Глава 3. Перед смертью (2/2)

Он оставляет Ынхёку коротенькие записки, осколки Ли Хёдже, которые можно собрать, когда он исчезнет. Он может стать мифом, большим отпечатком, следом, и незнакомцы десятилетиями будут гадать о реальности его существования, а записки станут очевидными доказательствами. Хёкдже думает, что это весьма неплохая идея, он даже может стать коллекционной игрушкой, пазлом - вот кусочек души, вот кожа, а вот его любимая еда на картинке рядом.

Ли Хёкдже любил клубничное молоко. Ли Хёкдже любил есть рамён в солнечные дни. Ли Хёкдже не нравилось, когда кто-то таскал еду из его тарелки. Ли Хёкдже испытывал слабость к Ли Донхэ. Ли Донхэ слишком хорошо ладил с матерью Ли Хёкдже.Все это забавные факты. Хёкдже думает, что кто-то сочтет их банальными, но слезы все равно не удается унять. Прошлое слишком печально.Ли Хёкдже был здесь. Не был. Он никогда не был здесь. Не здесь...

***Приходит лето. Дни становятся дольше, люди исчезают быстрее, и внезапно Ынхёк слишком часто оказывается в одиночестве. Лица блекнут, голоса сливаются. Мир сужается до Ынхёка и нескольких ненастоящих друзей. Цвета, которые прежде были на его стороне, теперь оборачиваются против него и выглядят во всем слишком мерзкими. Красный кажется слишком красным, черный - слишком черным, а белый - попросту смехотворным. В зеркалах видны лабиринты, а Хёкдже больше не выходит на прогулку по доске пиратского судна, океан сам обступает его со всех сторон.

Его имя перемещается из журналов высокой моды в таблоиды, люди сыплют вопросами со всех сторон, а Шивон объясняет это одним простым фактом: "Дело в том, что ты очень красив". Ынхёк смеется. Не из-за того, что дыхание Шивона щекочет шею, и не из-за того, что похоть в его глазах настолько глупа, что причиняет боль, а из-за журнальной статьи, в которой сущность красоты объясняется тоже вполне элементарно: "Цветок красивее всего перед смертью". Ынхёк отрывается от текста и смотрит на свое отражение в зеркале, сравнивает его с фотографией на обложке журнала, отредактированной по всем статьям. Он видит все: и великолепные скулы, и удивительно темные глаза, и полные губы. Сегодня освещение играет хорошую службу, скрадывая морщины, а еще высвечивает за спиной Ынхёка того, кого он уже давно не видел.- Эй, Дондже, я красив?Ынхёк уходит в себя, задаваясь вопросом, почему он неправильно произнес имя Донхэ? Ради того, чтобы вызывать его недовольство? Или же...

***

Глубоко ночью Хёкдже начинает беспокоиться о Хичоле и парне, имя которого он теперь с трудом может вспомнить. В памяти только пустой взгляд Хичоля, который он видел в госпитале, его дрожащие пальцы и запах сырости. А еще на отдельной полке воспоминаний - то, как безымянный человек пошатнулся и вцепился в дверную ручку, лишь бы устоять на ногах. Его голос, удрученный, пристальный взгляд. Так или иначе, эти воспоминания больше отдают горечью, никак не сладостью. Но Хёкдже уже ничего не может сделать, его здесь нет. Его никогда здесь и не было. Как и Ынхёка, впрочем.***

Шивон предотвращает падения Ынхёка, подталкивает его обратно на пьедестал, поэтому Ынхёк может продолжать существование до нового дня. Прогулки по доске пиратского судна сделали его сильнее, ведь то, что не убивает, дает великолепные ноги. В той или иной мере. Обложки журналов, контракты, приглашения на вечеринки и красные ковровые дорожки. Ураган, безумный и беспощадный. Все хотят кусочек Ынхёка, кромсают его по швам и почему-то это напоминает оргазм. Дежавю. Ынхёку нужно время, чтобы понять, откуда оно.

- Когда ты стал моим менеджером? - невнятно спрашивает Ынхёк, рухнув на огромный диван из черной кожи и наслаждаясь великолепной ручной обработкой, за которую Шивон переплатил больше нескольких тысяч. В его руках стакан то ли скотча, то ли яблочного сока - Ынхёк не помнит. Да и какая разница? Он все равно не может вырубиться еще сильнее.

- Когда ты уволил Донхэ, - отвечает Шивон, не отрываясь от фотографий с недавнего прослушивания, что ворохом лежат на его столе. Ынхёк наблюдает за тем, как он выбрасывает одну фотографию за другой, легко и быстро - ломает маленькие мечты безымянных мальчишек так бездумно, методично и меланхолично, что Ынхёк готов рассмеяться. И он смеется. Смотрит на большой черно-белый портрет какого-то Ынхёка. Восхищается его пустым лицом и абсолютно мертвым взглядом. Почему этот человек кажется таким знакомым?- О, я его уволил? Когда? Не помню.- Разумеется, ты не помнишь, - Шивон на секунду снимает очки для чтения и перехватывает взгляд Ынхёка ради момента искренности, в который они оба якобы верят. - Ты был пьян, и я оттрахал тебя почти до бессознательного состояния.

- Отлично.- Так и было, - Шивон подмигивает, а Ынхёк внезапно думает о том, чтобы вынести себе мозги прямо напротив той красивой фотографии, что висит на стене.- А что я делаю здесь? - и на этот вопрос у Шивона нет ответа. Как и ни у кого другого, никто не знает, что вообще делает Ынхёк, ведь у вешалок нет настоящей цели. Их работа - есть цветы и выдавать радугу для любого, кто захочет это увидеть. На самом деле совсем не имеет значения, что именно и где они делают.***

Хичоль звонит в странное время. В половину четвертого или за полчаса до полуночи. Он не говорит ни о чем грандиозном. Обычно просто несет чепуху. Вопит, кричит, затем успокаивается и рассказывает Ынхёку, что нравится Шивону в постели. Ынхёк быстро учится, но запоминает только то, что может оказаться полезным, фильтруя все остальное дерьмо, ведь на самом деле ему все равно - это не он любимец моды и не он игрушка для траха, с которой пока забавляется Шивон.

Иногда на заднем плане слышны помехи, иногда знакомый шум пьяных встреч. Но в этот вечер нет ничего. Только Хичоль и Хёкдже.- Сонбэ?- Не называй меня так.- Прости.- Ты у Шивона?- Н...- Не лги.- Да, - Хёкдже хочет добавить, что это только потому, что его собственная квартира слишком большая и слишком пустая, а мебель слишком белая, и это пугает его. Его пугают шаги, звучащие эхом под потолком, коридоры, в которых нет даже пыли, и океан равнодушных огней под окнами. Только вот ничего не выходит. Молчание забивает горло. Хёкдже знает, что каждый звонок Хичоля - безмолвная просьба. "Пожалуйста, верни мне Шивона. Пожалуйста, расскажи, как он?" Разговоры про то, что Шивону нравится в сексе - код, которым Хичоль говорит: "Я знаю его лучше, он любит меня сильнее, поэтому, пожалуйста, верни его мне". И Ынхёку жаль. Действительно жаль, что он такой. Что он Ынхёк.

- Шивон... Пусть он приедет в мою квартиру. Быстрее. Скажи ему, что он нужен мне. Ким Хичоль нуждается в нем, - глубокое дыхание и голос Хичоля вдруг начинают таять в каком-то гуле. - Что... он... ну...жен... я... бу... жда...ть... Пожалуйста.Последний звук и линия умирает. Хёкдже переворачивается и начинает трясти Шивона, будит его и передает сообщение, подчеркивая все паузы в разговоре и то, что голос Хичоля звучал крайне странно. Он хочет сказать, что впервые слышал, как Хичоль о чем-то просил, но этого он так и не говорит. На секунду взгляд Шивона становится пустым. Только вот секунда - это совсем мало. Шивон притягивает Хёкдже к себе и говорит, что ему нужно поспать: "Завтра будет пресс-конференция насчет контракта с Джованни, отдохни".___На следующий день действительно собирают пресс-конференцию, только не насчет контракта с Джованни, а из-за того, что Хичоль покончил с собой.

***

Из четырехсот семидесяти и скольких-то там людей, наблюдающих за тем, как Хичоля опускают в грязную землю, Хёкдже, вероятно, единственный, кто знает, что тело в гробу - это всего лишь тело. Настоящее шоу закончилось годы назад, и Хёкдже единственный, кому есть до этого дело. Рядом с ним Шивон - просматривает сообщения на телефоне, дьявольски гламурный, как и всегда. Черная горжетка, бриллиантовая серьга, блестящие кожаные туфли на шнуровке, подчеркивающие его выглаженный костюм. Из-за всего этого Хёкдже становится тошно, хочется плакать, хотя он и не подозревал о существовании слез на своих ресницах. Когда люди расходятся, Хёкдже не знает, как сдвинуться с места, поэтому просто остается стоять, в полной растерянности. Хичоль был его врагом. Хичоль ненавидел Хёкдже. Хёкдже ненавидел его. Так откуда все эти слезы? Почему никак не получается их остановить?- Идем, - Шивон приобнимает Хёкдже за плечи и легко подталкивает его вперед. - У тебя еще фотосессия, и серьезно, Ынхёк, ты ведь должен знать, что опухшие глаза—- НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ЫНХЁКОМ! - Хёкдже кричит, и его крик эхом отдается в душе. Он стряхивает руку Шивона со своего плеча и снова кричит, громко, грубо и долго, а Ынхёк лишь благодарит Господа за то, что поблизости нет репортеров. Хёкдже хочет ранить Шивона. Хочет, чтобы он почувствовал боль, способную оправдать слезы Хёкдже, и понимает, насколько ему жаль Хичоля. Ему жаль, что какой-то почти незнакомец проливает о королеве прошлого больше слез, чем его собственный возлюбленный. Хёкдже по-настоящему жаль. Но Шивон спокоен и собран. Убийственно равнодушен. Его успокаивающая улыбка не ломается ни на секунду, и это ставит Хёкдже на грань.- Хёкдже. Все в порядке. Успокойся. Я дам тебе пару минут.Хёкдже не нужна ни минута, ни час, ни целый остаток его жизни, потому что этого все равно не достаточно для того, чтобы пережить ужасный вкус предательства, падающий дождем на его плечи.- Как ты можешь просто стоять здесь? - спрашивает Хёкдже. Слова песком вырываются из горла вместе со всхлипываниями. Хёкдже ощущает себя жалким из-за того, что плачет перед Шивоном, человеком, которому до его плача абсолютно нет никакого дела, поэтому изо всех сил старается сдерживать слезы. Соленые капли собираются у ресниц, а Хёкдже притворяется, что они не падают, не катятся по щекам. - Как ты можешь вести себя так спокойно? Ты... мы убили его!- Нет—- Ты убил его! Он тянулся к тебе, просил о помощи, но ты просто... просто позволил ему... Ты! Чхве Шивон, ты убил его! С таким же успехом ты мог самостоятельно затолкать таблеток в его горло...- Хёкдже, послушай, - Шивон зажимает сигарету губами. Откидывает крышку Зиппо и тут же захлопывает. Открывает снова и щелкает огоньком. Этот щелчок становится последним гвоздем в сердце Хёкдже.- Не смей так меня называть.Шивон вздыхает - громко и раздраженно, и это пропускает Хёкдже через все стадии гнева, и следующие несколько мгновений он не может выпустить из головы мысль о том, как сильно хочет впечатать лицо Шивона в надгробную плиту на могиле Хичоля. Ударить его и бить, снова и снова, хоть каждый день, до тех пор, пока Шивон не развалится, как душа Хичоля, пока он не потеряет свою гордость и не начнет молить о спасении, как молил Хичоль.- Я не убивал его. Я его отпустил, - говорит Шивон, выдыхая сигаретный дым. В сером, опутавшем его лицо, облаке он выглядит расплывчатым и романтичным, но Хёкдже знает, что все это напускная чушь. Нет никакой неопределенной романтики ни в смерти, ни в падении Хичоля, ни в боли в его глазах. Случившееся было жестоким, острым и грязным, и все произошло прямо у них на виду, но они оба лишь отмахнулись.- Замолчи! Ты лжешь, - Хёкдже запинается. Гнев кипит в нем, обжигая язык, и он отчаянно выплевывает его в слова, такие громкие, что Хёкдже почти задыхается, и хрипы искажают его голос. - Ты всегда лжешь. Выделываешь всю эту херню, выворачивая правду так, как тебе удобно, чтобы не чувствовать себя виноватым!- Не будь таким наивным, Ынхёк. Ты ничего не понимаешь. Хичоль хотел этого, - говорит Шивон, когда Хёкдже хватает его за воротник, невольно втягивает дым его сигареты. Тяжелый, белый дым, который оседает на губах, невыразительный. - Именно такой конец он хотел для себя.Шивон стучит пальцем по сигарете, пепел облетает вниз по спирали, с такой же безупречностью, какая сквозит в его голосе.- Хичоль не мечтал о хорошей жизни. Он был настоящей моделью, Ынхёк, он знал, что был из числа тех людей, чья красота в наибольшей мере проявляется, когда они страдают. Рвущий волосы ветер. Торчащие кости. Тяжелый шум и острые палки в его органах. Кровь как чернила и чай. Ему нравилось все это. Он мечтал о красоте, больше чем о счастье. Ты знал об этом? Когда он страдал, его красота проявлялась по максимуму. Ты видел всех этих людей на похоронах? Они и есть причина. Хичоль умер ради них, ради того, чтобы оставаться красивым, любимым, а не стать каким-то безымянным лицом.- НЕТ, - кричит Хёкдже. Ему кажется, что если он будет кричать достаточно громко, то сможет проколоть пузырь, который Шивон раздувает вокруг своей речи и правды. Хёкдже видел Хичоля в больнице. Слышал, как тишина проглотила его последние слова. Хичоль был всего лишь человеком. Все мы всего лишь люди.

Хёкдже всхлипывает, изо всех сил сжимает ладони в кулаки и ударяет Шивона по лицу, бьет его костяшками в нос, разбивает бровь, метит прямо в глаза.

- Нет! Замолчи! Прекрати все выворачивать! Ты не понимаешь! Ты не видел его! Ты никогда не видел его глаза... Не видел, насколько тяжело ему было... Ты никогда...- Но и ты тоже, Хёкдже, -Шивон выдыхает дым в глаза Хёкдже, он закашливается и моргает, пытаясь перебороть раздражение слизистой, а Шивон продолжает, тоном легче обычного, но его слова немыслимо тяжелым весом пробивают сердце Хёкдже, погружаются в него и тонут, тянут его на дно. - Ты никогда не был настоящим талантом, Хёкдже. Ты создал Ынхёка, Я создал Ынхёка, но ты никогда не был им по-настоящему, не жил так, как Хичоль жил собой. Настоящие модели - таланты, им не приходится создавать себе альтер-эго. Поэтому не говори мне, что ты все понимаешь.Внезапно все силы уходят из Хёкдже, нервы распутываются в узлах. Он опускает ослабевшие кулаки и просто стоит, пытаясь справиться с тяжелыми дыханием и представляя собой лишь маленькое пятно, похороненное под высокой модой. В этот момент он не совсем понимает, почему вообще задыхается, почему его руки зажаты в кулаки, что его так рассердило?

Шивон показывает ему свою обычную вежливую улыбку, осторожную и простую, настолько дружелюбную, что Хёкдже не может ей ничего противопоставить. И только тогда он понимает, почему люди сдаются, видя эту улыбку, почему уступают ей, уступают Шивону.___Хёкдже едет на свою фотосессию. Впервые съемочная площадка вымораживает его душу настолько, что он не может вспомнить, как правильно нужно позировать. Люди что-то кричат, зовут Ынхёка, но Хёкдже не знает, кто это такой, не помнит, что он вообще здесь делает.

Кто-то дает ему зеркало, чтобы он проверил макияж. В отражении не видно комков туши и ведра блесток, которое когда-то опрокинули на его лицо. В отражении кто-то, кого Хёкдже с трудом узнает. Неужели он изменился? Повзрослел? Слишком сильно и слишком быстро?

- Повторите, пожалуйста, мое имя, - просит он мягко. Стилист замирает, а Хёкдже криво улыбается, вспоминая все те времена, когда срывался на эту самую девушку. Странно слышать собственный голос нормальным.- Ну, эм... - стилист заглядывает в не до конца оформившееся отражение. - Я всегда называла вас Хёкдже... Простите?Хёкдже смотрит в зеркало снова и понимает, что это не он. Что не хватает одной большой части его. Не хватает вызывающе чувствительного, глупого парня рядом. Отражение неполное. Оно идеально и вполне является самостоятельной формой искусства, но его нельзя назвать красотой.- Я похож на Хичоля?- Нет, - девушка смеется и касается плеча Хёкдже, и этот момент - самый теплый за последние годы, возможно, самый теплый за все годы его работы. - Ты - это ты, а Хичоль - это Хичоль... Черт... То есть, простите. Я хочу сказать, эм... Почему вы плачете? Извините! Я сказала что-то не то?- Нет, просто... глупые мысли... - и Хёкдже клянется себе, что плачет в последний раз. После этого он будет счастлив. После этого он вернет Донхэ, чего бы это ему ни стоило, ведь он слишком устал жить в своем уродливом совершенстве, а неполноценная жизнь не стоит жизни.