12. Брут/Муза (1/1)

Она сидит на широком подоконнике, обнимая колени — такая маленькая, такая беззащитная (обманчивое впечатление, Брут уже в курсе) — и грустно смотрит, как по стеклу сбегают прозрачные капли. Прослеживает их рваный путь пальцами, вздыхает тоскливо:— У вас даже дождь фальшивый.Брут замирает от неё в трёх шагах, не решаясь подойти ближе.Брут всё ещё не уверен, что она делает в его доме. Икар просто зачем-то притащил её в Полис, Икар просто позвонил ему со словами: "У тебя же есть свободная комната?", Икар просто знал, что никогда не услышит от него отказ. И никогда не услышит лишних вопросов — Брут привык их не задавать. Брут знает, что у гения всё на десять шагов вперёд расписано.Видимо, Муза — тот самый десятый шаг — иначе почему Икар не вспоминает о ней столько дней?А девчонка грустит.Бруту странно это видеть: он помнит, какой она появилась на пороге его квартиры. Колючий дикий цветок с ироничной ухмылкой на губах и ехидно сверкающими глазами, уверенный, что лучшая защита — нападение, даже если причин защищаться по факту нет.Она была слишком проницательной — совсем как он — и в этом крылась проблема.Она мило щебетала что-то о том, что влюбляться в лучших друзей — это норма вещей; влюбляться в девушек лучших друзей — вообще классика; а прятаться от нелогичных чувств, зарываясь в логичные цифры и расчёты — ничем не хуже, чем прятаться от реального мира под куполом.Он кивал молча, улыбаясь только губами.Он не поддавался на провокации, и это её бесило.Он говорил с ней терпеливым негромким тоном, игнорируя злые шутки ниже пояса, а потом, заперевшись в своём кабинете, методично комкал и рвал бумагу, дыша сквозь зубы, дожидаясь, пока сработает впрыснутое браслетом успокоительное.Он в отместку деланно удивлялся, когда она не могла справиться с электроплитой, или выставить нужную температуру в своей комнате, или уговорить систему умного дома разбудить её завтра пораньше. И помогал, конечно, объяснял ей прописные истины, не пряча унизительное снисхождение в голосе. С довольной ухмылкой слушая её взбешённое рычание.Несколько дней они с упоением трепали друг другу нервы.Спускаясь к завтраку в субботу утром, Брут подслеповато щурился от солнечного света, заливающего окна, и мысленно репетировал примирительную речь — но его открытый рот был перебит тихим "прости" и запахом сырников.Муза смотрела прямо — не исподлобья, как обычно, — он был искренне восхищён глубиной и смелостью этих глаз.Но его пугало немного, что пылкого огня в них почти не осталось.Он улыбнулся так мягко, как только умел; он кивнул и повторил за ней: "Прости".Она тоже кивнула.С тех пор их вынужденная совместная жизнь наладилась: Муза не ершилась, он не издевался, и вообще они контактировали непривычно мало.Бруту чувство глобальной ответственности не давало покоя: он ежедневно за завтраком уточнял, как она себя чувствует и не нуждается ли в чём-то; он брал её с собой на прогулки в город, и она независимо шла чуть в стороне, не цепляясь за галантно предложенный локоть.Он рассказывал ей сказки на ночь. Оказывается, без них она не могла уснуть.— Кто читал тебе раньше? — тихо однажды спросил Брут, отложив очередную книгу. Потянулся, чтобы поправить на ней одеяло; вовремя опомнившись, неловко отвёл ладони.— Брат, — глаза у Музы вдруг заблестели; она кажется, это почувствовала, быстро прикрыла веки. Ресницы тенями легли на щёки.Брут понял. Несложно было понять.Скучать по родному человеку — что может быть естественнее?..— Я потороплю Икара, — произнёс он, отводя глаза. Поднялся и вышел из комнаты.Почему-то думалось об одном.Когда она вернётся к изгоям — будет ли она так же скучать по нему?..— Спасибо, — невпопад шепнул хрустальный голос за спиной, — это была красивая сказка.У него на губах невольно мелькнула улыбка..И вот теперь она — трогательная и хрупкая — сидит на подоконнике и жалуется на фальшивый дождь.— Хочешь сказать, ваш настоящий кислотный — лучше?Брут не спорит, Брут спрашивает всерьёз.Брут внимательным взглядом окидывает её волосы, плечи, руки и острые коленки.Икар сказал, что заедет за ней сегодня.— Настоящее всегда лучше. Пусть даже кислотное. Зато — честно. А у вас тут ничего честного не осталось... Разве что ты?Это звучит, как шутка.Он за сдавленным смешком пытается спрятать внезапную истерику.Хочется кричать."Забавная ты, девочка. Думаешь, что знаешь меня. Что прочитала меня, как одну из своих сказок. Но если копнуть глубже... ты не знаешь н и х р е н а. Про запрятанный в груди свет, про похороненную под ним, ещё глубже, тьму. Про улыбки, которые так сложно показывать, про слёзы, которые так сложно прятать. Про то, что каждая деталь, каждая мелочь во мне — только маска, а под ней... Под ней ничего. Пустота. Это всё — одно сплошное притворство."Брут даже не морщится, чувствуя лёгкий укол под браслетом.Брут у л ы б а е т с я:— Боюсь, я — самая большая фальшивка в твоей жизни, милая.— Вот видишь. Не будь ты честным, ты бы этого не сказал, — Муза вздыхает рассеянно и упрямо. Снова смотрит в окно, ёжится.Он тихо делает к ней шаг. Второй.Хочется согреть ладонями хрупкие плечи, хочется прижаться щекой к копне густых тёмных волос, хочется целовать изящную бледную шею и гладить колючие лопатки...... Икар сказал, что заедет за ней сегодня.Бруту до неё остаётся один шаг.