III (1/1)

* * *— Ну, вот так оно все и было, — вздохнул Ашваттхама.— Нечисть, хуже Тартю, — зло сплюнул Рито, воюя с любезно одолженным Ашваттхамой куском ткани, который в здешних краях полагалось носить вокруг пояса. После нескольких попыток одеться по-местному, Кэрна плюнул и попытался просто сшить это самое ?дхоти? в том виде, в каком его полагалось носить. Во избежание.— Нечисть — мягко сказано! — поморщился воин-жрец. — Я, пока не встретил тебя и Вришикали-дэва, вообще не знал, что делать. С одной стороны, я хочу знать, рискнет ли Юдхи сознаться, как погубил своего учителя обманом. А с другой — если Вьяса насочиняет об отце очередных небылиц, охаяв его предателем, втайне желающим победы Пандавам... А это возможно. О Бхишме же придумали, будто он чуть ли не сам их о смерти просил и стрелы Брезгуна[1] благословлял!— Брезгун — это Арджуна? Ну, тот, который рядом с Кришной сидел, — уточнил Рито, — с таким видом, будто ему весь мир противен? Хотя… пели же как раз о гибели его сына. Неудивительно. Тут бы любой не краше был.— Да нет, Абхиманью тут ни при чем, — отмахнулся Ашваттхама. — Брезгун всю жизнь такой, сколько помню. Думаешь, ему это прозвище враги дали? Да если б! Его даже собственные братья и союзники так зовут.— Какая прелесть! — восхитился Рафаэль. — Золотой, видать, у вашего Арджуны характер! А этот Бхишма правда до сих пор жив?— Нет конечно, что за глупости! Но если они оклевещут моего отца, сражавшегося справедливо, я наверное загрызу кого-нибудь, как Бхима. И так уже до греха довели, сволочи…— Невелик грех, — пожал плечами Рито, подумав, что Сандеру в чем-то повезло: изобразить дух Шарля Тагерэ, благословляющий Тартю, наемные лжецы узурпатора то ли не рискнули, то ли не додумались. — Ты же сам говорил, что они тоже нападали до рассвета[2].— Нападали, — тоскливо буркнул Ашваттхама. — Пишачи, вон, людей едят, это ж не значит, что нам надо так же. Слушай, Карна, что за нелепость ты творишь? Как ты это потом надевать собираешься?— Я — Кэрна, — уточнил Рафаэль. — Очень просто надену. Как свои штаны. А что мне делать-то? Может, — он усмехнулся, — на площади завтра станцевать придется, а я в ваших тряпках шаг сделать боюсь. Ну как свалятся?— Ладно, делай как знаешь, — сдался Ашваттхама, и добавил, вновь внимательно вглядевшись в лицо Рито: — Все-таки не могу поверить, что ты не его сын. Очень похож.— Не его, — подтвердил Рито, затягивая нитку. — Охотно соглашусь, что ваш Карна был великим человеком, но моего отца зовут Энрике, и он герц… э… раджа Мирии. А насчет ?Вришасены? мы уже выяснили.С ?Вришасеной? вышло забавно. Рафаэль и впрямь по неведомой причине понимал местный язык, но с некоторым трудом, поэтому просто не сообразил, о чем его спрашивают. Имя сына прославленного Карны толковалось как ?Бык битвы?, но, учитывая умопомрачительную многозначность санскритских слов, его с тем же успехом можно было понять как ?Оружие-на-быка?, по-мирийски ?эсток? — шпага байланте. Ну, либо поэтически так можно было обозначить и самого байланте, поэтому в первый миг Рито и не стал отрицать, что именно этим и является. Оружием, поражающим быка.…Они сидели в скромной лесной хижине у небольшого озерца. Солнце еще не зашло, но кроны деревьев закрывали его, рождая вечерний сумрак, и хозяин затеплил небольшую лампу. Позолоченный полумрак еще сильней располагал к доверительности разговора, хотя мириец и так уже удивлялся на себя — такой исповеди от него не слыхал еще ни один клирик. Впрочем, Ашваттхама и был вроде как духовным лицом, а главное — платил абсолютной взаимностью. Рассказ воина-жреца рвал сердце сходством с тем, что пережил сам Рафаэль после Гразы. Вот только индийцу пришлось куда хуже. У Рито, по крайней мере, была надежда вновь увидеть Сандера и вместе с ним восстановить справедливость. Ашваттхаме же оставалось лишь бессильно смотреть, как враги радостно пляшут на пепле побежденных.— Так что там за скандал был с этой игрой в кости? Горожане очень бурно о ней спорили. То ли царь-наследник публично раздел царицу, то ли сам перед ней разделся, то ли то и другое разом.— Тут мы сами были виноваты. Государь Дхритараштра и Дурьодхана не хотели позорить хоть и никудышную, но родню. Пандавов пригласили в столицу под предлогом игры. Когда Юдхиштхира приехал, его и братцев взяли под руки вежливые люди из гвардии царя Анги, и напомнили, что слово ?акша? означает не только игру в кости, но и судебный процесс.Рито кивает. Прием известный. Зачем с кровью выдирать заговорщика из преданной ему провинции или армии, если можно вызвать в столицу и спокойно взять там? Только предлог в данном случае какой-то очень уж странный.— Игра в кости входит в ритуал коронации императора, — с готовностью поясняет Ашваттхама. — Символическая, разумеется. И если провести ее в Хастинапуре…— Это означало бы признание старым королем претензий Юдхиштхиры на императорскую власть?— Именно. Министр Видура чуть в ногах у Юдхи не валялся, умоляя не ехать, но соблазн был непреодолим. Мы знали, что он не удержится. Вызванный таким образом, он не мог отказать. Народу, однако, позволили думать, что это действительно была игра. Зря. Пандавы не стоили того, чтобы Дурьодхана берег их репутацию, рискуя своей.Да уж! Судя по тому, что Рафаэль слышал в городе, узурпаторы выжали из великодушия двоюродного брата все, что только могли, представив себя невинными жертвами козней завистников.— А царица? Вы ее обыскали что ли? — Рито совершенно не жаль Драупади, но сам он, пожалуй, не стал бы делать таких вещей публично.— Да никто ее не обыскивал. Шакуни — он был судьей — пообещал Юдхи снисхождение, если он даст показания против нее. Она ведь на самом деле даже не дочь Друпады. Царь Панчала удочерил ее, уже взрослую, по обряду во имя бога Агни, специально чтобы устроить ее брак с Пандавами. Ее обучали долго. По виду не скажешь, но она на пять лет старше Юдхи… Вот только он не сказал о ней ничего такого, чего бы еще не выяснил Карна. Но повод допросить эту лжепринцессу появился. Драупади заявила, что не пойдет в собрание, разве что ее принудят силой, а такого ?этот юродивый? не сделает никогда, у него же честь вперед родилась. Это про Дурьодхану. Ну, Духшасана… он же боготворил брата. Как услыхал про ?юродивого? — косу ее на руку и намотал. Приволок, как пойманную вражескую шпионку… коей она и являлась. Так что это правда. А вот остальное… Есть так много слов, сходных на слух!— Погоди… — Рито напряженно трет лоб, пытаясь вспомнить то, чего отродясь не знал. Чужие слова всплывают невесть откуда, словно из памяти прошлых жизней, в которые верят здесь. — ?Уттара?… в числе прочего — речь обвиняемого в свою защиту… ?уттарья?… покрывало, одежда… ?кхандана?… рвать… или — отбирать… и в то же время — опровергать. Духшасана выступал обвинителем? Она защищалась, а он опровергал ее слова? И из этого слепили ?срывал одежду?? Левое бедро — ?уттарашакта?. А ?шактар?… покровитель, тот, кто желает и может помочь! Дурьодхана предложил ей себя в качестве защитника на суде?!Святой Эрасти, зачем?! Пандавы и их женушка и так одурели от безнаказанности, а проявлять великодушие к тем, кто приравнивает твою доброту к слабоумию — и впрямь глупо. Хотя… Что с того-то? Жоффруа тоже все берега потерял, но вспомнить только, как Сандер защищал эту погань перед Филиппом — какой-никакой, а брат же!— Ну ясно было, что от Юдхи толку уже никакого… — кривится Ашваттхама. — Привык, что все с рук сходит, не ожидал, что однажды за все свои игры придется отвечать. Дурьодхана его несколько раз спросил, подверждает ли он, что Драупади виновна, а он сидит, язык проглотил, в глазах — пустота изначальная, хоть вселенную твори. Дурьодхана, правда, еще на Карну покосился этак… выразительно. Хотя, судя по лицу Карны, ему в ответ тоже захотелось… выразиться. Только потому и удержался, что все ж таки собрание царей, а не конюшня. Только сказал, что ему не нужна ?следовавшая воле многих?. — И, поймав вопросительный взгляд Рафаэля, поясняет: — Вражеских лазутчиков иногда делают своими, но Ангарадж не видел смысла принуждать Драупади служить Хастинапуру. Вьяса устраивал ее брак, чтобы она исполняла его волю в сердце царской семьи, ну и волю Друпады, пока они с Вьясой союзники. А она продала их обоих ради прекрасных глаз Кришны Васудэвы. За это Карна и назвал ее шлюхой. В смысле — предательницей. И велел Духшасане без пощады разоблачить перед всеми царями и Пандавов, и их жену. Хотя они и не отпирались уже, она одна воевала, и за себя, и за них. Твой от… Карна аж восхитился под конец. Драупади умнейшая женщина и отличная лицедейка, я же говорю — ее хорошо учили. Свалила все на своего ?сакху?, мол, заставил и принудил, злодей, а сами б они никогда! На каждое обвинение — Говинда, это все Говинда! Васудэве это никак не вредило, нам до него было не добраться, но повод не казнить Пандавов появился, и Дхритараштра ухватился за него.— Их приговорили к ссылке на двенадцать лет?— Их сперва приговорили к обращению в рабство, но Драупади выплакала у Дхритараштры замену рабства на ссылку. Но о каком возвращении не было речи, царь был добр, но все же не безумен — возвращать их. По дороге к месту ссылки они бежали…Дальше можно было и не объяснять. Бежали, чтобы через тринадцать лет вернуться во главе вражеского войска. Начисто вражеского. Ни из Хастинапура, ни из Индрапрастхи сажать на престол ?обожаемых народом божьих избранников? не явилась ни одна собака. Пожалуй, и Пьер Тартю шел к трону не так позорно — даже у него в Арции был хоть кто-то, желавший видеть его королем хотя бы ради эфемерного родства с династией Лумэнов.Семь армий против одиннадцати, но на стороне этих семи — подлость, коварство и предательство. Войско Александра под Гразой тоже превосходило силы претендента, но арцийцев ударили в спину, и ?волчата? Сандера, которых он любил, словно братьев, легли все… как Кауравы. Разница была лишь в том, что Александра враги разыскать не смогли.А ведь со слов Ашваттхамы выходило, что его погибший друг удивительно походил на Сандера. Царь-наследник был великодушен и склонен прощать даже тех, кого следовало без долгих разговоров отправить на плаху. И при этом привержен юддха-дхарме — местному варианту Кодекса Розы — словно десяток Артуров Бэрротов… ?Юродивый?, надо же!— Ты что-то вспомнил? — участливо спросил Ашваттхама. — И это не радостное воспоминание?— Да, — кивнул Рафаэль. — У Александра был личный отряд. Молодые рыцари… кшатрии по-вашему… они были преданы королю так, что можно сказать, у Сандера тоже было сто младших братьев. Их называли ?волчатами? из-за знамени с волком и луной. И никого не осталось, только я… и, может быть, Луи, потому что я не нашел его тела. А те, кто это сделал, тоже говорили, что защищают справедливость…— Дхарму, — непочтительно хмыкнул Ашваттхама.— Да. А ведь Александр был из тех, кого у вас называют соблюдающими дхарму и обеты! Иногда даже слишком. Еще будучи принцем, он полюбил мою сестру, но опрометчиво дал слово своему брату-королю, что не станет просить ее руки, потому что это могло повлиять на политические расклады и прочую того же рода гнусность, в которой я не разбираюсь, а придется, потому что оставлять Мирию моему младшему брату — преступление… А Дариоло… мне казалось, она его тоже любит.— Многие кшатрии дают обеты, — понимающе кивнул Ашваттхама. — Это обычное дело. Хотя иногда клятву бывает трудно соблюсти — тем больше заслуга того, кто сумел это сделать. Твой махарадж не коснулся любимой дэви, потому что дал обет?— Слава святому Эрасти, ?не касаться? Сандер не обещал. Сестра сама призналась ему в своих чувствах. Их тайная связь длилась несколько лет. Даро родила ему сына и дочь.— Благословен Махадэв! — улыбнулся воин-брахман. — Твой друг, твердый в соблюдении обетов, оказался умнее Великого Бхишмы. Если твоя сестра сама предложила ему свою любовь, конечно, он не должен был ей отказывать, это был бы грех.— Даже так? Занятные у вас тут воззрения! У нас сказали бы, что Сандер совершил грех, согласившись. А потом моей сестре… начальник королевской охраны… царский сута, так бы у вас его назвали… предложил выйти за него замуж.— Он был плохим человеком?Кэрна невесело улыбнулся:— Таких, как Артур Бэррот, у вас воспевают в самых возвышенных словах. Прекрасное лицо и душа, подобная священному лотосу. Того, что у вас зовут воинской дхармой, никто не соблюдал ревностнее, чем он. А его преданность Сандеру была безгранична. Если бы Артур знал, что посягает на любовь своего короля, он бы и глаз на Даро не поднял. Но он не знал. А она согласилась и ушла к нему. Я по сей день ничего не понимаю. Я назвал ее предательницей, и с того дня не разговаривал с ней. И обо всем этом я говорю в первый раз сейчас с тобой.— Не осуждай свою сестру, — мягко проговорил Ашваттхама. — Для женщины величайшая честь и благо, когда волосы ее украшены[3]. Твой махарадж не мог дать ей этого из-за своего обета, и она обратила свой взгляд на достойного кшатрия, который мог и желал это сделать, позволив ей достойно исполнять семейную дхарму, не стыдясь и не скрываясь. Она счастлива со своим мужем?— Дариоло умерла, — медленно выговорил Рафаэль. — Когда войска уходили под Гразу, Александр велел капитану Бэрроту остаться в столице, опасаясь заговора. Но заговорщики были не дураки — лезть под меч. В тот день, когда пришла весть о гибели королевского войска, Артура отравили. Видимо, подкупленный слуга добавил яд в вино, которое они с Даро пили вместе. Их так и нашли, лежащими рядом на ковре.— Какая низость! Доблестный кшатрий, соблюдающий дхарму, умирает не в бою, лишившись обители воинов на Небесах — это ужасно! Ты не узнал, кто совершил это преступление?— Я подозреваю, кто это сделал. И ему тоже теперь не грозит умереть в бою, после нашей встречи он стал калекой. Но… — Мириец поднял взгляд на сидящего напротив воина-жреца: — Вот скажи, Ашваттхама, чем помогла праведность твоему королю Дурьодхане? А Сандеру? А Артуру? А Даро, которая всю жизнь прилежно молилась Творцу? Может, прав Кришна и ему подобные?— Возможно когда-то праведность и вознаграждалась на земле, но теперь, похоже, лишь на Небесах, — улыбка Ашваттхамы стала злой. — А если брахман говорит тебе о дхарме, значит, он решил тебя надуть, чтоб ты его пощедрее одарил. Гони дармоеда в шею.— И это я слышу от брахмана? — приподнял бровь Рито.— Я еще и воин, — Ашваттхама поднялся и перетянул волосы повязкой, скрыв рану на лбу. — И через эти сомнения я тоже прошел. Они проистекают от отчаяния, и уйдут, когда оно развеется. Мир держится на таких, как мой махарадж и твой король, и жив, пока существуют подобные им, каким бы безумием не считали маловерные их благородство и честность. Как только во Вселенной останутся одни кришны и пандавы, готовые бросить мир в пламя ради себя, она перестанет быть. Что же касается дхармы… Наши враги рассуждают о ней столько и так, что не за горами время, когда слово это будет признано непристойностью, кою не следует произносить при детях, добродетельных дэви и в людских собраниях.— Вы спать нынче будете? — ворчливо осведомился Серпьент Кулебрин, в облике гусеницы восседавший на черном шивалингаме в углу. — Или так до самого утра трепаться собрались?— Тебе-то что? — удивился Рафаэль. — Тебе же спать не надо.— А воевать я завтра один буду? И в помощь мне две мухи сонные, да? Хорошо придумал. Все бы на меня свалить!— Вришикали-дэв прав, — согласился Ашваттхама. — Тебе лучше лечь и выспаться, Карна.— Я Кэрна. А сам?— А я займусь медитацией. Не волнуйся, мне привычны аскезы. Если придется сражаться, я смогу.— Тебе лучше знать, — согласился Рито.— Тогда ложись, — распорядился хозяин дома, устраиваясь в изголовье лежанки. — Вот здесь, на мое место.— Куда ложиться? Ты здесь сидишь.— Вот сюда и ложись, и клади голову мне на колени.— Зачем?— Карна, почему ты такой упрямый? Пожалуйста, сделай, как я прошу. Вреда тебе не будет, обещаю. И постарайся запомнить, если что приснится.— Колдовать собрался или молиться? — вновь подал голос Крапивник.— Это не колдовство. А молитва бы нам не помешала, — согласился Ашваттхама. — Судя по тому, что вы оба меня видите, сила Кришны не действует на вас, или, по крайней мере, не всегда, но поверьте — он опасен.— Что значит — видите? — опешил Кэрна. — А что, не должны?— Ну, Кришна меня вообще-то проклял, — пожал плечами воин-жрец. — Мол, я останусь в одиночестве три тысячи лет. С тех пор меня никто не видит и не слышит. Он мне, правда, еще проказу обещал, но ее я пока не замечаю.Рыжая бабочка резво перепорхнула с черного каменного цилиндра, обозначавшего местное верховное божество, на плечо Рито, а с него — на узел волос на голове Ашваттхамы.— Тююю… — презрительно протянул Крапивник. — Тоже мне — проклял! Всего-то навсего отвод глаз, вроде того, что Рито на себя накладывает, только помощнее. Но три тыщи лет — это он хватил! Лет через триста само развеется.— Спасибо, Вришикали-дэв, я благословлен и утешен, — ехидно заверил Ашваттхама.— Могу попытаться распутать, — предложил Крапивник, шлепаясь на пол и принимая человеческий вид. — Но времени много уйдет. И сил. Вся крапива вокруг пожухнет.— Тогда повремените, великодушный Бхагаван, — решительно пресек Серпьентову благотворительность воин-брахман. — Ваши силы нам еще понадобятся. Завтра. И повторю: Господь Крапивы весьма обяжет меня, если прислушается к моему мнению. Кришна — не лицедей с колдовским амулетом, он все-таки Аватар божественной силы. Какой — не знаю, но недооценивать его нельзя. — Ваш Вьяса утверждает, что это воплощенный Вишну, — заметил Рито.— Карна, не забывай, я провел некоторое время в слиянии с Махадэвом, — напомнил Ашваттхама. — Будь Кришна и впрямь Нараяной, я бы это понял. Но я понял иное. Он не только не Вишну, он вообще не этого мира. Понятия не имею, откуда он взялся, но будьте с ним оба осторожны! И с Арджуной, кстати, тоже. Он провел уйму времени в аскезах, стремясь получить возможности сверх человеческих, и я не поручусь, что его служение и впрямь было посвящено Господу Шиве.— Эх, была бы тут Она… Смахнула бы это заклятье как паутину, — с сожалением вздохнул Крапивник.— Серпьент, да что за Она? — не выдержал Рафаэль. — Ты о ней еще с болот талдычишь, а понять ничего невозможно.— А что я поделаю? — пожал плечами Хозяин Крапивы и сопредельного. — Я что мог — сказал. Есть Она. И Она уж никак не слабее этого… дхармаракшаса вашего позолоченного. А сила у нее… — на лице Серпьента отразилось удивление. — Да та же у Нее сила.— Стоп, — тряхнул головой Кэрна. — У Нее… та же сила, что у Кришны?!— Да, и правда, — кивнул Крапивник, вновь проводя ладонью по лицу Ашваттхамы, словно и впрямь смахивал паутину. — Только тут такое дело… И та же — и разная. Она вроде как чужая — и своя. И сила Ее такая же. А у него… кому, может, и хороша, а как по мне… Короче — фу таким быть.— О чем говорит справедливый дэв? — полюбопытствовал Ашваттхама.— Нам удалось узнать, что Сандер жив, — пояснил Рито. — Его спасла какая-то женщина и прятала в хижине на болотах. Серпьент считает ее необычной и очень могущественной, но сказать о ней толком ничего не может. Я знаю только, что она превратила простую траву в нарциссы. Эти цветы изображены на знамени династии Тагэре. Моему другу всегда дарили нарциссы в день его рожденья, но на тех болотах они не растут, да и не сезон был.— Если эта могущественная дэви так нежна с твоим митром, что создала для него его священный цветок там, где его не могло быть, чего ты тревожишься? — удивился Ашваттхама. — Вреда она ему точно не сделает. Ложись спать, Карна. Завтра у нас бой.— Я не Карна… Ладно, — вздохнул Рито, устраиваясь, где велели. Судя по тому, как Ашваттхама выговаривал его родовое имя, он просто не различал ?Карну? и ?Кэрну? на слух.Рука Ашваттхамы легла на лоб, словно нанося три полоски… опять забыл, как они называются.— Спи, — повторил воин-жрец.