Глава II (1/1)

То майское утро выдалось росистым, умытым солнечным светом и цветочной свежестью, с воздухом легким и мягким, словно шелк. Слышалось оживленное стрекотание кузнечиков и цикад, важно жужжали шмели, перепачканные в желтой пыльце. В свежей, еще молодой и полупрозрачной листве старинных лип чудесно щебетали птицы, их звенящие мелодии разливались в небесной выси окрыляющим чувством свободы и безмятежности. Покровское было поистине необъятным: простиралась обширная серебрящаяся гладь озера, окруженного раскидистыми ивами, которые склоняли свои плакучие изумрудные ветви к земле; под порывами ветра шелестели светлые березовые рощи, пропитанные ласковым солнцем; простирались луга, пьянящие своим пряным травяным ароматом, усыпанные юными нежными ромашками и бархатно-золотистыми одуванчиками. В одной из беседок, ближней к дому, проходили занятия Саши и Дефоржа. Последний довольно скоро завоевал симпатию и доверие своего воспитанника, потому как не взыскивал строго за шалости и не донимал напоминаниями об уроках. Кроме того, учитель был молод, остроумен и благодушен, чем заслужил снисхождение и благосклонное внимание не только Александра, но и Марьи Кириловны, после случая с медведем проникшейся к отважному французу приязнью и дружелюбием. Отец их, Кирила Петрович, необычайно привязался к m-r Дефоржу, и более не испытывал его подобными шутками. И только Наталья Кириловна не была особенно расположена к молодому учителю, сохраняя бесстрастную любезность при редких встречах с Дефоржем. Маша порой увещевала сестру, что следует быть благосклонной к французу, на что девушка лишь раздраженно отвечала пылкой речью, и Марья Кириловна умолкала. Впрочем, не следует думать, что m-llе Натали дурно относилась к гувернеру Саши, испытывала недоброжелательство или недовольство?— отнюдь, Наталья Кириловна принадлежала к тому замечательному и редкому виду людей, которые питают нетерпимость лишь к врагам Отечества, Церкви и семьи. А m-r Дефорж не относился ни к одному из оных.—?C'Est Alexandre le Grand? J'ai lu à son sujet, on l'appelle le grand! (Это Александр Македонский? Я читал о нем, его называют великим!)?— Саша, оживленно сверкая умными темными глазенками, с искренним интересом вчитывался в тонкие изящные буквы на страницах.—?C'est vrai. Il était un grand commandant et a soumis la moitié du monde (Все верно. Он был великим полководцем и подчинил половину мира),?— молодой учитель задумчиво вертел в длинных худых пальцах хрупкую веточку ландыша, источающую нежный аромат. В беседке царила живительная прохлада, липы укрывали своими пышными свежими объятиями белоснежный камень колонн. Пышная акация, усыпанная гроздьями душистых молочных цветков, источала томное благоухание, ее густые ветви легли на мраморные перила и мягко касались плеч учителя. В душе молодого человека разрасталось странное ощущение умиротворенности и ясности ума. Дефорж неспешно перевернул шероховатую страницу.—?Rome. Le grand Empire (Рим. Великая империя),?— гувернер указал на выцветшую гравюру, и Саша с любопытством принялся рассматривать ее.—?Lе grande?! Mais pourquoi est-elle tombée? (Великая?! Но почему она пала?)—?Pourquoi? —?молодой человек едва заметно улыбнулся. —?à ce sujet, nous allons parler encore. Les barbares, leurs propres maladies… (Об этом мы еще поговорим. Варвары, собственные болезни…) Дефорж вскинул голову, устремляя взор на тенистую тропинку, усыпанную на английский манер гравием. Среди сочной, темной зелени мелькнула тонкая фигурка в легком струящемся платье нежного кремового цвета, гравий тихо хрустел под мягкими шагами. В сердце что-то остро екнуло и стремительно затрепыхалось.—?Et ?a? (а это?)?— Саша, перевернув страницу, поднял глаза на учителя, пожирая его пытливым взором. Дефорж рассеянно тряхнул головой и бегло осмотрел новую гравюру, куда более четкую, нежели прежняя.—?C'est le grand Ao?t (Великий Август),?— учитель неосознанно продолжал вертеть в пальцах ландыш, вдыхая тонкий аромат. Молодой человек вновь посмотрел на тропинку, но там лишь пряталась от озорного солнца ручная собачка Марьи Кириловны, вертлявая и пушистая болонка.—?Et ?a, monsieur?—?Attila, le Seigneur de tous les Huns (Аттила, повелитель всех гуннов),?— гувернер наклонился, внимательнее рассматривая мелкий текст.—?Aussi grand? (Тоже великий?)?— с пылким интересом уточнил Саша, с восторгом видя в новом учителе поистине всеведущего гения. Позади раздался тихий смешок, и мальчик мигом обернулся, уткнувшись носом прямо в белоснежное облако акации.—?Oui, Alexandre, aussi grand, comme l'a dit Jourdain (Да, Александр, тоже великий, как сказал Иордан),?— в беседку вошла Наталья Кириловна, лукаво улыбающаяся брату. Дефорж тут же учтиво поднялся, приветствуя m-lle Натали, и крепче сжал ландыш в бледных пальцах.—?Александр, я надеюсь, ты не разочаровал m-r Дефоржа своими глубочайшими познаниями во французском? —?с легкой насмешкой обратилась Наталья Кириловна к брату, тут же взлохматив его густые темные локоны и коротко улыбнувшись.—?Месье доволен, сестрица,?— насупился Саша, крепко прижимая к груди библиотечный фолиант. Наталья Кириловна недоверчиво вскинула каштановую густую бровь и подняла глаза на невозмутимого учителя, хранящего тактичное молчание.—?Excusez-moi, monsieur, d'avoir interrompu votre cours (Прошу меня простить, месье, что прервала ваше занятие),?— Наталья Кириловна, приобняв сидящего брата за плечо, слегка улыбнулась гувернеру.—?Vous ne devriez pas vous excuser, mademoiselle,?— Дефорж заложил руки за спину и с неясным, обжигающим своей пронзительностью чувством взирал на молодую девушку. —?Nous avons d? finir bient?t, vous n'avez rien à craindre (Вы не должны извиняться, m-lle…Мы вскоре должны были окончить, вам не о чем волноваться).—?С'est bon,?— Наталья Кириловна, по-видимому, сегодня находящаяся в самом добром настроении духа, была благожелательно расположена к Дефоржу. —?Quels sont les succès d'Alexandre? Il n'est pas trop méchant? (Каковы успехи Александра? Он не слишком шалит?) Губы молодого учителя дрогнули в сдерживаемой улыбке, он мимолетом взглянул на присмиревшего Сашу.—?Non, au contraire, c'est un beau jeune homme et un élève capable (Нет, напротив, он прекрасный молодой человек и способный ученик),?— при этих словах Наталья Кириловна иронично усмехнулась, искоса посмотрев на брата, мгновенно ставшего образцом смирения и кротости.—?Eh bien, monsieur, maintenant je comprends pourquoi Sasha vous est si favorable,?— Натали укоризненно покачала головой, но при сём в ее ярко-изумрудных глазах, оттененных линией бархатных каштановых ресниц, искрилась смешливость. —?Vous mentez bien, monsieur Deforge (Что ж, месье, теперь мне ясно, отчего Саша к вам так благоволит… Вы прекрасно лжете, месье Дефорж). Француз вспыхнул.—?Сестрица, как ты можешь! —?горячо возразил Саша, заглядывая в лукавые глаза Натальи Кириловны. —?Не веришь мне, так и месье Дефоржу говоришь, будто он лжет! Молодая девушка улыбнулась и потрепала брата по волосам, с нежностью смотря в его обиженное симпатичное личико.—?Александр, мне слабо верится, что ты ведешь себя, как примерный отрок,?— на тонких, сияющих розовой свежестью губах играла почти добродушная усмешка. —?Но, припоминая доблестные качества месье Дефоржа, нынче я склонна поверить его словам о твоем благоразумном поведении. Саша облегченно выдохнул и на радостях запрыгнул сестре на шею, а та с притворным возмущением легонько хлопнула его по плечу.—?Alexandre, vous agissez mal! (Александр, вы ведете себя неподобающе!)?— Наталья Кириловна, пожурив брата, поймала на себе пристальный взгляд Дефоржа, полный трепетности и благоговейного восхищения. Натали смутилась и, едва заметно разрумянившись, поставила Сашу на землю, стараясь не смотреть на учителя. Француз сухо сглотнул, на его молодом, красивом лице с благородными чертами проступила тень волнения. Он взглянул на Наталью Кириловну, освещенную золотисто-перламутровой солнечной дымкой, и в груди у него разлилось что-то обжигающее, но мучительно сладостное. Лилейную, полупрозрачную бледность точеного лица оттеняли шелковистые темно-рыжие волосы, отливающие бронзой; на нежных щеках расцвел, будто прелестная роза, тонкий румянец. M-lle Натали бросила на гувернера короткий взор, пронзающий и чарующий.—?Je vous prie de me pardonner,?— Наталья Кирилловна мимолетно кивнула, спустя краткий миг уста ее дрогнули, но не раскрылись. —?Саша, не задерживайся. Она легко выскользнула из беседки, и вскоре между густой листвой перешептывающихся лип мелькнул белый воздушный силуэт. В беседке остался хрупкий шлейф чистого, звенящего благоухания ландышей.—?Alexandrе, venez. Les cours sont terminés aujourd'hui (Александр, пойдемте. Занятия на сегодня окончены),?— Дефорж расправил ворот камзола и вышел вон.—?Monsieur, combien de temps allons-nous avoir un cours de Géographie? (Месье, скажите, как скоро у нас урок географии?)?— Саша вприпрыжку следовал за гувернером, погруженным в туманные раздумья, и задорно размахивал небольшим букетиком фиалок для Марьи Кириловны.—?Dans deux jours (Через два дня),?— сухо ответил Дефорж, сворачивая на тропинку, ведущую к усадьбе. Ветвистые липы, осеняющие сад прохладной тенью, расступились, открывая взору залитый солнечным светом особняк Троекурова. То был великолепный изумрудно-белоснежный дом в два этажа, с мощными колоннами у входа, с мраморным балконом и множеством светлых окон, украшенных богатой лепниной. Окружали его столетние каштаны, липы и чинары, одаривающие в полуденный зной своей благодатной ажурной сенью. Дубровский обратил внимание на роскошную темно-алую карету, подъехавшую к особняку, запряженную тройкой благородных ахалтекинцев золотисто-жемчужной масти с роскошными пышными гривами и хвостами, изящными ногами и тонкими раздувающимися ноздрями. Таких лошадей себе могли позволить только те дворяне, которые с закрытыми глазами отдавали кипы ассигнаций десятками за всевозможные безделушки и увеселения.—?Monsieur, est-ce qu'on va parler de César dans la prochaine le?on? (Месье, а мы поговорим на будущем уроке о Цезаре?)?— Саша, пребывая в прекрасном настроении, весело заглядывал в лицо молодому учителю и не прекращал вопрошать обо всем на свете. Тем временем на крыльцо вышла Наталья Кириловна, с кружевной накидкой на хрупких плечах и выражением сухой почтительности на лице. M-lle Натали легко сбежала по широким мраморным ступеням, касаясь тонкими пальцами гладких перил. Из кареты весьма грациозно вылез очень высокий, сухой человек с жидкими седыми волосами и выпуклыми глазами, одетый в кафтан черного бархата. Человек выпрямил худощавую спину и, опираясь на великолепную трость с резным набалдашником из слоновой кости, направился к Наталье Кириловне. Та, прохладно улыбнувшись, промолвила несколько слов, и визитер галантно поцеловал руку Наталье Кириловне. Вновь выпрямившись, он предложил девшке локоть, и та, что-то прокричав служанке, направилась с гостем в дом. В душе у молодого человека зашевелилось что-то вязкое, липкое и пронзительно холодное, что проникает в кровь подобно яду.—?Oui, bien s?r (да, разумеется),?— Дефорж не отрывал взгляда от удаляющихся силуэтов Натальи Кириловны и чопорного старика. —?Кто это? Саша вытянул шею, силясь рассмотреть карету.—?А, это… Это князь Верейский, Машин жених. Подождите! —?мальчик резко остановился, будто вкопанный, и изумленно округлил глаза на учителя. —?Месье говорит по-русски?! Молодой человек приподнял темную бровь, по его бледному лицу пробежалось облачко тревоги.—?Вье’гейски? Жьени’г?—?Ве-рей-ский! Князь! —?Саша с подозрением смотрел на гувернера, который силился выговорить странное русское слово.—?Вье’грейськи?—?Верейский!—?Вьэрэйски!—?Ох, Боже мой! —?Саша поджал губы, с видом мученика взирая на то, как m-r Дефорж ломает себе язык. —?Верейский! Жених Марьи Кириловны!—?Oui qu'est-ce que Вьэг’рейски et жьэниг?! —?потеряв терпение, вскричал бедный француз и с сердитым вопросом в глазах посмотрел на воспитанника. (Да что такое…и…)—?Le рrince de Vereysky tombe amoureux de Marie Kirilovna, vous comprenez? (Князь Верейский влюблен в Марью Кириловну, понимаете?)?— Саша порядком напортачил в переводе, но смысл Дефорж, кажется, уловил и успокоился.—?Alexandrе, vous allez devoir faire plus de fran?ais (Александр, вам придется усерднее заниматься французским),?— заметил молодой учитель, продолжая путь к усадьбе. Саша окончательно убедился, что его гувернер из всего русского языка выучил только два слова: кто это, и не более того. ***—?Мари, вот ответь мне: неужто тебе и впрямь по сердцу твой князь? Наталья Кириловна обеспокоенно смотрела на младшую сестру, которая стояла возле раскрытого окна и провожала взором уезжающую карету князя Верейского, с каждым мгновением все больше обволакиваемую дымкой дорожной пыли. Ветер ласково трепал золотистые волосы Маши, струящиеся по округлым плечам нежными локонами, а солнечные блики скользили по ее очаровательному лицу. Легкое платье голубого шелка ниспадало по миниатюрной фигурке, оттеняя мягкую красоту Марьи Кириловны.—?Быть может, я и не безумно влюблена, но он человек чести, благородный и интересный,?— она обернулась и задумчиво посмотрела на сестру, сидящую на бархатной софе. Натали взирала на Марью Кириловну с искренним беспокойством. —?Да, он немолод и не отличается красотой, но, думается, красота его сердца затмевает внешнюю… Наталья Кириловна тяжко вздохнула и нервно переплела изящные пальцы. Солнце ласково поцеловало ее в бледную щеку, и в зеленых глазах заискрились сотни крошечных золотых искорок. Чело девушки затуманилось дымкой задумчивой печали.—?Маша, ты уверена? —?Наталья Кириловна поднялась и тихо подошла к окну, остановившись напротив сестры. Внутри молодой девушки пробилось странное чувство острой, словно режущей боли.—?Натали, я все решила,?— Марья Кириловна подняла ясный взор на сестру, ее пухлые розовые губы дрогнули. Наталья Кириловна обхватила себя руками, цепляясь пальцами за воздушное кружево накидки, и застекленевшим взглядом посмотрела на пышные кроны деревьев в саду, окутанном золотисто-клубничным светом заката. Сладко пахло цветущими яблонями и фиалками, вдали серебристо-голубой змейкой вилась речка. Покровское окутал плед вечерней тишины. Отчего-то болезненно защемило сердце. Натали искренне любила свою сестру, наивную Машеньку, покорную и обожаемую отцом. Ей было тоскливо думать, что Мари уже повзрослела, обручена и ждет свадьбы. Ей было тяжко свыкнуться с тем, что вскоре Марья Кириловна покинет Покровское, а если и вернется, то уже княгиней Верейской. В дремотной майской тишине раздался первый удар церковного колокола. Еще один, и еще. И поплыл над русскими бескрайними просторами чистый, проникновенный перезвон, взывающий к Богоматери и Ее Божественному Сыну. За холмом заискрились золотые купола Покровской церкви?— солнце играло ослепительными бликами, оттеняло изнанку пышных лилово-перламутровых облаков и полупрозрачную нежность лазурного неба. Наталья Кириловна перевела туманный взор на обрыв, под которым простирались бескрайние дубовые рощи, золотящиеся поля и скромные деревеньки, блестели и мерцали речные глади. Там, словно черный орел, готовящийся распахнуть крыла и взлететь, стоял одинокий силуэт m-r Дефоржа. Его темно-русые волосы под солнцем отливали золотом, резко чернел учительский камзол. Наталья Кириловна ощутила, как сердце неровно вздрогнуло и потеплело.—?На Всенощную звонят. Негромкий голос Маши разбил тишину. Наталья Кириловна, в последний раз взглянув на Дефоржа, обернулась к сестре и, тревожно вглядываясь в ее светлое лицо, торопливо заговорила:—?Машенька, прошу тебя, будь счастлива! Пообещай мне, дай сестринское слово! Делай так, как велит сердце, а не как требует отец! —?тихий, пронзающий до костей голос Натальи Кириловны дрогнул, и она умолкла. Марья Кириловна неверяще смотрела на сестру, которая впервые за много лет позволила себе так расчувствоваться. Юная девушка, чувствуя, как глаза застилает пелена горячих слез, приникла к Наташе.—?Натали, милая моя!.. Я даю тебе обещание. А ты успокойся и начни мне читать нотации, что у меня ветер в голове и одни любовные романы! Наталья Кириловна, отстранившись, приподняла бровь и едва заметно усмехнулась.—?Ты в самом деле этого хочешь, Мари? Я готова, дабы хорошенько перемыть трухлявые кости твоему милому жениху. Марья Кириловна шумно вздохнула, приготовясь к очередной насмешливой тираде сестры. Под окнами на все лады кричали дворовые бабы, визгливо вопил какой-то мужичок и шумно лаяли гончие помещика Троекурова. В Покровском началась привычная вечерняя суета. ***—?Месье, идем запускать воздушного змея! Дубровский, сидящий в беседке за книгой, обернулся на Сашин крик. Мальчонка, растрепанный, счастливый, раскрасневшийся, махал ему, щурясь от слепящего солнца. С бескрайнего насыщенно-василькового неба лились сияющие лимонные лучи, пропитывая своим терпким, жарким запахом луг, усыпанный ромашками, сладко пахнущим малиновым клевером, ажурным ковром ярко-желтых лютиков. Саша, овеваемый пьянящей легкостью ветра, кричал что-то еще, но Дубровский не разобрал. Вскочил, улыбнулся и скинул опостылевший камзол. Молодой человек ощущал, как внутри разгорается жаркое пламя свободы, безграничной легкости и чего-то неподдельного, искреннего и распахивающего душу навстречу упоительной неге природы, солнечному свету и медовому воздуху. Так он бегал только в далеком детстве: сбросив все оковы и обязательства, непосредственно и без десятков условностей. Порывы теплого ветра, пропитанного пряным ароматом диких трав, беспечно ерошили волосы, били в лицо потоками бесконечного наслаждения, трепали свободную белоснежную рубашку.—?Sasha, c'est magnifique! (Саша, это прекрасно!)?— прокричал Дубровский весело хохочущему воспитаннику. И начались перегонки с задорным ветром навстречу горизонту, манящему ослепительной голубизной и сочной зеленью. Саша, не отстающий от своего ошалевшего от счастья гувернера, что-то кричал ввысь, мечущимся в вышине птицам, которые, только завидев парящего змея, начинали истошно каркать на все лады.—?Натали, иди к нам! Дубровский резко обернулся, завидев на садовой дорожке Наталью Кириловну, которая с неподдельным восторгом смотрела на них с Сашей, машущим сестре изо всех сил. Она явно не решалась попрать все правила приличия и броситься в пьянящие объятия природы, залитой янтарным светом и безграничной свободой. Спустя мгновение Наталья Кириловна, поддавшись буйной шаловливости и дикости грядущего лета, скинула шляпку и накидку, оставшись в одном легком белоснежном платье. Она вздохнула полной грудью и, звонко рассмеявшись, кинулась в объятия брата. Дубровский как зачарованный смотрел на ее хрупкую фигуру в развевающемся нежном батисте, на легкий стремительный бег и открытое солнечной роскоши, невообразимо прекрасное лицо. Саша схватил сестру за руку и, не прекращая весело галдеть, потащил Наталью Кириловну к гувернеру. Она, заливаясь серебристым звенящим смехом, взирала на него с таким чистым, искренним и согревающим чувством, что Дубровский почувствовал, как сердце замерло от немого восторга.—?Sasha, aidez-moi! Vous et mademoiselle allez essayer de lancer un cerf-volant! (Саша, помогайте мне! Вы с мадемуазель попробуете запустить воздушного змея!)?— прокричал молодой человек, феерически радостно улыбаясь и наполняя душу жарким дыханием полевых цветов. Все было, словно в сказочном сне. Наталья Кириловна, с легко взлохмаченными медными волосами, кое-где выгоревшими до карамельного цвета, в которые зарывались искрящиеся брызги света, переливисто смеялась и смотрела на учителя сияющими изумрудными глазами. На шелковистых щеках разгорелся обжигающий румянец, губы налились клубничным соком, невесомое кипенно-белое платье трепетало на ветру. Они втроем были оторваны от остального мира, поглощенные солнечным счастьем, дурманящими ароматами и ощущением бескрайней свободы. Вернулись только к ужину, сопровождаемые вечерней лаской закатного солнца, струящимся ветром и чем-то неземным.