часть 2.1 (1/2)
Вывеска гласит: ?Sp 0-0?. Вывеска абсолютно стандартная. Сокращенное древнее Shop и клеймо на необходимости продуктов: от вещей первой надобности – 0, до вещей ненужных - 10. И снова сокращение. Все единицы выброшены. Остались одни нули. Все упрощено до максимума.
Исин, на самом-то деле, не понимает, как в этом мире могло остаться так много групп товаров. Двадцать. Целых двадцать видов типа-важных-вещей. Эти вещи не отличаются друг от друга ничем. Несчастная новая полоска на обычном комбинезоне, которые им доставляют прямо домой – смешно. А ведь продукт третьей группы. До одежды только еда и батареи. Вернее, батареи, а затем еда. С первыми все понятно – их покупают скорее даже для того, чтобы перестраховаться: вдруг что-нибудь дома выйдет из строя. Нужно же иметь пару солнечных пластинок прозапас. А вот пища… Зачем покупать то, что в идеально-выверенном количестве доставляют тебе домой ежедневно. Сначала доставляют, потом забирают остатки. В семь am и семь pm.
Магазины, супермаркеты, лавки – все это скорее просто заполняет пустое пространство на улицах. В информационном обществе нет места материальным благам. Хотя, может, место-то как раз и есть, а вот искушения нет абсолютно.Но Исин сюда пришел. В один из миллионов штампованных магазинчиков. Исин стоит перед дверью, что до скрежета в зубах напоминает дверь в его собственную комнату, с разницей лишь в том, что дома в двери есть полупрозрачное окно, тянущееся от верха до низа. Но, собственно, двери редко закрываются. Не совсем гласное, но все же правило.Этот мир держится на ?но?.Его формальная часть вся состоит из ?но?. ?Вот вам магазины, но там нечего покупать?, ?Вот вам деньги, но их можно потратить лишь в магазинах?, ?Вот вам идеальное общество, но никто не обещал, что это будет ваш идеал? и так далее и тому подобное. Почему-то это считается нормальным. ?Но Исин тоже ничего не делает? - и такова подпольная сторона мира. Есть те, кто знает, что жить в неидеальном, неправильном обществе – лучше. Потому что там было счастье. Там были смерти, мучительные и несправедливые, были драки, были ссоры, было много боли. Но там были бессонные ночи и поэзия темных улиц. У них там была любовь. У них был хотя бы шанс.
А сейчас Исин только и может, что упрашивать Кибома научить его писать.
***Четыре из семи дней Исин работает вместе с Кибомом. В одном здании, над одним и тем же проектом по улучшению функциональности планшетов. Этого вполне достаточно, чтобы они считались довольно близкими людьми по меркам правительства.
Кибом давно был интересен Исину. У Кибома слишком много эмоций для обычного, стандартного человека. Потом Исин замечает, что у Кибома даже есть чувства. У Кибома это в глазах читается. В его и без того необычных голубых глазах небо слишком живое. Оно покрывается тучами. А белки – молниями лопнувших сосудов. Потому что Кибомвсю ночь напролет плакал. И еще одну. А затем и еще.
Слезы не запрещены. Их попросту не существует. Не осталось. Никто не видел слезы взрослого человека уже как сотню лет. Хотя откуда Исину знать? Все, что он знает: мама когда-то говорила ему, что он слишком много плачет. Что так нельзя. Что так неправильно.Исин слишком быстро бегал, спотыкался, падал и плакал. Не от разодранных коленок, а от того, что ему нельзя бегать.Он абсолютно точно знает, что Кибом рыдал. И за все те пять лет, что они работают бок о бок, Исин впервые решился спросить у Кибома что-то, не касающееся работы.
— Кибом, что-то случилось? — на самом деле, попытка была довольно рискованна: вот так вот, во всеуслышание затрагивать темы вроде чувств – невозможно, неприемлемо – нельзя. Везде прослушивающие устройства. Но когда Кибом переводит на него немигающий взгляд, смотрит неверяще, это как-то вылетает из головы.— Кибом, ты…— прежде чем Исин успел сказать что-то неправильное, Кибом остервенело замотал головой.
— Всё в порядке, Лэй, — Кибом специально обращается к Исину по прозвищу, устанавливает дистанцию. Делает вид, что все в порядке.— Но я же вижу.Исин сказал это скорее себе, чем ему. Все очень странно. Он не понимал, почему Кибом не подаст ему какой-нибудь знак.
Исину очень одиноко. В этом мире без чувств. А Кибом его…как же это назвать? Не принимает.— Я вижу, — еще раз прошептал Исин, и остаток смены доработал молча, кидая тихие взгляды на напарника. Так не должно быть. А Кибому не было легче. Исин видел, как у Кибома что-то происходило. Было такое чувство, что внутри него что-то происходило. Люди ходят вокруг пустые, словно коробки, а у Кибома внутри что-то происходит, бегает, рыдает -делает все то, чего нельзя. Исину очень интересно, что у Кибома внутри. От этого, почему-то у самого Исина неспокойно.Потом через несколько дней, перед очередной сменой вместе, Кибом выловил Исина там, где, как он сказал, прослушивающих устройств нет, и спросил Исина, что он хочет знать.— Ну, я заметил, что что-то не так. Что ты плакал. Я заметил то, что даже объяснить не могу. Расскажи мне, — Исин умоляюще смотрит, — пожалуйста.***И тогда Кибом ему рассказал. Что с его стороны было довольно рискованно. Сначала Кибом держался. Он говорил о Джонгхене и Джинки, а на его глаза наползала сверкающая пелена. В них отражалось безжизненное серое солнце. Оно окрашивалось в чистый цвет глаз Кибома. И тогда Исин понял, как раньше выглядело настоящее светило, омытое синевой моря. Хотя он никогда не видел ни моря, ни горящего Солнца. Под конец своего рассказа Кибом рыдал. Он сидел на корточках, почти уткнувшись носом в искусственную, чересчур зеленую траву. Слезы стекали с его раскрасневшегося носа на синтетические ткани. Те под воздействием жидкости желтели. ?Прямо, как если бы они выгорели на Солнце? - думал Исин. Кибом весь содрогался от рыданий. Лэй долго не решался, но все же дотронулся до него. Он буквально опустил на его лопатки кончики пальцев, затем, осмелев, присел рядом, и уже вовсю ободряюще поглаживал Кибома по спине.
Исин не мог на это смотреть. Все время становилось только хуже и больнее. И все равно больше всего на свете хотелось разделить эту боль.Когда Кибом успокоился, и поднялся на ноги, чтобы не дай бог патрульные не застали их в подобном состоянии, он сказал Исину, что совершил глупость. Много глупостей. Но прямо сейчас глупость была, наверное, смертельная. Но ему уже наплевать. И что Лэй может сдать его во все существующие инстанции. Единственное, что он запретил Исину делать, так это приплетать туда Джонгхенаи Джинки. Но Исин и не собирался никого приплетать, и сдавать тоже никого не собирался.
Когда Кибом это понял, то перестал игнорировать Лэя. Он рассказал о своем детстве. Исин ему даже завидовал. Тому, что они вытворяли с Джонгхеном. Кибом потому и стал таким…человечным, что рядом с ним изначально были такие Люди. А в его собственной жизни постоянно стояли знаки с ярко-горящим ?неправильно?. Только на него такой ярлык повесить еще постеснялись, или не успели.Кибом счастлив дружить с Исном. А Исин не знает, как обозначить то, что происходит в нем. Но это определенно неправильно. Кибом говорит, что это радость. И Кибом все-таки учит его читать и писать. Домой Ки его не приводит только потому, как он утверждает, что сам не знает, как ему там жить.***Исин стоит перед вывеской магазина, и не понимает, что в нем особенного. Кибом сказал, что прознал, что этот магазин для таких, как они. Но Кибом там еще не был, и посему Лэю страшно туда соваться.
Он долго гуляет меж стройных рядов одинаковых товаров, даже и не думая покупать эти бессмысленные вещи. Но что еще делать, он не знает. Полки прозрачные. ?Как и все в этом государстве? - усмехается Лэй.Просветы между товарами как раз приходятся на уровне его лица. И Исин то и дело натыкается на внимательный взгляд кассира.
?Да меня же посадят? - мысленно твердит себе Исин, когда несмело подходит к кассе с пустыми руками. Он перебрал в голове миллионы фраз, для начала этого разговора. Раскидал их на кучи вроде: ?глупо?, ?непонятно?, ?точно сразу посадят?. И решил, что скажет первое, что придет в голову. Мысленно запустит руку во все эти разбросанные в сознании предложения, и выберет одно наугад.— Я, кажется, не нашел у вас то, что хотел, — неожиданно выпаливает Исин, и смотрит на продавца так многозначительно, как только может. Кассир только сводит брови, а Исин продолжает, решив, что отступать уже поздно.— Я слышал. Вернее, мой друг, — акцентирует Исин, надеясь, что парень напротив заметит, как именно он произносит это обесцененное слово, — мне сказал, что у вас есть что-то необычное.— И как зовут твоего друга? — чересчур высокий парень с ежиком на голове, пухлыми губами и сведенными бровями смотрит слишком сурово. Он так вальяжно к нему обращается, так развязно стоит за кассой. У него даже рукава засучены. А из-под них виднеется…но этого не может быть. Это все ничего не значит. А Исин понимает, что скорее всего все кончено.— Извините, я, скорее всего, ошибся. Простите еще раз, — тараторит Исин, хватаясь за голову, путаясь пальцами в волосах, портя идеальную укладку. Идиотский зачес на левую сторонувзбивается, и Исин становится похож на воробья. А вернее на человека. Он неловко улыбается и понимает, что уж лучше его посадят, чем он привлечет сюда Кибома. Лучше останется без ответов, чем, опять же, сделает что-то, что может навредить Кибому.Он уходит. Никто не требует его пройти проверку личности и не задерживает у двери.Потом Кибом говорит ему попробовать еще раз, потому он тогда еще не успел предупредить Ифаня.
Для Исина дикость – знать имя человека, и не знать его самого. И он пробует еще раз.Сначала продавец…Ифань…кажется все таким же непреклонным и жестким. Магазин – таким же недружелюбным. Но стоит только Исину подойти к кассе,как Ифань открывает ему проход и велит пригнуться, чтобы его не засекли службы. Они проходят еще энное количество дверей, обманывают несчетное количество систем, и в итоге входят в обычную. Старую. Обшарпанную, деревянную дверь. Таких просто больше не существует. От нее даже пахнет деревом. Исин еле сдерживается от того, чтобы навалиться на нее, обхватить круглую, металлическую ручку и не вдохнуть этот аромат, прислонившись носом к доскам.