2. Пастырь и Кроу (1/1)

- Отец, вы в порядке? – темные волосы упали на глаза, но Джозеф быстро убрал их за уши, затем приподнял голову Преподобного и постарался уложить как можно бережнее седовласого старика на свернутую впопыхах , что сам индеец сделал из собственной шляпы и . Какая разница как он сейчас выглядит в глазах Господа; какая разница, что под курткой он практически наг, так как рубашки его размера в ближайшем поселении не нашлось и пришлось оставить грубую ткань прошлого, сотканную умелицами деревни, вернее, ее останков. – С вами все в порядке? – шайенн положил ладонь на грудь старика и постарался прочувствовать сердце, затем только осознав, что это неправильно, это богомерзко и все то, что он делает, пусть будет полезно, однако не имеет под собой основу для существования пока он не примет воду в легкие и не очиститься от грехов. - Все хорошо. Хорошо. Нормально, - наконец, старик отозвался, чем вызвал вздох облегчения у индейца. Коул попытался подняться на локтях, но снова упал.- Отец. - Не называй меня так, я подвел тебя, Джозеф, - смотря в глаза уже мужчины, не юноши, как повторял он сам себе часто, Коул улыбнулся, провел пальцами по плечу шайенна и чуть сжал его. – Мне следовало послушать тебя, ведь…кхм, Странно все как будто вновь происходит. Только ты здесь и ты понимаешь Его волю.- Я понимаю, отец, но нам нужно уходить, - Джозеф попытался подняться старика, но затем быстро опустил и притих, когда же тот, кого он оберегал, захотел вставить хоть слово индеец приложил ладонь ко рту пастыря веры, точнее говоря просто закрыл тому рот и сам ссутулился до невозможного к земле, наблюдая, кажется, за одной лишь точкой. Той точкой был человек. И судьба его не была завидна, так как на поясе шайенна, пусть примкнувшего к культу христианства, но все еще находящемуся в собственной культуре и молящемуся разве что тотемам, на поясе были привязаны топор и нож. - Джозеф, прошу тебя, - руку, подступающую к рукояти томагавка, остановила не властная, зато крепкая ладонь и перехват пальцев Пастыря. – Мы можем уйти мирно.- Нет. Не можем, - индеец стряхнул с себя руку преподобного словно игрушку детскую выбросив. – Я говорил вам, что не стоит искать истину в апсалооке. Они грязны и двуличны, мой отец даже…, - Джозеф осекся, вновь почувствовал пальцы на своей руке. Несмотря на раны, Коул сжимал за предплечье шайенна так, как не хватала рысь за горло. Черная Луна опустил взгляд, затем оружие и постарался успокоить гнев, идущий изнутри. - Я знал, на что шел, сын, - Коул подтянулся на локтях, чуть поморщился; на помощь же сына ответил однозначным знаком – нет. – В тот день, я думал что сама смерть пришла, тем не менее это была даже не жизнь, и Бог, наш ВсеСоздатель, будет мне судьей. Но не тебе, Джозеф, - старик улыбнулся. – Ты поступишь верно, если просто выведешь нас, а не будешь уподоблен брату.Индеец тихо выругался на родном языке, затем перехватил уничижающий взгляд Преподобного и извинился:- Я не должен больше говорить так, верно? – спросил Черная Луна.- Отнюдь, сын, - усмехнулся Коул. – Порой слова молитвы лучше обличать в знакомую форму и в красивую, а ваш язык красив. Однако, - подхваченный на руки индейцем старик охнул, но не растерялся. – Однако, не все слова доходят до ушей Его, потому лучше быть лучше, уж прости меня за обилие слов. Я слишком устал. - Ничего, отец. Я понимаю, - Джозеф удобнее перехватил Преподобного, когда тот вновь погрузился в сон. Зная каждую тропинку, зная все пути, они вновь окажутся у реки, рядом с повозкой и лошадью, что привыкла к запаху Черной Луны благодаря чернозему, обмазанному на пальцы, навозу и барышнику. – Мы скоро будет там, куда вы направляетесь. Отец.И все-таки он оглянулся и на миг, на самый краткий миг позволил себе мечту и действие в мыслях, кое хотел бы свершить. Он бы один вышел? Да. Это просто. Особенно против кроу и против арикара, потому что они никогда не заботятся даже о собаках своих; подкормить недоволков и ты уже у загона, где пасется минимум голов сто, кобылы, кони и жеребята; но не за этим он бы пришел, он бы пришел за скальпом с чуба вождя и в этом не было бы ничего сложного, но сам факт свершенного поверг бы многих в шок, так как пальцы и ладонь обагрила тогда бы не только кровь вождя и шамана, но детей и жен, и сестер. Кого-нибудь он бы точно привел в свое жилище, ради продолжения и ради нового воина. - О чем ты думаешь, сын? – уже стоя на холме и укутываясь в стянутую с убитого врага рубаху, спросил Коул. - Ни о чем. Уже ни о чем. Иисус простит меня, как я прощу всех, кто отнял у меня многих.- Не слишком точно, но ты точно на пути согласия.