3. Грехи прошлого (1/1)

На самом деле, только слишком наивные люди полагают, что индейцы никого не насилуют. Хотя, да, никто из Прерий, никто из земель посередине и с востока, никогда не насиловал женщину. Все происходит иначе, когда ты берешь себе её и когда понимаешь, чем все может обернуться. Белые женщины податливы, они шлюхи. Испанки более темпераменты. А вот те, кого ты захватил у таких, как ты сам, краснокожих, те другие. Хотя, что там говорить, лучше смотреть, или подсматривать, ведь сам Черная Луна таким занимался, когда отец решил взять вторую жену. Будем честны. После пятилетия Малой Стопы, отец оставил попытки, так как старший сын знал, как и когда врываться в типи, так как старший сын не желал видеть даже женщину шайеннов в женах у отца, помимо той, что подарила жизнь ему, а затем брату и отдала своё все им, чтобы только ее одну коснулась лихорадка ?белых?, собравшая обильный урожай из жизней в ту теплую зиму. - Господи, убей, - щека Черной Луны потерлась между лопаток женщины. Внутри все жгло, а внизу горело, сводило судорогой, тем не менее, он вышел, потерся между бедер пленницы и вновь проник, чтобы услышать не крик, но настоящий стон. Многие говорят о том, что индейцы несостоятельны в постели, потому славны в бою, но эта белая шлюха, раздвигавшая бедра перед ним каждый раз, стоит члену войти в лоно, опровергала все слухи. Черная Луна знал, что за ним наблюдают, не дети, остальные мужчины, которые ждут вердикта, которые высматривают не слабости женщины, но его самого – Черного. Луна пришла потом, когда он выследил волка и не убил его, а приручил. Сколько лет тогда было ему? Пятнадцать? Неважно, но хищник был славный, хоть старый, а за его шкуру Черный и получил имя Луны, потому что убил своего же брата по охоте, когда тот убил прирученного сыном вождя волка. Луна – второе имя; изменчивая, обманчивая, коварная и в то же время более правдивая, чем Солнца круг. Ведь Луна сразу показывает, что из себя представляет. Ее свет – призрак. Ее истина – ложь. Ее преданность – эгоистична.- Нет, нет, еще! - шлюхи. Все они не более чем шлюхи, потому что не в размере дело, а в подходе. Ты пронзаешь ее, чувствуешь, как по мышце течет твой и ее сок, и в то же время ласкаешь пальцами бугорок в основании половых губ, надавливаешь, закусываешь кожу, и это странным образом действует. И если бы не сей свершенный факт, то кем бы он был? Наверняка Убийца Пауни заставил бы старшего брата есть яички оленя или выпить из пузыря медведихи. - Еще немного, - бледнолицая шлюха сама опускает руку твою к себе между ног, закусывает губы, трется промежностью о твою и изворачивается на коленях, чтобы языком обхватить и спустить необрезанную плоть. Она старается, да. И возбуждение само собой приходит, чтобы изнасиловать, как любят говорить белые, невинную пленницу. - Уйди, - он просто ничего не чувствует к податливой кукле, к не человеку. Она – это даже не она; ему противно быть с женщиной, которая подставляет свой зад и орет при этом, что берут против воли, когда сладострастный голод читается в глазах. – Я сказал, уйди, - грубо оттолкнув распаленную желанием женщину, индеец поднялся на ноги, быстро завязывая шнуровку брючин, стараясь не думать о том, что ткань неприятно трется в паху, усугубляя его положение. Выйдя из типи и не поднимая взгляда, Черная Луна кивнул младшему брату, мол, твоя очередь. Что станет с бледнолицей шлюхой после всего? Наверное, захочет покончить с собой, но не сможет, ведь несколько пар глаз будут неусыпно следить за рабыней, чтобы по возвращении в деревню преподнести ее в качестве дара семье жены или вождю. Отходя на приличное расстояние от лагеря, шайенн нахмурился. Совсем не хочется получать эту в дар, пусть уж убьет сама себя, тратой ее жизнь не будет считаться, в конце концов сейчас она даже не существо живое, так, подстилка для десятка изголодавшихся по плотским утехам воинов. Из раздумий мужчину вырвал женский вскрик. Всего один звук, но яркий и пронзительный, который оборвался так, словно кто-то хотел с ним покончить, с потенциальном призывом о помощи. Черная Луна приблизился к лагерю. У типи собрались уже остальные воины, они обступили вход в палатку, из-под полога которой вышел Убийца Пауни. Левая рука до локтя была испачкана кровью. - Кусачая сучка попалась, - усмехнулся младший брат, обтирая руку о занавесь типи. Улыбка Убийцы Пауни столкнулась с недовольным взглядом старшего брата, однако не исчезла, а стала лишь шире и будто бы довольнее проделанной индейцем работой. – Что такое, Черная Луна, ты хотел опробовать эту белую еще раз до того, как мы отдадим ее в приданное сестре? – рассмеялся Убийца Пауни. Несколько воинов подхватили его смех, остальные промолчали и решили отойти в сторону, чьему примеру последовали спустя секунду и насмешники, когда Черная Луна приблизился к брату и взглянул на того сверху вниз. Младший никогда не отличался рослостью и складным телосложением, даже сейчас, будучи уже состоявшимся мужчиной их рода, их деревни, он уступал многим по физическим показателям, порой даже женщинам. Впрочем, недостаток роста компенсировался характером и особого рода качествами, что рождаются только у тех, кто стремится к славе и успеху. - Убери за собой, - кивнул в сторону палатки индеец и отошел от брата. Что он мог сказать? Что Убийца Пауни разбрасывается жизнями с легкостью, которая недостойна воина? Абсурд. Белая была шлюхой. Вещью. Никем. Как она сопротивлялась поначалу, как поносила каждого, кто хватал ее за соблазнительные выпуклости и улюлюкал, и как потом сама прогибала спину и подставляла себя, когда Черная Луна накрыл ее собой, не заботясь ни о комфорте, ни о наслаждении пленницы, лишь думая об одном – зудящем ощущении в паху и узле, что свернулся внизу живота, когда платье будущей рабыни порвалось на груди, а нелепая шнуровка стягивающего торс корсета лопнула. - Ты прав брат! Не будем оставлять следов и утопим их в реке! – кричал Убийца Пауни пока Черная Луна отходил от лагеря и закреплял за плечами лук. И удовлетворение, и нет. Странное чувство, пробудившееся вдруг, сжимало горло, давило на голову пульсацией в висках. Вряд ли вину он чувствовал по отношению к несчастной. А если не вину, то что?