i come with knives (1/1)

Бродяга рывком перелетает через стальное ограждение. И стреляет, почти не прицеливаясь, по колёсам большой машины. Жуткий визг техники. И удар. Он усмехается, опуская вниз пистолет. Десяток других изгоев за его спиной выходят из теней переулков. — Бродяга?— Займитесь свидетелями. Этот — мой. Он сам на их месте не позволил бы так просто забрать себе самую большую добычу. Но они, глядя ему в глаза, лишь склоняют головы. Надо же. Умные. Он убьёт даже своих, если попытаться ему мешать. В конце концов, это ведь он разработал план. Это ведь он придумал, с чего начать. Повалить ?короля?, почти икону, это ведь полдела за раз. Полис давно разучился думать самостоятельно, без отмашки Правителя. Он достаёт из голенища сапога широкое лезвие, с ещё одним парнем вытаскивает из горящей машины человека. С пассажирского сидения, и на его руке платиновой полоской горит браслет. Бродяга хищно усмехается. И наотмашь бьёт по лицу. Голубые глаза широко распахиваются, по виску, по седым волосам на выглаженный ворот пиджака стекает струйка крови. — Кто вы? Какого… Кто ты?!— А какая разница? Я никто. Из-за тебя. — он приставляет к чужому горлу лезвие. — И за это ты всё мне расскажешь. Бродяга не отнимает кончика заточенного ножа от высокой шеи. Мужчина сглатывает. — Ошибаешься… изгой. — Разве? Вдали на дороге дымится врезавшийся в забор автострады джип. Без опознавательных знаков, с пробитым истёртым колесом. Бродяга почти смеётся. — Я видел тебя раньше, Правитель. Я знаю, чем ты занимаешься, пока твой... сын рушит жизнь моей сестре. Не смотри на меня так. Не имеешь права, тварь. — Раз знаешь, то он тебе всё рассказал. И по холодной равнодушной радужке разливается ярость:— Его давно пора было убрать. — О нет, — коротко усмехается Бродяга. — А вот тебя — да. — Бродяга! — кто-то из парней, с которыми они собрались на эту миссию, окликает его. — Следи, чтобы он не вызвал никого через браслет. ?Платиновые? такое могут. Бродяга криво улыбается. И заносит нож. — Я не знаю, как снимать браслет, так что… Рука тебе больше не понадобится. ***Брут сильнее вдавливает в пол педаль газа. За это могли бы оштрафовать, даже на автостраде в десять полос, но… наверное, больше некому. Браслет горит огнём, жжёт ему запястье. Вокруг воют сирены. И горит небо. Алые всполохи проносятся над головой. Он резко тормозит, оставляя от шин длинные чёрные полосы на дороге. И выскакивает наружу. В воздухе пахнет гарью — и безумием. Само небо рушится, осыпаясь пеплом. Браслеты сходят с ума в предсмертной судороге, это почти больно, но Брут только стискивает покрепче зубы. До знакомой железной двери всего шагов десять. Нужно спасти хоть что-то. Хотя бы из-за того факта, что во время такого пиздеца начинают обостряться грабежи — и потерять всё будет страшно. Страшно и горько. Они соберутся и всё отстроят. Точно отстроят. Он дрожащими руками пытается справиться с замком. И в ужасе замирает, понимая, что дверь не заперта. — Ты предсказуем до отвращения. Голос знакомый. Лицо — почти нет. Брут, словно под гипнозом, отступает назад. Спиной, под горячее небо. Из белой комнаты несёт бензином. Бродяга выходит из тени. — Нравится шоу?— Это ты, — выдыхает Брут. — Это твоих рук дело, да? — Да, — без тени гордости соглашается Бродяга. — Тебе стоило меня убить. Либо перестать думать, что я буду хранить в тайне все твои… секреты. — Я не убийца. — А я — да. Брут поднимает голову к небу. Голограмма между железным каркасом Купола сыплется клочьями. Это почти красиво. Почти. Теперь мир точно рушится. — Ну, чего ждёшь, — хрипло спрашивает он, не опуская головы. — Если ты сказал Правителю, откуда знаешь, как его выследить, то я всё равно не жилец. — Не их бы тебе бояться, — презрительно кривится Бродяга. — Не хватятся, поверь мне. Уже не хватятся. — Я не боюсь. Небо чертят тысячи крыльев. Над ними больше никакого контроля — даже браслеты начинают гаснуть. Люди пытаются спастись. Или сходят с ума, как вариант. Летят прямо в горящее небо. Брут уже не чувствует боли от обжигающего металла. — Пусти внутрь, раз убивать не будешь. Ты же сам знаешь...Бродяга усмехается. И чиркает спичкой. Брут не успевает даже закричать. Огонь охватывает белые стены, белые ящики стола. Ужасом затапливает сознание. Бродяга вдруг жёстко берёт его под подбородком. У него жутко расширены зрачки, дрожат пальцы, и Брут бы про любого другого сказал бы: в хлам. Но он видел Бродягу любым. И с точностью до сотой уверен, что сейчас тот в абсолютно трезвом уме. Значит, ненависть. — Я не убью тебя. Брута трясёт от вернувшейся боли — золотая полоска на руке всё ещё пытается контролировать его пульс, едва не бьётся током. Скоро всё закончится. Скоро…— Почему? — давит он на выдохе. — Потому что смерть нужно заслужить, — холодно отвечает Бродяга. Брут не успевает ответить. Вспышка. Крики. Купол гаснет — как и весь искусственный свет, всё, кроме беснующегося совсем близко огня. Браслет замолкает — будто всю жизнь до этого мерно гудел ему где-то в краю сознания. Становится до ужаса тихо.И Брут теряет сознание.