V (1/1)

* * *Местное пойло, оказавшееся в найденной на полке тыкве, против пессимистических ожиданий, зашло не хуже царки. Крапивник ощутил вдохновение и жажду справедливости. Причем настоящей, а не того недоразумения, которое здесь именовали неприличным словом, напоминавшим першение в горле.Об этом размышлял Серпьент Кулебрин, летя к царскому дворцу. Монолог, который он после разгона первого же ?теятера? начал сочинять для устрашения арцийского узурпатора, выходил неплохо, но поскольку визит в Мунт откладывался на неопределенное время, Хозяин Крапивы и Сопредельного совершенно не видел, почему бы не опробовать свое творение на узурпаторе здешнем. Заодно посмотрим, каков будет эффект. Вот только несовпадений много, придется править. Жалко, конечно, но он же не Перше и не этот… здешний… как его… а, Вьяса!Деды клятого ханжи, усевшегося на местный трон, были, вроде, людьми вполне приличными, значит, первую строку точно приходилось менять. Вместо деда пускай будет отец. Да, именно, дух отца, явившийся предупредить непутевого сына. Это правильно и символично!Я Панду, я несчастный твой отец,Пришел сказать, что ждет тебя за гробом…Нет, не то, местные не используют гробы, у них тут костры погребальные. Так что получится неправда, да к тому же здешний ?Тартю? может просто не понять, о чем речь. Как там зовут местного бога смерти? Смешное какое-то имя… Яма, точно! …Когда крупная рыжая бабочка влетела в высокое окно царских покоев, монолог был уже приведен в пристойный вид и готов к использованию, к тому же в опочивальне Серпьента ждала удача — узурпатор не спал.Неправедно прозванный Царем Справедливости захватчик чужих корон сидел, по здешнему обычаю завязав ноги узлом (какое отношение эта поза имела к лотосу, Крапивник понимать отказывался), и перебирал четки, устремив взор к расписному потолку. Неужто совесть замучила? А вот мы ей, совести, сейчас поможем!— О ужас! Ужас! Ужас! — восшипел Хозяин Крапивы громким зловещим шепотом, попутно ?благословив? кадки с растениями — из тех, беспощадно заглушая дворцовые красивости, буйно полезла крапива.— Ужас? — охнул ?праведник? и завертел головой. — Где?— Уууужжжасссс! — донеслось из темноты.— Кто ты? — судя по голосу, махарадж явно струхнул. — Заклинаю Махадэвом — ответь!Я Панду, я несчастный твой отец!Пришел сказать, что ждет тебя у ЯмыКогда ты, падла, сдохнешь наконец, —— торжественно начал Серпьент, приглушая голос, чтобы не быть случайно разоблаченным: ну как вражина помнит отца лучше, чем хотелось бы?Эх, как сейчас был бы кстати еще и порыв ветра, гасящий светильники, но тут, увы, не теятер, где можно подобное устроить.— Отец? — изумленно вопросил Юдхиштхира, вновь оглядываясь. — Это ты? Но… почему ты говоришь мне такие жестокие слова? Брахманы принесли нам твое благословение! Они вопрошали твой дух, и сказали, что борцов за дхарму ждет награда…— А ты им верь побольше, лживым гадам! — негодующе припечатал Серпьент. Получилось удачно, в рифму.— И что же ожидает меня в царстве Ямы? — голос царя слегка дрогнул.Усилия узурпатора сохранить спокойствие заслуживали, пожалуй, похвалы, но сейчас следовало быть неумолимым.Ты будешь ночью призраком шататься, —— устрашающе взвыл Крапивник, —А днем в крапиве пламенной сидеть,Пока твои поганые делишкиНа этом свете вовсе не протухнутИ гусеницы их не проедят![1]Эта часть монолога осталась в неприкосновенности, и хорошо — Крапивник ею гордился. А вот ?перележавшую ветчину? требовалось чем-то заменить, тут такое не едят.Когда б не тайна, я б такую пакостьТебе поведал, что тебя б стошнило,Как если бы твоя супруга, стерва,Тебе со злости наплевала в кхир!— Нет! Отец, пощади! — упавшим голосом взмолился узурпатор, складывая ладони. Видимо, представил кхир. Или супругу. — Я совершил большой грех! Я знаю, я даже хотел уйти отшельничать.— Толку-то! — окончательно вознегодовал Серпьент. — Кауравы… в смысле — племянники мои от этого воскреснут что ли?— Отец, сжалься! — заголосил Царь Справедливости. — Их души покоятся на Небесах, а я влачусь тут в пыли, прахе и грехе! Вчера мне приснилось, что я вхожу в двери рая, и вижу Дурьодхану, восседающего в числе богов! И я не смог войти. Я выскочил вон и низвергся обратно на грешную землю, проснувшись в тоске и ужасе.— И что? Пожалеть тебя теперь?— Меня никто не жалеет! — всхлипнул Юдхиштхира. — А разве я так уж виноват? Уж кто-кто, а я точно обошелся бы без этого трона. Мне и деревни хватило бы… приличной какой-нибудь деревни[2]… Но не получилось. Это все Арджуна, предатель, со своим Кришной, поглоти их обоих Патала! Если бы Арджуна и Карна были на моей стороне, я мог бы победить Васудеву, но Карну я оттолкнул сам, а Арджуна предал меня! Он и Драупади, верно же Карна сказал про нее — блудница от политики! Я не любим никем, кроме Бхимы, но даже он без колебаний меня придушит, если этого захочет та панчалийская ракшаси. Боги, да лучше бы я их и впрямь кому-нибудь в рабство проиграл…— Высокие, высокие отношения! — глумливо восхитился Серпьент. — А ты, значит, не проигрывал?— Отец, но ты же сам все, должно быть, знаешь…— Я-то знаю. Но грехи не будут прощены, если их не огласили вслух! — выкрутился Серпьент, вспомнив обыкновения Церкви Единой и Единственной. — Так что давай, кайся, кайся! Мне любопытно, станешь ли ты мне врать.— Тебе, отец? Как можно… Не было же никакой игры. Это был суд.— И никто вашу ?праведницу? не раздевал?— Конечно нет! Кауравы не бесчестят женщин… В смысле — не бесчестили. В Бхарате вообще только один принц, которому нравится раздевать женщин — это Васудева Кришна. В юности он обожал так развлекаться — украсть у купающихся девушек одежды, а потом приказать им выйти из воды с поднятыми руками. Об этом все знают.— Ладно, а собственного племянника зачем извел? — грозно вопросил Серпьент.— К-к-акого? — испугался узурпатор.— Такого! — прогремел Хозяин Крапивы, так и не сумев вспомнить, как звали юнца из вчерашней песни. — Кто мальчишку на трехлетних конях вражеский строй ломать отправил? Еще и уговаривал, мол, отец тобой гордиться будет! Что, не так, мой недостойный сын? Ну и кто ты после этого?— Отец, но я же не знал! — взмолился недостойный сын и жестокий дядя. — Я думал, Кауравы просто возьмут его в плен, откуда мне было знать, что этот полоумный откажется сдаться, да еще и порешит принца Лакшману? Да и потом, что о нем скорбеть, он ведь нам даже и не племянник на самом-то деле!Вот даже как? Повелителя всея Крапивы так и подмывало расспросить, что за непрошенные внуки вдруг обнаружились у махараджа Панду, но узураптор мог почуять подвох. К счастью, тому явно хотелось выговориться. Кому угодно, хоть привидению.— Сам же знаешь, отец, — вздохнул старший Пандава. — Сестра Кришны по юности соблазнилась каким-то пленным воином из арьев. Понятия не имею, что с ним сделали, а ее принялись спешно выдавать замуж. Даже Кауравам предлагали, но Дурьодхана почуял подвох и отказался. В конце концов сваямвару все-таки собрали, но времени прошло столько, что было ясно — после рождения ребенка будет скандал. Ну Кришна тогда и припряг моего братца. Тот согласился, понятно[3]. Попроси Кришна — Арджуна сам сари наденет и замуж выйдет за кого укажут. Да и что ему? Он этого мальчишку и видел-то пару раз в жизни, Кришна сам племянника воспитывал. С далеко идущими целями. И вот... — Юдхиштхира вновь умоляюще сложил ладони: — Скажи, отец, разве мы недостаточно наказаны? Ашваттхама нас проклял! Ни у кого из Пандавов никогда не будет детей. Проклятье найдет наше семя везде и уничтожит еще во чреве. Имя нашего рода исчезнет! Мы погубили свои души, чтобы Хастинапуром правил Кришна от имени внука Субхадры! Мы погубили своих родичей Кауравов, чтобы посадить себе на шею ораву хитрых Ядавов? Где справедливость?— А какая тебе еще справедливость нужна? — удивился окончательно ошалевший от подробностей бытия праведного семейства Крапивник. — За что боролись — на то и напоролись.— Но я не стану терпеть и потакать всему этому греху и обману! — заверил Юдхиштхира. — Я уйду в обитель! Уйду в ашрам завтра же утром и всю оставшуюся жизнь проведу в аскезах! И всем, кто спросит меня о событиях этой войны, я буду говорить только правду.— Опять? — грозно рявкнуло от дверей, и на пороге появилась дэви Драупади. — А мне казалось, мой господин уже принял нужное решение! — заметила ?праведная царица?, взирая на мужа, как монах-антонианец на еретика. Царь охнул и съежился.Лампа в ее руке хорошо освещала спальню, и Серпьент, тихо ругнувшись, поспешил скрыться среди крапивы. За спиной Драупади маячили полуодетый Арджуна и успевший нацепить украшения Кришна.— Это какую же правду и кому ты собрался поведать? — полюбопытствовал вришнийский принц тоном, не обещавшим двоюродному брату ничего хорошего.— Мы же обо всем договорились! — зло встрял Арджуна. — Мне казалось, ты меня понял. Что на тебя опять нашло, Юдхи?— Со мной говорил дух отца! — вздохнул махарадж. — Он упрекал меня!— Меньше бханга пить надо, — фыркнула Драупади. — Тогда и не будут являться духи и слышаться голоса.— Ты говоришь как одна из безбожных настиков, — упрекнул Юдхиштхира. — Впрочем, что тут нового, ты и в лесу была такой же. Весь ум и душу мне проела, несносная женщина. Мы же, убив наших родичей, чтобы захватить их власть и достояние, совершили великий грех!— Юдхи, что за чушь? — возмутился Арджуна. — Грех — быть бедным. Царь приобретает богатство, лишая богатства других, но святые мудрецы прошлого давно уже объявили такой образ действий добродетельным и справедливым. Как могли бы вообще существовать цари, если бы они не присваивали себе того, что принадлежит другим[4]?Эк его разобрало, подумал Крапивник. Вот занятно, а чем в таком случае Кауравы-то согрешили? Даже если б сделали все, что им было приписано. Язык зачесался высказаться вслух, но Серпьент сдержался. Очень уж неприятной и опасной силой веяло от Кришны.— Кто о чем, а Собиратель Богатств — как и где бы еще нахапать, — язвительно огрызнулся царь. — Может, тебе еще и мало, прорва ненасытная?— А богатств не бывает много, — отрезал Арджуна. — Все виды духовных заслуг проистекают от богатства, подобно тому, как текут с гор потоки. Богатство ведёт на небеса: ведь боги существуют жертвоприношениями, естественно, что им угодней тот, кто приносит обильные жертвы. Богатый имеет друзей и родственников; он слывёт всегда правдивым, образованным, честным. Не бывать на небе тому, кто настолько беден, что не может принести жертвы богам. Между мёртвым и бедняком нет разницы[5].…Серпьент перекинулся из бабочки в гусеницу и осторожно отполз за подоконник. Да уж, откровеннее некуда! Даже если бы Повелитель Крапивы и поверил тому, о чем пели на площади, сейчас сомневаться в том, кто тут в действительности исходил завистью и жаждал чужого, не приходилось.— Ни одно живое существо не может жить, не нанося ущерба другим, — продолжал Арджуна. — Сильные животные уничтожают более слабых, и никто из них не совершает при этом проступка против богов, так как каждое из них обязано заботиться о поддержании своей жизни. Такой порядок установлен самими богами. Кроме того, у убитого погибает только тело, но не душа; ведь то, что люди обычно называют смертью, это только смена одной телесной оболочки другой[6].— Мой дорогой друг Арджуна совершенно прав, — согласился Кришна. Принц Двараки присел рядом с царем и обнял его, словно бы случайно положив ладонь на его шею. — Юдхиштхира, если хочешь, завтра рано утром устроим пуджу и почтим твоего отца жертвоприношениями. Драупади, устроишь все?— Разумеется, — кивнула царица. — Надеюсь, тебе станет легче, мой господин, и ты перестанешь городить эти глупости о грехе. Пора бы уже запомнить: дхарма — это то, что выгодно нашему делу, адхарма — все прочее.— Ты всегда понимала меня как никто, дорогая сакхи, — елейно улыбнулся Кришна. Махарадж напрягся, пытаясь отодвинуться от него. Объятия ?божественного? явно не дарили ему радости.— А после пуджи, — пугающе ласково вещала Драупади, — ты с легким сердцем выйдешь к народу, будешь принимать поздравления и слушать певцов, как и надлежит Царю Справедливости. Потому что иначе…— Иначе я могу и вспомнить, кто виноват в смерти моего сына Абхиманью! — процедил Арджуна с тем выражением лица, за которое его, видимо, и прозвали Брезгуном. — Бхуты! Юдхи, что за дрянь ты тут держишь? Жалит как ядовитая змея!Крапивник довольно улыбнулся про себя: бурно жестикулируя, брезгливый принц наконец-то влез рукой в крапивный куст, выросший в цветочной кадке.— Хоть Абхиманью-то оставьте наконец в покое! — вздохнул Юдхиштхира. — Уж кого только вы ни объявляли виноватым в его смерти! Джаядратху, Дрону, Карну… Один Дед не сподобился, и то потому, что помер раньше. Как кого нужно убить без чести — так вы про Абхиманью! Теперь еще и я буду виноват в гибели бастарда твоей сестрицы, дорогой Васудева? Вот только что вы сделаете, чтобы внезапная... э... смена царем телесной оболочки не показалась странной?— Ну, например, можно объявить народу, что праведнейший государь, не сумев побороть раскаяния, ночью, когда никто не видел, сложил себе священный костер… — невинным тоном предположил вришниец. — Хотя нет, это бы непременно заметили другие и помешали. Лучше сказать, что святой махарадж обратил свое тело в пламя внутренним духовным усилием, подобно богине Сати, и таким образом воссоединился со своим отцом, богом Дхармой.— И посадить на трон Бхиму, — усмехнулся Юдхиштхира.— Да, верно, — согласился Кришна. — Ты ведь именно его назначил своим наследником. Кстати, почему? Из Бхимасены ведь точно не получится царя. Глупцы на троне хороши, когда умеют повиноваться умным, а Бхима явно обделен этим умением.— Не хотелось проверять, сколько я проживу, сделав наследником кое-кого, шастающего в короне при живом старшем брате, — с откровенностью отчаяния припечатал махарадж.— Понятно, — улыбкой, мелькнувшей на губах Васудевы, можно было отравить треть мировых вод. — Но Бхима-то так любит своего старшего брата. Боюсь, узнав о том, что Царь Справедливости оставил тело, он… закроется в своих покоях и уморит себя голодом. И тогда моему дорогому другу Арджуне волей-неволей придется…Драупади насторожилась и предостерегающе взглянула на своего ?сакху?. Тот сделал ей успокаивающий знак рукой за спиной царя.— Хватит. Я сделаю то, что вы хотите, — вздохнул Юдхиштхира, как-то бессильно обмякая. Рыжая бабочка со вздохом утерла лапкой несуществующую слезу: не знай Серпьент о скандале с поджогом, когда этот угнетенный злыми родственниками праведник без мук родил идею убить шестерых непричастных бедолаг, так может, и позабыл бы, что жалеть Пандавов крайне вредно для здоровья и репутации. — Но пуджу мы все же проведем. Драупади, приготовь все.Любоваться пуджей смысла не было, да и возвращаться пора. Крапивник выполз за окно, обернулся бабочкой и полетел в лес.* * *Проснувшись, Рито не сразу сообразил, где находится. Душевное состояние было премерзким. Хотелось то ли напиться, то ли подраться.—?Как спалось? —?осведомился стоящий посреди небольшой комнаты Ашваттхама. У индийца было задумчивое лицо военачальника, получившего важные новости, и теперь соображающего, как они могут повлиять на ход войны. —?Что-то снилось? Постарайся вспомнить.—?Даро,?— вздохнул Кэрна. —?Моя сестра. Ашваттхама, мне хочется убить кого-нибудь.—?Если ты имеешь в виду ведьм в белых одеждах, выдающих себя за святых отшельниц, они уже получили свое. Их храм сгорел,?— сообщил воин-жрец.—?Правда? —?обрадовался Рито. —?Постой… а ты откуда знаешь?—?Так что ты видел, Карна?—?Они убедили Даро, что она околдована! Что ее тело подчинено воле других. Что оставшись с Александром, она зарежет его ночью, не ведая, что творит. Это была ложь, но сестру заставили поверить, что она опасна для всех, кого любит! —?Рафаэль перевел дыхание, чтобы не сорваться на крик ярости. —?Она ушла от него, потому что боялась причинить ему вред. И потому же ничего не сказала мне. Боялась, что эти ведьмы убьют меня ее руками. Будь Дарита и впрямь околдована, это могло случиться, я не ждал бы удара от нее… —?Ты видел истину,? — подтвердил Ашваттхама. —?Бедная моя малявка! —?выдохнул Рито, зарываясь пальцами в волосы. В сердце словно всадили нож. Даро была ни в чем не виновата, она нуждалась в помощи и поддержке, а он… Разобиделся, дурак! Пусть не за себя, за друга, но все-таки… —?Орден святой Циалы?— зло. Удавил бы своими руками эту проклятую Шарлотту… — Хотя, если храм сгорел, давить, наверное, некого… —?Погоди, почему ты сказал, что храм сгорел? Тебе тоже это снилось?—?Снилось тебе, я видел все в медитации,?— уточнил сын Дроны. — Кстати, есть ли у тебя родич или предок, наделенный божественным могуществом и почти в точности похожий на тебя внешне? Очень похож, но он старше, и у него другой цвет глаз. Его глаза золотисто-медового цвета с зеленоватым отливом. —?Ашваттхама слегка улыбнулся:?— Как у Кауравов. Сутью же он подобен Рудре, ибо соединяет в себе благо и разрушение.Кэрна задумался. То, что новый знакомый весьма непрост, мириец уже понял. И самым странным было то, что родственник с такими приметами у династии Кэрна и впрямь имелся. Ашваттхама?— ясновидящий?—?Ты описываешь Святого Эрасти. Он был… —?Рито на миг запнулся, подбирая слова. —?Он… с юности сражался за то, чтобы в мире стало больше справедливости. Но можно ли назвать его кшатрием, я не знаю, он был слаб здоровьем…—?Воин-брахман,?— кивнул Ашваттхама. —?Как я и отец. Но странно… мне показалось, что в свой последний миг твоя сестра взывала к Тому, Кто Проклят. И святой дэвариши[7], о котором я говорю, пришел на ее зов.—?К Проклятому? —?изумился Рафаэль. Бедная Даро, она всю жизнь была такой набожной! До чего же ее довели, до какого отчаянья, если она обратила свои молитвы к Проклятому… Стоп. —?Ашваттхама, она позвала Проклятого?— и пришел Святой Эрасти? Ты уверен?—?А не может твой родич быть Святым и Проклятым одновременно? —?предположил Ашваттхама с явным исследовательским интересом.—?А так бывает?В окно впорхнула рыжая бабочка, шлепнулась на пол и поднялась уже в человеческом облике.—?А почему бы не бывать? —?склочно поинтересовался Серпьент Кулебрин. —?Рито, ты сам подумай. Вон, напротив тебя кто стоит? Живой пример же перед глазами!—?Хм… —?озадачился Ашваттхама. —?С одной стороны, я?— Проклятый, да. А с другой?— поскольку я послужил вместилищем духа Шивы, достаточно людей находят уместным считать меня святым… Хотя я на этом не настаиваю,?— поспешно добавил он.—?Может, вы завяжете наконец с богословскими спорами? —?вскипел Крапивник. —?У меня новости. —?И добавил тоном, который так и тянуло назвать увядшим:?— Не потяну я вашего Кришну. Не по зубам он мне.—?Успокойтесь, Бхагаван Вришикали-дэв,?— заверил Ашваттхама. —?Его я возьму на себя.—?Уверен? —?Серпьент озабоченно уставился на индийца. —?Видел я его сейчас. Силища так и прет. Такая, что и крапива пожухнет. И что делать будем?—?И где ты умудрился? —?спросил Рито, переодеваясь в дхоти. Местная мужская мода по-прежнему не внушала ему доверия, но делать было нечего. Да и зашил, вроде, крепко, должно выдержать и беготню, и бой.Рассказ крапивного божка о том, где и как ему удалось лицезреть Кришну, подействовал как стакан царки. Даже боль и злость как-то отступили, и Кэрна криво усмехнулся, представив узурпатора, внимающего призрачному голосу. Ашваттхама закрыл лицо руками и стонал.А вот дальше стало менее весело. Ни один из тех ?теятеров?, что разогнали Кэрна с Серпьентом, не охранялся существом такой мощи. Хотя и несколько утешало то, что воспеваемого поэтом единства между врагами на деле не было ни на грош[8].—?Вашему Юдхиштхире не позавидуешь,?— заметил Рито.—?Не жалко! —?фыркнул Ашваттхама. —?Не верю я в его раскаянье. Лицедей тот еще. Так что от меня он сочувствия не дождется, я не Дурьодхана.—?Ладно, а нам-то что делать? —?осознание того, что враг оказался ему не по силам, явно повергало Повелителя Крапивы в крайнее огорчение, отчего характер его грозил стать куда сварливее, чем обычно.Лицо сына Дроны стало на миг каким-то отрешенным.—?Карна, Вришикали-дэв! —?произнес он вдруг. —?Я понял, зачем было нужно, чтобы вы оказались здесь и мы встретились. Мне следовало совершить эту медитацию, а без тебя, Рит, мне не пришло бы в голову медитировать на Тарру. Мне многое открылось. Ваша задача?— сразиться с ложью. А Кришна… его оставьте мне[9].—?Ты уверен? —?озабоченно спросил Рито. Дело обещало быть опасным, но жизнь байланте вообще опасна, и не зря же он когда-то написал на своем гербе ?Танцую со смертью!?. Того, что происходило здесь, нельзя было так оставить, по какой бы причине мириец с Крапивником ни оказались в этих краях.—?Уверен,?— Ашваттхама улыбнулся, и на этот раз в его улыбке не было горечи.—?Тогда пошли,?— кивнул Крапивник, обретая прежнюю самоуверенность. — Кстати, святой ты наш! Кришна тебя за что проклял-то?— Я натравил на потомство Пандавов местную разновидность Кошек Воля, — отозвался Ашваттхама, и замер, вслушиваясь в собственные слова. — Это что я сейчас сказал? — задумчиво вопросил он. — Меньше надо на чужие миры медитировать... Идемте на площадь, а то Вьяса начнет без нас.