Глава 5. Восход (1/2)

Хёкдже идет, по привычке спрятав одну руку в карман, а Донхэ вертит горящую сигарету. Вероятно, он начал курить недавно - его губы слишком плотно сжимают фильтр, а пальцы постоянно в движении. И все же, приятно быть неуклюжими вместе. Они ударяются плечами и костяшками пальцев, совсем как в старые времена. Как два старика под конец своей жизни. Оцепенение немного прошло, а вечерний ветер вселил в Хёкдже немного сентиментальности. На небе ни звезд, ни луны, оно настолько затянуто тучами, что почти пылает. Хёкдже не покидает беспокойство и чувство надвигающейся гибели, но он думает, что если Донхэ решит опрокинуть его именно так, то, возможно, не будет никаких сожалений.

- Сеул всегда красив такими вечерами. Я так давно не гулял по улицам, что почти об этом забыл, - начинает Донхэ, и Хёкдже клянется себе в том, что слушает, а не просто наблюдает за тем, как шевелятся его губы. Только вот Донхэ не хватает красивых слов, чтобы довести свою речь до блестящего финала, поэтому появляются острые края. - Позволишь рассказать тебе одну историю?- Как пафосно, - беззлобно усмехается Хёкдже, пытаясь восстановить товарищеские отношения. Но это сложно, и улыбка Донхэ меркнет слишком быстро. Они больше не два старика, всего лишь два незнакомца.- Когда мы только начали... Когда ты только начал работать, думаю, я немного завидовал. Ты ведь даже не хотел быть моделью, но выбрали именно тебя, и когда ты попросил меня стать твоим менеджером, я считал, что ты просто рисуешься. Это было глупо, на самом деле, но я был ребенком, мы оба тогда были детьми...Хёкдже удивлен, он никогда не пытался поставить себя выше Донхэ. Чувство вины скребется в грудной клетке.- Да, я понимаю.- Однажды я пробрался на твою репетицию, ничего тебе не сказав. Я хотел сделать сюрприз, - Донхэ бросает сигарету на землю, хочет растоптать ее каблуком, но не делает этого. Долгий, кружевной шлейф поднимается от недогоревшей сигареты вверх, разворачивается в небе и, наблюдая за ним, Хёкдже развлекает себя мыслью о том, что однажды этот дымок сможет коснуться луны. Донхэ подается вперед. - Даже не знаю... Я думал, что войду и увижу, как ты зависаешь с известными моделями и прекрасно проводишь время, но вместо этого увидел, как Хичоль столкнул тебя с подиума. Я был... по-настоящему потрясен. Это было так странно. Мне казалось, что все нормы приличия, которым нас учили с самого детства, вроде: нужно уважать окружающих, говорить вежливо и все такое, просто выбросили в окно за ненадобностью. Я хотел окликнуть тебя, закричать Хичолю: "Эй! Что ты себе позволяешь? Извинись перед Хёкдже!" Но самым странным было то, что все кричали на тебя, как будто ты провинился, но ведь совершенно очевидно было, что тебя толкнул Хичоль. Да все это видели... Я ничего не понимал, то есть... было ясно, чего именно все добивались, но это совершенно не укладывалось у меня в голове. Люди вели себя так непринужденно, что мне казалось, будто я попал на другую планету... Я думал, что это кошмар, надеялся, что вот-вот проснусь и даже готов был выйти вперед, чтобы доказать, что все это неправда...По каким-то причинам Хёкдже вдруг хочется рассмеяться. Он тоже помнит тот день, но эмоции успели стать слишком сюрреалистичными и неуместными в шорохе неторопливых шагов и успокаивающем шепоте гравия под ногами. Рассказ Донхэ кажется преувеличенным, выдуманным. Его слова не вписываются в действительность. Хотя возможно, все дело в том, что Хёкдже просто не хочет, чтобы они вписывались.- А потом ты заплакал. И хоть слезы еще не катились по твоим щекам, я видел, как ты пытался сдержать их, а они все равно собирались на твоих ресницах. В тот момент я понял, что все происходило по-настоящему, что это не сон, что ты все это время страдал в одиночку, что над тобой издевались, и я... Просто... Я настолько разозлился, что хотел подойти к Хичолю и дать ему в нос, а потом поколотить всех, кто обвинял тебя в падении и тех, кто просто молчал, не пытаясь за тебя заступиться. Я хотел разрушить там все, но ты убежал быстрее, чем я успел выйти, и я помчался за тобой, бежал следом до самой ванной. Коридоры казались мне слишком длинными и переполненными, серьезно, нас с тобой разделяло столько людей... И все равно, я бежал до тех пор, пока не ударился лбом о дверь. Но я не успел. С тобой уже был Шивон.Донхэ замолкает, чтобы достать новую сигарету, а Хёкдже думает, что с таким темпом он окажется на больничной койке, едва ему стукнет за пятьдесят. Впрочем, это не так уж плохо - по крайней мере, они смогут умереть в один день. Возможно, они окажутся в соседних палатах и будут смотреть повторы футбольных матчей, один из них будет дремать, а второй молоть какой-нибудь вздор.- Я стоял под дверью и слышал, как ты плачешь. Ты всхлипывал и икал, совсем как раньше, как в те времена, когда мы еще учились в начальной школе. Мне казалось, будто кто-то разбивает мое сердце с помощью огромного молотка, и мне было так жаль... Я так раскаивался за то, что был глупцом, за то, что ревновал, когда ты страдал и боролся ради того, чего никогда не хотел. Я раскаивался, сокрушался из-за того, что не понимал тебя... Тогда я подумал, что не заслуживаю возможности утешать тебя, а Шивон начал говорить все эти вещи про Ынхёка и Хёкдже, и—Голос Донхэ срывается и начинает звучать мелодией сломанной скрипки, а у Хёкдже перехватывает дыхание. Донхэ изо всех сил пытается найти голос, а затем сбивчиво продолжает.- Он был хорош. То есть, его слова звучали настолько волшебно, настолько правдиво, что даже я был готов в них поверить. Я тоже хотел помочь тебе. Я хотел не просто любить тебя, но и защищать. Но сколько бы я не спрашивал, ты никогда не рассказывал о том, что тебя мучает, - Донхэ вздыхает почти с ностальгией. - Я понимал, что ты пытался облегчить мою жизнь, но в то же время это меня убивало. Я был настолько жалким... Втянул тебя в бизнес, которым ты никогда не интересовался, а в итоге ты пытался оградить меня от него же. Я был абсолютно бесполезным, но все равно отчаянно хотел спасти тебя, спасти нас... Какая-то часть меня продолжала надеяться, что, возможно, мы еще сможем прожить ту не разрушенную мечту о—

- О зарубежных певцах и футбольных матчах, - договаривает Хёкдже, чувствуя в горле ком. Внезапно он замечает, что его плечи успели намокнуть. Где-то над головой грохочет гром, а в воздухе распускается запах земли и сырости. Начинается дождь. Хёкдже снимает очки и кепку - слишком сложно видеть дорогу, когда глаза застит дождь. Постепенно, шаг за шагом, мир затягивает его под землю.- Только ты падал, Хёкдже, и это было безумно страшно. Ты падал, все быстрее и быстрее, и нет... в то же самое время ты поднимался все выше. Ты был на всех постерах и прямо напротив меня, в одно мгновение ты срывался, кричал на людей, а в следующее уже выглядел уставшим и вымотанным. Я понятия не имел, что мне делать, а когда пытался поговорить с тобой, ты утверждал, что все в порядке, хотя я знал, что это не так. Ынхёк был настолько сильным и подавляющим, что иногда я смотрел на тебя и уже не мог узнать своего лучшего друга, не видел в тебе того парня, с которым хотел провести всю свою жизнь. Несмотря на весь этот макияж и красивые улыбки, ты пугал меня. Мне казалось, что ты был незнакомцем, я пытался до тебя дотянуться, но ты просто... Я был слишком слабым, и если бы ты положился на меня, а не на Шивона, вероятно, мы оба встретили бы плачевную смерть... Настолько ничтожным и хрупким я был на тот момент.Хёкдже внезапно хочет спросить, а разве сейчас они не продолжают падать? Мучительно медленно падать к той самой плачевной смерти. Разве они не всегда находились в этом падении? Но он ничего не спрашивает, только смотрит, как капли дождя скользят по скулам Донхэ.- И все же, я отчаянно хотел, чтобы ты мог на меня положиться, хотел, чтобы ты нуждался во мне, хотел тебе помогать. Я думал, что смогу, но в ту ночь, когда позвонил Хичоль - почему из всех людей именно он? - и сказал, что ты оказался в больнице... Господи, Хёкдже, я думал, что ты умрешь... Я молился, обещал Богу, что если ты выживешь, я сделаю что угодно. Я не слишком часто ходил в церковь, но я умолял Господа спасти тебя, оставить тебя в живых...

Донхэ почти переходит на шепот, его голос кажется высушенным, потрескавшимся и закрученным, как пепел его сигарет. Он говорит тихо, его речь тонет в дожде, но Хёкдже слышит его отчетливее, чем когда-либо в жизни. Только вот его собственные слова формируются слишком долго.

- Мне кажется, я никогда не бегал так быстро, как в ту ночь. Не знаю... Даже если бы на улице начался ураган, я не заметил бы этого, потому что совсем не смотрел по сторонам. В моей голове крутились и стучали эхом воспоминания о том, как ты плакал в ванной... Я бежал, не обращая внимания на сигналящие мне машины, на ветер в волосах, а больница была настолько огромной, коридоры были такими длинными, что когда я, наконец, увидел тебя...Пауза. Донхэ опускает голову, его поникшие плечи дрожат. Если бы Хёкдже знал его чуть хуже, то решил бы, что Донхэ вот-вот разревется, но, конечно же, это не так. Просто его зубы стучат, а глаза блестят от влаги. Он собирается с мыслями и продолжает.- Ты был таким хрупким, таким тощим, лежал на больничной койке... Тогда я впервые за долгое время увидел Хёкдже... Но я не таким хотел тебя видеть. Ты был мальчишкой, слишком маленьким для дорогой кровати королевских размеров, слишком дешевым для высококлассного мороженого, обыкновенным мальчишкой, который прятал для себя клубничное молоко, ел рамён, сидя на жестком полу, и клялся, что однажды обязательно увидит матч Манчестер Юнайтед вживую. Я увидел Ли Хёкдже, но он оказался сломленным, окончательно потерявшим форму... И черт возьми, я даже не знал, что такое передоз, пока врач не объяснил мне, никак не мог самостоятельно найти твою палату...Новая долгая пауза. Донхэ поднимает свою сигарету, будто бы случайно о ней вспомнив, но, разумеется, дождь уже успел ее потушить, поэтому Хёкдже достает зажигалку и помогает Донхэ прикурить. Наблюдает за тем, как он продолжает рассказ, а серый шипящий дым обволакивает его губы.- Еще больнее, чем видеть тебя на той кровати, - Донхэ выдыхает облако дыма, которое повисает в воздухе между ними и затемняет капли дождя на его щеках, - было осознавать, что я не смог тебя спасти. Я был слишком слабым, совсем ребенком, все еще, вечным ребенком. Ты столько всего пережил, а я даже не мог этого понять. Я застрял в своих восемнадцати годах, а ты пытался втиснуться в нестареющий образ жизни, и я просто... Между нами образовалась огромная пропасть. Я не мог стать достаточно сильным, чтобы защитить тебя. Когда медсестра задернула ширму у твоей кровати, я почувствовал себя отрезанным. От тебя. От твоего мира. Я был совсем незрелым и именно в ту ночь впервые осознал этот факт. Я был потерян, сбит с толку, а больница казалась ужасно шумной, уродливой. Если бы не Шивон, я бы, наверное, попытался позвонить твоим родителям и разрушил бы все. Но, слава Богу, Шивон оказался рядом и смог заменить меня, сохранить хоть что-то...

Ужасная пауза затягивается, медленно посылая трещины по невидимой стене между ними, и этот треск жестокий и громкий, как и их общее сбившееся дыхание. Хёкдже пытается думать о той самой ночи, но почему-то не помнит ее, и ему любопытно - что было бы, если бы Шивон не оказался в больнице, что именно он сумел сохранить?

- Я хотел уволиться. Я не смог спасти тебя, и для ребенка вроде меня не было места в твоем мире... Но потом ты появился на пороге нашей квартиры, и мы оказались на ковре в объятиях друг друга. Наверное, не знаю... Когда ты сказал, что я тебе нужен... Я думал только одно: "Как глупо. Хёкдже, ты такой глупый... Ужасно, ужасно глупый". Я был рад, хотя в то же самое время мне хотелось выбежать на крышу и спрыгнуть вниз. Я был счастлив и опечален, я раскаивался о многом и хотел поскорее повзрослеть. Хотел защитить тебя, ты падал снова и снова, прямо у меня на глазах, но я должен был поймать тебя собственными руками, я хотел этого, хотел подхватить тебя, даже если бы мне пришлось ради этого спрыгнуть с обрыва. Я хотел стать достаточно сильным, чтобы хотя бы ты смог выжить, если бы мы упали вместе... Поэтому я начал пить, налаживать контакты и вслепую вести себя профессионально.Донхэ смотрит на Хёкдже, но Хёкдже не видит ни его глаз, ни самого Донхэ, а видит только мозаику из дождя, денег и пыли на его лице. Он почти не узнает его, потому что, даже не смотря на маленькие морщинки, Донхэ выглядит слишком молодым. Слишком юным, чтобы курить, чтобы так страдать. Слишком юным, чтобы быть настолько вымотанным и разбитым. Донхэ выглядит в точности как сам Хёкдже, поэтому он забирает у него сигарету и заправляет за ухо несколько выбившихся из-под его кепки прядей волос, а Донхэ тянет его за собой, вверх по ступенькам.- А потом... Не знаю... Наверное, я повзрослел слишком быстро. Я хотел стать кем-то вроде тебя, кем-то могущественнее тебя, чтобы суметь защитить нас от любых монстров, но почему-то я лишь отдалился... Мы проводили вместе столько времени, но отдалялись все сильнее и сильнее... И это не твоя вина. Я один виноват в том, что сейчас мы так далеки друг от друга. Даже дальше, чем в ту ночь в больничной палате... Я слишком далеко от тебя.Дождь заполняет тишину, капля по капле, а затем Хёкдже вдруг осознает, что тонет в воде и что они уже добрались до его квартиры.- Возвращайся, Хэ.- Нет, - Донхэ улыбается. - Уже слишком поздно.Хёкдже никогда не думал, что три простых слова могут причинить такую сильную боль. Они оба стоят на месте, смотрят на то, как Хёкдже онемевшими пальцами цепляется за рубашку Донхэ. Они оба знают, что Донхэ прав. Уже слишком поздно. Но Хёкдже не сдастся.

- Давай вернемся. Мы можем вернуться, давай сделаем это, вернемся обратно. Я возьму для нас зонт, и мы сможем пойти—- Нет, - улыбка Донхэ исчезает. Он чуть подается вперед, вытянув руку, и Хёкдже закрывает глаза, думая о том, как прекрасно было бы, если бы Донхэ провел большим пальцем по его губам, нежно, совсем как раньше. Но Донхэ только лишь смахивает дождевые капли с его плеч, и в принципе, это тоже неплохо. - Хороших снов.Хёкдже настаивает на том, чтобы Донхэ перед уходом взял зонт, и даже когда его силуэт исчезает в ночи, он остается сидеть на пороге, вглядываясь в улицу, мощенную мрачными кирпичами, и думает о том, чтобы тоже уйти. Куда-нибудь. Подальше отсюда.***

На церемонии KBS Awards Хёкдже впервые видит Кюхёна вблизи. Он стал намного стройнее, теперь у него впалые щеки и совсем тонкие пальцы. Под белой основой для макияжа и мягким консилером проступают тени усталости, но в парне есть все, чего от него хотят - мальчишеская улыбка, притягательный взгляд и глаза, которые сияют ярче ста ватт тщеславия. Хёкдже думает, что вероятно именно так должен выглядеть человек, которого невозможно купить брендами и вниманием, потому что он по-прежнему верит в доброту, верит сейчас и будет верить в будущем. Милый, бесценный парень.- Ынхёк-сонбэ, - Кюхён кланяется на 90 градусов, и вся его грациозность вылетает в окно, как будто ее никогда и не существовало вовсе. Сегодня Хёкдже придерживается отстраненного образа, поэтому старается держаться подальше от камер, но сдается, едва заметив, как недовольно стилист хмурится, глядя на только что взъерошенные Кюхёном волосы и его пылающие нервозным румянцем щеки.

- Отлично выглядишь, - кивает Хёкдже. - Что у тебя за браслет?- А, нет... Ну, на самом деле... Эм, это не дизайнерская вещь. Почти... - Лицо Кюхёна основательно отштукатурено макияжем, но его смущение все равно заметно - проступает красными пятнами на бледной шее. Он выглядит глупым и милым, когда смотрит на лоб Хёкдже вместо того, чтобы посмотреть ему в глаза. - Этот браслет сделал мой школьный друг, Ли Сонмин. Я хотел сказать, мой платонический друг, но... Эм... Однажды он станет дизайнером. Так... мне снять этот браслет?- Значит, на тебе браслет от Ли Сонмина? А на мне аксессуары от Джимми Чу, - Хёкдже смеется и дружелюбно похлопывает Кюхёна по спине, чем успевает удивить самого себя. Кюхён не знает, как правильно подхватить смех, поэтому Хёкдже дает ему несколько нужных советов, выпустив душу в собственный взгляд и опустив руку на плечо Кюхёна.___

Когда ведущая приглашает Ынхёка на сцену получить награду "Лучшая модель десятилетия", Хёкдже почти забывает о том, что нужно проявить хоть какую-то реакцию. Но Шивон пихает его локтем в бок, напоминает о том, что да, он Ынхёк и да, он должен встать, выглядя удивленным, поклониться и подбежать к сцене, рассылая по сторонам воздушные поцелуи. Хёкдже не должен быть несчастным. Он получил престижную награду, его фанаты проливают реки радостных слез, его показывают по национальному телевидению, а его мама, должно быть, сидит дома перед экраном и плачет в платок, даже несмотря на то, что он не звонил ей последние семь лет. В воздухе кружится эйфория. Хёкдже ныряет в ее облако и позволяет ей пропитать свой дорогой костюм от Дольче&Габбана.Возможно, это лучший момент в его жизни. Он чувствует поцелуи солнца, изнемогая от жара белых огней, в которых плавится его душа. Развал где-то совсем рядом, почти за углом, а это значит, что в этот момент Хёкдже находится в апогее своей красоты. Это сладчайший момент его мечты, он останавливается у трибуны и произносит речь.- Я был на дне, я был на высоте. Я посетил многие места и много чего повидал. Иногда я терял следы, ведущие к моей цели, но... Прямо здесь, прямо сейчас, в окружении всех тех людей, которые меня поддерживали, я именно там, куда устремлялось мое жизненное путешествие.Изучая награду в своих руках - маленькую человекоподобную фигурку, которая, по всей видимости, должна олицетворять красоту, всегда ускользавшую от его понимания, Хёкдже тяжело выдыхает.- За все эти годы я изменился. Разные люди появлялись в моей жизни и покидали ее. Расходились, вправо и влево...

Хёкдже не знает, откуда берутся слова. Судя по осуждающему взгляду Шивона и затянувшейся тишине, это определенно не та речь, которую чуть раньше написал и распечатал Шивон. Вероятно, в его собственной речи хватает пробелов, бессвязных кусков, в которых нет идеально выровненного текста, подчеркнутого, выделенного курсивом и пропущенного через двойной интервал. Некоторые куски Хёкдже еще не пережил, но хотел бы встретить, однажды, когда закончится дождь.- Нескольких людей я потерял. Возможно, мы отдалились слишком сильно, возможно, уже нельзя вернуться назад. Слишком поздно возвращаться к тому моменту, с которого мы начали, потому что я старею, ты тоже, и мы больше не можем позволить себе беспечность.

Хёкдже падает, ударяясь о жесткий пол сначала одним коленом, потом другим. По залу прокатывается слабый ропот и тишина. Никто ничего не говорит, но Хёкдже все слышит. Вспоминает старый совет Хичоля и убеждается в том, что брюки не слишком сборят на бедрах. Любое падение должно казаться эффектным.

- Еще не слишком поздно начать все сначала. Моя любовь к тебе никогда не менялась, и мы с тобой навсегда останемся парочкой простофиль.Это падение становится на удивление легким. Хёкдже совсем не больно, и пусть акулы уже пялятся на него из океана незнакомых лиц, ему вдруг кажется, что, возможно, он больше не падает. Возможно, он парит. Поднимается ввысь, взлетает, оказывается над доской пиратского судна и стаей акул, над фонтанами дорого шампанского и горами из бриллиантов, оказывается далеко, где-то за пределами этого мира.

___Контракты обрываются, падают, летят к чертям, и у Хёкдже есть целый список сравнений - как штаны, мухи, злободневные политические темы, как уличные проститутки, сердца или роллеры в том самом парке, который они проезжают мимо.

Шивон, кажется, хочет кричать в голос, но не может себе этого позволить, поэтому Хёкдже кричит вместо него. Опускает окно лимузина, вероятнее всего дотронувшись до него в последний раз, и кричит на иностранном языке, который подцепил где-то в Европе. На том языке с мягкими согласными и низкими гласными, на который то и дело переходил Хичоль.

Когда он втягивает голову обратно в салон лимузина, искры ветра на кончиках его растрепавшихся волос доставляют почти дискомфорт в прохладном, но неподвижном воздухе кондиционера, электрический ток пульсирует в кончиках пальцев. Чувство свободы пронзает тело, и это непривычно, странно, Хёкдже ощущает себя легкомысленным, поэтому тянется вперед и выбивает из рук Шивона бокал спиртного. По позвоночнику проносится волна вседозволяющего пламени, и Хёкдже крушит все вокруг, вышвыривает в окно собственный здравый смысл, а следом за ним стеклянные бокалы и все, что только попадается под руки.В первое мгновение Шивон молчит, изумленно распахнув рот, но затем его губы растягиваются в улыбку, все шире и шире, а потом его сухой смешок превращается в заливистый смех. Они пускают ситуацию на самотек.___- Я хочу уйти сегодня, прямо сейчас, и готов заплатить необходимую сумму неустойки за преждевременное расторжение контракта, - говорит Хёкдже. Шивон слишком долго не отрывается от своих бумаг, поэтому на Хёкдже успевает напасть ностальгия. Он помнит, как стоял на этом же самом месте, робко цепляясь за руку Итука, помнит, как Хичоль вылил на него стакан холодной воды безо льда, в первый день, в первый час, в первый раз. Помнит понимающий взгляд Итука, когда он сказал, что Хичоль ушел, умер как модель, и что теперь пришло время Ынхёка править миром, завоевывать модные показы и подиумы, что люди будут любить его и ненавидеть, любить свою ненависть к нему. Люди будут целовать его ноги и притворяться друзьями, но никто и никогда не полюбит его по-настоящему, потому что Хёкдже исчезнет, именно это модельный бизнес делает с людьми - убивает их. Что ж, так и произошло, бизнес не допустил исключения. Хёкдже помнит, как сидел на полу в луже собственной рвоты, кажется, в паре сантиметров от того места, где он стоит сейчас, и гадал - неужели из-за алкоголя люди могут настолько заплесневеть? Тогда ему действительно казалось, что он начинает плесневеть изнутри. Хёкдже поспешно делает шаг назад, настолько широкий, что едва ли не падает, но вовремя успевает прислониться спиной к двери и просто ждет. Ждет, что Шивон скажет: "Остановись, прошу тебя, ради Христа, остановись. Ты же королева подиума! Кто сможет тебя заменить? Ты ведь лучший! Всегда был и всегда будешь лучшим". Только вот Шивон этого не говорит.- Что ж, удачи. Чем планируешь заняться теперь?Шивон откладывает ручку, а Хёкдже выпускает из горла смешок. Такого исхода он тоже отчасти ждал. За все время работы он успел усвоить, что никто не станет его останавливать, что люди просто не заинтересованы в устаревших вещах, что им наплевать на королев или королей. Хёкдже знал, что однажды все закончится. Любая доска имеет конец, и когда люди прыгают в океан, остается либо взлетать, либо тонуть. И сегодня для Хёкдже настал этот день.- Может быть, буду танцевать. А может, устроюсь кассиром в какой-нибудь магазин.

- Секретарь отправит тебе все бумаги. Мы с тобой замечательно поработали. У тебя есть мой номер, звони, если понадобится помощь.

Хёкдже кивает, думая уходить, но откуда-то взявшийся ураган прошлого толкает в спину. Удар настолько сильный, что переворачивает мировоззрение Хёкдже, и он рассыпается в неказистый, но сочащийся жизненной энергией шар, прямо посреди идеального белоснежного офиса Шивона, забитого монотонными скульптурами и стеклянными лезвиями, которые пригвождают тени монстров к полу. В это самое мгновение Хёкдже осознает, что никогда не принадлежал этому миру, никогда не был белым и идеальным. Он не был властителем, как Хичоль, не был тигром, как Кюхён, он не был ни белым, ни ярким. Он был бесцветным.

Широкая ладонь мелькает перед глазами, и Хёкдже поднимает голову. Шивон улыбается, глядя на него сверху вниз, и протягивает руку.- Поднимайся.

Хёкдже не нужно повторять дважды.___

Самолет до Австралии взлетает всего через два часа, но Хёкдже все еще торчит рядом с квартирой Донхэ. В этот момент он благодарен своей славе - если бы он не был таким знаменитым, швейцар, вероятно, не позволил бы ему провести под дверью и половины того времени, в течение которого он прождал Донхэ. И все же, даже слава не очень-то помогает - Донхэ так и не открывает дверь, а неприветливый пожилой швейцар подходит к Хёкдже и непреклонным тоном сообщает: "Вам пора, вы и так задержались".Даже странно, что мечта Хёкдже заканчивается настолько просто, между безразличным швейцаром с проседью в волосах и безработным парнем в одежде из последней коллекции Шанель. Хотя Шанель не имеет никакого значения, поэтому остаются лишь старик и парень. Ничего выдающегося.___

Хёкдже выдерживает волны австралийских берегов. Иногда он ходит по песку только ради того, чтобы посмотреть, как вода стирает его следы. Никто не узнает его здесь, за исключением одной девушки, которая на секунду ткнула в него пальцем, а затем ушла, покачав головой в сомнениях. Хёкдже слегка оскорбился и в то же время почувствовал облегчение.- Сонбэ, чем занимаешься? - спрашивает Кюхён, когда они случайно встречаются в гостинице. Хотя на самом деле Хёкдже не думает, что это обычное совпадение. Кюхён появился, когда он отрабатывал ручную стойку под деревом. С каких это пор парень научился выбирать для своего появления подходящий момент?

- Размениваю время, трачу деньги, занимаюсь всеми банальными вещами, к которым люди прибегают, распластавшись лицом вниз, - отвечает Хёкдже. Он падает, делает кувырок и отряхивает листья с плеч. - Я репетировал ручную стойку, если серьезно. Как поживаешь?- Лучше чем никогда, - Кюхён щурится на солнце. - Хотя слегка обгорел.Он смеется тем самым смехом, которому его научил Хёкдже, и его переливающийся эхом голос проскальзывает между их вытянутыми пальцами точно солнечные лучи.___

Жизнь поджидает Хёкдже на пороге, когда он возвращается обратно в Сеул. Она не подает ему руку в белоснежной перчатке, а грубо хватает за волосы и выбивает из его головы всю дурь. Это по-настоящему больно. Иногда Хёкдже теряет из виду свет, который должен маячить в конце туннеля, останавливается, и тогда жизнь приседает на корточки рядом с ним. Он задыхается от усталости и лежит, распластавшись, на пыльном полу танцевального зала, а жизнь объясняет, что рамён из магазинчика за углом гораздо вкуснее, чем фуа-гра и улитки, и что туннель только кажется длинным, но он не может быть бесконечным и пугает Хёкдже лишь потому, что он достаточно жив, чтобы испытывать страх.Хёкдже работает в укороченную дневную смену в кинотеатре и при каждой возможности берет дополнительные ночные подработки, потому что ему нужны деньги. Кто знал, что уйти за две недели до конца истечения контракта - означает заплатить неустойку в размере его дохода за последние шесть лет? Никто не знал и того, что устраивая экстравагантные вечеринки и разбрасываясь чаевыми, точно бумажный король, Хёкдже в конечном итоге останется ни с чем. Кроме того, работать приятно. Хёкдже нравится, когда он улыбается проходящим мимо незнакомцам, а они с незначительными колебаниями улыбаются ему в ответ. Ему нравится чувствовать купюры в руках - немного мятые, масляные. Нравится слышать эхо особенно громких взрывов, доносящихся из одних залов и перетекающих в темные мелодии Вагнера из других.

В смены Хёкдже в кинотеатр приходит мало молодежи, но раз или два какие-то девушки останавливали его и спрашивали, не Ынхёк ли он? Нет, конечно нет, - отвечал Хёкдже, но одна из девушек оказалась смышленой и продолжила свой вопрос: "А раньше ты был Ынхёком?" Хёкдже ответил: "Нет, я никогда не был Ынхёком", что на самом деле не полная ложь. Фильм уже начинался, а Хёкдже заканчивал свою смену, та любопытная девушка ушла и больше не возвращалась, так же, как и Ынхёк.___

Десятки расположенных в Сеуле пентхаусов Хёкдже превращаются в подарки для его семьи - для родителей, которые борются с морщинами, и для сестры, которая вышла замуж за хорошего с виду парня, чем-то напоминающего Хёкдже Итука. Этот парень работает инвестиционным банкиром и помогает Хёкдже вкладывать его сбережения в акции, держит его в курсе подобных сложных вещей. Хёкдже благодарен ему, но чувствует себя странно, удивленный тем, что в мире все еще есть люди, готовые делать что-то для других совершенно бесплатно.

- Ты можешь себе это представить? - говорит Хёкдже Шивону во время одной из их встреч, протекающих раз в несколько месяцев. Они встречаются в низкопробном баре, но пьет только Шивон. Хёкдже сидит за компанию и потягивает купленное в магазине клубничное молоко. - Он такой искренний...- Многие люди, как правило, искренни, - отвечает Шивон, нахмурившись, а Хёкдже настойчиво сверлит его взглядом, до тех пор, пока он не вскрикивает осуждающе. - Что? Я искренний, очень искренний!- Ну да, - ухмыляется Хёкдже. Шивон тычет его кулаком в плечо. Есть вещи, о которых не следует говорить. Они еще недолго сидят за барной стойкой. Шивон рассказывает о Кюхёне, о том, что он старается преуспеть гораздо сильнее, чем когда-либо старался Ынхёк. Вероятно, он не очень подходит миру кино, потому что вечно вступает невпопад и путает строки, но эй, его съемки всегда поздно вечером, после долгого дня, так что, может все не так плохо.- Он справится. Не волнуйся.- Ты тоже мог бы, Хёкдже. Во всяком случае, внешность располагала, - Шивон снова легко ударяет Хёкдже в плечо. - Слушай, ты перестанешь так на меня пялиться?- Ты назвал меня Хёкдже. Раньше такого не было.- Я знаю, с кем разговариваю. Правило номер один в бизнесе, - Шивон отпивает из прозрачного стакана скотч. - Не путай чертовы имена.- А еще ты богохульствуешь.

- Ну, ты вылетел из бизнеса и ты не мой пастор, так что пускай Господь простит мою душу за то, что я сейчас скажу. На хуй тебя, Ли Хёкдже, ступай в ад, если сможешь стать там счастливее - очевидно, рая тебе было мало.___