Глава 7: Спасение сестры милосердия (1/1)

Девять лет до основных событий. Подпольная больница—?Если химик напивается до потери реакции, то-о, что тогда с физиком?—?Анзу-чан, с тобою, дорогая, всё в порядке? —?исподлобья смотрит на меня доктор Мори, прокручивая ручку в костлявых длинных пальцах. —?Откуда такие злободневные вопросы в твоей прекрасной головушке с утра пораньше?Сегодня ровно месяц, как я работаю у этого бесовского и до жути смекалистого врача. И этот месяц выдался донельзя прекрасным… если не брать в расчёт несколько громких перестрелок у дверей больницы, одного летального исхода и донельзя короткого медицинского халата, который я, желая сэкономить деньги, крайне неудачно укоротила. Теперь некоторые пациенты будто специально получают самые бравые травмы в бою, дабы ?медсестричка доктора Мори? сделала им, несчастным, перевязки.Одним словом?— мужчины. Что с них взять? Благо, не все такие. Например, мой импозантный наниматель. Как ведь повезло! Не то слово! Ему, кажется, вообще плевать на женщин.—?Ваш ход, сенсей. Не юлите. У меня в руках заключение очень важного пациента. Точнее?— всего того, что от него осталось, не считая праха. Не в ваших интересах отказывать мне в беседе, когда я вольна делать с этой бесценной бумажкой всё, что душа пожелает. —?Что ж, ехидства во внеплановые перерывы?— моя единственная забава в этой холодной, ?многопрофильной? больнице, где из развлечений только перестрелки да неистощимое острословие доктора Мори.—?Вероятно, до потери сопротивления? —?в вопросительном жесте пожимает плечами он. Я довольно киваю. —?Тогда-а… —?с крайне задумчивым видом доктор задирает ногу на ногу, задавая встречный вопрос и указывая на меня ручкой, прикрывая правый глаз, будто целясь:?— А что насчёт нас, врачей, а?—?Само собою?— до потери пульса,?— хмыкаю я, будто это общеизвестный, неоспоримый факт, который стыдно не знать. —?Я своего рода учёный в этом деле. Можете не проверять слова на достоверность.—?Надеюсь, поисковой бригаде не придётся напиваться до потери ориентации в пространстве из-за твоих учений, Анзу-чан, а патологоанатому до смерти.—?Вы такой старомодный, Мори-сенсей. И скучный,?— морщусь я, закатывая глаза,?— что уж если и напьётесь, то как историк?— до развала.—?Ох, ты так бессердечна, Анзу-чан! —?наигранно обиделся он, вставая, чтобы забрать у меня документ с паролями бывшего, ныне покойного главы существовавшей ещё вчера организации. —?Мне всего лишь немного за тридцать. Но, я бы не против состариться, когда рядом порхает такой милый ангел. Вот только ему не стоит играть с подобного рода бумагами. Они дорогого стоят. —?Выстрел холодного, серьёзного взгляда из-под алых глаз прошёлся чуть ли не у самого сердца. Благо, полоснул лишь хрящевую часть рёбер. Он любезно улыбнулся, как только забрал у меня листок. Значит, можно выдыхать.—?Док! —?Вдруг слышу грохот. Оборачиваюсь на звук вместе с доктором. Кричит Шизума-сан, как обычно заваливаясь в кабинет, словно последний оставшийся мамонт на Земле. Картинно берусь за сердце, возвращаясь к привычным делам в кабинете доктора Мори?— рассматриванию колб с запрещёнными законом препаратами. Весьма поучительно и чертовски интересно! Особенно, когда нужно слиться со стенами. —?Док, у нас авария! Ваша сфера… эта самая, одарённая…—?Насколько серьёзный случай? —?безучастно спрашивает врач, заинтересованно переворачивая окровавленную бумажку вверх ногами. Шифр, написанный там, всё ещё предстоит разгадать. —?Оцените от одного до десяти. Если два, то им займётся Анзу. Да, милая? Ты же не против?Шизума-сан промолчал, кинув что-то вроде ?сами посмотрите?. Машинально следую за доктором в хирургический кабинет, семеня за его халатом, точно примерный интерн. Смотрю на пациента, в уме ставя конкретной неприятности десять баллов. Почему так? Да потому, что, если бы из его горла торчал металлический штырь, то всё было бы естественно и обоснованно. А так?— лишь думы гадать, что это может быть. Слезящиеся, стеклянные глаза пациента кричат о том, что ему необычайно трудно дышать. Говорить он тоже не может, лишь свистит гортанью, словно узкой, забитой трубой. Сам он был крайне симпатичным молодым человеком?— мускулистым, с правильными чертами. Моё лицо поражает гримаса отчаяния?— жаль отпускать на тот свет такого красавчика.—?А что думает моя очаровательная помощница на этот счёт? —?неуместно весёлым тоном спрашивает доктор, вырывая меня из пучины дурных мыслей. Вероятно, за это время Шизума-сан объяснил ему причину столь аварийной доставки в больницу. А я, как обычно, всё прослушала.—?Что он умрёт через час, а то и раньше, если вы не дадите ему трубку с кислородом,?— совершенно уверенно отвечаю я, не отводя взгляда от задыхающегося парня, глаза которого отчаянно молили о спасении.—?А подумать?Да что тут думать?! Только хотела с яростью возразить, сказав, что мы попросту теряем время, но… за один только месяц я уяснила одну очень важную деталь: ум этого человека настолько остр, что им можно с лёгкостью разрезать броневую сталь.—?Похоже на этот самый… —?объясняю я, в раздумьях почёсывая подбородок,?— дифтерийный круп. Но… —?смотрю, как между этим сильно втягиваются ямки на его горле, а жилы надуваются, окрашиваясь в яркий синий. —?Если копнуть глубже…—?Хорошо, стоп. Назови мне отличительную черту этого заболевания, которую ты сейчас не наблюдаешь,?— линейно говорит доктор, немного повышая тон. Он немного ждёт, но, не получая никакого ответа, продолжает:?— Плохо. Это лиловый цвет лица, Анзу. —?Но, твой диагноз частично верный. —?Он подходит к парню совсем близко, освещая горло фонариком из той самой ручки, которой совсем недавно писал. —?Это способность одарённого, напавшего на него в недавней стычке. Где-то здесь,?— он быстро надевает перчатки и касается указательным пальцем слегка набухшего горла парня,?— сидит нечто, что в скором времени вызовет у него симптомы того самого крупа. Горло забьётся плёнками и, как итог, закроется. Вслед за этим?— скоропостижная смерть. —?Вместе с этой фразой молодой человек выпячивает глаза ещё больше. Да с таким страхом, будто перед ним призраками предстали все его мёртвые родственники, которых он, ко всему прочему, ненавидел. Страдальчески вздыхаю, подбегая к доктору, по пути оттягивая вниз в который раз задравшийся халат. Пугать он умеет пуще самых страшных монстров под кроватью?— в этом равных ему не было.Тотчас необузданный адреналин бьёт по венам, аки град по старым створкам деревянного дома. Нутром чую, что сейчас будем резать.—?Сейчас будешь резать, Анзу-чан,?— ухмыляясь, говорит доктор, будто считывая мои мысли. Стою в ступоре, переваривая сказанное им секунду назад. Тем временем он неспешно подготавливает пациента к операции. По сути, делает то, чем обычно занимаюсь я. —?Предлагаю тебе поиграть в ролевые игры. Правила очень просты. Сегодня мы поменяемся местами: я буду прекрасным ангелом во плоти, а ты?— обычным, старым, но до жути обаятельным врачом. Как тебе такой реверс?Правильно ли я расслышала? Он сказал?— будешь резать? То есть?..—?Я? Н-но… н-но Мори-сенсей! Я же не умею! Я-я… да я же убью его нахрен! —?визжу, до обеления в костяшках упираясь в операционный стол. Испепеляю доктора взглядом дёргающегося глаза, но он?— сама невозмутимость. Сказал резать?— значит резать. И другого не дано.—?Убьёшь?— так и будет,?— пожимает плечами он. —?Резать людей?— очень полезный навык. Пригодится в хозяйстве, Анзу-чан. А уж тем более знать, как порезать так, чтобы не добить?— это чистое врачебное искусство и часть твоего интенсивного обучения. К тому же, я ведь не прошу тебя доставать пулю из его таламуса, в конце концов. Внимательно слушай и всё у тебя получится. Я верю в тебя, Анзу-чан. Ты у меня умница.?Я верю в тебя, Анзу-чан?… Смотрю на него широко раскрытыми глянцевитыми глазами, не веря своим ушам. Никто раньше не говорил мне подобного. Он был настолько убедительным в этой одной, простецкой фразе, что захотелось тут же свернуть горы.Анестезия действует быстро. Кажется, доктор дал ему даже больше, чем следовало. Трясущимися руками беру обработанный нож. Делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с оцепенением перед страхом впервые резать живого человека. Напутственные слова доктора-живодёра, доверившего совсем молодого и ранее полного жизненных сил пациента мне, неопытному новичку, впивались в голову, словно пиявки. Его связная речь лилась строками из книг о хирургии; она проникала везде. Он был мозгом; тем самым фундаментальным, всепроникающим голосом. Я?— руками. Наконец, провожу вертикальную черту по горлу, чуть не падая в обморок. Моё тотально изумлённое выражение лица объясняет отсутствие крови у пациента. После разреза выступает лишь белая полоска между раздавшейся кожей. Доктор из мефистофельских романов услужливо подаёт мне небольшого размера зонд, чтобы разделить ткани, попутно давая объяснения. Не теряясь, приступаю, следуя его подсказкам у самого уха. Как только начинаю разделять полосы, тёмная, почти чёрная кровь начинает бурно вытекать, заливая пациенту всю шею, как выбившаяся из берегов река. Испуганно смотрю на доктора.—?И что же ты будешь делать после такой досадной оплошности? —?металлическим тоном задаёт вопрос он, заглядывая в душу своими расширяющимися зрачками.Казалось, я сейчас просто возьму и сгину от инфаркта. Методы обучения здесь?— беспощадны. Сердце бьётся в горле, руки?— леденеют. Лихорадочно стягиваю с себя защитную маску, судорожно вдыхая стерильный воздух. Он сказал?— оплошность? Как можно так играть с человеческой жизнью, вверяя её кому-попало?! Я же сейчас просто-напросто убью его! Я ведь не смогу жить после такого! А вдруг это блеф?.. С дури зажимаю пинцетами края раны?— безуспешно. Стрелки громких часов словно въелись в мозг хищными щупальцами. Сию секунду доктор отбирает из моего несчастного кулачка пинцет и со спокойным видом затыкает рану так, что кровь оттуда попросту перестаёт течь.Очень стыдно и безбожно неприятно.—?Плохо. Теперь ищи дыхательное горло. Если умрёт, продолжишь на трупе. Всё равно толку от него живого мало.Какой кошмар. Очередное фиаско. Присматриваюсь к показателям монитора?— пока что парень жив. Чувствую себя пьяным сантехником, у которого прорвало трубу после второго литра спирта на голодный желудок. Абсолютно отчаявшись и разнывшись у себя в душе, аки ребёнок, которого из детского сада забыла забрать нерадивая мать, бестолково ищу чёртово дыхательное горло, с осторожностью ювелира ковыряясь проклятущим ножом в тканях изувеченной части тела. Содрогаясь всеми мускулами, в конечном итоге, нахожу его. Казалось?— чистая случайность. Доктор, утвердительно кивая, фиксирует крючки с обеих сторон разреза. Это говорит о том, что самая ответственная часть только впереди. Смотрю, как несчастный парень начинает синеть. Слёзы с моих покрасневших глаз текут ещё сильнее. Доктор Мори со скрещенными, окровавленными не меньше моих руками холодно наблюдает за смертной процессией и не расторопным освободителем из оков этого бренного мира?— мной. Беру тонкую трубку (почему-то покоящуюся у меня в руке), аккуратно просовывая её прямиком в дыхательное горло, вспоминая анатомические картинки из книг, которые меня заставлял читать доктор днями и ночами. Инстинктивно, не выходя из анестезии, парень подрывается на лопатках, выкашливая нечто отдалённо напоминающее кляксу?— бесформенную, но объёмистую субстанцию. Вскрикиваю, впервые видя нечто подобное этому. Через несколько секунд, казавшихся мне вечностью, эта чертовщина начинает разлагаться, выпуская из себя непонятные, полупрозрачные, сверкающие ленты с начертанными на них латинскими буквами. Глотаю безмолвный крик, выбрасывая из рук все предметы. Они с лязгом падают на пол. Непроизвольно впиваюсь ногтями в худое предплечье доктора. Грудь колотится, как у испуганной птицы. Поворачиваюсь к нему лицом, ища защиты. Но тот, как ни в чём не бывало, невозмутимо начинает зашивать пациенту разрез.Куда я, чёрт возьми, попала?..***Дни пролетали быстро, словно встречные автомобили по скоростной трассе. Жаркое, дождливое лето сменилось промозглой, хмурой осенью. За всё это время я успела выучить больше, чем медицинский университет мог бы дать за аналогичный период. Каждый раз любая теория тут же становилась реальной, боевой практикой. Благодаря специфике работы доктора Мори, я не была стеснена ни в пациентах, ни в диагнозах. Вскоре, я стала отдельной единицей, способной производить манипуляции не самой высокой сложности самостоятельно. Я чувствовала себя необходимой, полезной. Эти ощущения придавали мне твёрдой уверенности в себе; непоколебимости в том, что я смогу спасти человека с любой проблемой, если на то будет необходимость. Он называл меня талантливой. И это было лучшей похвалой.Сегодня один из таких дней, когда мой дражайший наниматель был вынужден покинуть родные стены клиники на несколько часов, оставив меня в этой мирской смуте за главную. Вряд ли за эти два часа могло произойти нечто из ряда вон выходящее. К тому же, у этого места есть охрана. Я, право, никогда её не видела.—?Добрый день, Фукуи-сан! —?бодро здоровается один из завсегдатаев нашего сомнительно оздоровительного заведения. На секунду останавливаюсь в коридоре, кротко ему улыбаясь.—?Как ваши раны? Пришли за лекарством? Подождите, будьте добры, мне срочно нужно к пациенту. —?Отвешиваю ему короткий поклон, следуя вперёд по слабо освещённому коридору с мигающей лампой. Из-за тёплых, плотных колгот халат задирается ещё больше, а высокие ботфорты придают этому отдельной примечательности. Но уж волосы точно стоит перекрасить в чёрный?— были случаи, когда меня узнавали здесь некоторые клиенты со времён школьных свиданий. Приходилось долго объясняться перед сенсеем, а потом ещё и отделываться от его издевательских шутливых попыток пригласить меня на послерабочее рандеву.Останавливаюсь у палаты, не горя особым желанием туда входить. Смиренно вздыхаю, стуча в дверь костяшками пальцев. Этот чёртов урод придуривается здесь уже пятые сутки. Слышу скрипучее ?входите?. Да и без него я вошла бы?— беспардонно, быть может, даже по-хамски; как и полагается вести себя с такими людьми, как этот.—?Здра…—?Я ни на секунду не задержу вас, господин, как вас там… —?бесцеремонно перебиваю его я. —?Впрочем, не важно. Безо всяких осмотров вы?— совершенно здоровый человек. —?В крайне натянутой позе стою, испепеляя его взглядом утомлённых глаз. Этот низкорослый, толстый, склизкий престарелый кретин ошибочно считается серьёзной шишкой в мире Йокогамского криминалитета. На деле же?— великий пустослов. В прошлом?— обычный капитан полиции в отставке. Сейчас?— какой-то недоделанный мафиози локального разлива. Неделю назад его здорово так избили (стоило бы больше). Собственно, поэтому он здесь. Моя неприязнь к нему была обыкновенным следствием столь нездоровой помешанности на женском теле: он каждый раз норовил заглянуть мне под юбку, ущипнуть, или, как бы невзначай, задеть своими похотливыми и липкими от еды руками. Сегодня, наконец, он вылетит отсюда к дьяволу. Если нет?— я обо всём расскажу доктору. Тот с ним церемониться не станет. Я же?— чересчур вежливая и малость застенчивая?— не умею выходить на открытые конфликты, защищая свою честь. Мой голос сразу же начинает дрожать, а слова?— теряться в голове.—?Милочка,?— лепечет он из-под одеяла тонким, свинячим голоском,?— а не могла бы ты отвернуться? Старик, дурная голова, совсем забыл штаны натянуть, ха-ха. А они у меня аж у двери висят.?Как же мерзко??— думаю я, недовольно закатывая глаза, ещё и ненароком представляя, что у него там ?висит?. А мне ведь предстоит осмотреть его многочисленные швы на обвисшей, морщинистой коже спины, дабы с чистой совестью отпустить этого идиота в свободное плавание. Отворачиваюсь, с сучим взглядом разглядывая покоившийся на прикроватной тумбочке разворот журнала для взрослых, прямо на странице с пышногрудой загорелой западной блондинкой. Однозначно, этот отвратительный тип вызывает у меня исключительно деструктивные эмоции.Какое-то время он шуршит своими брюками, под нос сетуя на ситуацию в стране. После?— звук утихает. Ожидать дальше было бы странно. Это вызывает у меня нехорошие мысли и крайне дурное предчувствие.—?Всё ли в поряд… —?не договаривая, поворачиваюсь, за одну секунду вдыхая в себя почти весь воздух. Втягиваю голову в плечи, осаждая себя от инстинктивного страха, сковавшего всё тело.—?Писк?— и я прострелю тебе голову. —?Толстое, сальное лицо озаряет неестественно широкий, скабрёзный оскал.Подозрение было вполне себе обоснованным. Дуло пистолета смотрит прямиком мне в переносицу. Тело пробирает неведомая ранее дрожь, а сердце мечется по всему телу. Его слово ?прострелить? можно было осязать?— настолько кошмарным оно звучало из этого омерзительного рта. Его похабная, непотребная ухмылка в тандеме со звериными глазами похотливо скользит по каждому участку моего тела. Громко сглатываю слюну, в оцепенении стоя на одном месте. Главное?— это не провоцировать, главное?— не провоцировать, главное?— не…—?Ну что, теперь-то спрятала свои лисьи зубки, шлюха мафиозного доктора? —?вздымает кривые брови он. —?Они тебе не понадобятся. Не всё же оставлять этому заурядному докторишке, а как же! Нужно уметь делиться с вышестоящими по положению. Раздевайся-я! —?нараспев произносит сумасшедший старик, отводя дуло немного в сторону, как бы позволяя мне действовать по его правилам.—?Н-нет… —?в страхе мотаю головой, предполагая самые ужасные сценарии. Безвоздушное пространство маленькой палаты усугубляет ситуацию. Против такой туши я не выстою.—?Раздевайся, сказал же. Живо! —?вопит он, подпрыгивая на месте, словно избалованный ребёнок. Холодное дуло грубо касается моего лба, явно оставляя на нём розовую отметину. На глазах выступают слёзы. Пытаюсь зацепиться глазами хотя бы за какие-то возможные пути отступления. Попусту. Он словно готовился, заранее убрав из палаты всё, чем можно было защититься жертве. —?Повеселее, медсестричка, ну же! Мне срочно нужно залечить душевные раны!Не прерывая зрительного контакта, в испуге начинаю расстёгивать пуговицы на медицинском халате. Снимаю его, беззвучно отпуская ткань на пол, оставаясь в свитере и одних колготах. Быть может, удастся как-нибудь его обезоружить. Пока что остаётся лишь слепо следовать грязным приказам, дабы сохранить себе жизнь. Ведь если закричу?— неизвестно что может случиться.—?Слишком медленно! —?визжит в растущем нетерпении он. Я тут же содрогаюсь. Пальцы путаются, не желая слушаться. —?Ну, так дело не пойдёт. Я всю неделю ждал этого! Готовился, чтобы наконец овладеть тобою! А ты медлишь, словно черепаха! —?Раздражение в его голосе было крайне нешуточным. Этот психопат мог выкинуть что угодно в таком нездоровом возбуждённом состоянии.Через мгновение оказываюсь поваленной на пол. Он держит меня за шею, сердито приставляя дуло к виску. Неразборчиво кричит прямо в ухо какие-то ужасные пошлости, начиная жадно разрывать на мне свитер. После?— колготы. Только касается своими толстыми пальцами моего белья, как некий шум вдруг отвлекает его. Мне хватает доли секунды, чтобы выбить ему ботфортом вставную челюсть. Держи, паскуда! Так же молниеносно подрываюсь, пользуясь моментом, и подбегаю к стене, потому что чуть выше находится отсек для вентиляции. Он поднимает дикий гвалт, осыпая меня ругательствами с ног до головы, параллельно вытирая кровь и ища мелкими глазами свой протез. Кульминацией становится хаотичная пальба по всей палате. Звуки разбитого стекла, стен, простреленных вещей?— они до безумия проникали в каждую молекулу моего тела, в каждый нейрон сознания.Сжимаю веки, до боли обхватив себя руками. Полная уверенность в том, что сейчас во мне как минимум дюжина огнестрельных дыр, вызывает страшное головокружение. Ноги подкашиваются. В ушах звенит. Я обессиленно падаю на колени, больно ударяясь чашечками об пол. Наконец распахиваю заплаканные глаза, видя перед собою высокую фигуру мужчины в традиционной юкате. На полу лежит горсть свинцовых пуль. Впереди?— лежащий ниц сумасшедший извращенец без сознания. Рядом с ним?— оторванная рука и лужа бурлящей крови. Необычайно контрастное от испуга, ставшее вдруг максимально резким зрение концентрируется на окровавленной катане в руках моего неожиданного спасителя. Его спина вздымается, широкие плечи напряжены. Капли чёрной крови медленно стекают с острия.Кажется, доктор Мори рассказывал мне об этом загадочном человеке. Они ранее работали вместе. Не то были друзьями, не то соперниками. Доселе я не видела его воочию. Сейчас?— он спас меня, каким-то образом отбив все пули. Простыми словами?— сохранил жизнь. Не будь он здесь, меня бы убили, а мёртвое тело?— изнасиловали.—?Вы не пострадали, Фукуи-сан? —?твёрдо спрашивает он, не поворачиваясь. Невнятно отвечаю, что цела, гипнотизируя пустым взглядом его спину. Он тут же одним размашистым движением снимает с себя накидку. Так же, не оборачиваясь, протягивает её мне, потому что я была в одном белье, разорванных колготках и потёртых к чёрту новых сапогах. Заматываю себя в приятную, тёплую от чужого тела ткань; замечаю, что от пережитого сильно клонит в сон. —?Меня попросили присмотреть за вами на момент отсутствия Мори-сенсея. Извините, что задержался. Ещё немного?— и я бы опоздал.—?Отнюдь, вы пришли вовремя,?— честно отвечаю я, продолжая обессиленно сидеть на полу с подобранными под себя трясущимися ногами. —?Спасибо. Вы спасли меня. Я обязана своему спасителю жизнью.Дрожь в теле не унимается. Но она усиливается, как только встречаюсь с его глазами?— до озноба холодными, серыми, несколько виноватыми. Они пронзают меня, словно снайперская пуля. Это ли называют ударом тока? Его строгое лицо выражает обеспокоенность и глубинное, сочувственное понимание. Одновременно мне спокойно и тревожно, как посреди необъятной синевы океана. Я не знаю, как описать то, что я почувствовала мгновение назад. Быть может именно смятение я испытала в этот неуловимый момент. Или же нечто совсем другое, отдалённое и неминуемое, словно сама злодейка-судьба, бросающая меня из крайности в крайность.—?Разрешите вам помочь. Здесь всё разит кровью. —?Он подходит ближе, протягивая руку помощи. Теряюсь, скользя безумными глазами по его лицу, одежде, фигуре, окровавленной катане… Окровавленной!Игнорирую его предложение, подрываясь со всей мочи к лежащему в крови старику. Кем бы человек ни был?— он не заслуживает смерти. Каждое преступление влечёт за собою справедливое наказание?— оно обязательно настигает любого насильника, преступника или вора. Но никто не вправе лишать даже самое гнилое существо его собственной жизни.—?Нужно остановить кровь! Это необходимо сделать сейчас, не мешкая! —?мечусь я, словно та мошкара, слепо летящая на свет. Из-за шокового состояния теряюсь в четырёх стенах, смотря вокруг катастрофически рассеянным взглядом. Пульс учащается до предела, кровь бьёт в виски, в глазах темнеет. Меня резко осаждают, сжимая руку чуть выше локтя, и смотрят прямиком в глаза сверлящим, осуждающим взглядом светло-серых очей.—?Этот человек получил по заслугам. Преступник, для которого обесчестить безоружную девушку?— плёвое дело. Не защищайте его. Не пострадали вы, пострадает кто-то другой.—?Вы не понимаете! —?кричу я, резким движением вырываясь из стальной хватки. Одной рукой придерживаю на себе накидку, дабы та не упала. В конце-концов теряю все силы, падая прямиком в руки этому мужчине. Удивительная умиротворённость и свет, исходящие от него, затягивают в свою, особую пучину. Никогда и ни с кем я не чувствовала такого душевного равновесия, как рядом с ним. Казалось, вижу впервые, а такое чувство?— будто ждала его непостижимую вечность. —?Вы не понимаете… —?едва слышно шепчу, мягко прижимаясь впалой щекой к его солнечному сплетению, находясь на периферии искажённой реальности и бессознательности. Ещё совсем немного и я потеряю связь с настоящим. —?В моём мире все люди равны. Он не должен умереть. Позовите сюда других врачей, сделайте что-то, прошу… Я ведь не смогу жить, зная, что кто-то погиб по моей вине.Здесь действительно слишком разит кровью.Запись из дневника №7Казалось бы, а что тут такого? Собирать откровения из слов?— проще пареной репы. Но от каждой краткой, новой реплики ноша становится неподъёмным грузом из оправданий, писем и нажитых воспоминаний, режущих, как тот раскаленный нож, способный лишить жизни или даровать её снова. Непосильно много, ничтожно мало?— так бы я назвала историю сильного духом волка и мёртвой лисы. Нам просто не дали попробовать быть вместе. Возможно, история слыла бы совершенно другими красками. Всё возможно…В день нашей первой встречи ты укрыл мои сгорбленные плечи ярко-голубым, безоблачным небом. Единственное светлое пятно на моей сумрачной, промасленной истории. И если когда-нибудь ты всё же найдёшь меня, я буду похожа на разбитое стекло. Ведь в моём сердце дырка. А через неё видно море.