Special 3. Ванна для Лии (1/1)

Лия после очередной встречи с советом директоров ругается на чём свет стоит и не даётся в руки даже Бруту.Брут вздыхает и только цепко хватает Бродягу за шкирку, когда тот порывается влезть с утешениями. Он знает, что иногда Лию лучше не трогать. Иногда Лие лучше дать выматериться и перепсиховать.Он знает, как она устаёт. Раз за разом доказывать, что способна, что справится, что у хрупкой мягкой девушки, блять-чёрт-возьми, хватит сил — на что бы то ни было, на что угодно. Он знает, как она болеет сердцем за "Полис" — её детище, дело всей жизни, её маленький идеальный мир... который она никому не позволит разрушить.Когда богиня гневается — всё, что ты можешь сделать — просто переждать бурю.Но буря всё не заканчивается.Лия увольняет ровно половину. Всех богатеньких влиятельных мудаков, которые считают, что женщине не место в управлении. Каждого, кто позволяет себе усомниться в её авторитете или, господь упаси, в профессионализме.— К чёрту.Бродяга сидит мышкой в её кабинете, слушает её тирады, полные незаслуженной обиды, и только кивает.Бродяга жутко скучает по её улыбке.Конечно, он согласен. Конечно, эта девушка заслуживает бесконечного уважения и всей любви мира, и он не понимает, как кто-то может думать иначе.Ему просто грустно, что это валится на неё, а он не может сделать вообще-совсем-ни-че-го.Лие теперь приходится контролировать всё и всех, и она откровенно зашивается. Сыпет указаниями и злится, что их не успевают выполнять. Сама отбирает новых моделей, сама следит за подготовкой материалов, сама ищет спонсоров-партнёров-директоров.— Она не ест.Очередным утром Бродяга заглядывает в кабинет Брута кошмарно встревоженный.— Я притащил салат, рыбу, фрукты, она даже не притронулась. Она так долго не протянет, она уже на грани срыва! Ты же её партнёр, сделай хоть что-нибудь!Брут вздыхает и шлёт ему тяжёлый взгляд. Он, конечно, тоже обеспокоен, он, конечно, тоже волнуется. Вдвойне — от того, что, кажется, впервые не способен справиться сам. Он, блять, успел расклеиться от всей этой дурацкой ситуации.Но отчаяние в глазах волчонка словно заставляет его обратно собраться.— Ты прав! Прав, — он хлопает ладонями по коленям, вставая, подходит ближе и аккуратно сжимает плечо ладонью: — Ты поможешь?Бродяга резко кивает и, юрко извернувшись, целует косточку на запястье.***— Едем домой.Брут крадущейся походкой проскальзывает в двери её кабинета в начале девятого. Рабочий день до пяти, говорите? Эта девушка, похоже, не в курсе.Лия только встряхивает волосами, сдувая лезущую в рот прядь, и даже не оборачивается:— Мне нужно ещё одобрить статью Деметры и сообразить, какой из проектов Икара лучше запихнуть в следующий номер. Что будет проще отснять — протезы или плывущие украшения? Второе, думаю... Это его "жидкое золото" просто чудо...— Домой, Лия.Она заметно нервничает, когда он останавливается за её спиной. Вздрагивает от прикосновения. Дёргает плечом, сбрасывая его руку:— Я же сказала: статья Деметры...— ... спокойно подождёт до завтра. Как и всё остальное. Ты сегодня что-то ела?— Не было времени.— Лия...Он осторожно присаживается на корточки рядом с её креслом и мягко гладит по щеке — она нехотя переводит взгляд, смотрит ему в глаза... Неуверенно кусает губы...— Ты не поймёшь, — тихо шепчет, качая головой. — Я должна...— ... доказать всем, что ты самая крутая, классная и замечательная — так? — он усмехается как можно мягче. Греет её руку в ладонях, нежно целует костяшки... — Но мне ты ничего не должна доказывать. Я и так это знаю, — Лия устало хмурится, и Брут ведёт пальцами по её лбу, разглаживая тоненькую складку. — Едем домой. Пожалуйста, — она всё ещё сомневается, и он добавляет с намёком на хитрую улыбку: — Волчонок очень ждёт.Он несёт её до машины на руках.Он едет так быстро, как только может.Из машины до дома её несёт уже Бродяга.Они раздевают её быстро и нежно — она только устало молчит, привычно доверяя бережным прикосновениям; они опять подхватывают её и тащат куда-то...Она ахает и громко стонет, когда кожи касается горячая вода.Она цепляется за чью-то шею — Бродяги, если судить по длине волос, — и выгибается, когда сильные ладони Брута проходятся по груди.Они оба сводят её с ума как-то до жути быстро. Она теряется в собственном теле, она не понимает, почему вдруг чувствует всё так остро и сильно, её это... немного пугает, если честно.Брут, словно вычитав её страх, спокойным шёпотом обжигает ухо:— Ты жутко зажалась, расслабься.Он устраивается у неё за спиной и тянет ближе к себе, заставляя откинуть голову на бортик ванной, лечь и хоть капельку выдохнуть. Он аккуратно собирает её волосы, плавно скользит ладонями по изящным плечам и мягко разминает ладонями. Растирает шею, то и дело спускается вперёд и гладит красивую грудь — а она вздрагивает и мечется каждый раз, когда он так делает...— Не надо... Пожалуйста...— Уверена?Он покорно — моментально — отнимает руки, взглядом командуя Бродяге сделать то же самое. Он нежно гладит её горло, умоляя чуть запрокинуть голову, и мягко трогает губами лоб.— Чего ты хочешь, дорогая? — Лия жмурится и мотает головой, и Брут вздыхает, грея её плечи ладонями, прижимается к уху: — Ладно, тогда я скажу, хорошо?.. — он глубоко вздыхает, сглатывая.Он бы не рискнул... говорить с ней такими словами, будь она в другом состоянии. Но сейчас...— ... Я хочу, чтобы ты кончила.У него самого сводит скулы, когда он говорит ей это. Они вместе не первый год, но... всё равно существуют определённые границы, которые в другой ситуации он бы никогда не рискнул перешагнуть.— ... Не один раз.Брут удивлённо поднимает взгляд на Бродягу — тот весь красный и, кажется, сам офигевший от собственной смелости, но упрямо вздёргивает подбородок:— Одного раза не хватит!Брут хмыкает — скорее согласно, чем ещё что-то.И трепетно сжимает ладонями хрупкие Лиины плечи:— Ты устала. Конечно, ты устала, ты почти не спишь, вообще не ешь, работаешь с утра до ночи... Так нельзя, дорогая. Ты не обязана никому доказывать, что ты лучшая девушка на планете.— ... А тот, кто сам этого не видит — слепой хуесос, — сердито буркает Бродяга, поддакивая, и Брут почти готов ударить его по рту — но Лия вдруг сдавленно хихикает.И сползает чуть ниже, неуверенно разводя изящные коленки.— Вы самые лучшие, — шепчет, рассеянно гладя их руки, волосы... Ей жутко не хватает сил сказать ещё что-то, даже просто кивнуть, а ещё хочется плакать от того, какие они у неё — такие бережные, такие внимательные, осторожные, заботливые и смелые... самые чудесные мальчики.Её выворачивает наизнанку в их руках.Она вскрикивает, когда Брут сминает мягкую грудь, растирая соски между пальцами и чуть выкручивая. Она стонет, когда Бродяга нежно-нежно берёт её пальцами, безостановочно трогает и гладит там внизу, и, ох... Она срывается очень быстро в первый раз. Тело сопротивляется, зажимается — и оргазм от этого накрывает только сильнее, но жар не уходит — жар продолжает пульсировать в животе, под кожей, заставляя метаться, стонать и сходить с ума, — и они не оставляют её в покое, они доводят её до изнеможения снова и снова, бесконечно что-то делая руками, пальцами, губами... Она задыхается под этой лавиной ласки, её вы-ла-мы-ва-ет, она бьётся всем телом, она кричит, она умирает и воскресает, и кончает, кажется, ещё раза три — и в последний почти теряет сознание, судорожно сжимаясь, чувствуя скользящие внутри пальцы, — и падает в восхитительное забытье... Ни одной паршивой мысли в голове впервые за несколько недель. Ни одного мерзкого сна — только благословенная темнота и тёплое дыхание двух любимых мужчин рядом.Она уже не чувствует, как они переносят её, абсолютно безвольную, на кровать. Как Бродяга остаётся с ней — вытирает, обнимает и нашептывает убаюкивающую колыбельную, и сам какое-то время спустя засыпает, крепче прижимая её к себе. Как Брут уходит — прибраться в ванной и подготовить на кухне всё для завтрака (хотя он очень надеется, что после такой, кхм, терапии Лия проспит как минимум до обеда), — а потом возвращается, шлёт им до ужаса нежный взгляд и устраивается рядом, грудью к острым мальчишечьим лопаткам...Лия не просыпается даже тогда, когда они спешно трахаются утром — у обоих в памяти ещё слишком ярко живут картинки вчерашнего вечера, когда она была такой — да, уставшей, замотанной, бессильной, — но всё равно невыносимо горячей — глупо отрицать, что они оба были возбуждены до предела, просто тогда это не имело значения, тогда (и всё ещё) имеет значение только она...Лия открывает глаза только к полудню — и заливается краской, вспоминая вчерашний вечер. Стыдно, стыдно, стыдно. От собственной слабости, от всего, что они делали с ней, что она п о з в о л и л а им сделать... От того, что не смогла ничего подарить взамен...— Доброе утро, дорогая, — уверенная нежность Брута оседает поцелуем на плече.— Как себя чувствуешь? — искреннее волнение Бродяги мажет выдохом по ключицам.Она пытается начать извиняться.Они ей не позволяют, конечно.Целуют по очереди в губы, почти не давая даже вдохнуть, не то что слово сказать, — и в конце концов она невольно смеётся от того, как трогательно и мило они её перебивают, и немного плачет от осознания, ч т о они вообще сделали для неё вчера...— Вы просто сумасшедшие... — она выгибает дрожащий мягкий рот, гладя их по волосам."Сумасшедше в тебя влюблённые", — тихо поправляет Бродяга, а Брут хмыкает:— Сейчас будет кое-что ещё более сумасшедшее. Представь только: этот ходячий кошмар уболтал меня на завтрак в постель.Лия нарочито-поражённо вскидывает брови, Бродяга куксится, а Брут аккуратно тащит с тумбочки себе на колени поднос с горой блинчиков и торжественно тыкает Лию в кончик носа:— Ты! Ты обязана всё это съесть, чтоб ты знала.Она теряется уже по-настоящему.— И так будет каждый раз, когда ты решишь жить на одном кофе, — строго добавляет Бродяга. Брут согласно кивает.Они кормят её с рук — насмешливо, но осторожно, а когда капелька мёда всё-таки падает ей на грудь — Бродяга слизывает её со всей тщательностью; а перепачканные пальцы Бродяги облизывает, конечно, Брут. Процесс потребления энергии плавно переходит в энергозатратный, они не выпускают Лию из постели ещё час — они опять не оставляют её в покое, они топят её в удовольствии, ласкают и трогают — а она, пусть и не реагирует уже так остро, как вчера, с готовностью отдаётся их рукам — и с нежностью следит, как они отдаются друг другу...После этого дня дела в редакции понемногу возвращаются на круги своя. За исключением одного: уволенных директоров Лия так и не восстанавливает в должности.(На доске сотрудников поверх их фоток кто-то корявым почерком надписывает одни и те же слова — "слепой хуесос" — но главная редактор, строго следящая за культурой речи в компании, почему-то не злится, когда замечает это. Только сдавленно хихикает в кулачок.)(Впрочем, это не значит, что Бродяге не приходится потом выпрашивать себе прощение.)