XI (1/1)

? Кто-нибудь заметил, когда ушла Эрин?Вопрос Эмили Прентис показался на поверхности притихшей воды, как особенно крупная рыбешка и, миновав крючок, снова ушел на глубину. Ответа не последовало.Роль амбассадора на этом мероприятии, очевидно, превратилась для Эрин Штраус в тяжелое обязательство. Пробыв на Уэст-Лоун ровно столько, сколько того требовали рамки приличия и ни минутой больше, стараясь держаться в тени, стараясь держаться инкогнито – никто ожидал появления на кладбище журналистов – Эрин ретировалась, едва представилась такая возможность.Дэвид, меряя шагами неширокую, влажную от дождя аллею, думал о завтрашних заголовках местных газет. О наряде скорбящей вдовы; о силе ее желания поделиться с миром своей ?болью?. Думал о Джессике Брукс, прибывшей, чтобы поддержать сестру, о Шоне Хотчнере, что наблюдал за церемонией исключительно через плечи собравшихся, но так и не нашел в себе сил подойти ближе к гробу.Дэвид думал о Спенсере Риде, что превратился в блеклую репродукцию самого себя.Думал о личном обязательстве и личной ответственности, заключенных в пожелтевших страницах старой тетради.Машины, оставленные у дороги, теперь были в зоне видимости. Дерек щелкнул кнопкой пульта разблокировки дверей, и Дэвид услышал, как заурчал мощный мотор служебного Шевроле. Нащупал в нагрудном кармане ключи от кадиллака и обернулся, обнаружив, что Спенсер сошел с маршрута. Оклик так и застрял в горле Росси. Спенсер неотвратимо приближался к бредущей другой аллеей под руку с сестрой, Хейли. Женщины расстались через мгновение, обняв друг друга на прощание.? Я кое-что обнаружила на днях, – начала Гарсия ломающимся голосом, – это касается завещания. Оно получило юридическую силу в октябре две тысячи девятого, – Дженнифер предложила Гарсие свои объятия, но та решительно отказалась, прижимая цветастый платок к носу, – вы должны помнить, что примерно в тот же период Аарон… – она осеклась, и, вдохнув поглубже, продолжила с новыми силами, – сообщил нам о беременности Хейли. Что, ну что, скажите на милость, могло сподвигнуть его на мысли о смерти в такое волшебное время?! ? У некоторых из нас слишком много секретов, которые приходится забирать с собой, – сказал Дерек, прибавляя шагу.Пенелопа громко всхлипнула, кивая.Эмили перевела взгляд на Дэвида. Мысль, скользнувшая в их головах, во всех, без сомнения, головах разом, была почти материальна. Безумие, что червем точило разум Аарона Хотчнера долгие, немыслимо долгие годы. Что им в сущности было об этом известно?Дэвид запрещал себе соглашаться, но, подчас, склоняясь над дневником в бордовой обложке, он не думал ни о чем кроме этого.? Тактичность, смею заметить, не из числа ваших добродетелей.? Что ты сказал?Хейли замерла на месте и повернулась лицом к нежеланному спутнику, обратившемуся в нежеланного собеседника.Спенсер не повторил. Не повелся на эту психологическую уловку, когда стоит ответить вопросом на вопрос, чтобы придумать ответ по вразумительнее или вовсе не давать никакого ответа.Совсем мелкие капли дождя оседали на лацканах его поношенного пиджака россыпью ртутных шариков.? Он любил тебя.Каким-то странным вышел акцент на последнее слово. Почти живым и таким тяжелым. Он оставил горьковатый привкус на языке и неуловимо-знакомое зловоние в малоподвижном воздухе.Хейли глубоко вдохнула, картинно раздувая ноздри от возмущения. Ее красные от усталости глаза оказались на мокром месте. Она смотрела прямо, не мигая. Она надеялась. Ждала извинений, а, не получив их, с ожесточением сжала кулачки.? Любил, – горько усмехнулась Хейли. – Любил, если на вашем, мужском языке это означало играть со мной в свободное от работы время. Я – что, телевизионная приставка какая-то? – мгновенная смена настроения погнала ее в наступление. Спенсер оставался на своем месте, словно пригвожденный. Он был почти уверен, что женщина перед ним находится под воздействием неких препаратов. – Да за каким хреном мне оправдываться перед… тобой? Тебе-то какое дело?Понимая, что за ними следят, помятуя о том, что ему еще только предстояло вновь научиться сосуществовать с этими людьми в будущем – Спенсер, как мог, убеждал себя, что ничего не закончилось, что его мир не закончился на последней, ?напутственной? фразе покойнику – он не мог, да и не желал говорить открыто. Лирические паузы заполняли недвусмысленные жесты; самую глубокую заполнил взгляд, долгий, изучающий взгляд глаза в глаза.Хейли потупилась, задохнувшись. Она отступила назад, и листья, опавшие, мертвые, захрустели под ее ногами.Спенсер поморщился от этого звука.? Надеюсь, теперь ты будешь счастлива, Хейли Брукс, – произнес он тихо.? Как ты смеешь…Эндрю Макмиллан подошел бесшумно, точно призрак. Хейли едва не вскрикнула, почувствовав, как Эндрю взял ее под оголенный локоть. Мужчина, коротко взглянув на Спенсера, раскрыл зонт, чтобы уберечь Хейли от накрапывающего дождя. Спенсер оставался бесстрастным. Хейли переживала самые страшные минуты в своей жизни. Презрение, исходившее от человека напротив, липло к ее коже, точно радиоактивный пепел. Она знала, ей уже никогда не отмыться.? Ты продрогла. Идем. Шагнув из-под зонта, Хейли обратилась к Спенсеру, который, приняв предложение Дэвида Росси убраться отсюда как можно скорее, уже поднимался по небольшому склону к дороге.Почти незнакомые Хейли женщины – она с трудом могла подобрать имена - обступавшие ровно в той же мере незнакомого чернокожего парня, дожидались их у автомобилей. Та, что была по толще – Пенелопа? Пенелопа Гарсия, точно! - снова плакала. Они ведь только коллеги. Команда, которой Аарон правил. Они находились в подчинении, бегали с поручениями, прикусывали язык, когда того требовала или не требовала ситуация, они служили, если не прислуживали. Почему тогда, откуда взялась такая глубокая скорбь? Хейли это раздражало. Она ненавидела не понимать. ? Не так все должно было закончиться!Спенсер продолжал подъем. Плечи и спину у него ломило. Глаза жгло. В глотке стало сухо. Впервые за этот утомительно долгий день он был согласен с этой женщиной.Действительно. Не так. Не так, будь он умнее.Дэвид не сжег тетрадь. Он действительно собирался это сделать – в ночь после похорон – такое время показалось ему максимально правильным – прах к праху, как говорится, и пепел к пеплу, но отказался от затеи в последний момент, уже стоя перед домашним камином и держа тетрадь над шипящим, жадным огнем.Сжечь ее, но при этом оставить копии – а именно так подумывал поступить Дэвид прежде – показалось куда-большей издевкой.? Надеюсь, ты простишь меня.Однажды.Дэвид снова и снова обращался к личному дневнику Аарона, выписывая на отдельные листы имена и географические названия, чтобы позже оставить свои комментарии.Еще до того, как отдел ОПА отправился в незапланированный отпуск, Дэвид сумел разыскать мать Мисси Юнг – девушки, с которой Аарона когда-то связывали теплые отношения.Было просто. Стоило лишь обратиться к архивам Нью-Йоркского подразделения ФБР, которому Мисси Юнг отдала последние несколько лет своей жизни. Миссис Юнг доживала свои года где-то в штате Теннеси и с удовольствием подолгу вела с Дэвидом разговоры о прошлом. Она была крайне одинока после безвременной кончины мужа и воспоминания об ушедшей семье – это все что у нее оставалось.Дэвид узнал о судьбе Тейлора и о ?странных? переменах, которые произошли с Мисси после смерти младшего брата. Это было достойно отдельной пометки на чистой странице.Новая, обрывистая линия к Хотчнеру, к Кэллахану и к их диалогам с пустыми комнатами, в которых совсем никого не было. ? Семейный врач говорил, что мы имеем дело с эмоциональным потрясением; что это скоро пройдет, что психика Мисси адаптируется, но этого не случилось и на половину.? Сколько Мисси было на тот момент?? Двенадцать. А Тейлору на днях должно было исполниться семь. Они были очень близки, мои дети. Мисси, знаете ли, долго просила у нас прощения за ту ночь, хотя мы с мужем сами были глубоко виновны. Я пыталась убедить ее, что это не ее проступок, что даже та злосчастная, затерявшаяся ампула, которую я нашла разбитой на следующее утро, уже не спасла бы нашего мальчика, но Мисси не унималась. Однажды, особенно сильно расстроившись, она призналась, что и подумать не могла, что плата за помощь будет столь высока. Какая плата? Какая и главное – чья помощь? – Мисси объяснять отказалась. ? Мисси когда-нибудь рассказывала вам об Аароне Хотчнере?? Напомните, кем вы ему приходитесь?? Приходился, мэм, – трубка сочувственно вздохнула и Дэвид продолжил, – он был моим коллегой. Другом. ? Ох, о нем она по-началу отзывалась холодно, да и с чего бы иначе? Мисси была на пару курсов его старше. Или на курс? А затем они оказались в одном проекте и стали очень часто видеться. Парень даже бывал у нас дома! Мисси показывала ему вещи Тейлора. Мне это совсем не нравилось, пускай он и был смышленым малым. Сложнее оказалось с не единожды упомянутым на страницах дневника Кайлом Монтгомери – товарищем Хотчнера в школьные восьмидесятые годы. Без зазрения совести Дэвид Росси адресовал свою просьбу в разведывательно-поисковую службу северной Ирландии, ставшую одним из регулирующих органов государственного управления еще на заре девяностых. Обычно он вытворял подобное, прикрываясь своими полномочиями как старшего агента Федерального Бюро, но в этот раз счел необходимым быть скромнее. На счастье, ответ для Дэвида Росси – автора мировых бестселлеров, находящегося в поиске материалов для новой книги, пришел, согласно статистике, почти так же быстро как и для Дэвида Росси – ФБРэроского винтика. Дэвид задал довольно узкий критерий поиска, указав только полное имя, возраст и внешние характеристики интересовавшего его подростка, но и этого оказалось достаточно. В который раз – на счастье – Северная Ирландия была крайне далека от высоких американских показателей по киднеппингу. Кайл Монтгомери, родом из Митчеллстауна, считался без вести пропавшим с шестого октября одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Он исчез, отправившись в самостоятельный поход по окрестностям туристической базы на полуострове Хоурт Клиф Пат, куда прибыл в составе школьной группы под предводительством школьного преподавателя, некоего Райли. В последний раз Монтгомери видели в обществе еще одного ученика, имя которого до сих пор не было обнародовано. Считалось, что Кайл ушел в лес с ним.Мать Кайла – миссис Селеста Монтгомери – от разговоров с прессой отказалась, и вскоре, после трагедии, сменила место жительства на неопределенное разом со своей матерью. Где женщина находилась сейчас – знало одно лишь провидение.Незадолго до печальных событий Селеста лишилась высокооплачиваемой работы и прибывала в отчаянии – так говорили местные жители.?Кайл был болен, и она лишилась последней призрачной надежды помочь ему?, – сообщала знакомая семьи в интервью для небольшой, давно уже не печатавшейся газеты.Болен.Посчитав это обрывистой линией номер два, Дэвид постарался, чтобы заполучить исчерпывающую информацию о состоянии Кайла до исчезновения. Как оказалось, у мальчика была идентифицирована раковая опухоль с непроизносимым названием. Третья стадия. Бурно плодящиеся метастазы. Ему оставалось не более полугода. И тем не менее он разом с Аароном отправился в экскурсионную поездку.Аарон писал об этом. Писал, что они собирались найти лодку. Подводную. Triumph N18. И нашли. После чего нашли их.Новое имя, всплывшее в разрозненных текстах, завело Дэвида в тупик.Понимая, что Ortus имеет латинские корни, он, не посмев беспокоить Спенсера Рида, обратился к электронным словарям и всемирной интернет сети.На новом листе теперь значилось: Ortus – это Начало.Не шифровка, но мистификация, каким-то непостижимым образом притягивавшая к себе другие. Это были почти нити, из которых кто-то собирался плести сущую неизвестность.Звезда или печать Давида, венчающая каждый стандартный бланк и папку в структуре ФБР. Она же – символ единства еврейского народа; она же – семь дней, за которые Бог создал землю; она же – главнейший каббалический элемент. ? Все в глазах смотрящего, – сказал Аарон.Дэвид многое отдал бы, имея хоть один шанс посмотреть на это глазами почившего друга. Он хотел увидеть связь, а не предполагать ее наличие. Кристалл.Кристалл в кулоне. Кристалл в руках кого-то, именуемого ?Началом?.?Все, кто к нему обращается, должны прикоснуться к кристаллу прежде, чем начнут. Я это видел много раз. Сценарий никогда не меняется. Ритуал никогда не меняется. Наверняка, кристалл и аккумулирует энергию, генерируемую воспоминанием, он же и отсекает их, как пораженную скверной плоть, всасывает и делает это, сдается мне, под наркозом, чтобы никто не почувствовал вмешательства. Ровно как южноамериканские мыши-кровососы или, предположим, слепни. Бьюсь об заклад, они ничего не помнят после сеансов. Во всяком случае, ничего из того, что сам Ортус не желал бы чтобы они помнили. Как жаль, моя дорогая Мисси, что я не могу поделиться с тобой своими новыми догадками. Боюсь, Ортус, наш ?добрый друг?, не только отбирает плохие и хорошие мысли и образы, но и консервирует свой урожай впрок, чтобы сделать с ним что-то еще. Что-то ужаснее того, о чем нам было известно.По-моему, это очевидно?.Песочные часы.И Каббала, снова Каббала. Священные сфирот. Последнее исправление, или ?урок?, понимание которого так и не пришло к Хотчнеру, давно уже выпрыгнувшему из своих детских штанишек.?Я думал, что мой урок заключался в том, что нельзя, абсолютно невозможно спасти всех. Иногда бывает слишком поздно. А иногда человек просто по-мазохистски доволен тем, что идет ко дну. Мой ответ был неверен?.Теряясь в предположениях и получаемом нехронологическом потоке данных, сталкиваясь с первыми симптомами расстройства сна и восприятия, загоняемый в угол Расселом Уотфордом, требовавшим представить профиль Хотчнера и оценку собственному поведению, Дэвид все чаще обращался к карандашному наброску на одной из страниц дневника.?Кайл. 4 октября 1985 года. На пути к Хоурт Клиф Пат. Мы должны были. Мы были обязаны оставить его в озере?.Приписка была сделана двумя разными пастами, что наводило на невеселые размышления о периоде времени, который их разделял.Речь шла о кулоне. Кулоне Ортуса, но где, в каком озере он должен был быть оставлен навсегда?Дэвид не знал. Он спрашивал об этом Кайла, чей любовно очерченный образ сохранила пожелтевшая от времени бумага. Об этом и многом другом, но мальчик, что выучил свой урок досрочно, продолжал молчать.Совсем скоро Дэвиду начало казаться, что в складках мальчишеских губ засела пугающая усмешка.Ты видишь, но не наблюдаешь, – говорил его пустой, ассиметричный взгляд.? Я знаю, что песочные часы – знак древнегреческого бога времени. Я знаю, что Каббала – оккультное и, черт его дери, эзотерическое течение в иудаизме, а белиберда, которую несла Глория Саммерс, относится к некоему ?Древу Жизни?. Но я понятия не имею, как – как! – все это соотносится с кристаллами, воспоминаниями и тем, кого ты, Аарон, называл ?началом?. Куда же тебя занесло? Что это значит? Кто с тобой это сделал? Кто?Вечером тридцатого октября, когда Самайн* только готовился восстать из своей могилы, а Вашингтон, как в сущности и всю остальную Америку, наводнили толпы разодетой, ликующей нечисти, Дэвид затеял уборку в своем кабинете. То была комната, единственное, плотно зашторенное окно которой выходило на задний двор. Весь остальной дом тонул в полумраке, и Дэвид не ожидал гостей. Никто за всю ночь так не постучался к нему, предлагая жизнь в обмен на сладости, и мужчина остался этим доволен.В процессе разгрузки ящиков и полок от давно ненужной макулатуры, Дэвид обнаружил небольшую связку ключей на простом, хромированном колечке без брелока.Ему понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, что за дверь открывает каждый из них.Отогнав непрошенные идеи, на какой-то безумный миг показавшиеся ему во всех отношениях гениальными, Дэвид вернул ключи на прежнее место.А на следующее утро принесли почту. Визитная карточка некоего Вильгельма Трюмпера – ?известного? вашингтонского психолога, способного дословно: помочь даже в самых тяжелых жизненных ситуациях – как бы некстати затесалась среди прочей корреспонденции. Дэвид уже занес руку над мусорным ведром, стоя у открытого шкафчика под раковиной на кухне. Почти смял бумажку в кулаке, чтобы она заняла ничтожно мало места в наполовину полном мешке, как вдруг одна мелочь, попавшаяся ему на глаза, заставила его отказаться от своих намерений.Мелочь содержалась в рекламном слогане, венчавшем визитку.?Всякая истина крива – само время есть круг?.Это, Ницше, кажется, сказал.Время как сила, а не как ресурс, слишком часто упоминалось Аароном, чтобы Дэвид оставил этот знак без внимания.Он позвонил и договорился о вводном сеансе. Доктор Трюмпер оказался готов пообщаться с ним только через четыре дня и хотел получить предоплату.Чем меньше оставалось времени до встречи, тем сильнее Дэвид в ней нуждался.Садясь в прогретую машину утром четвертого ноября, когда до назначенного часа оставалось всего два с половиной оборота минутной стрелки, агент признал, что жаждет диалога с психологом и по другой, личной, причине. Потеря тянула его на дно. Пока что, имелось ввиду только дно бутылочное, но именно оно служит перевалочным пунктом до дна социального, где Дэвид Росси отнюдь не желал оказаться. Ни сейчас, ни потом. Доктор Трюмпер вел прием в самом центре Вашингтона, в районе Маунт – Вернон сквер; его офис находился на неширокой улочке, косо поглядывавшей на Нью-Йорк авеню и занимал три четверти первого этажа восьмиуровневого здания.Седоватый доктор, одетый в костюм из последней мужской коллекции Givenchy – Дэвид невольно отметил схожесть этой модели с той, которую преподнёс Аарону в качестве посмертного подарка – встретил Дэвида белозубой, участливой улыбкой. ? Добро пожаловать, мистер Росси! Проходите, располагайтесь. Чувствуйте себя свободно. Желаете чего-нибудь выпить? Сок? Кофе? Настоятельно рекомендую. Зерна высшего качества, колумбийские, – взгляд умных, сияющих глаз ощупывал лицо и тело Дэвида с недюжинным интересом, – есть и кое-что покрепче, если в этом существует необходимость.? Нет, пожалуй, обойдемся. Спасибо. Вильгельм согласно кивнул и предложил Дэвиду выбрать одно из двух комфортабельных кресел, а сам, после, сел в оставшееся, напротив. Дэвид обратил внимание на цвет пледов, наброшенных на и без того мягкие спинки мебели. Серый – тот, что он выбрал, и темно-зеленый – почти скрывавшийся за спиной доктора Трюмпера.Цветоведение – как один из указующих на первопричину мотивации субъекта перстов – обычно располагалось ближе к концу курса доктора Спенсера Рида, который тот ежегодно читал в академии ФБР. Эту лекцию сам Рид называл ?десертом? для особенно прилежных.В пример он неизменно приводил дело Саймона Блейка из Талахаси, который не только отбирал документы и средства связи у своих зверски истерзанных жертв, но и не ленился раздеть их, чтобы обесцветить их одежду, включая нижнее белье, при помощи чудовищного количества промышленного отбеливателя. ? Любой цвет в рамках этой многогранной науки имеет две ассоциации. Негативную и положительную. Здесь, очевидно, фигурирует первая. Субъект проявляет стремление к отчуждению всего сущего, мир для него – безликое и безмолвное место. И себя он считает ровно таким же. Его не видят. Его не слышат. Кто бы то ни был, перво-наперво обратит внимание на пятно на его одежде, но никак не на царапину на руке или на кровоподтек, понимаете? И он оставлял их множество. Царапины, кровоподтеки, переломы и ожоги – его жертвы умирали медленно и в больших мучениях. Однако обнаружив их тела, полиция, прежде всего, задавалась вопросом о состоянии именно одежды, подпитывая тем самым манию субъекта. Это побуждало его убивать дальше и искать новые пути "самовыражения". ? Как вы его поймали?? Для начала взяли под контроль каждое печатное слово. Затем провели личную пресс-конференцию, где дали субъекту понять, что нам интересна травма, которую он пережил. То, что привело его в ту точку, где он не нашел иного выхода кроме как убивать. Затем задействовали семьи жертв. Это было непросто – заставить их говорить о потерянных близких, чтобы достучаться до изувера. Но взять его удалось только благодаря нашему техническому аналитику Пенелопе Гарсие, которая поняла, откуда субъект мог брать реагент в таких количествах. Мистер Блейк в прошлом трудился инженером на местной швейной фабрике, но был уволен, попав под сокращение. Такая несправедливость, обычно, служит так называемым триггером. В прямом смысле спусковым крючком, заставляющим субъекта наплевать на все и действовать. Спенсер, ровно в той же мере, в какой допускал восхищение пытливым умом студентки, негодовал от ее невнимательности. Задавая следующие уточняющие вопросы, девушка назвала науку о цветоведении – цветоводством.Дэвид помнил крайне мало о значениях отдельно взятых элементов цветовой гаммы. В память врезались только самые распространенные: красный как цвет ярости, страсти и греха, фиолетовый (в негативной ассоциации), кажется, говорил о дуальности сексуальных предпочтений, а черный же, в положительной ассоциации, мог трактоваться как цвет любви у мусульманских народов. В сером цвете своего пледа Дэвид Росси слышал только телевизионные помехи…? О чем вы хотели со мной поговорить, мистер Росси?? О моем лучшем друге.? Что с ним стало?? Его звали Аарон. Он умер чуть более месяца назад. Тогда мне казалось, что только обстоятельства его гибели можно назвать странными. Теперь же я допускаю мысль, что и жизнь у него была странная. Мне это не нравится. Не нравится с полной серьезностью спрашивать себя, не был ли он сумасшедшим. Не нравится спрашивать, не сумасшедший ли я сам, – Дэвид взял короткую передышку. – О вас я узнал случайно, – доктор Трюмпер едва заметно улыбнулся, возможно, от того, что вселенной, при всей ее сучности, не известно слово ?случайность?. – Кто-то подбросил визитку в мой почтовый ящик и я решил: пускай. Я не хочу, чтобы стало поздно. Я не хочу однажды отыскать извращенное удовольствием от того, что тону. ? Хорошо, мистер Росси. Очень хорошо, – Вильгельм подался вперед всем корпусом. Дэвид не сразу заметил, что ему что-то предлагают, – вы сделали первый и самый трудный шаг. На всем дальнейшем пути, поддерживать вас, приглядывать за вами буду я. Дэвид смотрел на средних размеров кристалл, покоившийся на раскрытой и мягкой ладони доктора Трюмпера – доктора ли? – словно на бархатной подушечке. ? Это, что, шутка? – почти спросил он и тут же подавился собственными словами, как рыбьей костью. Горячая волна мурашек сменилась ледяной и пальцы его рук мелко задрожали.Вильгельм, не переставая загадочно улыбаться, повернулся на месте и потянулся к посеребренной подставке на резной полке; оттуда и был взят кристалл за минуту до того. Подставка имела форму перевернутых песочных часов. Часов, пронзенных штырем насквозь.Цепочка у него на шее натянулась, и из разреза воротника кипенно-белой рубашки выскользнул на свет ламп кулон. Кулон, который еще двадцать пять лет назад должен был, просто обязан был остаться на дне безымянного озера. ? Я – последний человек, который мог бы желать тебе зла, Аарон.? И я прямо сейчас отвечаю тебе тем же, Дэвид – пауза, – надеюсь, до тебя никогда не дойдет смысл этих моих слов.? Тетрадь нужно было сжечь сразу, – сухо и строго сказал Вильгельм. Обладатель. Ортус, – но такова уж человеческая природа: совать разные части тела куда не следует. И вот мы здесь.____* Самайн, Самхейн – кельтский праздник окончания уборки урожая. Знаменовал собой окончание одного сельскохозяйственного года и начало следующего. Впоследствии совпал по дате с кануном Дня всех святых, повлияв на традиции народно-католического праздника Хэллоуин.