2. Камаитати (1/1)

Издавна перевал Саё-но Накаяма* близ Какэгава зовется жемчужиной провинции Тотоми*. Каждый проезжающий считает своим долгом полюбоваться красивым видом и оставить приношение в придорожном храме. Рассказывают, однако, что лет пятьдесят назад перевал этот пользовался дурной славой. ?Вершины жизни моей!? — называл эти горы великий Сайгё*, и что же? Для многих путников горы эти стали вершинами смерти.Не раз и не два находили в горах мертвые тела с ужасными ранами — у кого лицо разрублено, у кого шея, у кого грудь от плеча наискось. Похоже, будто стали они жертвами искусного мечника, убивающего с одного удара. Мастера из прославленных додзё*, глядя на эти раны, изумленно качали головой. Сначала пошли слухи о разбойнике-одиночке. Но заметили люди, что убийца ничего из имущества не берет, хотя случается ему отнять жизнь у богатого купца, толстого бонзы* или самурая не из последних. Все оставалось в целости: и тугой кошелек, и старинный меч, и четки из драгоценного хрусталя. Если что и пропадало, то винить в этом следовало тех, кто нашел и принес в деревню тело. Но подобные случаи были редки, потому что ограбить мертвого — значит, прогневать богов и будд.Было, впрочем, кое-что потребное злодею с перевала. Женщин он не убивал, а лишал сознания и после того бесчестил, так что никто из них не видел, каков из себя насильник. Досужие люди сплетничали, будто он и миловидных юношей не пропускает, но неизвестно, сколько в том правды.Как-то раз забрел в Какэгаву ксуриури в пестром кимоно. Направлялся он в провинцию Синано*, и путь его лежал через перевал Саё-но Накаяма. Сколько его ни отговаривали, вышел он из деревни один и направился в горы.Осенью горы Тотоми тонут в сизой дымке. Жалобно кричат гуси, пролетая высоко в небе. Между столетних сосен пламенеют кленовые листья. Налетевший вихрь срывает их и уносит прочь. Коротка человеческая жизнь, и так же легко приходит ей конец, как листку, гонимому ветром.Ксуриури шагал по тропе, а ветер становился все сильнее, завывал в верхушках сосен, и слышались в нем крики, стоны и плач. Верно, души погибших на перевале людей оплакивали свою горькую участь. От таких жутких звуков кровь стыла в жилах! Но ксуриури был не робкого десятка. Мигом снял с плеч свой дорожный ящик, скинул сандалии с ног и, взяв свой короткий меч, изготовился к бою.Вихрем взметнулись сухие листья, глядь — посреди тропы стоит какой-то человек. По виду самый обычный самурай: платье на нем темно-синее, поверх него лиловое хаори* с гербами, черные хакама* с красноватым отливом заправлены в ноговицы*, как это в обычае у путников. На голове тростниковая шляпа, надвинутая низко, так что лица не видать. За пояс заткнуты два меча в ножнах из кожи ската.Даже не подвязав рукава*, самурай выхватил длинный меч и напал на ксуриури. Не привык, видно, встречать достойного противника. Мастерство его во владении мечом было необычайно велико. С ним не отказался бы скрестить клинки даже Миямото Мусаси*! Но ксуриури уворачивался ловко, ножнами меча удары отражал, прыгал из стороны в сторону, как белка, и по всему выходило, что не будет он легкой добычей.— Откуда у бродячего торговца подобный меч*? — заговорил вдруг самурай. Глаза его сверкнули из-под шляпы, как два огонька. — Прекрасный образец айкути танто*, школы Таима*, если не ошибаюсь. Владелец такого меча — человек необычный.— К сожалению, владелец его не совсем человек, — учтиво отвечал ксуриури, оставаясь, впрочем, настороже.— Никак не пойму, что ты за птица такая. И не человек, и не ёкай. Парень, а смазливый, как девчонка, и оби* завязываешь по-женски.— Я всего лишь ксуриури.— Зачем же ты, ксуриури, носишь меч, если клинка не обнажаешь? Надеешься справиться со мной голыми руками?— Клинок этот служит только против мононокэ.— Ну тогда для него самое время, — сказал самурай, отбрасывая шляпу.Вот диво — уши у него были мохнатые, полон рот острых зубов, и желтые круглые глаза. Нетрудно было узнать в нем камаитати*, принявшего вид человека.— О-о, — протянул ксуриури, ничуть не удивленный. — Теперь мне известен облик мононокэ. Но этого недостаточно. Чтобы обнажить меч Таима, должны быть известны истина и причина*.— Вправду, необычный ты человек! — ухмыльнулся ёкай и набросился на противника с удвоенной силой.Ксуриури взмахнул рукавом, и перед ним, будто щит, взметнулся целый рой листков со священными именами*. Но ёкаю все было нипочем. Несколько сверканий клинка, и листки превратились в безобидные клочки бумаги. А он все наступал, теснил противника, забавлялся с ним, не нанося смертельного удара. Вот лезвие рассекло полу пестрого кимоно, а вот рукав распороло, и на ткани выступили пятна крови. Рука у ксуриури дрогнула. Пошатнулся он, оступившись, и ёкай ударил его в голову тупой стороной клинка*.Очнувшись, ксуриури понял, что пояс на нем развязан, узкие штаны стянуты до колен вместе с фундоси*, и похотливый ёкай имеет его, как мальчика из веселого дома, перекинув через ствол поваленного дерева. Он вздрогнул от боли, но сопротивляться не стал. Наоборот, изогнулся в талии и бедрами задвигал, стараясь доставить насильнику удовольствие.Камаитати был озадачен. Прежде жертвы его кричали и отбивались, а иные и теряли сознание от ужаса, так что предаваться утехам с ними было все равно что с деревянными куклами. Но ксуриури, по всему видать, не впервые вкушал мужской любви и предавался этому занятию с известной охотой. Распаленный камаитати разошелся не шутку, так что ксуриури уже стонал и вскрикивал непритворно.Кончив любовную игру, камаитати поднялся, завязывая пояс хакама, а ксуриури простонал томно:— Экий вы горячий кавалер! Жаль, что такой пыл понапрасну пропадает в лесной глуши. Что же вы так торопитесь меня покинуть?Самый искушенный мужчина не устоит против подобного кокетства. Что уж говорить о ёкае, даже в столице никогда не бывавшем! Преисполнившись любовного томления, перекинул он ксуриури через плечо, другой рукой подхватил его вещи и вихрем перенесся в заброшенный храм неподалеку, служивший ему жилищем. Там любовники сплелись в страстных объятиях, не смыкая глаз ни на минуту. Ёкай совершенно потерял голову, не в силах налюбоваться на изящные плечики ксуриури и тонкую талию. В пылу страсти оставлял он на белой коже кровавые раны и укусы. Ксуриури вскрикивал и вздыхал притворно:— Ах, пощадите, вы меня совсем заездили!Но на деле только теснее прижимался к любовнику и скоро довел его до полного изнеможения. Камаитати не заметил даже, как в любовной горячке выболтал свой секрет: как три года тому назад вселился в самурая, проходившего через перевал.Громко щелкнула зубами обезьянья голова на мече Таима, свидетельствуя, что истина найдена! В тот же миг ксуриури выхватил листок о-фуда, прилепил ёкаю прямо на лоб и, сложив особым образом пальцы, шепнул: ?Кай!?* Тот взревел, заметался и внезапно будто бы разделился надвое: смутная тень метнулась прочь в кружащемся вихре, а на полу остался лежать обыкновенный человек в нижнем кимоно с распущенным поясом. Был это мужчина лет тридцати пяти, с красивым лицом, которое, впрочем, носило отпечаток склонности к любострастию и распутству. Придя в себя, он рассказал, что его зовут Исихара Дзаэмон, и родом он из деревни Касивабара в провинции Синано.— Спасибо, что избавил меня от мононокэ! Должен я теперь тебя отблагодарить... — сказал игриво Дзаэмон и засунул руку ксуриури под одежду.Но ксуриури ловко ускользал, дразня самурая мимолетными прикосновениями, и говорил так:— Вы же не хотите, Дзаэмон-доно, чтобы мононокэ нам помешал! Чтобы справиться с ним, должна быть известна причина, по которой он в вас вселился. Что случилось три года назад на этом перевале?Мало-помалу выведал он у Дзаэмона правду. Оказалось, что самурай влюбился без памяти в жену своего друга Араи Кэндзабуро. Когда они вместе проходили через перевал, Дзаэмон убил Кэндзабуро и надругался над женщиной. В то же мгновение потерял он человеческий облик и, став камаитати, совершил еще множество ужасных злодеяний, о которых теперь не мог вспоминать без содрогания.— Клинок Таима может покинуть ножны! — раздался нечеловеческий голос, как будто заговорила обезьянья голова на мече ксуриури.Волшебный меч взлетел в воздух, прямо над раскинутыми руками ксуриури. Несмотря на беспорядок в одежде и следы любовных услад по всему телу, выглядел он грозно — будто легендарный охотник за демонами. А потом — чудеса, да и только! — ксуриури исчез, а вместо него появилась золотая фигура с белыми волосами. Когда пришелец обнажил меч Таима, не обычный клинок показался на свет, а будто бы огромный язык огня. Выскочил тут, откуда ни возьмись, камаитати — демон-горностай с острыми, как серпы, когтями. Завязалась битва, за которой человеку невозможно было уследить глазами. Только мелькал клинок, белые волосы развевались, и стены тряслись, будто под ударами тайфуна. Завизжал камаитати, получивший смертельный удар, и наваждение исчезло. Остался только обессиленный ксуриури да меч в ножнах.Дзаэмон был немало изумлен, но не испуган, потому что происходил из старинного самурайского рода, и страх ему был неведом. Да и чего бояться человеку, столько лет служившему вместилищем кровожадному мононокэ! Напоил он ксуриури сакэ и, не дожидаясь, пока тот придет в себя, снова увлек на ложе. И не отпустил, пока не выразил ему свою благодарность не менее трех раз, а может, и более.Наутро отправился каждый своей дорогой: ксуриури — в Синано, а Дзаэмон — в Какэгаву, и не раз каждый из них оглянулся, унося с собой воспоминания о проведенной вместе ночи. А перевал Саё-но Накаяма с тех пор стал безопасен для путников.Однако, как известно, небо не прощает дурных поступков, и воздаяние настигнет человека, куда бы он ни отправился. Так и Дзаэмон недолго наслаждался вольной жизнью. В Эдо узнали его и схватили по обвинению в убийстве Кэндзабуро. Были все глубоко тронуты, что преступник запираться не стал и полностью раскаялся в содеянном. Однако приговора было не изменить, и вот, вчера живой человек, сегодня стал он росой на траве в Судзугамори*. Рассказывают, что принял он свой конец мужественно, ничем не омрачив последних минут, и многие дамы и даже юноши плакали, сожалея, что такой красивый мужчина должен покинуть бренный мир.КомментарииСаё-но Накаяма (Сая-но Накаяма) — горный перевал на территории современной префектуры Сидзуока около города Какэгава. Топоним часто упоминается в классической японской поэзии, полюбоваться этим местом было этикетной необходимостью. В 1664 г. поэт и литератор Мацуэ Сигэёри опубликовал составленный им сборник ?В горах Саё-но Накаяма? (в его составе впервые увидели свет два стихотворения Басё).Тотоми — провинция в феодальной Японии, ныне южная часть префектуры Сидзуока.Сайгё (1118 — 1190) — великий японский поэт. Имеется в виду его известное стихотворение: ?Разве подумать я мог, / Что вновь через эти горы / Пойду на старости лет? / Вершины жизни моей, / Сая-но Накаяма?.Додзё — школа боевых искусств в средневековой Японии (чаще всего, школа фехтования).Бонза — в Японии и прочих странах Азии название главного монаха в храме. В европейской литературе этим словом называли любого буддистского монаха вне зависимости от его ранга.Синано — отдаленная горная провинция, ныне часть префектуры Нагано.Хаори — род верхней накидки, обычно без рукавов.Хакама — широкие и длинные штаны в складку, похожие на юбку или шаровары. В феодальной Японии носились и мужчинами, и женщинами. Традиционная одежда самураев. В настоящее время встречается в качестве формы в некоторых боевых искусствах.Ноговицы — одежда, облегающая ноги. Изготавливались из разных материалов: сукна, шерсти и т. д. Иногда соединялись в одно целое с сапогами, могли иметь форму чулок, гамаш и т. п....даже не подвязав рукава... — Для работы или перед сражением японцы подхватывают широкие рукава одежды лентой или веревкой, пропустив ее подмышками.Миямото Мусаси (1584 — 1645), также известен как Cиммэн Такэдзо, Миямото Бэнносукэ, или под своим буддистским именем Нитэн Дораку — легендарный японский самурай, считается одним из сильнейших фехтовальщиков в истории Японии.Откуда у бродячего торговца подобный меч? — В феодальной Японии представители торгового сословия имели право носить один короткий меч, в отличие от самураев, носивших два. В аниме ?Аякаси? меч ксуриури вызывает удивление у самураев — то ли он слишком роскошен для торговца, то ли бродячие торговцы вообще не носили мечей. При этом его именуют катана, что означает меч вообще, хотя это слово чаще употребляется для обозначения длинного меча, носимого самураями.Айкути — стиль оправ мечей и ножей без цубы. Цуба — гарда, защитная пластина между рукоятью и клинком. Танто — короткий меч. Имеет односторонний, иногда обоюдоострый клинок длиной от 15 до 30 см.Таима (Тайма) — одно из пяти направлений в изготовлении японского холодного оружия (сэндзюин, тайма, тэгай, сиккакэ, хосё), существовавших с XII по XVI в. и развивавшихся в стиле ямато-дэн — изготовление оружия в древней традиции, с неброской фактурой клинка). Школа Таима получила название от храма Таимадэра. Основатель — мастер Куниюки, работавший в конце периода Камакура (2-я пол. XIII в.). Так же как и в остальных школах традиции Ямато, оружейники Таима снабжали оружием монахов-воинов (сохэй), особенно в Наре и ее окрестностях.Оби — широкий пояс из парчи или шелка.Камаитати — ёкай, обитающий в горах. Имеет облик горностая с длинными острыми когтями (от кама — серп, и итати — ласка, горностай), управляет ветром. Согласно наиболее распространенным легендам, камаитати обычно появляются втроем: первый сбивает жертву на землю, второй наносит ей раны когтями, а третий накладывает лечебную мазь на раны, так что они не кровоточат....облик... истина и причина... — Метод изгнания духов, который использует ксуриури, берет начало в концепции буддийской школы Миккё, согласно которой демон принимает форму в соответствии со злом, скрытым в человеческом сердце. Облик (катати) — форма, которую принимает демон. Истина (макото) — представление о том, что происходит в действительности. Причина (котовари) — знание обстоятельств, вызвавших демона....листки со священными именами... — О-фуда — синтоистские талисманы. Представляют собой листки бумаги, кожи, ткани, дерева, на которых написаны имена богов (ками) или синтоистских храмов. Их размещали на дверях дома, столбах или потолке для защиты от злых сил, болезней и прочих несчастий. Существовали и специальные о-фуда — например, для защиты от пожара, размещаемые в кухне, и пр. Очень популярны были о-фуда из храма Исэ, называемые Дзингу Таима или просто Таима. Бумажные талисманы существовали также и в буддийской традиции....тупой стороной клинка. — Японский меч затачивался только с одной стороны и был предназначен в основном для рубящих ударов. Тупая сторона клинка использовалась для оглушения противника.Фундоси — мужская набедренная повязка.Кай! — Изыди!Судзугамори — место в Эдо, где проводились публичные казни.