисленных вопросов, крутившихся у него в голове. Поскольку сам подросток не в состоянии найти ответы, то он решил возложить эту возможность на плечи нациста.
— Что ты… ха… скормил мне? — Голос непроизвольно дрожал, а из-за тяжелого и учащенного дыхания приходилось делать остановки, чтобы хоть немного отдышаться. — Что это… было? Рейх с упоением наблюдал за мучениями парня. Они встретились глазами, вновь изучая отраженные в них эмоции. Взгляд мужчины был все таким же холодным, однако застывший в нем лед плавило отраженное в глазах комсомольца необъяснимое желание, которое сам подросток никак не мог охарактеризовать. Ариец видел его, этот затуманенный остаток рассудка пленника, который вот-вот даст последнюю трещину, не устояв перед натиском непреодолимой жажды чего-то большего. Нацист плавно прильнул к покрасневшему уху жертвы, поглаживая отросшие волосы парня, про себя отмечая их мягкость.
— Не волнуйся, это не яд. — Мужчина томно шептал, заставляя пленника впасть в еще больший осадок. Его ухо опаляло горячее дыхание, разжигающее внутри комсомольца необъяснимую тягучую негу. — Это была лишь необходимая подготовка.— Подготовка… ха… для чего? — Россия не до конца понимал смысл слов арийца, а напрягать расслабленное сознание не было желания. Страха не было, но парень продолжал с предыханием расспрашивать своего мучителя, пытаясь таким образом оттянуть необратимое. — Что ты… ммм… хочешь со мной сделать. Голос подростка дрожал, отдавая редкой хрипотцой. Обостренное обоняние позволило уловить в воздухе нотки какого-то крепкого алкоголя, хотя по поведению арийца и не скажешь, что он до прихода в камеру выпил. Но этот факт немного насторожил Россию, отчего извиваться начал с еще большим рвением.
— Для чего? — Мужчина сделал задумчивое выражение лица, приложив указательный палец к подбородку. Ему было в сласть играть с эмоциями пленника, лишая его всякой надежды в самый последний момент. — Не хочу, чтобы ты отключился посередине процесса, да и процедура станет чуть менее болезненной. Будет не интересно, если ты все пропустишь и лишишь меня удовольствия.
Твердый тон говорил о серьезных намерениях арийца, который в этот момент провел длинными, тонкими пальцами по свежему следу от недавнего удушья на шее пленника, который только начал набирать цвет. Парень немного напрягся от прикосновений к своей шее, вспоминая горький опыт. Мужчина взобрался на кровать и, перекинув через юношу одну ногу, сел на его бедра, одновременно нажимая рукой на спину комсомольца, тем самым удерживая жертву.
— Тварь… гх… слезь с меня! — Россия шипел под увесистым телом над собой, которое всем весом давило на грудную клетку подростка, буквально выдавливая из легких воздух. Парень перешел на шепот, чувствуя, как боль в груди с каждой секундой становится все невыносимее, а вдохи слышались все чаше, заканчиваясь обрывистым выдохом. — Черт… ха… з-задыхаюсь… Рейх услышал под собой сдавленное кряхтение и убрал руку со спины комсомольца, хотя внутри хотел еще помучить пленника, внимая его жалкие мольбы о помиловании. Россия сразу же начал жадно глотать воздух, закашливаясь от перенасыщения. На лице арийца показался широкий оскал, не несущий в себе ничего хорошего. Алкоголь ударил в голову, терпение все больнее отдавалось внутри, от чего мужчина не мог дождаться следующей сцены.
Обхватив обеими руками выпирающие ребра, Нацистская Германия наклонился к правой лопатке пленника, острыми клыками схватив нежную плоть. Подросток почувствовал резкий укол боли в правом плече, зубы арийца крепко вцепились в чувствительную кожу, прокусывая ту до кровавых подтеков. Немец плавно перемещался к открытой шее, оставляя после себя след из кровоточащих отметин.
Россия вздрагивал каждый раз, когда разгоряченного тела касались грубые губы, оставляя после себя расцветающие метки. Умелые руки оглаживали каждый изгиб его боков, в попытках успокоить жертву предстоящих событий. Все эти ощущения вызывали у комсомольца приятное покалывание где-то внутри, где чувства мощной волной разносились по всему телу. С потресканных от частого дыхания губ нередко слетали стоны, приглушенные тонкой подушкой. Рейх же в это время наслаждался процессом, продолжая метить тело под собой, с каждым укусом все больше убеждаясь в том, что парень полностью принадлежит только ему. Ласковые руки перешли на поясницу, лопатки и немного вспотевшие от жара плечи, они окончательно сводили подростка с ума. Одна ладонь нациста скользнула вниз по позвоночнику, очерчивая пальцами каждый позвонок. Она, словно змея, заползла под легкие лагерные штаны, и крепко сжала небольшую упругую ягодицу. Парень рефлекторно запрокинул голову назад, сквозь крепко сжатые зубы издавая громкий и сладкий стон, ласкающий опьяненный разум немца. Россия перестал понимать себя, он не знал, что заставило его вырвать из себя этот позорный звук – жуткая боль или же неописуемое наслаждение.
Этот стон стал спусковым крючком для зверя внутри арийца, которого тот не мог больше сдерживать. Немного приподнявшись, Рейх стянул с пленника последний элемент одежды, откидывая его в сторону. Россия после этого действия начал тихо всхлипывать, роняя свои слезы на твердую подушку. Только сейчас он начал понимать, что вскоре собираются с ним сделать и для чего были все эти прелюдия. От осознания всей плачевности ситуации парень весь сжался от оплетающего внутренние органы страха, неприятно сдавливающего их от любого движения со стороны арийца.— Прошу… умоляю, прекрати это безумие. — Комсомолец навзрыд выдавливал из себя слова, противясь слабости, все сильнее обхватывающего его чувства безысходности. Он забыл о своей гордости, пряча ее глубоко внутри. В любой другой ситуации он бы никогда не преклонился перед кем-то, тем более перед врагом. Однако сейчас, когда ситуация полностью вышла из-под его, пусть и мнимого, контроля, хоть о каком-то помиловании можно было лишь мечтать. — Я… я не выдержу эти муки…— Молчи, малыш, и не мешай мне. — Мужчина оглядел парня, оценивая худобу и стройность юного тела под собой. Отстранившись от своего занятия, Рейх прильнул к опаленному багрянцем уху комсомольца, приторно ласково шепча возбужденным голосом слова. — Думаю, ты уже догадался, что ждет тебя. Не сопротивляйся, иначе сделаешь себе только хуже.